Сару начинал выводить из себя покровительственный тон Джинджер, в котором звучало: «Я подшучиваю над тобой и не собираюсь этого скрывать. С наивными дурочками иначе нельзя». Сара безнадежно покачала головой. Джинджер искренне полагала, что учить Сару жизни – ее крест и святая обязанность. Приблизительно такого же мнения придерживалась и мать Сары. Но ни та, ни другая не отдавали себе отчета в том, что малышке Саре уже не нужны поучения. Она уверенно стояла на ногах: работала, училась, да еще ухитрялась каждый месяц откладывать по нескольку долларов. Она была довольна своим существованием.
У нее были свои проблемы. Обыкновенные житейские и вполне решаемые проблемы. Как у всех остальных. Кроме Джинджер, пожалуй. Если правда, что в судьбе человека чередуются темные и светлые полосы, то Джинджер на всех парах пролетала свои черные полосы и застревала на светлых. Иногда Сара задумывалась: а приходилось ли ей когда-нибудь страдать?
– Послушай, Джин, – не очень уверенно начала она не зная, как лучше спросить об этом. – Если бы результат подтвердился, как бы ты поступила?
– Сообщила Мэтту и словила бы не слабый кайф, глядя на его рожу.
В те редкие мгновения, что Сара по-настоящему задумывалась о материнстве, эта перспектива ее не радовала. Она вспоминала собственное детство. После смерти отца мать старалась заменить девочке обоих родителей. Однако сочетать отцовскую суровость с материнской лаской, строгость с мелким попустительством, опеку с требовательностью оказалось столь же невозможным, как осуществление кругосветного плавания на плоту с бамбуковым шестом. Ничего хорошего из этого определенно не вышло Свои личные возможности Сара оценивала не столь высоко, чтобы лепить другого человека но своему образу и подобию.
А Джинджер она сказала:
– Нам хватило бы одного ребенка на двоих. Я бы ходила к вам в гости.
Джинджер похлопала ее по колену.
– Не говори глупостей. Из тебя получится хорошая мать.
– Я могу и подождать с этим.
«Я способна любить по-настоящему, – думала Сара. – Только бы встретить верного человека, который сам умеет любить».
Но мужчины, на которых можно положиться, попадаются в жизни столь же часто, как киоски с прохладительными напитками в центре Аравийской пустыни. Небольшой круг друзей, вместе с которыми она росла, с годами распался. Кто уехал учиться, кто обзавелся семьей. Нужно было обрастать новыми связями. Но все как-то не складывалось. Случайные встречи в колледже. Знакомства по телефону. Те, кто нравился ей, были уже заняты или просто не обращали на нее внимания.
Джинджер с довольной улыбкой наблюдала за подружкой, которая опять ушла в себя. Сара славная девчонка. Может быть, даже чересчур. Джинджер казалось порой, что невероятная наивность Сары своего рода щит, которым та ограждает себя от реальности. Джинджер считала необходимым время от времени встряхивать Сару своими шуточками, вытаскивать ее из мира иллюзий, в котором свойственно замыкаться подобному типу людей, больше размышляющих о том, какова должна быть действительность, нежели о том, какова она на самом деле. Слов нет, ей тоже иногда хотелось обнять подругу, поговорить с ней по душам, но вместо этого Джинджер прибегала к своим приемчикам «шоковой терапии» наподобие этого, с письмом из клиники, что так удачно сработал сейчас.
– Боюсь, я наступила на Пагсли, – тревожно произнесла Джинджер, изучая подметки своих кроссовок.
Сара, вздрогнув, бросила быстрый взгляд в дальний угол комнаты, где в пластиковом террариуме, точно доисторический ящер за стеклом музейной витрины, замерла зеленая игуана. В немигающих глазах ящерицы читалось холодное превосходство. Красавица Пагсли длиной в три фута перешла в наследство Саре от ее последнего друга, и, надо сказать, взаимная привязанность и доверие, установившиеся между Пагсли и Сарой, были гораздо сильнее тех чувств, что связывали девушку с прежним хозяином ящерицы.
Сара, упершись руками в бока, повернулась к подруге, всем своим видом давая понять, что ту ждет возмездие, Джинджер азартно подмигнула ей:
– Как я тебя раскочегарила?
– Умри, Вентура!
Сара с отчаянным воплем кинулась на Джинджер.
Настойчивый писк домофона прервал их возню. Джинджер высвободилась и нажала кнопку микрофона.
– Нам денежный перевод или хорошие новости? – с интересом осведомилась она.
Из переговорного устройства донесся едва слышный ответ:
– А как насчет секса?
Джинджер лукаво сощурилась и выдала:
– Просто мечтаю. Заждалась. Раздеться можешь за дверью, если хочешь.
За дверью Мэтт Бьюкенен раздеваться не собирался, тем более, что одежды на нем был самый минимум – майка и шорты, выставлявшие на обозрение великолепную, мускулистую фигуру тяжеловеса. При этом Мэтт вовсе не корчил из себя супермена, как другие качки. Не пыжился и не кичился своими бицепсами. Ничего такого. Трудно поверить, но парень, которому под силу отжать грузовик, отличался самым тихим покладистым нравом из всех знакомых Саре мужчин.
Сара собирала учебники в своей комнате, когда в гостиной жалобно заскрипела кушетка, на которую что-то обрушилось. Сара подхватила сумку и вышла к ним.
В гостиной стоял полный содом. Джинджер, брошенная на спину и прижатая могучими ручищами Мэтта, верещала:
– Ха! Счет три-два! – торжествующе провозгласила она, вырываясь.
Ей удалось расцепить его мертвую хватку, заведя назад указательный палец Мэтта, и даже положить его на лопатки.
– Сара, иди же сюда! Помоги мне справиться с этим чудовищем!
– Извините, но с меня сегодня достаточно, – ответила Сара, присаживаясь на край кушетки, чтобы собрать длинные каштановые волосы в конский хвост и перетянуть его резинкой.
А Джинджер и Мэтт уже обнимались. Смотрели они друг на друга с такой нежностью, какая бывает во взглядах влюбленных, когда их никто не видит. В глазах Мэтта, устремленных на Джинджер, светилась такая беззаветная, щенячья преданность, что Сара на мгновение позавидовала подруге. Сама она была не избалована поклонниками. Конечно, были ребята, которым она нравилась. И даже очень. Но никто еще не смотрел на нее так. Она знала, что однажды ее полюбят. Страстно и безоглядно. Может быть, это случится сегодня?
Они все вместе спустились в гараж. Мэтт обнял обеих девушек, шутливо прижимая их к себе.
Сара подошла к своему мотоциклу.
– Заехать за тобой после работы?
Джинджер кивнула.
– Сходим вечером вместе в пиццерию?
Сара попыталась ответить как можно небрежнее:
– Очень жаль, сегодня не могу. Я занята.
Но голос выдал ее волнение.
Мэтт легонько ущипнул ее.
– Ну ты даешь, Сара.
– Не выдумывай, Мэтт. Ничего особенного. Парень как парень. На работе познакомилась.
– Это тот, который на черном «порше»? – допытывалась Джинджер. Ей все надо было знать сразу.
Мэтт обнял Сару за плечи и отвел в сторону.
– Тебе что-то нужно? – спросил он.
Она смутилась.
– Ты о чем?
– Ну, деньги там. На всякий случай. Чтобы ты чувствовала себя свободнее. Может, ты сама захочешь его отшить. Мы же о нем понятия не имеем. Что он за тип? Куда он тебя собирается тащить?
Сара вымученно улыбнулась и сняла руку Мэтта со своего плеча.
– Большое спасибо, папочка. Не первый раз иду на свидание.
Смутный внутренний голос, который она легкомысленно называла «наша маленькая Сара», напомнил ей, что Мэтт суется в ее дела не из любопытства, а потому, что он и Джинджер тревожатся за нее. Вообще-то «маленькая Сара» часто оказывалась права. Иногда Сара слушалась своего внутреннего голоса, чаще же ей хотелось отделаться от него.
– Я уже сама могу постоять за себя, – с улыбкой добавила она.
Мэтт наклонился и легонько щелкнул ее по носу.
– Допустим. А если он все-таки позволит себе лишнее?
Сара сделала выпад и с силой пихнула Мэтта в его твердокаменный живот. Для Мэтта это было ощущение, сравнимое с комариным укусом. Театрально шатаясь, он схватился за живот и принялся изображать страдания. Джинджер, для которой в основном и был предназначен этот спектакль, не обращая на него внимания, чмокнула Сару в щеку.
– До вечера.
Сара вскочила на свою «Хонду» и включила зажигание. Двигатель в сто двадцать пять кубических сантиметров недовольно зарычал. Сара оглянулась, чтобы помахать им на прощанье.
– Пока, Сара! – крикнул Мэтт, вытягиваясь на цыпочках в балетном па.
«Шут гороховый», – с нежностью подумала она. Еще раз помахав рукой Мэтту и Джинджер, Сара прибавила газу и погнала мотоцикл по бетонной дорожке навстречу весеннему солнцу, согревавшему город.
Она не заметила ничего необычного. Предчувствие не подсказывало ей, что в этот день навсегда оборвется ее прежняя беззаботная жизнь.

КВАРТАЛ МИРАКЛ МАЙЛ, 8:31 УТРА
Пробираясь в предрассветные часы сквозь лабиринты пустынных переулков и заброшенных улочек городской окраины. Риз на время забывал, что находится в довоенной жизни. Они сохранились почти такими же и в его мире, эти загаженные, необитаемые трущобы. Теряя чувство реальности, он кидался к повороту, готовый стрелять в притаившегося за углом врага, а там… шумел, ослепляя огнями, нарядный довоенный проспект, невероятный, точно сон.
И так было все утро.
Ему не удавалось стряхнуть с себя гнетущее, тревожное ощущение. Казалось, он находится одновременно и Здесь, и Там. Он сумел бы преодолеть раздвоение, если бы мог помедлить на улице, свыкнуться с новым обликом таких знакомых с детства мест. Но именно в этом заключалась бы грубейшая тактическая ошибка. Трудно не привлечь к себе внимание, склоняясь по городу, когда большинство людей еще нежится в своих постелях.
«Не нарушила ли хронопортация мозговые процессы?» – размышлял он. Или допинги, которыми его накачали перед отправкой, дают неожиданный побочный эффект, затягивая его в эту вязкую паутину сна наяву? Никакая случайность не должна помешать ему выполнить задание. Провал его миссии будет равносилен концу человечества. Он не может допустить даже мысли о провале. Усилием воли Риз заставил себя успокоиться. Самообладание и выдержка должны стать его оружием.
«Для беспокойства нет оснований, – убеждал себя Риз. – До начала операции уйма времени». Он успеет подготовиться и продумать план действий. Джон сказал ему, что обнаружение цели и переход на режим автоматического сопровождения будут произведены в 20 часов 19 минут у дома 656 по Жасминовой улице при выезде объекта с места проживания. Откуда это могло быть известно Джону Коннору – один Бог знает, но раз генерал сказал, значит, все так и будет.
Пока он решил продолжать движение пешком, чтобы изучить местность, отработать основной и запасные маршруты. Он прикинул список самых необходимых покупок. Боеприпасы – вот что ему нужно в первую очередь. Для этой операции, а он выполнит ее во что бы то ни стало, ему потребуется гигантская огневая мощь. Прежде, перед началом решающего сражения, ему доводилось испытывать предательскую слабинку, заползающий в душу страх. Теперь страха за свою жизнь не было и в помине. Все вытеснила боязнь не справиться с заданием. Его гибель ничего не значит в сравнении с жизнью Сары Дж.Коннор. Ибо в жизни этой девушки – спасение человечества.
Он шел, держась поближе к стенам домов, по тесному, захламленному переулку позади автомастерской по ремонту иномарок, гарантировавшей, что «Ваша колымага еще побегает, как новенькая». Шум двигателя заставил его обернуться. В укрытие! Рефлекс, приобретенный за годы войны, сработал быстрее, чем включилось сознание. Он отскочил за кучу ржавых жестянок, наваленных у разрушенной стены, и притаился, согнувшись в три погибели. В узкое, каменное горло переулка на предельной скорости ворвался грузовик. Заспанный водитель, опомнившись, притормозил в нескольких футах от стены. Взвизгнули покрышки. Риз, нервы которого напряглись, точно натянутые струны, дослал патрон в патронник и прицелился. Машина рванулась с места и пронеслась мимо. Он снял палец со спускового крючка, опустил ружье. Раззява-шофер так никогда и не узнал, что его жена едва не стала вдовой.
Сердце Риза учащенно билось. Полоска неба, видневшаяся между строениями, быстро светлела. Торчать на безлюдных окраинных улицах становилось опасно. Слишком заметно. «Пора смешаться с толпой», – сказал он себе. Длинное ружье, которое он прижимал рукой к бедру, выпирало из-под плаща. Так не пойдет. Нужно приспособить его для уличного боя. Он порылся в груде металлолома и среди кусков труб, искореженных автодеталей нашел то, что искал – вполне пригодную для использования ножовку. Вот уж поистине странные люди: выбрасывают на свалку такие ценности. Если тут хорошенько покопаться, можно бронемашину собрать.
Риз отпилил часть приклада. Оставалось соорудить ремень. Ему повезло далеко не сразу. Обследовав еще три контейнера для отходов, он выудил в четвертом кусок обтрепанной веревки. Одним концом веревки обвязал приклад и укрепил перевязь на плече. При необходимости он сможет мгновенно выхватить оружие и приготовиться к бою. Камуфляж вполне приличный. Без личного досмотра не заметишь, что он при оружии. А если у полиции возникнут подозрения, он без личного досмотра сумеет объяснить им, из чего стреляет и как.
На светлом утреннем небе не появилось ни облачка. Необычное тепло для начала марта, но Риз застегнул свой плащ на все пуговицы.
Такого одиночества, которое охватило его здесь, он раньше не знал. Разведчик еще несозданной армии, он, соблюдая осторожность, добежал до конца переулка, окинул цепким взглядом проспект Уилшир, выросший перед ним, и как ни в чем не бывало пересек улицу, на которой уже появились первые прохожие. Обитателей городских окраин среди них почти не было. Чаще всего ему попадались рабочие. Одни ожидали автобуса на стоянке, другие выходили из него, торопясь в свои цеха и мастерские.
Риз никак не мог привыкнуть к этому спокойному, расслабленному ритму довоенной жизни. Он жил в мире других скоростей, другого темпа. Мог ли он представить себя Там, прогуливающимся по улице, пригреваемой солнцем? Через пять шагов его бы не стало. Потому что днем хозяйничали они. Людям, в лучшем случае, оставалась ночь. Разум твердил ему, что сейчас он в полной безопасности, но ему пришлось взять себя в руки, безжалостно подавить вошедший в плоть и кровь инстинкт самосохранения, чтобы сделать первый, такой трудный шаг из сумрака переулка в шумную суету проспекта.
Нельзя сказать, чтобы Риз в своем наглухо застегнутом плаще, скрывавшем шрамы от лазерных излучателей, заметно отличался от множества других прохожих, спешащих по улице в этот ранний час. Но, присмотревшись, можно было сказать со всей определенностью: он не вписывался в городскую толпу. Необычно серьезный вид, лихорадочный блеск неулыбчивых глаз выделяли его даже в тех кварталах, где привыкли к крутым парням. Дикая, неприрученная пантера, затравленно озирающаяся среди пестрого, роскошного и обреченного на гибель зоопарка.
Он осторожно ступал по тротуару, присматриваясь к пестрой мозаике проплывавших мимо лиц. Неуловимая общность этих лиц бросилась ему в глаза. Их объединяла трогательная, щемящая душу наивность, наивность людей, не предполагающих о своем скором конце. В глазах стариков было трагическое неведение, и от этого они казались моложе. Мальчишка в вылинявших джинсах, пристроившись на скейтборде, выписывал фигуры слалома. Он виртуозно объезжал прохожих, умудряясь при этом вихляться под мелодию, гремевшую из кассетника у него на плече.
С каждой минутой на улицах Лос-Анджелеса усиливалось вавилонское столпотворение, оживали магазины, ослеплявшие Риза своими несметными сокровищами. Ряды, множество рядов – радиоприемники, лампы, стереопроигрыватели, телевизоры. Он видел витрину, сплошь заставленную телевизорами, и все они были настроены на одну и ту же программу, так что на сорока экранах Брайан Гамбл и Джейн Поли одновременно вели оживленную беседу. Кричащая безвкусица бьющей в глаза роскоши потрясла Кайла.
Взгляд, привыкший к суровому однообразию впечатлений военной поры, повсюду натыкался на избыток цвета и звука. На розовом с белым шатре, в котором размещался цирк Пуссикэт Тиатр, гримасничала безобразная клоунская физиономия. Красотки-великанши на рекламных щитах с улыбкой заманивали во «Дворец Цезаря» [популярное казино в Лас-Вегасе], а мужественный ковбой футов эдак в пять ростом сообщал, что подлинный вкус жизни можно почувствовать лишь в краю Мальборо. Что это за место такое – Мальборо – Риз понятия не имел. Зато реклама напомнила ему о еде. У него засосало под ложечкой.
Первым подходящим заведением было обшарпанное кафе под открытым небом. Поблеклая вывеска горделиво уведомляла, что именно здесь на протяжении двадцати четырех часов в сутки вы можете получить свой кусок пиццы. Слово «пицца» отсутствовало в лексиконе Риза, он просто не знал, что это за штука такая, но по запаху понял – вещь стоящая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27