Н'Даннг и сам потянулся к шишке на затылке, и вдруг оба
рассмеялись, глядя друг на друга, таким забавным оказалось одинаковое
движение. Неловкости как не бывало, и, глядя в голубые глаза мальчишки,
Н'Даннг обнаружил, что уже не удивляется их странному цвету. Чужак
перестал быть чужаком.
- Пошли!
Он хлопнул нового товарища по плечу и вышел из дома.

Осень в тот год была на редкость холодная, дождливая. Ветер Сэн дул,
не переставая. Задолго до первых заморозков снялись с мест и поднялись на
крыло стаи камышовых уток, заселявших озера; два дня воздух полнился
птичьим криком и хлопаньем крыльев, а потом стало непривычно пусто и тихо
- улетели. Вслед за покинувшими озера птицами откочевали с равнины стада
диких коз, направляясь в долины западного предгорья - намного раньше
обычного срока. Как и следовало ожидать, зима оказалась еще хуже осени.
Холода наступили сразу, как только стал укорачиваться день, а когда
дни стали совсем коротки, на двор даже в хорошую погоду лучше было носа не
показывать. Солнце выползало на небо нехотя, еле-еле карабкалось по
пологому небосклону. Тень от восточных холмов накрывала половину долины:
только к полудню солнце поднималось достаточно высоко, чтобы перевалить
через холмы и заглянуть в деревню. А через каких-нибудь несколько часов
оно укатывалось за западные холмы, и тогда уже их тень расползалась по
долине. Правду говорят - нет ничего короче зимнего дня. Но пусть бы
показывалось солнце хоть так, ненадолго, а то все больше пасмурно, туман,
дождь. Ледяные ветры, срывающиеся с гор, приносили снежную заверть, а
сухие, без капли воды, грозы раскалывали на куски грязный лед неба.
Но хуже холодов и темноты была новая напасть: дракон, что объявился в
Колючем лесу. Столкнувшись с ним, жители деревни потеряли двоих, бобыля и
семейного; недосчитались яка, повозки и всего добра, которое на ней было.
Дракону лес понравился: он вырыл себе берлогу ближе к опушке и нападал на
проходившие мимо караваны. Как видно, вскорости эта дорога стал
пользоваться дурной славой, и путники, направляясь в город, старались
избегать ее. А из деревенских так никто в город и не попал - дракон
отрезал им путь через лес, а другого выхода из долины, пригодного для
повозок и вьючных яков, не было. Идти же пешими, перебираться через холмы,
неся на себе поклажу, и бросить семьи под боком у дракона, не решились.
Осенью они истратили весь запас соли, и теперь, чтобы засаливать
рыбу, придется выбраться в город летом, когда каждая пара рабочих рук на
счету. Но и это еще не было наибольшим злом. Когда караваны стали обходить
далеко стороной Колючий лес, а зима была в разгаре, и было так холодно,
что выпал снег и лежал уже не первую неделю, дракон нашел дорогу через
овраг.
Среди ночи вдруг громкие крики всполошили деревню. Дракону, быть
может, и раньше случалось наведываться в человеческие поселения за
добычей, потому что, как голоден он ни был, не стал ломиться в дома,
расшибая башку о бревна. Он бродил по улицам, выжидая, - утром нашли
повсюду его следы, - и ни одна из собак не осмелилась подать голос.
Неизвестно, что сделал бы он, если бы никто не попался ему на пути, но, на
свою беду, во двор вышла старая Шатта. Дракон разделался с ней мгновенно,
старуха не успела и вскрикнуть. Кричала ее дочь, которая тоже встала,
увидела, что матери нет, и вышла посмотреть, где она. А обнаружила
разломанный в щепки забор, расплющенную лепешку мяса вместо собаки и лужу
крови перед крыльцом.
Люди в деревне обеспокоились не на шутку. Женщины собрались в доме
старухи, голосили и причитали, оплакивая не столько Шатту, сколько
собственную беду. Теперь дракон-людоед не уйдет, пока не истребит всех,
говорили знающие люди; отвлечь его может только более легкая добыча.
Надеялись еще, что обойдется, и действительно, какое-то время дракон
находил пропитание за пределами долины. Но, когда решили, что он больше не
появится, наведался в деревню снова. На этот раз дракон разорил загон для
скота, покалечил и задавил полдесятка коз, а двух утащил. Тогда,
собравшись на сходку, решили оставлять ему раз в несколько дней козу - в
лесу, поближе к его логову, подальше от деревни.
Но все равно больше никто не спал спокойно по ночам, да и днем
поглядывали со страхом в сторону леса, не выйдет ли людоед. Зима, и верно,
оказалась плохой. Правду сказать, такой ужасной зимы еще не бывало.

Поначалу сидели все, тесно сбившись в кучу, чтобы теплее. От дыхания
изо рта клубами вырывался пар - так успел остыть дом за полдня, пока
хозяев не было. Дрова принесли с собой, подбрасывали в печь, не жалея, и
скоро она дышала на них раскаленным жаром, а кривые бока нагрелись так,
что пришлось убраться от них подальше. Афагор принес глиняный горшок,
полный снега, поставил на печь. Когда вода закипела, побросал в горшок
кругляши из пресного теста, пару луковиц. Разломил черствую лепешку.
Раздал всем деревянные ложки, которые при них вырезал долгими вечерами.
Зачерпнул варево, попробовал, вздохнул:
- Оно, конечно... Впрочем, больше ничего нет. Лопайте, парни.
Когда Афагор окреп настолько, что смог ходить, они с Влахом
перебрались от знахаря и поселились в доме одного из погибших. Дом был
старый, с покосившейся крышей, но это было жилище, и оно защищало от
холода, если не забывать подбрасывать в печь дрова. Афагор был еще плох,
ходил с трудом, шрам на боку болел, одолевала слабость после лихорадки.
Хорошая еда и тепло быстро вылечили бы его, но не было в деревне этой
зимой ни того, ни другого.
Афагор был странствующим сказителем. Бродил от города к городу, от
деревни к деревне, останавливался ненадолго, рассказывал сказки и истории,
слушал, что было порассказать у местных жителей, и шел дальше. Занятие не
то, чтоб прибыльное, если судить по его истрепанной одежке, однако ему не
надоедало. Рассудительный Эмонда как-то спросил его, в чем толк - бродить
то там, то тут, рискуя попасться лихим людям, или вот - дракону; ни
спокойной жизни, ни богатства. Но Афагор тогда лишь улыбнулся.
Это было еще до того, как он начал рассказывать свои истории.
Они с Влахом вовсе не собирались заходить в Озерную долину, даже не
знали, что там есть деревня. Дракон напал на них, когда они проходили мимо
леса, ранил Афагора, и они бежали от него в лес, понимая, что на равнине у
них не будет никакой возможности спастись. Влах недавно напросился в
спутники к сказителю: был он сирота из далекого поселка то ли на севере,
то ли на западе, они за это время успели столько раз переменить
направление, что не могли точно определить, где это было. Впрочем, ничего
хорошего Влах о своей родине не мог вспомнить, так что ему было
безразлично, где она находится.
Рана Афагора была серьезной, и ему повезло, что его заметили ребята.
Из-за того, что был слишком слаб, он и решил остаться на зиму в деревне.
Он не перенес бы ночевок прямо на земле, неизбежных в пешем странствии. В
деревне были такие, которые посматривали на него косо - лишний рот! - но
их было немного... Зима обычно еще и самое тоскливое время в году, а этой
зимой то в одном доме, то в другом собирались вечерами поговорить, - а
больше послушать Афагора.
Пламя свечи или огонь очага играли отблесками в его рыжих косматых
волосах, красные блики скользили по колючей щетине щек, съезжали за ворот.
Афагор рассказывал, опустив голову, лишь изредка поднимая ее, скользил
внимательным, чутким взглядом по лицам слушателей, и снова устремлялся и
голосом, и взглядом в невидимые прочим дали, откуда говорил с ними то
серьезно, то насмешливо. Когда вот так он задумывался, повесть его
становилась непонятной, и разобрать можно было только, что она о грустных
вещах. Но через некоторое время сказитель спохватывался, менял разговор, и
вскоре слушатели уже покатывались над крепкими шуточками и развеселыми
байками.
А все-таки, хоть и любили в деревне Афагора, как человека невредного
да веселого, однако считали тронутым. "Разве это ремесло? Только для
недостаточных умом людей и подходит", - рассуждали. Кто не считал его
безумцем, так это трое ребят. Н'Даннгу он и вовсе казался разумнее всех
прочих взрослых.
Мальчишкам Афагор рассказывал такое, чего никогда не говорил
взрослым.
- Увы, - вздыхал он, и ребята видели, что сказитель действительно
огорчен, - им нет дела до того, что случилось когда-то в далеких краях -
если только оно не было точь-в-точь похоже на то, что они видят каждый
день. Их мысли давно уже закрыты для неизведанного и чудесного; жизнь
сделала их глухими к прекрасному и необычайному - и, наверное, это
правильно, иначе они бы томились от тоски или ушли в странствия. И
все-таки жаль, потому что над байкой можно посмеяться и забыть, а истории,
прошедшие сквозь время и не утратившие своих чар - они не просто
развлекают, эти сказки. Но зачем я убеждаю вас, ведь вы и так готовы их
слушать! Вот рассказ о том, как некий отважный рыцарь победил Черного
принца, в нем все чистая правда - разумеется, кроме выдумки. Итак, очень
давно очень далеко отсюда...
Печь согревала их тела, но важнее был рассказ, который трогал теплом
их души. Н'Даннг наполовину слушал, наполовину замечтался о неведомой
прекрасной стране, где люди, должно быть, вдвое выше обычного - подстать
тем подвигам, которые они совершают. Хорошо бы и ему когда-нибудь попасть
туда, поглядеть на героев-великанов. Он так и сказал об этом.
Вышло довольно глупо, так что Н'Даннг не удивился, когда
расхохотались и Влах, и Эмонда, и мечтатель Кирк прыснул в кулак. Он сам
разулыбался от уха до уха, не обижаясь на друзей. Только Афагор к их
удивлению остался серьезным.
- Нет, - сказал он задумчиво, - люди, о которых я говорю, не
обязательно силачи и великаны, иногда они даже совсем маленького роста и
не отличаются особой храбростью - пока не дойдет до настоящего дела.
Неважно, насколько силен человек. И самые обычные люди подчас совершают
поступки, о которых потом слагают легенды. Добро и зло не бывают большими
и маленькими, добро - это всегда добро, а зло, пусть малое, все равно
послужит причиной большого горя. Как этот дракон в Колючем лесу, например.
- Разве это малое зло? - удивился Кирк. - Все считают, что хуже его и
быть ничего не может.
- Может, - вздохнул Афагор. - О драконах вообще разговор особый. Их
слишком много в этом мире, намного больше, чем в других мирах. Они просто
не дают жить человеку. Мы с вами живем в веке дракона, но, думаю, рано или
поздно настанет время, когда человеку придется решать - уничтожить
драконов или уступить и уйти самому.
- Куда уйти - в другой мир? - спросил Эмонда. - А есть другие миры?
- Узнаете когда-нибудь и про другие миры, - не захотел рассказывать
Афагор. - А уйти человек может только совсем. Это один из вечных вопросов,
и решения наполовину в нем быть не может. Ну ладно, слушайте теперь, как
два брата победили жестокого властителя...
- Погоди, Афагор, - перебил вдруг Н'Даннг, - расскажи нам лучше про
храбрых воинов, что сражаются с драконами.
- Не могу, - печально покачал головой сказитель. - Не сложили еще
таких историй... а, может быть, и не сложат.
Больше они ни о чем не говорили в тот вечер.

Зима перевалила за середину, но и коз в деревне осталось мало. По
мере того, как убывало небольшое стадо, таяли надежды людей благополучно
дожить до весны. Хмурым мужикам было не до сказок. Уже поговаривали о том,
как быть, если придется перебираться через холмы, уходить из долины
навсегда - хозяйство на себе не унесешь, да и тяжело начинать все сначала.
Мальчишки выбрались на озера рыбачить - забава забавой, а рыба пригодится.
Звали Афагора, но он не пошел. Они отсутствовали три дня, вернулись
довольные и гордые уловом, но дома их ждала беда.
Афагор снова лежал в горячке, открылась и кровоточила рана на боку.
Когда он очнулся, то рассказал неохотно, что пытался выследить дракона и
осмотреть его логовище. Но что увидел, рассказать не пожелал, только
сказал, что ему пришлось убегать, и тем самым он растревожил старую рану.
Сказитель спал или метался в горячке, а, придя в себя, не желал
разговаривать. Ребята собирались по привычке в его доме, сидели у постели
больного, говорили вполголоса ни о чем.
Н'Даннг держался особняком, в беседах не участвовал, подолгу смотрел,
не отрываясь, на огонь в очаге. Как-то, когда Афагор уснул, Н'Даннг
присоединился к друзьям, сказал тихо:
- Есть у меня к вам разговор, и не простой. Серьезное дело. Как
по-вашему, зачем Афагор дракона выслеживал? Жить становится все хуже и
хуже. Я по-разному думал, но выходит одинаково. Убить надо дракона.

Когда мальчишки в первый раз отправились к логову дракона, у них зуб
на зуб от страха не попадал. Казалось, что треск сухой ветки под ногой
слышен на весь лес, и они застывали на месте, считая, что их уже ничто не
спасет. Но все было тихо и ребята продолжали двигаться дальше. Теперь
вовсе не выглядело заманчивым побывать за оврагом, выбраться на опушку
леса. Ощущение близкой опасности заглушало все остальные чувства. Все же и
в тот раз они добрались до логова и видели с верхушек деревьев, как дракон
расправляется с очередной козьей тушей. Первая вылазка была не последней;
превозмогая страх, они отправлялись в лес и вскоре уже знали привычки
зверюги.
Дракон-людоед обитал прямо возле тропы, которая вела от деревни через
Колючий лес. Он переловил по обе стороны оврага все зверье, кроме самого
мелкого. Когда дракон был сыт и не спал, то шатался по лесу. Хоть он и был
толстокож, но колючек не любил и никогда не шел напрямик через кусты, а
предпочитал бродить по тропинкам, которых в лесу хватало.
Для осуществления своего замысла ребята выбрали самые густые и
колючие заросли во всем лесу. Принесли с собой толстые, прочные жерди и
сделали из них поперек тропы заслон: переплели жерди с деревьями по обе
стороны и укрепили. Загородка получилась высокой; вверху в ней оставили
окошко, достаточное, чтобы дракону просунуть голову. Н'Даннг и Влах
трудились над сооружением заслона, Эмонде досталась неблагодарная задача
притащить из деревни и удерживать в мешке козленка, чтобы тот не заблеял
раньше времени. Кирк сидел на дереве неподалеку и смотрел в сторону
драконовой берлоги.
- Эгей, Кирк! - позвал Влах. - Что он там?
- Жрет, - отозвался дозорный.
Старались вести себя тихо; впрочем, и стараться-то особо не
приходилось - кажется, что ни случись, не заставило бы их нашуметь или
заговорить в полный голос. Дрожь пробирала мальчишек до самых печенок.
Заслон со стороны, откуда должен был прийти дракон, был готов, и они
продолжили приготовления, тревожно прислушиваясь к малейшему шороху.
- Доел, - крикнул Кирк. - Теперь зубы чешет об дерево. Сломал ствол.
Издалека до них донесся треск и шум, затем злобный рев дракона.
- Свалилось ему на башку, - сообщил Кирк. - Крепкая она у него,
проклятье!
- Ничего, - буркнул Н'Даннг, стараясь унять противную дрожь. В горле
у него внезапно пересохло, как будто он жевал сухие листья. - Выпускай,
Эмонда!
Эмонда, продолжая держать козленка за ноги, высвободил его голову из
мешка. Перепуганный, тот завопил так, что, пожалуй, и в деревне могли
услышать, а сверху ему в ответ донесся пронзительный крик мальчишки:
- Пошел, пошел! Сюда идет!
- Ты тише там, - напомнил Н'Даннг, - Еще тебя заметит.
Дракон приближался, громко топая.
- Ори-ка посильней, дружок, - встряхнул Эмонда замолчавшего козленка.
Тот коротко взмекнул и умолк, но дракон уже выбрал единственную тропу,
которая вела к цели - ту самую, где сидели ребята. Он был все ближе; уже
слышно было, как у него урчит в брюхе. Ребята отодвинулись от заслона.
Сердца их стучали, словно наперегонки.
- Да где же он? - не выдержал Влах.
В это мгновение дракон добрался до загородки и унюхал добычу.
Преграда обозлила его неимоверно, он взревел и ударил по ней головой.
Жерди заскрипели, но выдержали удар.
- Если он не заметит окно.., - шепнул Эмонда побелевшими губами.
Но тут дракон увидел дыру. И немедленно просунул в нее голову.
С громким возгласом Н'Даннг выдернул колышек, которым крепился узел
на веревке. Узел развязался; туго натянутая веревка освободилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9