Задержав дыхание, Мара прислушалась. Они пели!Слезы облегчения покатились по ее лицу: если бы верх одержали враги, то они приближались бы с боевыми кличами, готовясь перебить всех оставшихся в поместье воинов гарнизона. Если бы Бантокапи был убит или если бы Акоме пришлось отступить — отряд возвращался бы в молчании. Но нет, звенящие радостью голоса означали победу Акомы.Мара поднялась и жестом приказала слугам открыть дверь, ведущую на плац. Усталая, но уже сбросившая с плеч гнет неизвестности, она стояла у дверей, пока на виду не показалась колонна воинов; зеленый цвет их доспехов почти скрывался под слоем дорожной пыли. Офицерские плюмажи имели довольно по-трепанный и жалкий вид, но шаг воинов был ровным и уверенным, а песня звучала сильно и бодро. Возможно, кое-кто путался в словах — многие еще просто не успели их выучить, — но одно было ясно: Акома победила. Ветераны и новички распевали с одинаковым воодушевлением: сражение связало их новыми узами единства. Сладок был успех после того горя, что посетило дом какой-нибудь год тому назад.Бантокапи направился прямо к жене и поклонился; хотя поклон и не был глубоким, эта дань правилам приличия удивила Мару.— Жена моя, мы вернулись с победой.— Я счастлива, муж мой. Я так счастлива!Его, в свою очередь, поразила сердечность ее ответа. Вглядевшись в нее внимательнее, он заметил, что вид у нее нездоровый, и приписал это тяготам беременности.Испытывая непривычное замешательство, Бантокапи пояснил:— Это были псы из своры Минванаби и Кеотары, вырядившиеся, как серые воины. Они вздумали пройти вдоль тропы над нашими землями. Собирались напасть на нас перед рассветом, когда все спят.— Их было много, мой повелитель?Бантокапи стянул с головы шлем и перебросил его в руки ожидающему слуге. Обеими руками он взъерошил влажные, слипшиеся волосы; на его лице отобразилось полнейшее удовлетворение:— Ух, как приятно, что можно это скинуть. — Потом, вспомнив, что ему был задан вопрос, он очнулся:— А? Много ли? — Он призадумался. — Намного больше, чем я ожидал… — Оглянувшись через плечо и высмотрев Люджана, который вместе с Кейоком занимался разведением солдат по казармам, он заорал:— Сотник, сколько было нападающих, общим счетом?Над бедламом, царившим во дворе, прозвучал веселый ответ:— Триста, господин.Мара постаралась скрыть невольный трепет.— Три сотни… и все убиты или захвачены в плен! — с гордостью подхватил Бантокапи. Тут его, по-видимому, осенила новая мысль:— Люджан, а у нас какие потери?— Трое убиты, трое умирают, и еще пять тяжело ранены.Ответ прозвучал почти с таким же воодушевлением, из чего Мара сделала вывод, что рекруты Люджана хорошо показали себя в бою.Бантокапи радостно ухмыльнулся:— Как тебе это нравится, женушка? Мы ждали в укрытии, расположенном выше их стоянки, потом забросали их стрелами и камнями, а потом загнали прямиком на наши мечи и копья. Твой отец — и тот не проделал бы все это лучше, а?— Да, муж мой, ты прав. — Ответ дался ей с трудом, но это было справедливо. И на какое-то мимолетное мгновение ее обычное презрение и отвращение к супругу уступило место гордости за его деяние, совершенное ради блага Акомы.В сопровождении солдата по имени Шенг к ним подошел Люджан. В испытаниях минувшего дня он не растерял своей беспечной галантности: сначала приветственно улыбнулся Маре, а уж потом, отвесив положенный поклон, прервал бахвальство своего властителя:— Господин, этот человек может сообщить тебе нечто важное.Получив разрешение говорить и отсалютовав хозяину, солдат доложил:— Господин, один из пленных — мой родич, я хорошо его знаю. Он приходится сыном сестре жены брата моего отца. Он — не серый воин. Он поступил на службу в дом Минванаби.Мара слегка напряглась; реакция Бантокапи была бурной и шумной:— Ха! Я так и говорил. Тащи его сюда. На плацу образовалась некоторая суета, и вскоре дюжий стражник толкнул к ногам Бантокапи человека со связанными за спиной руками.— Ты — из Минванаби?Пленник не пожелал отвечать. Забыв о присутствии жены, Бантокапи ударил его ногой в голову. При всей ненависти Мары к Минванаби она вздрогнула. Сандалия с твердыми подковками снова врезалась в лицо пленника, и тот покатился по земле, оставляя за собой кровавый след.— Ты — из Минванаби? — повторил Бантокапи вопрос.Пленник ни в чем не признавался. Он верен своему господину, подумала Мара, борясь с приступом тошноты. Но ведь этого и следовало ожидать. Джингу не стал бы посылать слабых духом людей в столь рискованную вылазку: он мог сохранить и положение в обществе, и честь только при условии, что на него не возложат вину за предательское нападение. Однако скрыть истину было невозможно. Приблизился еще один солдат Акомы с подобной же историей; еще в нескольких серых воинах были опознаны солдаты Минванаби или его вассала из Кеотары. Бантокапи еще раз пнул ногой человека, распростертого на земле, но не добился ничего, кроме взгляда, исполненного ненависти.В конце концов, утомившись, Бантокапи изрек:— Этот глупец поганит землю Акомы. Повесьте его.Стоявший поблизости Кейок, сохраняя каменную неподвижность лица, не сказал ни слова. Предав пленных солдат позорной публичной казни, Бантокапи наносил властителю Минванаби тяжелейшее оскорбление. Военнопленные либо удостаивались почетной смерти от меча, либо становились рабами. Только когда застарелая, не знающая пощады кровная месть переходила все мыслимые пределы взаимного озлобления, человек мог позволить себе такой плевок в лицо врагу. Похвалиться подобным деянием значило накликать на свою голову куда более жестокое возмездие… и в конце концов союз с Анасати уже окажется недостаточной защитой роду Акома. Мара понимала, сколь высоки ставки в этой игре. Если Джингу раздразнить до неистовства, то в следующий набег будут снаряжены не триста солдат, одетых как серые воины, а три тысячи закованных в броню легионеров, носящих оранжевый и черный цвета Минванаби; они, как стая ядовитых насекомых, слетятся на землю Акомы. Мара увидела, как Кейок потирает пальцем подбородок, и поняла, что их заботит одно и то же. Она должна попытаться переубедить мужа.— Господин мой, — проговорила Мара, коснувшись влажного рукава Бантокапи.— Они всего лишь солдаты, исполняющие приказ хозяина.В глазах властителя Акомы вспыхнул холодный злобный огонь.— Вот эти? — спокойно спросил он. — Ну что ты, жена, они же просто серые воины, бандиты и разбойники. Я ведь спросил у одного из них, не состоит ли он на службе у Минванаби, ты же сама слышала. Если бы он ответил, я оказал бы ему честь, убив собственным мечом. Но он всего лишь преступник, не заслуживающий ничего, кроме веревки, разве не так? — Тут он широко улыбнулся и крикнул своим людям на плацу:— Выполняйте, что вам приказано.Солдаты Акомы поспешили за веревками, и пленников погнали к деревьям на обочине Имперского тракта. Одному из мастеровых приказали соорудить надлежащую вывеску, чтобы всем и каждому стало известно о позоре казненных. К закату последний из них будет уже болтаться в петле.Солдаты, не участвовавшие в приготовлениях к казни, разошлись по казармам. Входя в дом, Бантокапи не стал снимать сандалии, и, когда он круто обернулся, чтобы позвать слуг, от дощечек пола отлетело несколько щепок: драгоценное дерево не было рассчитано на столь энергичные движения подкованных подметок. Сделав в уме заметку, что надо будет потом приказать рабу отшлифовать полы, Мара вернулась на свои подушки. Когда прибежали слуги, супруг не дал ей разрешения удалиться, поэтому ей пришлось остаться и наблюдать, как его освобождают от доспехов.Когда с него сняли кирасу, властитель Акомы, расправив мускулистые плечи, сказал:— Этот властитель Минванаби — тупица. Он думает оскорбить моего отца, убив сначала меня, а потом разделаться с тобой, со слабой женщиной! Он не знал, с каким солдатом имеет дело, верно? Как удачно это вышло, что ты выбрала меня, а не Джиро. Мой братец умен, но он не воин. — В глазах Бантокапи опять загорелся зловещий огонь, в котором Мара безошибочно угадывала искру чего-то большего, чем простая хитрость. Приходилось согласиться с тем, что сказал Бантокапи в ночь после свадьбы. Ее муж не был глупцом.Мара попыталась как можно мягче умерить его мальчишеское бахвальство:— Это действительно большая удача для Акомы, господин мой, что сегодня ею правит воин.Бантокапи так и распирало от спеси, и похвала жены немало этому способствовала. Он отвернулся, передавая слуге последнюю часть доспехов, но потом вгляделся в свои перепачканные пальцы и внезапно ощутил всю усталость, накопившуюся за два минувших дня.— Я буду долго отмываться в ванне, жена моя, а потом составлю тебе компанию за вечерней трапезой. Я решил сегодня не наведываться в город. Боги не одобряют избытка гордости, и, возможно, сделано уже достаточно, чтобы взбесить Джингу. Благоразумнее будет не дразнить его еще больше.Он шагнул к дверям, чтобы ветерок, доносящийся из сада, обсушил его влажную кожу. Мара в молчании наблюдала за ним. Силуэт его приземистого тела с кривыми ногами на фоне желтого вечернего неба производил несколько комическое впечатление, но ей было не до смеха. Когда Бантокапи удалился, Мара уставилась на грязный ворох одежды, который оставил на полу ее супруг. Мысли у нее были самые мрачные, и она не услышала, как вошла я остановилась рядом Накойя. Тихо, почти беззвучно, ее старая няня шепнула:— Если ты собираешься убить его, госпожа, то поторопись. Он намного умнее, чем ты предполагала.Мара лишь кивнула в ответ. Про себя она уже считала часы. Не раньше, чем родится ее дитя. Не раньше. *** — Мара!..Голос раскатился по всему дому. Служанки помогли жене властителя Акомы подняться с подушек. Она была уже на полпути к выходу, когда дверь открылась и вошел Бантокапи с побагровевшим от раздражения лицом.Мара поклонилась:— Я иду, Банто.Он поднял мясистую руку и потряс в воздухе стопкой бумаг; каждая из них была испещрена рядами мелко написанных цифр.— Что еще за новости? Когда я проснулся, все это громоздилось у меня на столе!Он громко топнул ногой и сразу стал похож на разъяренного нидру-быка. Сходство усиливали его налитые кровью глаза — следствие излишеств, которым он предавался в дружеской компании минувшей ночью.Несколько молодых солдат — вторые и третьи сыновья из семей, верных властителю Анасати, — сделали остановку на пути в Равнинный Город, чтобы нанести визит Бантокапи. Беседа с ними затянулась на много часов, ибо их дома принимали участие в пополнении гарнизонов для весенней кампании против варваров, населяющих мир за магическим коридором — Мидкемию. Наступил третий год войны; рассказы о богатствах Мидкемии побудили несколько политически нейтральных домов присоединиться к Военному Альянсу. Такие перемены резко обострили противостояние Партии Войны и консервативной Имперской Партии; Борьба за влияние в Высшем Совете день ото дня становилась все более ожесточенной. Властитель Минванаби был подлинным столпом Партии Войны, во главе которой стоял Имперский Стратег, тогда как властитель Анасати был центральной фигурой в Имперской Партии, а это положение считалось весьма престижным, поскольку его мог достигнуть лишь вельможа, связанный с Императором узами кровного родства.Не обученный хорошим манерам, которые отличали его имперских родичей, Бантокапи швырнул бумаги жене:— Что, по-твоему, я должен со всем этим делать?— Супруг мой, это ежемесячные домашние расчеты, бюджет на три месяца, донесения от управляющих твоими имениями и описи тамошнего имущества… — Опустив глаза, она посмотрела, какие документы рассыпаны вокруг ее лодыжек.— Ах да, и еще планы заказов на шкуры нидр на следующий год.— Но я-то почему должен с этим возиться? — Ее муж в сердцах простер руки к небесам.Бантокапи получил именно такое воспитание, какое подобало третьему сыну знатного вельможи. Предполагалось, что он станет профессиональным военным, вроде Кейока или Папевайо, или же возьмет в жены дочь какого-нибудь богатого купца, стремящегося породниться с могущественным домом. Но теперь, когда он занял Столь высокое положение, стало очевидно, что к управлению большим домом он не готов.С большим терпением Мара постаралась собрать рассыпанные документы.— Ты должен прочесть эти донесения. Утвердить их, отвергнуть или исправить, а потом вернуть тому служащему, который их прислал.— А Джайкен на что у нас?— Он сможет дать тебе разумный совет, Банто.У Мары снова шевельнулась надежда, что ей представится возможность снять с плеч мужа какую-то часть ответственности, но он только проговорил:— Прекрасно. После того как я поем, пусть Джайкен зайдет ко мне в кабинет.Не добавив ни слова, он забрал у жены документы и вышел.Мара подозвала посыльного:— Найди Джайкена.Хадонра явился, слегка запыхавшись и с пятнами чернил на руках. Насколько Мара могла понять, посыльный отыскал его во флигеле для писцов, в дальнем конце дома. Когда он выпрямился После поклона, Мара сообщила ему:— Джайкен, нашему властителю требуется твой совет при рассмотрении многих хозяйственных документов. Пожалуйста, зайди к нему, после того как он выкупается и поест.Джайкен принялся стирать с пальца чернильное пятно. Было видно, что перспектива поработать в обществе Бантокапи не вызывает у него воодушевления. Тем не менее он ответил:— Хорошо, госпожа.С добродушным юмором Мара наблюдала за ним.— Наш господин — новичок в коммерции, Джайкен. Вероятно, было бы лучше всего, если бы ты разбирал каждый документ медленно и очень подробно.Выражение лица Джайкена не изменилось, но в его глазах, казалось, зажегся свет:— Да, госпожа.Теперь и Мара слегка улыбнулась:— Потрать на это столько времени, сколько будет нужно. Я думаю, ты сумеешь найти достаточно тем для обсуждения в течение всего вечера и, возможно, даже части ночи.— Конечно, госпожа. — Энтузиазм Джайкена набирал силу. — Я прикажу, чтобы никто нас не беспокоил, пока господину Бантокапи требуется моя помощь.Джайкен всегда отличался умением схватывать мысль на лету. Мара весьма ценила это его свойство, но сейчас ничем не выразила своих чувств:— Правильно, Джайкен. Поскольку властитель проявляет интерес к хозяйственным делам, прихвати с собой любые документы, которые, на твой взгляд, могут понадобиться.С плохо скрытым восторгом Джайкен отчеканил:— Слушаюсь, госпожа!— Это все, — подвела итог Мара.Мановением руки отпустив хадонру, она несколько Мгновений постояла в задумчивости, стараясь припомнить, к каким бы еще делам привлечь внимание мужа. Но страх не отпускал ее ни на минуту. Она выбрала опасный путь: стоит оступиться хоть раз — и не будет ни закона, ни человека, который сможет ее защитить.Отрешившись от всего, она закрыла глаза и, как ей показалось, долго-долго перебирала в памяти заветы сестер Лашимы. *** Мара вздрогнула, услышав удар тяжелой руки Бантокапи по чьей-то незащищенной плоти. Завтра еще один раб будет щеголять синяком или подбитым глазом. Внутренне собравшись в ожидании неминуемого скандала, она не удивилась, когда Бантокапи, не постучав, откатил дверную створку и ворвался в комнату в полной боевой амуниции. Даже не пребывая во гневе, он редко соблюдал правила учтивости, на которую она имела право по своему рангу.— Мара!.. — заорал он.Его ярость готова была перелиться через край. Мара мысленно разразилась проклятием, потому что, не сняв подкованных сандалий, он во второй раз за неделю оставил щербины на полу ее покоев. К счастью, рабы, которым предстояло снова ровнять и шлифовать дощечки, не имели права роптать.Бантокапи остановился, шумно дыша.— Я уже сколько дней вожусь с этими «важными коммерческими делами», которые мне подсовывает Джайкен!.. Он твердит, что ими должен заниматься я сам! В первый раз за неделю я собрался помуштровать солдат, а когда устал жариться на солнцепеке, первое, что я нашел в кабинете… я нашел вот это! — Он швырнул на пол тяжелую кипу документов. — Хватит с меня! Кто корпел над всем этим до меня?Мара скромно потупилась:— Я, муж мой.Бантокапи был настолько ошеломлен, что даже бесноваться перестал.— Ты?..— До того как я попросила тебя стать моим мужем, я была правящей госпожой, — ответила Мара самым беспечным тоном, словно речь шла о вещах совершенно незначительных. — Тогда ведение хозяйства в поместье было моей обязанностью, а сейчас стало твоей.— Ну и ну! — Бантокапи был растерян вконец. — Но неужели я должен сам разбираться в каждой мелочи? — Он сорвал с головы шлем и кликнул слугу. Тот появился в дверях. — Принеси домашнюю тунику, — распорядился Бантокапи. — В этих доспехах я ни секунды больше не выдержу. Мара, помоги-ка мне.Мара тяжело поднялась и подошла к супругу, стоявшему с вытянутыми руками. Стараясь прикасаться к нему как можно меньше, ибо он был весьма грязен, она расстегнула застежки, скреплявшие переднюю и заднюю пластины кирасы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63