— Знаешь, Магистр, — откликается Лена, — пока Андрей там действовал, я всё время ломала над этим голову. Ломала старательно, до скрипа в извилинах. Но ничего путного мне на ум не пришло. Впрочем, может быть, я больше за него переживала, сказать не могу. Но в одном я с тобой согласна. Слишком много они на этот камень поставили, раз так легко отпустили нас, едва возникла угроза его уничтожения. В операции участвовал прямой агент, обладающий паранормальными способностями, внедрённый агент… Кстати, именно этого агента перед самым началом операции заменили на пленного агента экстракласса, обладающего бесценным даром превосходно работать именно в таких ситуациях. Кроме того, в операции был задействован резидент и привлечен рейдер, замаскированный под пассажирский лайнер. Ну кто из вас хоть на секунду поверит, что всё это было привлечено для обеспечения пусть даже самых важных, самых перспективных научных исследований? Вот и Андрей, я уверена, не поверил ни одному слову этого Мефа.
— Да, Лена, я с самого начала понял, что Меф скрывает от нас истинное предназначение Олимпика. Правда, в отличие от тебя, у меня не было времени размышлять на эту тему. Но одно я уяснил точно. Ради Олимпика они готовы на всё. В том числе и на то, чтобы отпустить нас с тобой на все четыре стороны и пять измерений. И, как оказалось, я довольно точно расставил приоритеты ценностей.
— Всё это так, — говорит Андрей, — всё это верно. Но мы, друзья мои, ни на ангстрем не приблизились к ответу на вопрос, поставленный Магистром. Зачем ЧВП нужен Олимпик, и ради чего Андрей напрягал все свои способности?
— Ну, ради чего, понятно, — сердито обрывает его Катрин, — Точнее, не ради чего, а ради кого.
— Извини, я не точно выразился. Я хотел сказать, ради чего ЧВП эксплуатировал Андрея и заставлял его так выкладываться?
— А давайте не будем гадать на кофейной гуще, — предлагает Жиль, — Вот сидит начальник отдела наблюдателей, который до сих пор не сказал ещё ни одного слова. Полагаю, что он не просто так молчит, а ему уже есть что сказать.
Действительно, за всё время моего рассказа Ричард не задал ни одного вопроса и постоянно набирал что-то на панели компьютера. Он делал какие-то запросы, что-то сравнивал, что-то отбрасывал, что-то записывал, анализировал. И сейчас он сидит, уткнувшись своим острым носом в монитор, и что-то внимательно изучает. Услышав слова Жиля, он отрывается от своего занятия и поворачивается на вращающемся кресле к нам:
— Кое-что я уже могу сказать. Мы знаем двадцать четыре Фазы, где в системе Беты Водолея имеется планета Плей. В двадцати из них она расположена на таком же расстоянии от звезды, как сумел оценить Андрей. В восемнадцати жизнь на планете сосредоточена в описанных Андреем мегаполисах. В семнадцати процветают игорный бизнес и добыча алмазов и рубинов. На всех этих Плеях вся деловая активность подчинена Мафии. На шестнадцати планетах имеется мегаполис «Алмазная пыль», и на пятнадцати, кроме него, есть ещё и «Рубиновый рай». Можно было бы прямо сейчас, зная временные рамки действий Андрея и Коры, найти эту Фазу и проследить дальнейшую судьбу Олимпика. Но задача осложняется тем, что во всех этих Фазах несколько другой ритм времени. Тем не менее, рамки очерчены, задача уже поставлена, и мои люди работают. Надеюсь, что к утру мы точно будем знать, что ЧВП собирается делать с этим камнем.
— Дай-то Время, чтобы завтра у нас ещё оставалось время, — мрачно качает головой Магистр.
— У тебя есть какие-то догадки? — интересуется Жиль.
— Нет у меня никаких догадок, — отрезает Магистр, — Предчувствие у меня дурное, вот и всё. Я уже настолько изучил ЧВП и методы его работы, что, кроме большущих пакостей, ничего хорошего от них не жду. Не помню, кто из классиков сказал: «Если в первом акте на стене висит ружьё, то в последнем акте оно обязательно должно выстрелить».
— По-моему, это был Чехов, — говорю я, — Согласен с тобой, Магистр. Для честных и благовидных целей не используют такие откровенно жульнические средства, к которым вынуждены были прибегнуть я и Кора. Здесь я с тобой согласен. Но вот что касается того, что ты хорошо изучил ЧВП, извини.
— Ну, да, я помню, ты говорил, как этот Мефи намекал на общего противника, в борьбе с которым нам, якобы, предстоит объединить силы. Не знаю, что лучше: воевать на два фронта, или иметь такого союзника, на которого всё время с опаской оглядываться надо. Конечно, если верить этому Мефи, цели у них благие, но вот методы…
— Ну, о методах работы ЧВП с тобой вряд ли кто будет спорить, — соглашается Стремберг, — Давайте-ка закругляться. На ребят смотреть жалко. Хоть и держатся бодро, но я-то вижу, измотаны они до предела: и физически, и морально. Верно?
— Это точно, — соглашается Андрей и разливает водку по стаканам, — И ещё вопрос: кто больше?
— Даже не буду пытаться оспаривать, — отвечаю я, — Давно уже известно, что гораздо легче рисковать самому, чем наблюдать это со стороны. А ещё хуже оставаться в неизвестности и гадать: что там происходит, какой будет исход, что предпринять? А может быть, лучше не предпринимать? И так далее. Когда я увидел Магистра с борта «Джуди Виса», мне жутко стало.
— А! Оценил, наконец! — торжествует Магистр и тут же безнадёжно машет рукой, — Да, всё равно, завтра же ты это забудешь. Оцените вы меня, как следует, только на поминках.
Он задумчиво смотрит в свой стакан, потом залпом осушает его и крякает. Я улыбаюсь:
— Ну, почти как на поминках.
Все смеются. Слава Времени, разрядились. Допиваем водку и расходимся. По установившейся традиции мы впятером распиваем последнюю бутылку. Обычно, эти последние сто грамм сопровождаются самыми интересными беседами. Но сегодня всё иначе. Мы молча сидим над своими стаканами, смотрим друг на друга и думаем, каждый о своём. Не знаю, о чем думает каждый из них, но я, в который уже раз, безуспешно пытаюсь оценить мизерную вероятность нашего счастливого возвращения домой. И всякий раз, запутавшись в размерах бесконечно малых величин, я прихожу к выводу: безвыходных положений не бывает, бывают безвыходные люди.
Всё больше убеждаюсь я, как правы были и мой покойный отец, и инструкторы в училище, и командиры с замполитами в воинских частях, которые внушали мне мысль, задолго до них высказанную великим Гёте. «Лишь тот, кто бой за жизнь изведал, жизнь и свободу заслужил!» Я особенно никогда с этим не спорил и в своей практике всегда убеждался: если прекратил дёргаться, заведомо проиграл. Но только сейчас я окончательно понял разницу между фатализмом и борьбой. Ведь если бы я тогда хоть на короткое время доверился судьбе, покорился ей, никогда бы нам не сидеть всем вместе. Всё было против нас. Всё кроме одного: моего нежелания смириться и плыть по течению, куда кривая вывезет. Кривую-то надо перегибать в нужных тебе точках. А то она туда ещё вывезет!
Воистину, человек сам кузнец своего счастья. Счастья. Мне вспоминается наш спор с Мефи по поводу счастья. Какое это всё-таки растяжимое и относительное понятие. Для меня, в настоящий момент, счастье то, что я сижу у себя дома, в привычной обстановке, со своими друзьями. Что завтра я буду заниматься привычным делом, и никто не будет пытаться заставить меня делать что-то такое против моей воли. Как всё-таки здорово, что я снова сижу со своими друзьями.
Я обвожу взглядом всех четверых. Вот Лена. Она, пользуясь тем, что здесь все свои, забралась в кресло с ногами и спрятала под подолом длинного белого платья серебристые босоножки своего любимого фасона: с ремешками до колен. Она смотрит на пламя камина и наверное вспоминает те дни, которые она провела в одиночестве, в камере замка Сен-Кант, вот так, глядя на пламя очага и гадая: где я, что я, чем всё это кончится, сумею ли я «переломить кривую в нужном направлении» Да, ей, наверное, пришлось тяжелее всех. В отличие от всех других, она хорошо знала, куда меня понесло и как не просто будет оттуда выбраться. И что с нами будет, если мне это не удастся.
Вот Андрей. Левая рука его рассеянно мнёт подбородок, а правая пальцем рисует на столе вокруг стакана какой-то замысловатый орнамент. Ему тоже пришлось не легко. Представляю себя на его месте. Товарищ пропал. Лена пошла на разведку и тоже пропала. Что предпринять? Единственное решение, которое они с Генрихом могут принять, чтобы не сидеть сложа руки, это брать замок приступом. Взять замок и разобраться самим на месте. И в тот момент, когда всё уже готово, какой-то монах приносит маловразумительное письмо. Из него понятно только одно: штурм замка только ещё больше осложнит и без того сложное положение. Что же делать? В письме ясно сказано: «Ждать». Легко ему писать: «Жди». Я на мгновение представляю, каково было сидеть в неопределённости и ждать такой деятельной натуре, как мой друг, и невольно присматриваюсь: на появилась ли у него седина на висках? Вроде, нет. Значит, всё впереди.
Катрин. Она покручивает миниатюрной ступней (тридцать четвёртый размер, не больше) в красной туфельке, а пальчиком, обтянутым белой перчаткой, водит по краю рюмки. Её огромные синие глаза смотрят куда-то в угол отсутствующим взглядом. Впечатление такое, что она засыпает. По-моему, это действительно так. Вот кому эта эпопея далась легче всего. Пусть скажет спасибо Магистру. Как только я исчез, Катрин не отходила от компьютера и все несколько суток ни разу не сомкнула глаз, держалась на стимуляторах. Магистр буквально завалил её расчетами различных вариантов. Он выдавал эти варианты по несколько в час. Как оказалось, все они были далеки от истины. Но, тем не менее, у Катрин не оставалось на эмоции ни одной свободной секунды. К слову, в такой же точно ситуации оказался и Ричард со своим отделом. Они перебрали и пересмотрели бесчисленное множество Фаз, пытаясь найти меня с Леной.
Сам Магистр пальцем левой руки передвигает по столу свою рюмку туда-сюда, а правой трёт переносицу. При этом он морщит нос, словно тот интенсивно чешется, а сам смотрит куда-то в то место, где стена сходится с потолком. Я вспоминаю, каким я увидел его с борта «Джуди Виса», и старательно гоню от себя это кошмарное видение. Нет, я всё-таки найду для себя задание: пособирать на поляне цветочки, и посвящу его своему шефу. О чем сейчас думает Магистр, ясно. Он в очередной раз прикидывает, что собирается ЧВП делать с Олимпиком.
Вот тут-то я и не угадал. Магистр, кончив чесать свою переносицу и изучать угол между стеной и потолком, спрашивает меня:
— Андрэ, а Меф ни разу не конкретизировал, что за противника такого страшного он имел в виду?
— Увы, ни разу.
— Хм! А с тобой, Элен, когда Андрэ работал на Плее, он об этом не говорил?
Лена вздыхает:
— Нет, Магистр. После того, как я помогла ему внедрить Андрея в Риша Кандари, я всё время оставалась одна в той камере, где нашла Андрея. Мефи раза четыре заходил ко мне, но не более чем на минуту. Интересовался, что мне нужно, не обижают ли меня монахи? Вот и все разговоры. Вид у него был весьма озабоченный. Чувствовалось, что ему в это время было не до занимательных бесед. Раза два я просила его дать мне посмотреть, как работает Андрей, но оба раза он категорически отказал мне.
— Молодец Мефи! — не удерживаюсь я, — Прости, Лена, но он делал это по моей просьбе.
— По твоей?
— Ну, да. Видишь ли, мне совсем не хотелось трепать тебе нервы…
— Можешь считать, что ты этого добился, — холодно говорит Лена.
Я улыбаюсь. Представляю, как бы она сейчас себя вела, если бы имела возможность наблюдать мои «постельные сцены» с Корой.
— Извини, Лена. Но это было первое побуждение, заставившее меня обратиться к Мефи с такой просьбой. Может быть, оно и было неверным, но когда я там работал, я несколько раз с ужасом думал: «А вдруг Мефи забыл о моей просьбе, и Ленка сейчас видит меня?»
— Интересно, — с подозрением смотрит на меня Лена, — что я могла увидеть?
«Как хорошо, что это Лена, а не Кора», — думаю я, а вслух говорю:
— В этой Фазе нравы и вкусы настолько экзотичны, что если бы ты меня там увидела, я бы надолго потерял твоё уважение. Выглядел я там дурак дураком.
— Не поняла.
— Попробую объяснить. Помнишь, как выглядел Риш Кандари, когда Мефи устроил нам сеанс связи перед твоим возвращением?
— Смутно.
— Тогда я поясню. Синяя мантия, салатная рубаха, лиловая юбка с зеленым поясом, синие колготки и сиреневые сапоги. И всё это отливает серебром.
Лена прикидывает, и глаза у неё округляются:
— Какой ужас! — шепчет она, — И что, там все так ходят?
— Увы, ещё хлеще! Перед этим я постарался подобрать одежду с менее кричащими сочетаниями цветов, более менее в тон, и получил выговор от Коры. Она сказала, что я выгляжу слишком вызывающе и сразу бросаюсь в глаза.
— О, Время! — смеётся Лена, — Действительно, какая-то сумасшедшая Фаза.
Я коротко описываю нравы и обычаи этой Фазы и под конец добавляю:
— А знаешь, что ваш обычай: не снимать в обществе свои неимоверно длинные перчатки, имеет исток именно в этой Фазе?
— Почему ты так решил?
— А потому, что там самыми интимными местами женского тела считаются ладонь, запястье и внутренняя поверхность руки до локтя.
Лена поражена, а Магистр невинно интересуется:
— А ты случайно не выяснил, у мужчин какие части тела считаются там самыми интимными?
— К сожалению, не успел.
Все смеются, кроме Катрин. Бедняжка Кэт заснула, не справилась с собой. На этой весёлой ноте мы и заканчиваем встречу. Друзья прощаются с нами и уходят к себе. Андрей уносит свою Катрин на руках, как ребёнка. Она так и не проснулась.
Мы с Леной остаёмся одни. Напоив меня крепким, ароматным чаем, Лена направляется к камину, на ходу снимая платье. Она остаётся только в перчатках и босоножках. Обернувшись ко мне, она загадочно улыбается и спрашивает:
— Так значит, в той Фазе у женщин самые интимные места, вот эти? — она проводит ладонью по руке до локтя.
Я киваю и тоже начинаю раздеваться.
— Хм? А когда они занимаются любовью, они эти интимнейшие места обнажают?
— Не всегда, — по простоте душевной отвечаю я, — Только как знак высшего доверия.
— Ну, вот и считай, что я тебе сегодня не доверяю! — смеётся Лена.
Немало мне приходится потрудиться в эту ночь, чтобы вернуть доверие своей подруги. Ох и поиздевалась она надо мной! Надо же, как дёшево купила! Когда, в знак особой милости и прощения, Лена стягивает голубые велюровые перчатки, и я, пользуясь высочайшей милостью, покрываю её «самые интимные места» поцелуями, она вдруг спрашивает:
— А эта твоя напарница, Кора…
— Ляпатч, — подсказываю я.
— Да, Ляпатч. Как она тебе показалась?
— В каком смысле? — теряюсь я.
— Ну, не в сексуальном же, конечно! Здесь она, выходец из биофазы, вне конкуренции. Я имею в виду, что она представляет как человек?
Я задумываюсь. Легко сказать, дать характеристику человеку, с которым и общался-то только три-четыре дня. Хотя, за эти дни она раскрылась передо мной в таких качествах, что с иной женщиной, чтобы узнать такое, потребуется года четыре общения.
— Знаешь, по-моему, это очень несчастный человек. Её истинная Родина её отторгнула, новой Родины она не обрела. Так и слоняется по пространству-времени, как неприкаянная. Но надо отдать ей должное, она на редкость умна и решительна.
— Даже умней меня? — улыбается Лена.
— В повседневной жизни, вряд ли. А вот в таких ситуациях, в которых мы с ней побывали, сравнивать не могу. Поэтому, не буду восхвалять ни тебя, ни её. Отношение её к ЧВП тоже двойственное. С одной стороны, она предана им душой и телом. Как-никак, они удержали её от самоубийства и придали её жизни, пусть и сомнительный, но хоть какой-то смысл. С другой стороны, она ненавидит их… Нет, не так. Не ненавидит, это слишком сильно сказано. Она их боится. В первый же день, как мы встретились, и она узнала, кто я такой, она сказала: «Значит, мы оба здесь не по своей воле». Знаешь, как она называет Мефа? Шат Оркан. На её языке это значит — Старый Волк.
— Старый Волк, — задумчиво произносит Лена, — Ты знаешь, это звучит. Я так и буду его теперь называть. Как там, Шат Оркан?
— Верно.
— Это гораздо точнее характеризует его сущность, чем Мефистофель. Кстати, а о нём ты какого мнения?
— Да, как и о Коре, двойственного. Было бы просто и легко сказать о нём: это враг, хитрый, коварный и злобный. Но это было бы неверно и примитивно. Мефи или Старый Волк, как тебе больше нравится, очень сложный человек. К тому же, он человек не простой судьбы. Ты знаешь, он оказывается выходец из той самой Фазы, где мы с Корой работали. Я, когда туда попал, сразу заподозрил это. А вчера, когда я вернулся в Сен-Кант, он это сам подтвердил. Более того, он жил на Плее и был членом тамошней Мафии. Что-то у него там произошло. Ты заметила шрам на его правом виске?
— Ты хочешь сказать, что он в своё время что-то не поделил с Мафией и вынужден был уйти?
— Что-то в этом роде. Я его не расспрашивал, некогда было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52