Конечно, Анрелу ничего не стоило развеять дурное настроение фермера, ведь ему частенько приходилось это делать во все годы своей жизни в Волдинге, однако и его оптимизм с недавних пор подвергался тяжелым испытаниям, так что, подчинившись порыву, он сделал то, чего никогда не делал, то есть сразу заговорил об интересующем его деле.
– Даффин, я насчет вашего сына.
– Да, сэр, в последнее время с ним много забот.
– Это не совсем его вина, – сказал викарий. – Нам ведь неведомо, что повлияло на него. Не стоит слишком на него наседать, а?
– Мне ни о чем таком не известно, сэр.
– А в прошлом? – спросил викарий. – Знаете, все начинается в прошлом. Иной раз мы даже не представляем, как все начинается. А прошлое бывает очень сильным. Человек страдает, не зная, что его страдания были ему предопределены. Разве все учтешь?
– Ничего такого не знаю, – только и ответил Даффин.
– Вы, наверняка, помните, приходил ли преподобный Артур Дэвидсон в ваш дом.
– Он-то, сэр? Нет, никогда.
– Вы часто с ним виделись?
– Только в церкви, сэр, – сказал озадаченный Даффин.
– Только в церкви, – повторил викарий. – Вы уверены?
– А как же иначе, сэр? А с Томми-то что он сделал?
– Вы абсолютно уверены – вам ведь известно, что о нем говорят, – вы абсолютно уверены, что он никогда ни при каких обстоятельствах не накладывал проклятие на вас или на ваш дом? Ничего не можете припомнить?
– Проклятие, сэр? – переспросил Даффин. – Проклятие? А зачем бы ему проклинать меня?
– Вам же известно, какие о нем ходят слухи, – ответил викарий. – Вы знали его. Вот и думайте.
– А что о нем говорят? – спросил Даффин.
– Что он не мог не делать кое-какие вещи.
– Ну да, сэр, как же. Я тоже слыхал. Но он же никогда такого не делал, правда, сэр?
– Похоже, он не был тем, за кого себя выдавал, – сказал викарий.
– Но как же он мог, сэр? Не мог же он проклясть Томми, а, сэр?
– Как знать.
– Вот оно что. А мы ведь даже слыхом о таком не слыхивали.
– Значит, вы уверены в том, что у него не было случая проклясть кого-то из вашей семьи?
– Разве что вместе с дюжиной других людей, ведь мы только и видели его, что в церкви. Я слышал, как он несколько раз делал оглашение перед венчанием. А вскоре совсем уехал.
– Значит, он венчал вас? – спросил викарий.
– Конечно же, он венчал, сэр. Никогда не забуду, как это было.
– Красивая служба, – вздохнул викарий.
– Да нет, сэр, я не о службе. Я о том, как он в конце говорил с нами на праязыке.
– На праязыке? – не понял викарий.
– Так тогда говорили, сэр. В конце службы он вдруг возвысил голос и произнес красивые слова. Вы бы слышали их, сэр!
– Какие слова?
– Вот уж не знаю, сэр. Они были не на нашем языке. Но вы, верно, слышали их, сэр, наверняка, слышали. У него звенел голос, когда он обращался к моей жене и ко мне, и те слова он произносил так, словно они были на его родном языке, словно они нравились ему самому. Нас задело за живое тогда, правда. Задело.
– Но все-таки как они звучали?
– Лучше спросите мою жену, – ответил Даффин. – Она-то запомнила. И часто напевает их. Так просто их трудно произнести, надо петь. В первый год она часто их пела. Сидит вечером и напевает, а ведь ни слова не знает на этом самом праязыке, сама не знает, что поет. Я тогда очень любил слушать, как она поет. Очень любил. Но ей было далеко до преподобного Дэвидсона. Вот уж у кого голос, так голос.
– Проклятие! – воскликнул Анрел.
– Никакого проклятия не было, сэр.
– Боюсь, что было.
Погрузившись в невеселые раздумья, викарий умолк, и фермер не посмел заговорить с ним; так они и простояли довольно долго.
– Даффин, – произнес наконец викарий, – мы же с вами законопослушные люди. И мы должны блюсти закон, каким бы он ни был.
– Ну конечно, сэр.
– Если во всем этом что-то есть, – сказал викарий, – если есть хотя бы намек на колдовство, вам известно, что законы против колдунов пока еще не отменены. Когда назначают судей, они сразу дают клятву наказывать за колдовство. Новый – старый, закон есть закон, и, Даффин, мы должны твердо держаться его. Если Томми поступает неправильно, наш долг остановить его.
Наконец-то фермер уразумел, куда викарий привел его своими странными вопросами.
– Сэр, если мой Томми совершает грех, я сегодня же вечером положу этому конец.
– Положите этому конец? – переспросил викарий, чувствуя, как его сердце освобождается от тяжкого груза, наверное, такое же чувство охватывает весной перед тем, как сойти снежным лавинам, склоны Альп.
– Положу этому конец, сэр, – подтвердил Даффин.
Глава четырнадцатая
СХОДКА У КОСТРА
В то время, когда викарий и Даффин беседовали на лугу, несколько юношей, словно гонимые колдовством, а на самом деле замыслом, о котором уже знал младший Даффин, уходили из деревни. Недалеко от фермы «Долина», принадлежавшей Даффинам, они собрались на склоне горы вокруг костра, разведенного возле самой зеленой изгороди. Кто-то стоял, кто-то сидел, кто-то таскал ветки; и всего их было десять или двенадцать парней, сверстников Томми, которые намеревались продумать план действий. Костер они развели, как говорили сами, чтобы приготовить еду на тот случай, если бы им пришлось задержаться; однако, если по правде, то костер придавал аромат тайны их замыслу, а их самих делал немного похожими на искателей приключений, которые покинули уютные дома и отправились в горы, чтобы поохотиться на человека. Эти юноши, которых соединил костер, сотворив из них банду, вышли охотиться на Томми Даффина. У каждого была веская причина присоединиться к банде, которая теперь собралась вокруг костра и постановила раз и навсегда покончить со свирелью, ибо все они часто вспоминали Томми Даффина одинокими вечерами, поначалу отрицая его необычную власть, потом ревнуя к этой власти, возможно поняв, когда это близко коснулось их самих, что Томми Даффин наделен ею благодаря слепому случаю; а одинокие вечера наполняли их размышления особой горечью. Все немало напечалились. И все же, собравшись вокруг костра, они заговорили не об этом. Парни из деревни забыли о собственных невзгодах, ибо в опасности был заведенный порядок жизни; нечто необычное вторглось в этот порядок и угрожало ему, поэтому они собрались вместе, они хотели защищать его, защищать привычную жизнь, которой угрожала мелодия, мучившая их по вечерам. Им вспоминалось время, когда ее не было, когда никто не ходил в темноте на гору, когда необычные желания не гнали людей на западный склон и вообще не было необычных желаний. Прошлое казалось прекрасным, и молодые фермеры поклялись вернуть его. Итак, они решили одновременно со всех сторон напасть на Томми Даффина, схватить его, отобрать свирель и положить конец таинственным желаниям, гнавшим деревенскую молодежь на гору. Подобно тому, как настоящий охотник сначала узнает привычки зверя, они тоже следили за Томми и знали наверняка, по какой дороге он пробирается вверх по склону горы и когда ждать его наверху. Каждый из парней встал на место, назначенное ему вожаком, которого звали Уилли Лэттеном. Живая изгородь начиналась в деревне и вела прямиком на Волд: слева от нее землю распахивали, а справа все оставалось таким же, как век и много веков назад, потому что склон был слишком крутым; вот там-то, в кустах шиповника, обычно и устраивался Томми Даффин со своей свирелью. Пяти парням надлежало спрятаться за изгородью и, едва зазвучит свирель Томми, незаметно подобраться к нему. Еще трое должны были заранее подняться повыше и затаиться немного правее за деревьями и кустами, чтобы Томми Даффин оказался прямо под ними, но ни он, ни девушки, рассаживавшиеся обычно ниже того места, которое облюбовал для себя музыкант, не заметили их. И троим предстояло подойти, прячась за ломоносами, из-за дома, в котором служила Лайли. Если Томми Даффин заметит хотя бы одного из них, все остальные должны не медля броситься на него. Они знали, какой дорогой он будет отступать. Им уже приходилось видеть, как, пугаясь чего-то в темноте, он поднимался выше и шел через лес на другую сторону горы, к Старым Камням. На этот случай не меньше полудюжины парней будут ждать его в лесу, может быть больше, если удастся уговорить кого-нибудь еще. Итак, Томми Даффину никуда не деться. Такими были планы банды парней, сошедшихся у костра, и приказания Уилли Лэттена, которые остальные восприняли как солдаты, или заговорщики, или рыцари, отправляющиеся на поиски приключений; нечто романтическое явилось в дыме костра и благословило их на подвиг. Однако, какими бы чудесными фантазиями ни одаривало парней прошлое, их план был сугубо практическим: романтика вдохновила их на создание плана, здравый смысл воплощал его в реальность – союз оказался могучим. Никто из знавших, где Томми Даффин обычно играет на свирели, не усомнился бы, что план продуман досконально и Томми не улизнуть.
Присматривать за костром остался один из парней, тогда как остальные разными путями отправились в деревню, притихшие и радостные из-за своей великой тайны. Работая, они почти все время молчали, потому что в мыслях были на сумеречном склоне Волда и исполняли задуманное.
Когда день подошел к концу, ведь и год в конце концов заканчивается, и длинные тени спустились с горы, Уилли Лэттен и его банда молодых парней выскользнули из своих домов, преобразившись так, как преображается пес, выходя на охоту. Местом сбора был круг из пепла, где утром горел костер. Захватив с собой бумагу и спички, они принялись собирать сухие прутья, но Уилли Лэттен остановил их. Не нужно огня, сказал он, потому что Даффин может увидеть дым над изгородью. Остальных это разочаровало, однако Уилли Лэттен сыграл на тяге своих ровесников к таинственному и на близости развязки. Нимало не медля, Уилли Лэттен послал шестерых парней в верхний лес, чтобы они заняли позицию на вершине Волда и не пустили Томми Даффина к Старым Камням; и они стали, пригнувшись, подниматься по склону, стараясь не показываться из-за живой изгороди. С ними отправились и те три парня, которые должны были неожиданно выйти из-за зарослей ломоносов на самом краю леса, где начиналась тропинка, что бежала по покрытому травой склону. Когда они ушли, Уилли Лэттен послал трех парней в деревню: они должны были идти следом за Томми, но не показываться ему на глаза, пока не получат сигнал. После этого, оставив еще трех парней возле потухшего костра, Уилли Лэттен вернулся в долину с южной стороны, чтобы самолично следить за Томми Даффином; кстати, в деревне мало кто из молодых или старых мог соперничать с Уилли Лэттен в тайной слежке.
Глава пятнадцатая
ОНИ ПРИШЛИ К СТАРЫМ КАМНЯМ ВОЛДИНГА
В тот день сразу, как стало темнеть, Томми Даффин потихоньку выскользнул из дома и не спеша пошел прочь, ускорив шаги лишь тогда, когда родители больше не могли видеть его из окон. Он шагал быстро, стараясь держаться незаметно, обходя дороги и полянки, предпочитая тень изгороди и деревьев, словно лис, бегущий по опушке; ловя на себе чужой взгляд, Томми застывал на месте, сливаясь с черной изгородью, но едва взгляд покидал его, он продолжал путь. Деревня оставалась позади, и обычно Томми удавалось покинуть ее незамеченным. Однако в этот вечер ему казалось, что он наделен мудростью дикой природы, знанием, отличающим диких существ от человека, и оно предупреждало его о слежке. Томми огляделся: все было как обычно, тем не менее он чувствовал на себе пристальный взгляд. Он сделал несколько шагов, после чего резко остановился и оглянулся. Никого. И все-таки неожиданно помудревший Томми чуял опасность.
Когда третья попытка обнаружить слежку оказалась безрезультатной, Томми, игнорируя свою новую мудрость, но не забывая о ней, отправился прямиком на Волд и поднимался наверх, пока вокруг не остались лишь высокая трава, эрика и шиповник, который как будто радостно здоровался с парнем. Усевшись там, где колючий кустарник скрывал его от окон Волдинга, и поглядев на дом, прятавшийся за дикими ломоносами, он поднес свирель к губам и призывно заиграл на ней. Едва звуки вечерней мелодии достигли гостиной, у Лайли захватило дух, ее старую хозяйку охватило волнение, потом викарий услышал мелодию и вздохнул, а она полетела дальше по деревне, будоража людей, и еще дальше, пока не стала почти неразличимой, но все еще продолжая будить странные фантазии в головах людей, которые даже не подозревали, что слышат ее. Лайли поставила поднос на стол и, не говоря ни слова, вышла из комнаты. На сей раз миссис Эрлэнд промолчала; у нее было время убедиться, что необыкновенная мелодия неподвластна ей так же, как, скажем, падающие метеориты. Викарий еще раз вздохнул. В деревне задумались о давно прошедших временах и старинных обрядах. Девушек потянуло на гору. Парней из банды Уилли Лэттена охватила нервная дрожь, как бывает, когда солдаты слышат вызов врага, неведомый им прежде. Томми заиграл вновь, и девушки прибежали к нему. Зная, что Лайли сидит рядом, а остальные расположились полукругом рядом с кустами шиповника, Томми стал потихоньку дуть в свою свирель, и из нее полилась мелодия, будящая воспоминания о лепете горных речек, каким он бывает во сне или в мечтах, об утреннем пении птиц на берегах, но таких птиц, которых мы не знаем и не узнаем никогда. Едва различимой была его мелодия, которая завлекала юных девушек, она была до того чарующей и необыкновенной, что, стихнув, оставила по себе воспоминание, как о сне, который исчезает, словно его не было, едва просыпаешься солнечным утром; ничего не осталось такого, что бы доказывало ее реальность, кроме расширенных зрачков в изумленных глазах покоренных девушек, внимавших Томми.
И он заиграл опять. На сей раз это было похоже на перекличку дроздов в далеких долинах; перебивая друг друга, они рассказывали счастливую сказку, слишком простенькую и незамысловатую для человека; и их голоса как будто доносились издали, из дальних долин, слишком дальних, чтобы звуки могли достичь наших ушей, они проникали в нас через воспоминания, которые хранятся в пыльном уголке среди других воспоминаний о прошлом. Пока восхищенные слушательницы сидели, не шевелясь, под стать шиповнику и терну, трое юношей, которые расположились ниже на склоне Волда, начали двигаться наверх.
Первой их заметила Лайли. Она вскочила и что-то крикнула Томми. Остальные девушки тоже повскакали с мест и, в гневе обернувшись, уставились на трех парней, словно обретя немножко от власти Медузы. Когда же они увидали парней, шедших к ним из зарослей ломоносов, и других парней, подходивших к ним с левой стороны, то застыли в нерешительности. Парни из банды Уилли Лэттена действовали по плану. Поднявшись с земли, Томми стоял, опустив правую руку со свирелью, тогда как Лайли вцепилась в его левую руку и пыталась тащить за собой. Однако Томми продолжал стоять с поднятой головой, как будто задумавшись и никого не замечая вокруг, хотя в голове у него не было ни одной мысли; он стоял неподвижно, с высоко поднятой головой, пока нечто с гор вливалось в его сердце.
Когда парни из банды Уилли Лэттена были уже совсем близко, Лайли поняла, что не может сдвинуть Томми с места, к тому же время все равно было потеряно, и она вновь, в последней надежде, доверилась ему; да и остальные девушки тоже стояли в растерянности, не произнося ни слова. Сначала парни шли медленно, но под конец заторопились. Тогда Томми Даффин вновь поднес свирель к губам и, едва парни окружили его, заиграл. Первые же звуки свирели оказали свое необычное действие на деревенских парней, и мыслями они полетели к ней, тогда как сами застыли на месте, до того ее мелодия была необычной; но вскоре они стряхнули с себя наваждение и сделали еще несколько шагов. И вот тут нечто таинственное из-за гор и из глубины веков поманило их, желая о чем-то рассказать, и они, внимая, опять встали как вкопанные. Теперь, казалось, громкая музыка звучала всюду, и они оглядывались, не понимая, откуда идет эта напасть, и ничего не видели, все же чувствуя, что из тьмы к ним приближается нечто в звуках, исторгаемых из свирели Томми Даффином. Неожиданно им стало ясно, что тайна гор и волшебство вечера обрели голос и говорят с ними. Не двигаясь, они внимательно слушали; их мысли унеслись далеко от утренней сходки у костра и от Томми Даффина, теперь они были заняты воспоминаниями столь давними, что им пришлось пройти через ворота, которые мы называем забвением, воспоминаниями о том, что было известно прапрадедам, старыми историями, которые жили в сказках, пока в них не поверили самые упрямые. Стоя на склоне Волда, деревенские парни вспоминали и вспоминали, а сгущавшаяся вокруг них вечерняя мгла была полна смысла, о котором прежде они и не догадывались. Все молчали, и девушки, и парни, разве что Томми Даффин играл на свирели, и ее звуки с великим вдохновением летели вдаль от одной тайны к другой. Потом наступила пауза, и Томми повернулся лицом к вершине горы и черному лесу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
– Даффин, я насчет вашего сына.
– Да, сэр, в последнее время с ним много забот.
– Это не совсем его вина, – сказал викарий. – Нам ведь неведомо, что повлияло на него. Не стоит слишком на него наседать, а?
– Мне ни о чем таком не известно, сэр.
– А в прошлом? – спросил викарий. – Знаете, все начинается в прошлом. Иной раз мы даже не представляем, как все начинается. А прошлое бывает очень сильным. Человек страдает, не зная, что его страдания были ему предопределены. Разве все учтешь?
– Ничего такого не знаю, – только и ответил Даффин.
– Вы, наверняка, помните, приходил ли преподобный Артур Дэвидсон в ваш дом.
– Он-то, сэр? Нет, никогда.
– Вы часто с ним виделись?
– Только в церкви, сэр, – сказал озадаченный Даффин.
– Только в церкви, – повторил викарий. – Вы уверены?
– А как же иначе, сэр? А с Томми-то что он сделал?
– Вы абсолютно уверены – вам ведь известно, что о нем говорят, – вы абсолютно уверены, что он никогда ни при каких обстоятельствах не накладывал проклятие на вас или на ваш дом? Ничего не можете припомнить?
– Проклятие, сэр? – переспросил Даффин. – Проклятие? А зачем бы ему проклинать меня?
– Вам же известно, какие о нем ходят слухи, – ответил викарий. – Вы знали его. Вот и думайте.
– А что о нем говорят? – спросил Даффин.
– Что он не мог не делать кое-какие вещи.
– Ну да, сэр, как же. Я тоже слыхал. Но он же никогда такого не делал, правда, сэр?
– Похоже, он не был тем, за кого себя выдавал, – сказал викарий.
– Но как же он мог, сэр? Не мог же он проклясть Томми, а, сэр?
– Как знать.
– Вот оно что. А мы ведь даже слыхом о таком не слыхивали.
– Значит, вы уверены в том, что у него не было случая проклясть кого-то из вашей семьи?
– Разве что вместе с дюжиной других людей, ведь мы только и видели его, что в церкви. Я слышал, как он несколько раз делал оглашение перед венчанием. А вскоре совсем уехал.
– Значит, он венчал вас? – спросил викарий.
– Конечно же, он венчал, сэр. Никогда не забуду, как это было.
– Красивая служба, – вздохнул викарий.
– Да нет, сэр, я не о службе. Я о том, как он в конце говорил с нами на праязыке.
– На праязыке? – не понял викарий.
– Так тогда говорили, сэр. В конце службы он вдруг возвысил голос и произнес красивые слова. Вы бы слышали их, сэр!
– Какие слова?
– Вот уж не знаю, сэр. Они были не на нашем языке. Но вы, верно, слышали их, сэр, наверняка, слышали. У него звенел голос, когда он обращался к моей жене и ко мне, и те слова он произносил так, словно они были на его родном языке, словно они нравились ему самому. Нас задело за живое тогда, правда. Задело.
– Но все-таки как они звучали?
– Лучше спросите мою жену, – ответил Даффин. – Она-то запомнила. И часто напевает их. Так просто их трудно произнести, надо петь. В первый год она часто их пела. Сидит вечером и напевает, а ведь ни слова не знает на этом самом праязыке, сама не знает, что поет. Я тогда очень любил слушать, как она поет. Очень любил. Но ей было далеко до преподобного Дэвидсона. Вот уж у кого голос, так голос.
– Проклятие! – воскликнул Анрел.
– Никакого проклятия не было, сэр.
– Боюсь, что было.
Погрузившись в невеселые раздумья, викарий умолк, и фермер не посмел заговорить с ним; так они и простояли довольно долго.
– Даффин, – произнес наконец викарий, – мы же с вами законопослушные люди. И мы должны блюсти закон, каким бы он ни был.
– Ну конечно, сэр.
– Если во всем этом что-то есть, – сказал викарий, – если есть хотя бы намек на колдовство, вам известно, что законы против колдунов пока еще не отменены. Когда назначают судей, они сразу дают клятву наказывать за колдовство. Новый – старый, закон есть закон, и, Даффин, мы должны твердо держаться его. Если Томми поступает неправильно, наш долг остановить его.
Наконец-то фермер уразумел, куда викарий привел его своими странными вопросами.
– Сэр, если мой Томми совершает грех, я сегодня же вечером положу этому конец.
– Положите этому конец? – переспросил викарий, чувствуя, как его сердце освобождается от тяжкого груза, наверное, такое же чувство охватывает весной перед тем, как сойти снежным лавинам, склоны Альп.
– Положу этому конец, сэр, – подтвердил Даффин.
Глава четырнадцатая
СХОДКА У КОСТРА
В то время, когда викарий и Даффин беседовали на лугу, несколько юношей, словно гонимые колдовством, а на самом деле замыслом, о котором уже знал младший Даффин, уходили из деревни. Недалеко от фермы «Долина», принадлежавшей Даффинам, они собрались на склоне горы вокруг костра, разведенного возле самой зеленой изгороди. Кто-то стоял, кто-то сидел, кто-то таскал ветки; и всего их было десять или двенадцать парней, сверстников Томми, которые намеревались продумать план действий. Костер они развели, как говорили сами, чтобы приготовить еду на тот случай, если бы им пришлось задержаться; однако, если по правде, то костер придавал аромат тайны их замыслу, а их самих делал немного похожими на искателей приключений, которые покинули уютные дома и отправились в горы, чтобы поохотиться на человека. Эти юноши, которых соединил костер, сотворив из них банду, вышли охотиться на Томми Даффина. У каждого была веская причина присоединиться к банде, которая теперь собралась вокруг костра и постановила раз и навсегда покончить со свирелью, ибо все они часто вспоминали Томми Даффина одинокими вечерами, поначалу отрицая его необычную власть, потом ревнуя к этой власти, возможно поняв, когда это близко коснулось их самих, что Томми Даффин наделен ею благодаря слепому случаю; а одинокие вечера наполняли их размышления особой горечью. Все немало напечалились. И все же, собравшись вокруг костра, они заговорили не об этом. Парни из деревни забыли о собственных невзгодах, ибо в опасности был заведенный порядок жизни; нечто необычное вторглось в этот порядок и угрожало ему, поэтому они собрались вместе, они хотели защищать его, защищать привычную жизнь, которой угрожала мелодия, мучившая их по вечерам. Им вспоминалось время, когда ее не было, когда никто не ходил в темноте на гору, когда необычные желания не гнали людей на западный склон и вообще не было необычных желаний. Прошлое казалось прекрасным, и молодые фермеры поклялись вернуть его. Итак, они решили одновременно со всех сторон напасть на Томми Даффина, схватить его, отобрать свирель и положить конец таинственным желаниям, гнавшим деревенскую молодежь на гору. Подобно тому, как настоящий охотник сначала узнает привычки зверя, они тоже следили за Томми и знали наверняка, по какой дороге он пробирается вверх по склону горы и когда ждать его наверху. Каждый из парней встал на место, назначенное ему вожаком, которого звали Уилли Лэттеном. Живая изгородь начиналась в деревне и вела прямиком на Волд: слева от нее землю распахивали, а справа все оставалось таким же, как век и много веков назад, потому что склон был слишком крутым; вот там-то, в кустах шиповника, обычно и устраивался Томми Даффин со своей свирелью. Пяти парням надлежало спрятаться за изгородью и, едва зазвучит свирель Томми, незаметно подобраться к нему. Еще трое должны были заранее подняться повыше и затаиться немного правее за деревьями и кустами, чтобы Томми Даффин оказался прямо под ними, но ни он, ни девушки, рассаживавшиеся обычно ниже того места, которое облюбовал для себя музыкант, не заметили их. И троим предстояло подойти, прячась за ломоносами, из-за дома, в котором служила Лайли. Если Томми Даффин заметит хотя бы одного из них, все остальные должны не медля броситься на него. Они знали, какой дорогой он будет отступать. Им уже приходилось видеть, как, пугаясь чего-то в темноте, он поднимался выше и шел через лес на другую сторону горы, к Старым Камням. На этот случай не меньше полудюжины парней будут ждать его в лесу, может быть больше, если удастся уговорить кого-нибудь еще. Итак, Томми Даффину никуда не деться. Такими были планы банды парней, сошедшихся у костра, и приказания Уилли Лэттена, которые остальные восприняли как солдаты, или заговорщики, или рыцари, отправляющиеся на поиски приключений; нечто романтическое явилось в дыме костра и благословило их на подвиг. Однако, какими бы чудесными фантазиями ни одаривало парней прошлое, их план был сугубо практическим: романтика вдохновила их на создание плана, здравый смысл воплощал его в реальность – союз оказался могучим. Никто из знавших, где Томми Даффин обычно играет на свирели, не усомнился бы, что план продуман досконально и Томми не улизнуть.
Присматривать за костром остался один из парней, тогда как остальные разными путями отправились в деревню, притихшие и радостные из-за своей великой тайны. Работая, они почти все время молчали, потому что в мыслях были на сумеречном склоне Волда и исполняли задуманное.
Когда день подошел к концу, ведь и год в конце концов заканчивается, и длинные тени спустились с горы, Уилли Лэттен и его банда молодых парней выскользнули из своих домов, преобразившись так, как преображается пес, выходя на охоту. Местом сбора был круг из пепла, где утром горел костер. Захватив с собой бумагу и спички, они принялись собирать сухие прутья, но Уилли Лэттен остановил их. Не нужно огня, сказал он, потому что Даффин может увидеть дым над изгородью. Остальных это разочаровало, однако Уилли Лэттен сыграл на тяге своих ровесников к таинственному и на близости развязки. Нимало не медля, Уилли Лэттен послал шестерых парней в верхний лес, чтобы они заняли позицию на вершине Волда и не пустили Томми Даффина к Старым Камням; и они стали, пригнувшись, подниматься по склону, стараясь не показываться из-за живой изгороди. С ними отправились и те три парня, которые должны были неожиданно выйти из-за зарослей ломоносов на самом краю леса, где начиналась тропинка, что бежала по покрытому травой склону. Когда они ушли, Уилли Лэттен послал трех парней в деревню: они должны были идти следом за Томми, но не показываться ему на глаза, пока не получат сигнал. После этого, оставив еще трех парней возле потухшего костра, Уилли Лэттен вернулся в долину с южной стороны, чтобы самолично следить за Томми Даффином; кстати, в деревне мало кто из молодых или старых мог соперничать с Уилли Лэттен в тайной слежке.
Глава пятнадцатая
ОНИ ПРИШЛИ К СТАРЫМ КАМНЯМ ВОЛДИНГА
В тот день сразу, как стало темнеть, Томми Даффин потихоньку выскользнул из дома и не спеша пошел прочь, ускорив шаги лишь тогда, когда родители больше не могли видеть его из окон. Он шагал быстро, стараясь держаться незаметно, обходя дороги и полянки, предпочитая тень изгороди и деревьев, словно лис, бегущий по опушке; ловя на себе чужой взгляд, Томми застывал на месте, сливаясь с черной изгородью, но едва взгляд покидал его, он продолжал путь. Деревня оставалась позади, и обычно Томми удавалось покинуть ее незамеченным. Однако в этот вечер ему казалось, что он наделен мудростью дикой природы, знанием, отличающим диких существ от человека, и оно предупреждало его о слежке. Томми огляделся: все было как обычно, тем не менее он чувствовал на себе пристальный взгляд. Он сделал несколько шагов, после чего резко остановился и оглянулся. Никого. И все-таки неожиданно помудревший Томми чуял опасность.
Когда третья попытка обнаружить слежку оказалась безрезультатной, Томми, игнорируя свою новую мудрость, но не забывая о ней, отправился прямиком на Волд и поднимался наверх, пока вокруг не остались лишь высокая трава, эрика и шиповник, который как будто радостно здоровался с парнем. Усевшись там, где колючий кустарник скрывал его от окон Волдинга, и поглядев на дом, прятавшийся за дикими ломоносами, он поднес свирель к губам и призывно заиграл на ней. Едва звуки вечерней мелодии достигли гостиной, у Лайли захватило дух, ее старую хозяйку охватило волнение, потом викарий услышал мелодию и вздохнул, а она полетела дальше по деревне, будоража людей, и еще дальше, пока не стала почти неразличимой, но все еще продолжая будить странные фантазии в головах людей, которые даже не подозревали, что слышат ее. Лайли поставила поднос на стол и, не говоря ни слова, вышла из комнаты. На сей раз миссис Эрлэнд промолчала; у нее было время убедиться, что необыкновенная мелодия неподвластна ей так же, как, скажем, падающие метеориты. Викарий еще раз вздохнул. В деревне задумались о давно прошедших временах и старинных обрядах. Девушек потянуло на гору. Парней из банды Уилли Лэттена охватила нервная дрожь, как бывает, когда солдаты слышат вызов врага, неведомый им прежде. Томми заиграл вновь, и девушки прибежали к нему. Зная, что Лайли сидит рядом, а остальные расположились полукругом рядом с кустами шиповника, Томми стал потихоньку дуть в свою свирель, и из нее полилась мелодия, будящая воспоминания о лепете горных речек, каким он бывает во сне или в мечтах, об утреннем пении птиц на берегах, но таких птиц, которых мы не знаем и не узнаем никогда. Едва различимой была его мелодия, которая завлекала юных девушек, она была до того чарующей и необыкновенной, что, стихнув, оставила по себе воспоминание, как о сне, который исчезает, словно его не было, едва просыпаешься солнечным утром; ничего не осталось такого, что бы доказывало ее реальность, кроме расширенных зрачков в изумленных глазах покоренных девушек, внимавших Томми.
И он заиграл опять. На сей раз это было похоже на перекличку дроздов в далеких долинах; перебивая друг друга, они рассказывали счастливую сказку, слишком простенькую и незамысловатую для человека; и их голоса как будто доносились издали, из дальних долин, слишком дальних, чтобы звуки могли достичь наших ушей, они проникали в нас через воспоминания, которые хранятся в пыльном уголке среди других воспоминаний о прошлом. Пока восхищенные слушательницы сидели, не шевелясь, под стать шиповнику и терну, трое юношей, которые расположились ниже на склоне Волда, начали двигаться наверх.
Первой их заметила Лайли. Она вскочила и что-то крикнула Томми. Остальные девушки тоже повскакали с мест и, в гневе обернувшись, уставились на трех парней, словно обретя немножко от власти Медузы. Когда же они увидали парней, шедших к ним из зарослей ломоносов, и других парней, подходивших к ним с левой стороны, то застыли в нерешительности. Парни из банды Уилли Лэттена действовали по плану. Поднявшись с земли, Томми стоял, опустив правую руку со свирелью, тогда как Лайли вцепилась в его левую руку и пыталась тащить за собой. Однако Томми продолжал стоять с поднятой головой, как будто задумавшись и никого не замечая вокруг, хотя в голове у него не было ни одной мысли; он стоял неподвижно, с высоко поднятой головой, пока нечто с гор вливалось в его сердце.
Когда парни из банды Уилли Лэттена были уже совсем близко, Лайли поняла, что не может сдвинуть Томми с места, к тому же время все равно было потеряно, и она вновь, в последней надежде, доверилась ему; да и остальные девушки тоже стояли в растерянности, не произнося ни слова. Сначала парни шли медленно, но под конец заторопились. Тогда Томми Даффин вновь поднес свирель к губам и, едва парни окружили его, заиграл. Первые же звуки свирели оказали свое необычное действие на деревенских парней, и мыслями они полетели к ней, тогда как сами застыли на месте, до того ее мелодия была необычной; но вскоре они стряхнули с себя наваждение и сделали еще несколько шагов. И вот тут нечто таинственное из-за гор и из глубины веков поманило их, желая о чем-то рассказать, и они, внимая, опять встали как вкопанные. Теперь, казалось, громкая музыка звучала всюду, и они оглядывались, не понимая, откуда идет эта напасть, и ничего не видели, все же чувствуя, что из тьмы к ним приближается нечто в звуках, исторгаемых из свирели Томми Даффином. Неожиданно им стало ясно, что тайна гор и волшебство вечера обрели голос и говорят с ними. Не двигаясь, они внимательно слушали; их мысли унеслись далеко от утренней сходки у костра и от Томми Даффина, теперь они были заняты воспоминаниями столь давними, что им пришлось пройти через ворота, которые мы называем забвением, воспоминаниями о том, что было известно прапрадедам, старыми историями, которые жили в сказках, пока в них не поверили самые упрямые. Стоя на склоне Волда, деревенские парни вспоминали и вспоминали, а сгущавшаяся вокруг них вечерняя мгла была полна смысла, о котором прежде они и не догадывались. Все молчали, и девушки, и парни, разве что Томми Даффин играл на свирели, и ее звуки с великим вдохновением летели вдаль от одной тайны к другой. Потом наступила пауза, и Томми повернулся лицом к вершине горы и черному лесу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19