Четыре ярких цепочки светильников уходили вверх и вниз по внутренней стороне четырех массивных квадратных колонн. Сам карниз освещался такой же цепочкой мощных ламп, установленных на длинных кронштейнах. Внешнюю — по отношению к центру шахты — сторону каждой колонны украшали направляющие для лифтов или каких-то других подъемников. По крайней мере, напротив нас висел именно лифт из густой металлической сетки, не имевший крыши и одной стены со стороны, примыкавшей к выдвинутой над пропастью площадке. Площадка создавалась продолжением полосы резины поверх рифленого железа, тянувшейся от захлопнувшейся за нашими спинами двери. Когда офицер подтащил меня поближе к лифту, я увидел еще несколько колец света выше и ниже нас. Похоже, такие же охватывающие шахту конструкции с фонарями. Диаметр шахты на глаз показался поболее ста метров. Тот самый центральный ствол, что же еще. Здесь было явно прохладнее, так что с осязанием оказалось все в норме. Я даже ощутил ток холодного воздуха снизу вверх вдоль шахты.
Первым в лифт вошел начальник участка, затем два охранника, потом офицер втолкнул туда Генерала, натурально зашвырнул меня и вошел сам.
Именно циклопическая картина убегавших вверх и вниз огней окончательно заставила меня встряхнуться и прочистила мне память. Я еще не понял, как, не понял, почему, но уже принял и поверил, что я не в том мире, где прожил свои двадцать шесть лет. Не важно, в тот момент не имело значения, где именно я находился — а может, когда — главная мысль уже оформилась: это не Земля. В конце концов, всю свою жизнь я с огромным удовольствием читал фантастические книги, смотрел фантастические фильмы. Меня всегда в них раздражало то, как долго и тупо герой всегда пытается осознать произошедшие перемены, перемещение во времени и пространстве, когда вокруг все кричит о том, что это далекое будущее или какой-нибудь параллельный мир. Уже всем все ясно, уже самый наивный читатель понял, что происходит, а герой с маниакальным упорством отстаивает свои иллюзии. Необычное оружие, необычные коммуникаторы, обручи на голове у охранников, «звездновойная» броня, что еще нужно для осознания реальности? Убеждать себя, что я сплю, не в моих привычках, с ума я не сошел и твердо это знал. Вывод? Очевиден.
Больше всего настораживало обращение «мясо». Офицер назвал так Генерала-Матецкого, но что-то мне подсказывало, что и моя персона воспринимается точно так же, в том же ранге. Мда. От светлой мечты об обеспеченной жизни я мгновенно перенесся к печальной реальности бытия — штольни, шахты, тычки в лицо. Спасибо, дорогой друг, это именно то, о чем я мечтал. Так, а вот этого не надо. Что меня может спасти, так это только спокойствие.
Тем временем лифт понесся вверх с ощутимым ускорением, затопив шахту визгом, многократно отраженным от стен. Подъем занял не так уж и много времени, мы проехали всего около трех одинаковых погрузочных площадок на трех ярусах или уровнях или как их там... Даже замерзнуть времени не хватило. На всех ярусах я заметил двигавшиеся фигуры в тех же доспехах, что и мои сопровождающие, они либо передвигались вдоль края карниза, либо дежурили возле дверей, ведущих прочь от шахты. Затем лифт остановился под полусферическим сводом, накрывавшим шахту, как крышка кастрюлю. Даже при беглом взгляде я увидел, что свод наборный, сложен из нескольких секторов-лепестков. Судя по всему, лепестки могли быть открыты. Из лифта мы выгрузились в обратном порядке — сначала офицер, потом я, выдернутый насильно, потом Генерал, охрана и начальник участка.
Здесь входная дверь была помассивнее и состояла из двух створок, которые точно так же разъехались в противоположные стороны и вверх. А вот за дверью я увидел не каменные стены со следами огромных резцов кого-то механизма, а ярко освещенный коридор с полом, покрытым черным пружинящим пластиком, и двухцветными стенами из пластиковых же панелей, от пола до середины высоты темно-коричневыми, а выше — матово-белыми с подсветкой. Точно так же выглядел потолок, только без встроенных светильников. Через равные промежутки гладкую белую поверхность стен разбивали декоративные панели, ромбы зеленых и синих оттенков, а через каждые четыре ромба — серые двери, все закрытые. И этот коридор загибался дугой, на этот раз влево. Прямо возле двери в нишах стояли охранники, точная копия моих конвоиров. На нас эти двое никак не отреагировали.
Возле одной из дверей начальник участка остановился, коснулся небольшой матовой панели на стене, на ней мигнул зеленый огонек, и дверь скользнула в стену. За дверью я увидел самый обычный кабинет, каких полно в любом офисе. Стол, кресло за ним, несколько стульев у стен, два перед столом, диван, журнальный столик. Стиль безликого дизайна. Все светло-серое, разве что не стерильное. Окон не наблюдалось, их заменял большой плоский экран на стене, противоположной дивану. Начальник прошел к столу, сел в кресло. Помедлив, кивнул офицеру, тот толкнул меня на один из стульев напротив стола, а сам остался стоять, отступив к двери. Двое охранников и Генерал остались снаружи, в коридоре.
— Итак, — начальник участка положил ладонь на полированную поверхность, и чуть в стороне из столешницы выполз тонкий, почти прозрачный экран, а под руками из полировки всплыла клавиатура, казалось, нарисованная прямо в воздухе. — Где твой жетон?
Опять этот чертов жетон! Ну откуда мне знать, что это такое! Впрочем, что могут спрашивать власть предержащие у такого, как я? Ну конечно, документы.
— Не знаю. Я... Я не помню...
— Не помнишь? Чего ты не помнишь? Я не думаю, что ты решил забраться в шахту. Не могу представить, что даже среди терронов найдется псих, который добровольно сунется в шахту Комплекса...
Начальник помолчал. Я рассмотрел его глаза — серо-стальные и практически неподвижные. Даже тусклые. С изумлением я начал понимать, что мы с ним примерно одного уровня, если оценивать мою должность — там, в том мире. Скованность исчезла, а значит, мне проще сыграть нужную роль.
— Давай сначала. Я — господин Потехин, перв, начальник четвертого участка Комплекса Желтый глаз. Это — официальное название. Что из сказанного мной тебе не понятно или вызывает удивление?
Собственно, все, кроме фамилии, но, разумеется, вслух я этого не сказал.
— Я все понимаю, только... Я понимаю слова, но не помню, какой они несут в себе смысл.
— Слова понять несложно, — Потехин коснулся пальцем виртуальной клавиатуры перед собой. Прозрачный экран мигнул, на нем появилось какое-то изображение, но почти сразу сторона, обращенная ко мне потемнела и скрыла картинку. — Я говорю по-русски, ты тоже, так что здесь нет никаких проблем. Согласись, неразумно ожидать от тебя знание интеркаста.
Потехин умолк на секунду и выдал длинную фразу, из которой я не понял ни слова. Речь оказалась не только не знакомой, но даже и ее принадлежность мне не удалось определить. Я легко понимал английский, испанский, знал несколько слов и мог узнать на слух французский и китайский языки. Разумеется, догадался бы, обратись кто ко мне по-немецки. Но этого языка я никогда даже не слышал. Вроде бы мелькает что-то по-английски, и невольно кажется, что дальше все будет понятно, но следующее слово оказывается чуть ли не тональным, как в китайском. Но вот название — интеркаст — явно имело знакомые корни. Просто искаженное сокращение от испанского словосочетания «международный язык». Ну что ж, запомним. Это мне сейчас и требуется — накопление информации. Вот и оброненная Потехиным фраза «я говорю по-русски»… Значит, все-таки Земля?
— Вижу, не понимаешь? — продолжил Потехин. — Отлично. Значит, и вторую версию твоего происхождения мы отметаем сразу. Стало быть, ты не из города и не сверху.
И опять спасибо, господин Потехин. Очередная галочка для моей персональной базы данных. Терроны — это те, кто живет в каком-то городе. И еще есть какие-то персонажи «сверху». Отлично. Я даже повеселел немного. Так, глядишь, возьмем контроль над ситуацией в свои руки.
Давным-давно я открыл для себя такую вещь, как состояние контролируемой паники. Чем вообще хороша паника? Тем, что в кровь выбрасываются чудовищные порции адреналина, дыхание учащается, клетки насыщаются кислородом. Это все помогает высвободить скрытые в обычном состоянии резервы организма. Но вот то, что во время паники мозг устраняется от управления, отдает человека на откуп инстинктам и рефлексам, вот это плохо. Особенно, если у человека нет натренированных в нужном направлении рефлексов, тогда человек превращается в животное, обуреваемое одной целью — выжить. К сожалению, чаще всего финал оказывается прямо противоположным. Я же научился сознательно вызывать состояние паники, одновременно контролируя ее развитие. Такое сочетание позволяет максимально мобилизовать свои возможности, не теряя способности мыслить.
Вот и сейчас, едва придя в себя и осознав, что что-то сильно не так, я постарался запаниковать. Постарался убедить себя в том, что произошла невероятная катастрофа, что все пропало и так далее. Это было не трудно, на самом деле. А по пути в кабинет Потехина — господина Потехина — включилась вторая фаза этой своего рода аутогенной тренировки, мозг, позволив телу придти к пику формы, вернулся к функции управления. Результат — налицо. Я не боюсь. Я веду беседу и извлекаю из этого пользу. У меня даже руки не дрожат!
— Я не сомневаюсь, что ты действительно потерял память. Повторюсь, это давно известное и обычное последствие глубокой заморозки. Но не менее известно, что через какое-то время память к людям возвращается. Часто, правда, не полностью, но это уже как кому повезет. Прежде, чем я продолжу размышления о том, как ты попал в толщу льда — а мне это интересно исключительно в виде теоретических рассуждений, прежде, чем я расскажу о твоей дальнейшей судьбе — а она предрешена, давай попытаемся немного стимулировать твою память. Чем больше ты вспомнишь, тем лучше. Для всех. Интерес тут обоюдный, как видишь.
Адреналин все накачивался мне в кровь, уже запылали щеки. Дыхание стало глубже, а мозг интенсивно работал. Я это определил по безошибочному признаку — разной температуре ушей. Звучит смешно, но всегда, когда от меня требуется решать сложную задачу, я пытаюсь использовать мозг, как компьютер. Мы же не задумываемся, что там происходит в медно-кремниевых потрошках компьютеров, когда они решают поставленные задачи. Пауза, хлоп — ответ на экране. Представьте, что было бы, насколько бы все затянулось, если бы каждую операцию процессор предъявлял пользователю для одобрения? Тем не менее, когда мы что-то обдумываем, то пытаемся прослеживать каждый момент этого процесса. И совершенно напрасно. Нужно дать мозгу возможность решить задачу самостоятельно, без надсмотрщика. Уж не знаю, что там происходит внутри черепа, какие тепловые процессы, но уши при этом греются по-разному. Вроде есть этому какое-то медицинское объяснение, читал что-то когда-то, да какая разница, главное — есть результат.
Потехин пошевелил пальцами над виртуальной клавиатурой, влево от повернутого к нему экрана выехал такой же по размеру сегмент, мгновенно развернулся вокруг горизонтальной оси — не меня даже повеяло легким ветерком — и повернулся, так сказать, к Потехину задом, а ко мне передом.
На этом сегменте проступило изображение. Через секунду я понял, что это фотоснимок поверхности, сделанный с довольной большой высоты. Я не специалист в аэрофотосъемке, но мне показалось, что высота, с которой снимали, не менее восьми-десяти километров. В центре снимка находился… глаз. Впрочем, присмотревшись, я почти сразу понял, что это иллюзия. Просто от центрального объекта — чего-то очень большого, состоявшего из трех концентрических кругов — разбегались хаотичные темные линии, похожие на протуберанцы или лопнувшие капилляры в перетрудившемся глазу. Линий этих было очень много, они бурно ветвились, пересекались друг с другом и расползались от центра по буро-зеленому полю на расстояние, примерно равное пяти-шести диаметрам центрального объекта. Нижний правый угол занимало поселение или городок, сетку улиц, нарезающую пирог кварталов трудно с чем-либо спутать. От городка к центральному объекту тянулись две параллельные полосы, одна потемнее, другая более светлая. На мой взгляд, две дороги, грунтовая и с асфальтовым покрытием. Всю картину украшали несколько голубоватых пятнышек — озера.
Пока я жадно рассматривал снимок, господин Потехин внимательно уставился на мое лицо. Очевидно, что при всем явном интересе, узнавания в глазах у меня не мелькнуло, и Потехин опять мазнул пальцами по красным сегментам висевшей перед ним клавиатуры.
Картинка начала проворачиваться снизу вверх, одновременно преобразуясь из высотного снимка в компьютерную симуляцию. Центральный объект, зрачок «глаза», превратился в помятую полусферу, охваченную двумя кольцами более низких строений. Сверху это все выглядело намного более правильным геометрически, в профиль же было видно, насколько разнокалиберны сооружения, составляющие общий ансамбль. Низкие, плоские, похожие на ангары строения соседствовали с ажурными башенками, кубами, обвитыми трубопроводами и лестничными переходами, местами попадались шары, похожие на газохранилища. Масштаб, правда, стал совсем неясным и я потерял представление об истинном размере конструкций.
— Это Комплекс. Мы сейчас находимся в центральном куполе, на нулевом уровне. Прямо под куполом, более-менее по его центру, прорезан центральный ствол шахты, от которого отходят штольни. Узнаешь?
— Правда, очень на глаз похоже, особенно сверху, — пробормотал я.
— Да? Что-то не замечал, — Потехин вернул первую картинку. — Разве что с большой натяжкой… Вот это — на экране появилась красное пятнышко и поползло по сетке «капилляров» — жилы блуждающего минерала. С большой высоты хорошо заметны структурные изменения почвы, которые проявляются независимо от того, на какой глубине минерал находится. Очень облегчает поиск и разработку.
— Блуждающий минерал?
— Да. Назвали так, потому что его концентрация очень быстро меняется. Сегодня он здесь, завтра — в ста метрах в стороне, внизу, сверху… Странно, что ты и этого не помнишь. Из-за подвижности минерала разработка его сверху бессмысленна — он просто уйдет в сторону от глубокого карьера.
— А почему тогда — Желтый глаз?
— Терроны прозвали, — усмехнулся господин начальник участка. — А потом прилипло. У тех, кто работал в штольнях подолгу, белки глаз становились ярко-желтыми, что твой янтарь. Вскоре после этого кроты просто загибались — быстро и очень болезненно. Невыгодно. Трудно набирать рабочих, когда они каждый день по дороге в шахту видят несколько черных мешков возле выхода.
— И что потом? — мне стало по-настоящему интересно.
— Потом медики Компании разработали антидот, приписали к каждой бригаде реаниматор, который, кстати так тебе помог… Так что теперь кроты живут подольше.
Тон, каким Потехин все это мне излагал, просто истекал цинизмом. Люди-винтики, идеальное воплощение идеи.
— Однако, все это стоит определенных средств. Которые нужно отрабатывать. Тебе это ясно?
— Ясно, — кивнул я.
Что ж тут непонятного? В бытность мою моряком приходилось наблюдать, когда пришедший из рейса трудяга оставался еще и должен компании-судовладельцу. Хочешь долг отработать — давай по новой еще на полгода, потом еще и еще. Замкнутый круг, разорвать который смог бы только человек с сильной волей. Помимо денежного ярма, такая карусель привязывает еще и четким распорядком. Человек точно знает, что он будет делать через час, через день. Знает, когда ему спать, когда есть. Вырабатываются определенные рефлексы, избавиться от которых ой как сложно… В общем, все понятно.
— Ты слишком хорошо соображаешь, крот, — усмехнулся Потехин. — Знаешь, мясо, оно обычно без мозгов. И это приводит нас к хорошему объяснению твоего появления в штольне Матецкого.
Что и следовало ожидать. Косить под дурака у меня всегда получается неважно. Нужно менять тему разговора, возвращаться к веселым и познавательным картинкам.
— Я могу попросить воды? — мне и вправду очень хотелось пить.
Просьба не вызвала ни малейшего удивления. Потехин кивнул стоящему сзади офицеру, о существовании которого я уже успел забыть. Тот что-то недовольно буркнул, однако прошагал, судя по звуку куда-то вправо, к дивану, чем-то там звякнул, шагнул ко мне и протянул над правым плечом высокий прозрачный стакан с водой, как мне показалось. Я взял его, поднес к губам и с наслаждением глотнул и вправду чистой и прохладной воды.
— Много не пей, — торопливо сказал Потехин, — может стать плохо.
С усилием я оторвался от стакана, сделав три глотка. Потехин кивнул, как мне показалось, с удовлетворением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43