– Позаботься о своем Биче. Реми скоро проснется, и ты ему будешь нужна, – успела сказать Арианн, прежде чем выскользнула из комнаты.
После ухода Арианн Габриэль подождала у окна, пока сестра не появилась на дворе фермы. Когда Арианн приблизилась к мужу, тот отложил топор. Эти двое обменялись долгим взглядом, затем в один миг Арианн оказалась в объятиях Ренара. Он приподнял ее от земли, и они слились в страстном поцелуе.
Габриэль задумчиво наблюдала за ними, завидуя той любви, которая не нуждалась в словах, излечивала все недоразумения и боли и позволяла все начать сначала. Неужели когда-нибудь и они с Реми достигнут такой степени отношений друг с другом? Габриэль на цыпочках вернулась к своему месту у кровати. Реми по-прежнему лежал с закрытыми глазами, совершенно не воспринимая ее присутствие.
«Реми скоро проснется, и ты ему будешь нужна». Габриэль опустилась на колени подле кровати, уткнулась в одеяло и стала молиться, чтобы Арианн оказалась права.
Габриэль понятия не имела, сколько времени она простояла на коленях. Усталость дала о себе знать, и ее сморил сон. Она проснулась от ощущения, будто что-то коснулось ее волос. Ее сердце судорожно затрепетало, когда она поняла, что это Реми гладит ее по голове. Она выпрямилась и встретилась с его улыбающимся взглядом. Он все еще выглядел очень измученным, но в лице появились краски, и глаза прояснились.
– Реми! – Она вскочила на ноги. – Ты… ты проснулся. Как ты себя чувствуешь? Тебе больно? Ты чего-нибудь хочешь? Воды или, может, немного коньяка? Или… или хочешь, я налью тебе еще того снадобья, что приготовила Арианн?
В своем рвении она бросилась бы из комнаты, если бы Реми не сел и не удержал ее. Но он поплатился за свою прыть сильной болью. Габриэль тут же присела у кровати.
– Ну, зачем ты? – ругала она его, укладывая назад на подушку. – Лежи смирно.
– Ладно. Только… только ты не уходи, – проскрипел он. – Мне ничего не нужно сейчас, кроме…
– Кроме?..
Реми взял ее за руку и сжал так крепко, словно боялся, что стоит ему отпустить Габриэль, как она исчезнет прямо у него на глазах. Он изучал ее из-под ресниц, и она почувствовала себя ужасно неловко, стесняясь своего замызганного платья и спутанных волос. Было, наверное, глупо волноваться о своей внешности в такой момент, но слишком долго она считала, что красота была ее единственным даром.
– Должно быть, я напоминаю сейчас настоящую ведьму, – смущенно улыбнулась она.
– Да, немного усталую ведьму, – прошептал Реми. – Тебе следовало отдохнуть, а не сидеть подле меня всю ночь. Но я эгоистичный негодяй. Я так рад, что ты была здесь.
– Ты знал, что это была я? Я думала, ты принимал меня за Арианн.
– Я же знаю твои руки, Габриэль.
– Вот как. А я… я не была уверена. – От его слов у нее потеплело на душе. – Мне казалось, ты в полубреду. И я боялась, что ты снова погрузишься в один из своих кошмаров.
– Так оно и случилось бы, если бы не ты. Я видел твое лицо, озаряемое свечой. У тебя всегда получалось не подпускать ко мне кошмары.
– А мне думалось, что, наоборот, я стала для тебя кошмаром, – призналась она. – Реми, пожалуйста, поверь. Я так сожалею о каждом…
– Тихо, – скомандовал он, прервав ее нежным пожатием руки. – Об этом больше ни слова. Я ничуть не меньше тебя виноват в нашем ужасном расставании. У меня жуткий характер, и я легко прихожу в бешенство. Я это знал всегда. Но никогда не понимал, какой я твердолобый и как мучаю этим других. Не понимал, пока Волк любезно не указал мне на это.
– Дерзкий мальчишка, – возмутилась Габриэль. – Мартин не смел этого говорить.
– Еще как смел. Мальчишка не раз доказал мне свою дружбу. Он оказался самым верным другом в моей жизни. После тебя.
За свою жизнь Габриэль выслушивала много комплиментов, но никогда они не трогали ее так глубоко, как простые слова Реми. Он крепче сжал ее руку в своей.
– Но я до конца не осознавал, каким мерзким негодяем был, пока не ворвался в гостиницу и ты, увидев меня, не заплакала, не веря своим глазам.
– Там было столько дыма, Реми. Дым разъедал мне глаза.
– Ну да, разъедал, но не в дыме же дело. Я никогда не забуду, как ты закричала: «Ты пришел за мной»! Словно уже не верила, что я за тобой вообще вернусь. Решила, что я действительно откажусь от тебя ради Наварры.
– Нет, все не совсем так, Реми. – Габриэль наклонилась вперед, осмелившись наконец прикоснуться к нему. Она осторожно погладила озабоченную складку на его лбу. – Я никогда не сомневалась, что ты вернешься за мной. Ты поклялся мне, а ты всегда держишь свое слово, но… – она задумалась и робко продолжила: –…дни шли, и я не знала, где ты, и начала немного волноваться.
– Я пытался отыскать ту злую женщину.
– Знаю. Мне сказала Арианн. Взгляд Реми потемнел от переживаний.
– Надо было не просто вызволить тебя оттуда. Я хотел найти возможность снять с тебя обвинения, чтобы тебе не пришлось всю жизнь убегать от охотников на ведьм.
– Это почти неизбежно, если вспомнить о моем происхождении и обо мне самой, – устало засмеялась Габриэль. – Для меня это не так уж и важно, но мне неприятно, что и ты оказался замешанным в это. – Она сделала глубокий вздох, словно набираясь решимости. – И если ты сумеешь как-то откреститься от связи со мной, я хочу, чтобы ты так и сделал.
Реми нахмурился и начал ей возражать, но Габриэль прикрыла ему рот рукой.
– Нет, Реми. Послушай меня. Я понимаю, как ты расстроился из-за необходимости отложить побег Наварры. Боюсь, я всегда дико ревновала тебя к твоей преданности ему. Но твое чувство долга и твоя честь… Понимаешь, я, наверное, и не любила бы тебя так сильно, если бы ты был другим. Я не хочу изменять тебя.
Реми поцеловал кончики ее пальцев и отодвинул руку от своего рта.
– Думаю, Наварра первым поймет меня. Мой любвеобильный юный король не лишен мудрости, и это придает мне надежды. Как-то он сказал мне, что для мужчины нет ничего превыше долга перед женщиной, которую он любит. – Реми посмотрел на Габриэль с тем глубоко серьезным выражением, которое так давно завоевало ее сердце. – Но ты не мой долг, Габриэль. Ты моя любовь, моя жизнь, моя душа.
Сердце Габриэль переполняли эмоции, ее глаза наполнились слезами, угрожавшими вот-вот пролиться. Она попыталась наклониться, чтобы прикоснуться губами к его губам, но Реми остановил ее.
– Нет, подожди. Мне надо еще кое-то сделать.
Он поморщился и попытался сесть, собираясь встать с кровати, как будто всерьез думал, что она позволит ему это. Когда она непреклонно велела ему лежать смирно, он сердито вздохнул и послушался.
– Ладно, только тогда тебе придется помочь мне. Ты знаешь, где мои вещи? Моя седельная сумка?
– Все сложено в том углу.
– Отлично. – Он вздохнул еще раз. – Открой седельную сумку. Открыла? Тогда поищи там маленький кожаный кошелек.
Габриэль сделала, как он велел, и возвратилась к кровати с совершенно невесомым кошельком в руке. Реми больно было двигать раненой рукой, а развязать кошелек одной рукой ему не удалось. Пришлось отдать его Габриэль. Она вытряхнула содержимое на ладонь. Золотое кольцо.
– Это обручальное кольцо, – хриплым голосом объяснил он. – Посреди всего этого безумия у меня не хватило времени должным образом подойти к вопросу, и… и это лучшее из того, что я мог себе позволить.
Слезы хлынули из глаз Габриэль.
– Реми… – только и сумела она прошептать.
– Ты обвинила меня, что я всего лишь выполнял приказ короля. Понимаешь, я не мог допустить, чтобы ты всю оставшуюся жизнь думала так, поэтому решил сделать тебе предложение по всем правилам. Мне следует встать перед тобой на колено.
– И думать не смей об этом, – возразила Габриэль.
– Ладно. – Реми согласился с опечаленной улыбкой и взял ее за руку. – Придется так. Габриэль Шене, окажите мне честь…
– Да!
– Позволь же мне хоть договорить, – прорычал Реми. – Окажите мне честь стать моей женой, позвольте мне любить вас, заботиться о вас и защищать вас до конца наших дней.
– Да, да, – прошептала Габриэль. – И я буду любить и беречь тебя. – Ее рука дрожала, когда Реми взял кольцо с ее ладони и надел ей на палец.
Ее волосы хлынули на его лицо золотым ливнем, когда она нагнулась к нему, чтобы осторожно прикоснуться к его губам. Но Бич выдержал. Не обращая внимания на боль от раны, обнял ее за шею и притянул к себе, скрепив их помолвку пламенным поцелуем.
ЭПИЛОГ
Солнце пронизывало покрытые листвой кроны деревьев, рассеивая бриллианты из света по поверхности лениво текущей реки. Тишина, казалось, овладела лесом, который начинался сразу же за Бель-Хейвен. Тишину нарушало только журчание воды и случайные порывы ветра, шелестевшего в ветвях деревьев, словно сами древние деревья облегченно вздыхали, радуясь возвращению своей заблудшей дочери.
Габриэль прервала работу, чтобы вдохнуть свежий сосновый аромат, перемешивающийся с мягким ароматом диких цветов и тяжелым запахом самой земли. Никогда прежде она не думала, что сможет так ценить спокойную красоту своего дома на острове Фэр.
Возможно, это чувство обострялось от понимания того, что покой этот весьма скоротечен. Скорее всего, Симон Аристид и охотники на ведьм, поддержанные отрядами короля, когда-нибудь доберутся и сюда. Генрих Валуа непременно впал в ярость, узнав об атаке, предпринятой против Балафра, которого он уполномочил избавить Францию от ведьм. Остров Фэр больше не сможет служить приютом для женщин, которые многие годы стремились изучать древние знания и учить им, лечить и сохранять все лучшее из старинных способов врачевания.
Габриэль прогнала страхи прочь от себя, отказываясь думать о мрачном будущем в такой великолепный день. Она откинула волосы назад и разулась, окунув ноги в прохладу травы, погружаясь в волшебство острова Фэр, пока у нее не появилось ощущение, что энергия острова проникает в ее тело, поднимаясь от ступней вверх, и вызывает покалывание в руках.
Девушка снова овладела своим особенным волшебством. Когда она работала кистью, нанося сноровистые мазки на холст, установленный на мольберте перед нею, со стороны казалось, что ее руки двигались по собственной воле. Картина, близившаяся к завершению, была отчасти плодом ее воображения, на остальное ее вдохновил мужчина, растянувшийся в тени дерева.
Реми вполне благополучно оправился от своей раны. Его сонливость была вызвана скорее летним зноем или увлеченностью Габриэль, которая погрузилась в свою работу, предоставив ему погружаться в дремоту. Он расположился среди корней платана и оперся спиной на ствол старого «дракона», видно, тоже размякшего в такой ленивый летний полдень.
Реми не шевелился, пока Габриэль дописывала последние штрихи на холсте. Его разбудили упавшие веточки: две белки шумели и боролись за место на дереве выше по стволу. Или, возможно, это была просто прелюдия к их свадьбе. Мири бы сказала точно. Реми, потягиваясь и громко позевывая, сел. Он виновато улыбнулся Габриэль.
– Опять задремал? Извини. Не слишком из меня интересная компания для тебя. Или ты этого даже не заметила?
– Конечно, заметила. Но после ночных… – Тело Габриэль затрепетало, когда она вспомнила о ласках Реми. – Я подумала, тебе не вредно и отдохнуть.
– Хм-м! Скорее ты просто обрадовалась представившейся тебе возможности безмятежно поработать.
Услышав легкое раздражение в голосе Реми, Габриэль отложила кисть в сторону, легкой походкой подошла к нему и подала руку, помогая встать. Ее смутил вид руки с высохшими пятнами краски и коротко остриженными ногтями. Но Реми поднес ее руку к губам, как если бы она была все так же шелковиста и изысканна, как в дни ее пребывания при дворе.
– Боюсь, я скоро стану ревновать тебя к этому волшебству, которое полностью поглощает тебя, исключая из твоей жизни все остальное. – Несмотря на явное поддразнивание, она уловила в его взгляде гордость за нее, и это согрело ее больше, чем солнечные лучи. – Ну, так как? Мне наконец-то позволено взглянуть на творение мастера?
– Но я… я…
Габриэль заколебалась. Возвращение к живописи шло через неуверенность, пробы и ошибки. Свою первую после длительного перерыва картину она ревниво охраняла от других и особенно от Реми.
Но когда он легкой походкой пошел за ней к мольберту, она не попыталась остановить его. Он встал перед холстом, и она, затаив дыхание, с тревогой ожидала, пока он осмотрит ее работу.
– Габриэль! – задохнувшись, вскрикнул, Реми.
Ее сердце оборвалось.
– Тебе не понравилась, – воскликнула она. – Ты считаешь картину ужасной.
– Нет-нет, – поспешно заверил он ее. – Это… какое-то волшебство. У меня такое чувство, что я могу пройти прямо туда, в холст, но… но… – Он жестами беспомощно показывал на мольберт, не находя слов. – Ты нарисовала меня.
– Не совсем тебя. Я только использовала твое лицо.
– О нет, женщина, ты использовала намного больше, чем мое лицо, – произнес Реми с некоторым осуждением. – Черта с два! Габриэль, ты же нарисовала меня в чем мать родила.
Габриэль встала рядом с Реми, критически разглядывая свою работу. Ей удалось передать всю красоту леса, окружающего их. Лошадь на картине пила воду из реки, седло и все снаряжение ее хозяина – меч, латы, одежда – были разбросаны поблизости. На переднем плане, в самом центре полотна, под деревом глубоким и крепким сном спал рыцарь. Он лежал на боку, положив голову на руку, свет и тень играли на его волосах. Хотя художница и изобразила его спящим, мощь и сила этого человека были очевидны, они проявлялись в его широких плечах, мускулистой груди, крепких мускулистых руках и ногах, упругих ягодицах. Габриэль отобразила и его уязвимость, раскрывая ее в шрамах, которые избороздили его гладкую кожу, в усталости, отраженной на его лице, в позе, в которой он спал.
Память любящей женщины обнаруживалась в каждом штрихе.
Вовсе не на такую реакцию надеялась Габриэль, но она гордо вскинула голову.
– Я думаю, что это лучшая работа из мною написанных, – с вызовом сказала она.
– Да, это… все очень хорошо выполнено, но… – Реми явно пребывал в замешательстве. – Почему твой рыцарь голый? Я бы никогда… я хотел сказать, настоящий рыцарь никогда бы не разделся и не уснул бы в таком виде. Для него это означало бы полную беззащитность, он слишком уязвим для своих врагов.
– Рыцарь устал от своих приключений и сражений, – терпеливо объяснила Габриэль. – Было жарко, он еще и взмок под своими доспехами. Он искупался в прохладной реке и заснул под деревом. Это зачарованный лес, и он чувствует себя здесь в полной безопасности.
– Если он так измотан, тогда, почему у него так… так… – Реми неловко указал на довольно впечатляющее дополнение между ногами рыцаря.
– Все просто. Очевидно, им овладели приятные мечты о прекрасной даме, которую он любит.
– Но не могла бы ты хотя бы кустом каким-нибудь или какими-нибудь сорняками прикрыть это…
– Нет, не могла бы! Мне жаль, если ты оскорблен, но я не нахожу ничего позорного в великолепии мужского тела, особенно твоего.
– Я вовсе не оскорблен, любовь моя. – Реми взял ее за плечи и заговорил мягче: – Понимаешь, я даже польщен, если именно так ты меня видишь. Я действительно выгляжу так… так…
– Так хорошо? О да, вполне, – выдохнула Габриэль.
Губы Реми расплылись в неуверенной улыбке.
– Только есть одна проблема: как я посмотрю в глаза твоим сестрам, после того как они увидят это, – робко улыбнулся Николя, чем привел Габриэль в восхищение. Ее могущественный Бич действительно покраснел до корней своих волос и добавил со стоном: – Не говоря уже об издевательствах, которые я буду вынужден выносить от Волка и Ренара.
Габриэль обняла его за шею.
– Я вовсе не хотела смущать тебя, – попыталась она его успокоить. – Я писала эту картину только для себя как символ моей любви к тебе и символ возвращения моего дара. Я думала, что все потеряно навсегда после того, что сделал со мною Дантон. Но ты вернул меня к жизни.
Реми посмотрел на нее своими карими глазами.
– Никогда ни один мужчина не мог отнять у тебя твоего дара, Габриэль. И вовсе не я вернул его тебе. Он всегда оставался там, внутри тебя, просто тебе нужно было найти в себе силы вызвать его снова.
– Если бы не ты, мне никогда бы это не удалось. – Она ласково погладила его по щеке. – И не волнуйся. Никто никогда не увидит эту картину, только ты и я.
Реми порывисто поцеловал ее, поцелуй был жарким и настойчивым. Прижавшись к нему, Габриэль отвечала ему, но в душе ее снова сидела заноза. Она поклялась быть с Реми полностью честной, и ей хотелось бы не нарушать клятву. Тогда должна ли она рассказать ему о недавнем сне Мири?
Мирибель больше не снились кошмары о том, как Габриэль становится любовницей Генриха Наварского. Ее сон стал более четким, и она увидела лицо дамы, крадущейся в покои короля, другой белокурой красавицы, другой женщины по имени Габриэль.
Но в недавнем пророческом сне Мирибель увидела Париж в каком-то далеком будущем, где он стал городом таинственных огней, которые не были похожи на факелы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53