вы свободны, вы не свободны, я передумал. Мы все-таки хотим вас, миссис, даже если у вас сиськи висят и живот в морщинах.
— Стой! — приказал чей-то голос. Чья-то рука схватила ее руку, но без вожделения. Это по-иному испугало ее; она вскрикнула.
— Господи, опять эти двое!
Валери уставилась на мужчин в серой форме: у обоих опущены забрала на шлемах, оба явно поражены. Все в ней задрожало; о нет, только не в ту ужасную комнату, только не укол!
— Ну, они явно впадают в крайности, — рассмеялся второй. — Сначала ходят в зимней одежде, а теперь разгуливают нагишом!
— На нас... напали, — сказал Билли.
— Напали! По вашему виду не скажешь. Что же они забрали? Одежду?
— Да, — Валери знала, что они не поверят ей, она бы хотела, чтобы они освободили ей руки, она могла бы тогда прикрыть грудь. Эти двое такие же, как и те ублюдки, смотрят туда, куда не имеют права смотреть. Извращенцы в последней стадии.
— Понимаю, — один из них держал ее, другой завел руку за спину. — Хорошо, вам лучше пойти с нами, вы сможете написать заявление, а мы постараемся найти тех парней. Мы не можем допустить, чтобы подобные вещи творились в лагере, не так ли? Но мы не можем также допускать, чтобы некая парочка разгуливала голышом, отдыхающие могут пожаловаться. Мы найдем вам кое-что надеть, а, может быть, накормим завтраком.
Он произнес это снисходительным тоном — так разговаривают с парой непослушных детей. Валери не пыталась сопротивляться. Если эти люди решили отвести их с Билли в ту ужасную комнату, похожую на камеру, они ничего не могут поделать. Она опустила голову на грудь и дала волю слезам.
— Боже, Майк, — тихо сказал один из сотрудников службы безопасности своему спутнику, — Шефа ждет ударчик, и я не хотел бы быть тем, кто ему об этом сообщит. Эта пара должна была выйти из-под воздействия препарата, забыть обо всем. Вместо этого они еще больше свихнулись. Это хреновое противоядие не действует!
Глава 25
Энн была поражена, увидев профессора Мортона в прихожей своего шале. Она не слышала, чтобы он стучал; она или оставила дверь открытой, или же он воспользовался служебным ключом. Ее замутило, пол под ней как будто накренился, поплыл. Она подождала, успокоилась.
— Тони! — испуганно и удивленно выговорила она.
— Мне необходимо поговорить с тобой, Энн.
Он явно был не в себе. Перед ней стоял не учтивый седовласый профессор, отдающий распоряжения, вызывающий у подчиненных уважение и невольный страх. На нем уже не было дорогого костюма под белым халатом. Волосы растрепаны, как будто его внезапно подняли с постели, галстук завязан поспешно, скосился на одну сторону, вязаный жилет расстегнут, серые брюки мятые. Более бледным она его не видела. Лицо отчаянное, даже страдающее.
— Говори, я слушаю. — Никаких сделок, это мой дом, и я не на работе. Сотрудник Департамента всегда на работе. Скажи, что тебе нужно, и уходи.
— Мы должны уехать отсюда, Энн. Ты и я. Немедленно! — он жевал черенок незажженной трубки, нервно покусывая нейлоновый мундштук.
— Я думала, что нам запрещено покидать лагерь?
— Все пошло прахом! — он развел руками. — Эксперимент полностью вышел из-под контроля. Они... — он оглянулся, как бы проверяя, плотно ли закрыта входная дверь. — Они убивают невинных людей, и это моя вина.
— Кого еще они убили? — ее дыхание внезапно участилось, во рту пересохло. — Они застрелили Джея, но он получил по заслугам. Кого еще?
— Они убили Мейсов! — он произнес это кричащим шепотом. — Они отправили их на машине. Это все равно, что посадить за руль пьяного. Об этом уже пишут газеты, сообщают по телевидению. Они убили Тонга только потому, что он начал задавать вопросы, и еще трех невинных людей вместе с ним только потому, что те случайно ехали на пляж на том же фуникулере. Они избавились от них, чтобы уничтожить свидетелей. Я в этом виноват, я создал формулу Ц-551. А противоядия ему нет!
— Но ты ведь говорил...
— Да, я врал. Оно могло бы сработать, оно действовало на животных, и я был убежден, что оно подействует и на мозг человека, но у меня не было возможности провести опыт на людях, и я молил Бога, чтобы этого никогда не случилось. Действие Ц-551 должно было бы прекратиться спустя несколько дней, но этого не произошло! Я проверил Эвансов, пока они были без сознания, сделал анализ крови. Я тогда уже знал, что это провал. О Боже, что же будет со всеми? Я тебе скажу: произойдут «несчастные случаи», один за другим. Этот дьявол Малиман теперь волен делать все, что ему заблагорассудится, а он обожает узаконенные убийства!
— Боже мой! — если бы рядом стоял стул, Энн бы рухнула на него, но прихожая была пуста.
— Он и до нас доберется, до тебя и до меня, — Мортон схватился за голову. — Рассчитается сполна, до конца. И об этой трагедии никто не узнает. Мы должны бежать, Энн.
Это может быть какая-то ловушка, она не исключила подобную возможность. Мортон был хороший актер, она уже имела случай убедиться в этом, и не раз, но до сих пор он никогда не терял контроль над собой. Теперь же его поставили к стенке, команда для расстрела уже прицелилась, и он начал молить о пощаде.
Она испытывала к нему одновременно жалость и презрение. Как только ты ставил свою подпись на пунктирной линии, ты отдавал им свою жизнь, свою душу, и они держали тебя этим. Он только на днях напомнил ей об этом, а теперь сам попался.
— Я сказала тебе, что между нами все кончено, Тони, — она говорила холодно, видела, как ее слова ранят его, видела его душевные страдания, бушевавшие в этом блестящем мозгу.
— Да, согласен, — он выговорил это упавшим тоном, исчезновение последней надежды горько разочаровало его. — Я согласен, но я должен спасти тебя. Мы еще можем бежать, но только немедленно, пока они ничего не подозревают!
— Прости, но я остаюсь, — сказала она.
— Из-за Биби?
Подонок, ты пытаешься сохранить что-то для себя!
— Возможно.
— Они все равно его убьют. Ты погибнешь вместе с ним, если останешься в лагере.
— А ты тем временем спасешь свою шкуру и оставишь нас на произвол судьбы, бросишь на растерзание!
Она откровенно презирала его, время притворства кончилось.
— Ты мне нужна, Энн, — он шагнул к ней, но она отшатнулась. — Ты для меня все.
— Не смей прикасаться ко мне, Тони.
— Хорошо, давай поговорим. Я пытался скрыть, но с ними этот номер не пройдет. Стены в буквальном смысле имеют уши. Командиру все известно.
— Он сказал тебе?
— Ему и говорить не надо было. Я просто знаю, что он знает. Энн, прошу тебя, давай поговорим. В моем шале, если ты не хочешь сейчас же уехать со мной.
— Хорошо, — ей надо было выиграть время, он в отчаянии. Ему только стоит вызвать людей из службы безопасности, арестовать ее. Тогда у него будет время отдышаться. И он отомстит. Граница между гениальностью и безумием опасно узка, и она знала, что Тони Мортон балансировал на самом краю. — Мы поговорим, но я ничего не обещаю.
Он кивнул, как ей показалось, с облегчением. Она взяла сумочку и вышла вслед за ним.
В роскошном шале была тревожная атмосфера, Энн почувствовала это сразу же, как они вошли. Еще совсем недавно это было уютное любовное гнездышко, теперь же стало зловещим местом.
— Что-нибудь выпьешь? — он открыл дверцу бара.
— Я бы выпила кофе, думаю, нам обоим лучше выпить кофе. Я сварю.
Она прошла в небольшую кухню, где все ей было привычно, включила чайник. Она услышала скрип пружин — Мортон опустился в кресло в гостиной, чтобы передохнуть. Она вся дрожала, тревожась о Джеффе. Но теперь он уже начал волноваться: он, конечно, отправится искать ее. Что он предпримет, когда обнаружит, что ее шале пусто? Это больше всего беспокоило ее. Беги, Джефф, пока можешь. Она знала, что он этого не сделает.
Энн налила две чашки, добавила молока, помедлила. Неожиданно она оказалась перед необходимостью выбора, самого драматического в ее жизни. Пальцы ее дрожали, когда она расстегивала замок сумочки. Он щелкнул, словно курок пистолета. Она порылась в сумке, пока не нашла то, что искала. Испуганная, доведенная до отчаяния — не только из-за себя, но и из-за Джеффа.
Энн знала, что у нее не было другого выбора.
* * *
— И куда бы мы могли уехать? — Энн передала ему чашку кофе, заметила, как он пролил часть на блюдце.
— За границу, — в его ответе отчетливо прозвучала нотка надежды. В Швейцарию, я думаю. У меня есть вилла во Франции, но они об этом знают. Мы могли бы чувствовать себя в безопасности в Швейцарии. У меня есть кое-какие средства в Женевском банке, так что в этом смысле с нами будет все в порядке. Нам, однако, придется тщательно заметать следы. Время работает против нас.
— Понимаю.
— Так ты, значит, решила уехать со мной?
— Наверное. Мне надо будет захватить кое-что из вещей.
— На это нет времени. Только наши паспорта. У меня достаточно денег, чтобы доехать до Швейцарии. Но нам надо поторопиться. Как только они поймут, что мы бежали, они сообщат в Интерпол, нас могут арестовать под каким-то вымышленным предлогом, и никто больше о нас никогда не услышит. У Службы контакты по всему миру, есть целая группа космополитических малиманов. Мы должны будем скрываться.
— До конца жизни?
— Да.
— Но тебе незачем бежать, Тони. Оставайся здесь, тебе ведь ничего не угрожает. Тот факт, что противоядие не действует, это всего лишь твое предположение.
— Оно не подействовало на Эвансов, когда я на них его проверял, — ответил Мортон. — Должны были появиться признаки даже в том случае, если бы для полного действия потребовалось бы несколько дней. Мои опыты показали, что их системы отторгают противоядие. Это все равно, что проверить освещением яйца из инкубатора: если там есть эмбрион, цыпленок вылупится, если нет, то нет. Я знаю, я же работал с этой чертовой формулой.
— Даже если противоядие не действует, они вряд ли поставят тебя к стенке.
— Дело во мне, не в них! — резко возразил он. — Люди будут гибнуть просто так, уже погибли. Без меня не было бы Ц-551, никто бы до этого не додумался. Я его случайно открыл, разработал. Те, которые уже погибли, — на моей совести, а за ними последуют многие другие.
— Я никогда не думала, что у тебя есть совесть, — она пристально наблюдала за ним.
— У меня и не было, до того... до того случая с фуникулером. Две девушки, молодой отец — они никакого отношения не имели к эксперименту. Они попались случайно. Тонг совал свой нос, куда не следует, вот и поплатился. Мы играли с людскими эмоциями, но это позволительно лишь в теории, не в жизни. Командир, однако, другого мнения. Он — машина, двигатель, приводящий в движение Департамент. Тебе бы в голову не могло придти, что правительство способно так обойтись с избирателями, да? Я хочу сказать, что те убитые, они, возможно, голосовали за нынешнее правительство. Что-то вроде самоубийства, голосование за смерть. И эта чертова партия, вероятно, будет избрана на второй срок. Такой цинизм. Я не хочу больше в этом участвовать. Я уже нанес свою долю вреда. Как тот парень, который открыл миксоматоз, а потом не выдержал напряжения и ушел в монастырь. Осознаешь все, когда уже поздно.
Ей было почти жалко его. Он сидел, держа в руках пустую чашку, глядя прямо перед собой, погруженный в собственные мысли. Она ждала. Его глаза закрылись на секунду-две, вновь открылись. Вид у него был очень усталый.
— Они... не должны нас найти, — сказал он после долгого молчания, и ее сердце заколотилось при звуке его неразборчивой речи. Едва заметно, но уже действует. Хотя, возможно, это просто усталость.
— Кто? — Энн затаила дыхание.
Казалось, Мортон сопротивлялся, боролся с собственным сознанием, как будто пытался очнуться от глубокого сна, вспомнить недавние события.
— Твой муж... — отсутствующее выражение лица. — Мы ведь не хотим скандала, не так ли? Уикэнд с любовником — это прекрасно, пока не застукают, — Мортон засмеялся невыразительным смехом.
— Они не найдут нас здесь, — заверила она его, взяв пустую чашку и блюдце. — Ты отдохни, Тони. Все прекрасно. Ты собираешься разводиться с женой?
Он пождал губы:
— Не знаю...
— Ты же обещал. Кроме того, мы ведь должны будем пожениться, когда все уляжется.
— Да-да, конечно, — поспешно заверил ее Мортон в замешательстве. — Я ведь люблю тебя... Энн. — Как будто он не уверен, как ее зовут.
Она притворилась, будто не заметила, постаралась скрыть ликование в голосе.
— Я знаю, Тони. Но тебе пришлось столько пережить за это время. Любовь утомляет. Теперь тебе ничто не грозит, никто не знает, где мы. Может быть, ты ляжешь в постель, а я через минуту тоже приду.
— Пожалуй, — он с вожделением посмотрел на ее тело сквозь пленку, покрывшую его глаза. — Да, я так и сделаю. Не задерживайся.
— Нет, я скоро, — она отошла, увидела, как он неуверенно направился к двери спальни, не совсем ясно понимая, где находится. Она постояла, прислушиваясь, услышала шорох снимаемой одежды, скрип пружин кровати.
От сильного возбуждения у нее кружилась голова. Ситуация была невероятная; только что Мортон был беглецом, предавшим организацию, которой служил, сейчас же в его сознании он был любовником, опасающимся ревнивого мужа. Энн рассмеялась, все еще дрожа, попыталась собраться с мыслями. Она искала выход и внезапно нашла его. Ц-551. «Вклад» профессора Мортона в эволюцию общества избрал его самого своей последней жертвой.
Вдруг ее пронзила отрезвляющая мысль, заставившая сжаться в комок, словно ледяная рука сжала у нее все внутри. Они — беглецы, как ни посмотри на это; Служба будет мстить, и там, в этом искусственном мире отдыха затаился охотник — Малиман.
И именно в этот момент кто-то так сильно постучал, что дверь задрожала.
Глава 26
Как только Долман толкнул дверь церкви, у него появилось дурное предчувствие, стало как-то неспокойно на душе. Он постоял, ожидая, пока глаза привыкнут к тусклому свету — отражению от оранжевой лампы уличного фонаря. Ему всегда было не по себе в храмах, а этого не должно быть, потому что он атеист. Он не верил ни в какие сверхъестественные существа, ни в добрые, ни в злые; он все время убеждал себя в этом, но никак не мог убедить до конца. Оставался какой-то страх перед темнотой, от него ему и не удалось избавиться.
В церкви кто-то был, Долман это чувствовал. Он прислушался и вскоре ясно услышал чье-то дыхание — так дышат астматики, со слабым хрипом. Оно доносилось из дальнего угла. Долман вгляделся, но никого не увидел; ряды скамей, аналой, алтарь. Если они где-то спрятались, то только за алтарем. Он был сердит, потому что никто не имел права здесь находиться. Церковь закрывают в 9 вечера, и он попал сюда только потому, что Артур Смит дал ему запасной ключ. И что они тут делают, кто бы они ни были?
Узнать это можно было лишь одним способом. Он бесшумно пошел на носках по узкой ковровой дорожке вниз по проходу к ступеням алтаря. Остановился, снова прислушался. За этим деревянным сооружением с распятием кто-то явно был; наверно, пьяница, который заснул там несколько часов назад. Долмана это чертовски разозлило, и он решил, что ему придется избавиться от этого типа, вытащить его из церкви, бросить на асфальт — пусть его там кто-нибудь найдет. Дэвиду Холману было необходимо остаться в церкви одному любой ценой, сделать ее местом своего убежища, пока пламя, которое Он раздул в других местах, превратилось в подлинный ад, разрушающий оплот капитализма, эксплуататоров рабочего класса. Британская революция начнется именно здесь!
Из-за алтаря появился человек — худой, сутулый, с бледным, заострившимся лицом, похожий на привидение. Костлявые руки его были воздеты к небу, тонкие губы шевелились, пытались найти слова, а когда они прозвучали, то получился шепот:
— Добро пожаловать в Дом...
— Мать твою! — Долман отпрыгнул, чуть не упал.
— Вы! — человек вскинул руку, словно защищаясь от неожиданного удара. — Безбожник святотатствует в Доме Господа, произносит богохульные слова!
— Будь я проклят, если это не тот священник! — Долман вздохнул с облегчением. Неприятность, но с этой проблемой можно справиться. Не хватало ему сейчас ввязаться в спор о существовании Бога. — Господи, ну и напугал же ты меня!
— Будьте так любезны, не упоминайте имя Господа нашего всуе, — Эдвард Холман внимательно вгляделся в неожиданного гостя. То, что этот атеист вошел в церковь, было хорошим знаком, может быть, их жаркий спор возымел в конце концов какое-то действие и Долман увидел Свет. Это было вполне возможно. Надо выяснить, так ли это, но тактично. — Я очень рад видеть вас, мой друг, несмотря на столь печальный повод.
— Чего? — ему надо избавиться от этого типа, но уговорами, не силой. Этот старый идиот упрям, но времени на конфронтацию нет, к ней можно прибегнуть лишь в крайнем случае. — Что такое, приятель?
— Моя жена почила. Но кто я такой, чтоб усомниться в воле Господа?
— Мне... очень жаль.
— Благодарю вас, сэр. Вы прибыли как раз к началу погребальной церемонии.
Господи! Этот тип совсем тронулся!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Стой! — приказал чей-то голос. Чья-то рука схватила ее руку, но без вожделения. Это по-иному испугало ее; она вскрикнула.
— Господи, опять эти двое!
Валери уставилась на мужчин в серой форме: у обоих опущены забрала на шлемах, оба явно поражены. Все в ней задрожало; о нет, только не в ту ужасную комнату, только не укол!
— Ну, они явно впадают в крайности, — рассмеялся второй. — Сначала ходят в зимней одежде, а теперь разгуливают нагишом!
— На нас... напали, — сказал Билли.
— Напали! По вашему виду не скажешь. Что же они забрали? Одежду?
— Да, — Валери знала, что они не поверят ей, она бы хотела, чтобы они освободили ей руки, она могла бы тогда прикрыть грудь. Эти двое такие же, как и те ублюдки, смотрят туда, куда не имеют права смотреть. Извращенцы в последней стадии.
— Понимаю, — один из них держал ее, другой завел руку за спину. — Хорошо, вам лучше пойти с нами, вы сможете написать заявление, а мы постараемся найти тех парней. Мы не можем допустить, чтобы подобные вещи творились в лагере, не так ли? Но мы не можем также допускать, чтобы некая парочка разгуливала голышом, отдыхающие могут пожаловаться. Мы найдем вам кое-что надеть, а, может быть, накормим завтраком.
Он произнес это снисходительным тоном — так разговаривают с парой непослушных детей. Валери не пыталась сопротивляться. Если эти люди решили отвести их с Билли в ту ужасную комнату, похожую на камеру, они ничего не могут поделать. Она опустила голову на грудь и дала волю слезам.
— Боже, Майк, — тихо сказал один из сотрудников службы безопасности своему спутнику, — Шефа ждет ударчик, и я не хотел бы быть тем, кто ему об этом сообщит. Эта пара должна была выйти из-под воздействия препарата, забыть обо всем. Вместо этого они еще больше свихнулись. Это хреновое противоядие не действует!
Глава 25
Энн была поражена, увидев профессора Мортона в прихожей своего шале. Она не слышала, чтобы он стучал; она или оставила дверь открытой, или же он воспользовался служебным ключом. Ее замутило, пол под ней как будто накренился, поплыл. Она подождала, успокоилась.
— Тони! — испуганно и удивленно выговорила она.
— Мне необходимо поговорить с тобой, Энн.
Он явно был не в себе. Перед ней стоял не учтивый седовласый профессор, отдающий распоряжения, вызывающий у подчиненных уважение и невольный страх. На нем уже не было дорогого костюма под белым халатом. Волосы растрепаны, как будто его внезапно подняли с постели, галстук завязан поспешно, скосился на одну сторону, вязаный жилет расстегнут, серые брюки мятые. Более бледным она его не видела. Лицо отчаянное, даже страдающее.
— Говори, я слушаю. — Никаких сделок, это мой дом, и я не на работе. Сотрудник Департамента всегда на работе. Скажи, что тебе нужно, и уходи.
— Мы должны уехать отсюда, Энн. Ты и я. Немедленно! — он жевал черенок незажженной трубки, нервно покусывая нейлоновый мундштук.
— Я думала, что нам запрещено покидать лагерь?
— Все пошло прахом! — он развел руками. — Эксперимент полностью вышел из-под контроля. Они... — он оглянулся, как бы проверяя, плотно ли закрыта входная дверь. — Они убивают невинных людей, и это моя вина.
— Кого еще они убили? — ее дыхание внезапно участилось, во рту пересохло. — Они застрелили Джея, но он получил по заслугам. Кого еще?
— Они убили Мейсов! — он произнес это кричащим шепотом. — Они отправили их на машине. Это все равно, что посадить за руль пьяного. Об этом уже пишут газеты, сообщают по телевидению. Они убили Тонга только потому, что он начал задавать вопросы, и еще трех невинных людей вместе с ним только потому, что те случайно ехали на пляж на том же фуникулере. Они избавились от них, чтобы уничтожить свидетелей. Я в этом виноват, я создал формулу Ц-551. А противоядия ему нет!
— Но ты ведь говорил...
— Да, я врал. Оно могло бы сработать, оно действовало на животных, и я был убежден, что оно подействует и на мозг человека, но у меня не было возможности провести опыт на людях, и я молил Бога, чтобы этого никогда не случилось. Действие Ц-551 должно было бы прекратиться спустя несколько дней, но этого не произошло! Я проверил Эвансов, пока они были без сознания, сделал анализ крови. Я тогда уже знал, что это провал. О Боже, что же будет со всеми? Я тебе скажу: произойдут «несчастные случаи», один за другим. Этот дьявол Малиман теперь волен делать все, что ему заблагорассудится, а он обожает узаконенные убийства!
— Боже мой! — если бы рядом стоял стул, Энн бы рухнула на него, но прихожая была пуста.
— Он и до нас доберется, до тебя и до меня, — Мортон схватился за голову. — Рассчитается сполна, до конца. И об этой трагедии никто не узнает. Мы должны бежать, Энн.
Это может быть какая-то ловушка, она не исключила подобную возможность. Мортон был хороший актер, она уже имела случай убедиться в этом, и не раз, но до сих пор он никогда не терял контроль над собой. Теперь же его поставили к стенке, команда для расстрела уже прицелилась, и он начал молить о пощаде.
Она испытывала к нему одновременно жалость и презрение. Как только ты ставил свою подпись на пунктирной линии, ты отдавал им свою жизнь, свою душу, и они держали тебя этим. Он только на днях напомнил ей об этом, а теперь сам попался.
— Я сказала тебе, что между нами все кончено, Тони, — она говорила холодно, видела, как ее слова ранят его, видела его душевные страдания, бушевавшие в этом блестящем мозгу.
— Да, согласен, — он выговорил это упавшим тоном, исчезновение последней надежды горько разочаровало его. — Я согласен, но я должен спасти тебя. Мы еще можем бежать, но только немедленно, пока они ничего не подозревают!
— Прости, но я остаюсь, — сказала она.
— Из-за Биби?
Подонок, ты пытаешься сохранить что-то для себя!
— Возможно.
— Они все равно его убьют. Ты погибнешь вместе с ним, если останешься в лагере.
— А ты тем временем спасешь свою шкуру и оставишь нас на произвол судьбы, бросишь на растерзание!
Она откровенно презирала его, время притворства кончилось.
— Ты мне нужна, Энн, — он шагнул к ней, но она отшатнулась. — Ты для меня все.
— Не смей прикасаться ко мне, Тони.
— Хорошо, давай поговорим. Я пытался скрыть, но с ними этот номер не пройдет. Стены в буквальном смысле имеют уши. Командиру все известно.
— Он сказал тебе?
— Ему и говорить не надо было. Я просто знаю, что он знает. Энн, прошу тебя, давай поговорим. В моем шале, если ты не хочешь сейчас же уехать со мной.
— Хорошо, — ей надо было выиграть время, он в отчаянии. Ему только стоит вызвать людей из службы безопасности, арестовать ее. Тогда у него будет время отдышаться. И он отомстит. Граница между гениальностью и безумием опасно узка, и она знала, что Тони Мортон балансировал на самом краю. — Мы поговорим, но я ничего не обещаю.
Он кивнул, как ей показалось, с облегчением. Она взяла сумочку и вышла вслед за ним.
В роскошном шале была тревожная атмосфера, Энн почувствовала это сразу же, как они вошли. Еще совсем недавно это было уютное любовное гнездышко, теперь же стало зловещим местом.
— Что-нибудь выпьешь? — он открыл дверцу бара.
— Я бы выпила кофе, думаю, нам обоим лучше выпить кофе. Я сварю.
Она прошла в небольшую кухню, где все ей было привычно, включила чайник. Она услышала скрип пружин — Мортон опустился в кресло в гостиной, чтобы передохнуть. Она вся дрожала, тревожась о Джеффе. Но теперь он уже начал волноваться: он, конечно, отправится искать ее. Что он предпримет, когда обнаружит, что ее шале пусто? Это больше всего беспокоило ее. Беги, Джефф, пока можешь. Она знала, что он этого не сделает.
Энн налила две чашки, добавила молока, помедлила. Неожиданно она оказалась перед необходимостью выбора, самого драматического в ее жизни. Пальцы ее дрожали, когда она расстегивала замок сумочки. Он щелкнул, словно курок пистолета. Она порылась в сумке, пока не нашла то, что искала. Испуганная, доведенная до отчаяния — не только из-за себя, но и из-за Джеффа.
Энн знала, что у нее не было другого выбора.
* * *
— И куда бы мы могли уехать? — Энн передала ему чашку кофе, заметила, как он пролил часть на блюдце.
— За границу, — в его ответе отчетливо прозвучала нотка надежды. В Швейцарию, я думаю. У меня есть вилла во Франции, но они об этом знают. Мы могли бы чувствовать себя в безопасности в Швейцарии. У меня есть кое-какие средства в Женевском банке, так что в этом смысле с нами будет все в порядке. Нам, однако, придется тщательно заметать следы. Время работает против нас.
— Понимаю.
— Так ты, значит, решила уехать со мной?
— Наверное. Мне надо будет захватить кое-что из вещей.
— На это нет времени. Только наши паспорта. У меня достаточно денег, чтобы доехать до Швейцарии. Но нам надо поторопиться. Как только они поймут, что мы бежали, они сообщат в Интерпол, нас могут арестовать под каким-то вымышленным предлогом, и никто больше о нас никогда не услышит. У Службы контакты по всему миру, есть целая группа космополитических малиманов. Мы должны будем скрываться.
— До конца жизни?
— Да.
— Но тебе незачем бежать, Тони. Оставайся здесь, тебе ведь ничего не угрожает. Тот факт, что противоядие не действует, это всего лишь твое предположение.
— Оно не подействовало на Эвансов, когда я на них его проверял, — ответил Мортон. — Должны были появиться признаки даже в том случае, если бы для полного действия потребовалось бы несколько дней. Мои опыты показали, что их системы отторгают противоядие. Это все равно, что проверить освещением яйца из инкубатора: если там есть эмбрион, цыпленок вылупится, если нет, то нет. Я знаю, я же работал с этой чертовой формулой.
— Даже если противоядие не действует, они вряд ли поставят тебя к стенке.
— Дело во мне, не в них! — резко возразил он. — Люди будут гибнуть просто так, уже погибли. Без меня не было бы Ц-551, никто бы до этого не додумался. Я его случайно открыл, разработал. Те, которые уже погибли, — на моей совести, а за ними последуют многие другие.
— Я никогда не думала, что у тебя есть совесть, — она пристально наблюдала за ним.
— У меня и не было, до того... до того случая с фуникулером. Две девушки, молодой отец — они никакого отношения не имели к эксперименту. Они попались случайно. Тонг совал свой нос, куда не следует, вот и поплатился. Мы играли с людскими эмоциями, но это позволительно лишь в теории, не в жизни. Командир, однако, другого мнения. Он — машина, двигатель, приводящий в движение Департамент. Тебе бы в голову не могло придти, что правительство способно так обойтись с избирателями, да? Я хочу сказать, что те убитые, они, возможно, голосовали за нынешнее правительство. Что-то вроде самоубийства, голосование за смерть. И эта чертова партия, вероятно, будет избрана на второй срок. Такой цинизм. Я не хочу больше в этом участвовать. Я уже нанес свою долю вреда. Как тот парень, который открыл миксоматоз, а потом не выдержал напряжения и ушел в монастырь. Осознаешь все, когда уже поздно.
Ей было почти жалко его. Он сидел, держа в руках пустую чашку, глядя прямо перед собой, погруженный в собственные мысли. Она ждала. Его глаза закрылись на секунду-две, вновь открылись. Вид у него был очень усталый.
— Они... не должны нас найти, — сказал он после долгого молчания, и ее сердце заколотилось при звуке его неразборчивой речи. Едва заметно, но уже действует. Хотя, возможно, это просто усталость.
— Кто? — Энн затаила дыхание.
Казалось, Мортон сопротивлялся, боролся с собственным сознанием, как будто пытался очнуться от глубокого сна, вспомнить недавние события.
— Твой муж... — отсутствующее выражение лица. — Мы ведь не хотим скандала, не так ли? Уикэнд с любовником — это прекрасно, пока не застукают, — Мортон засмеялся невыразительным смехом.
— Они не найдут нас здесь, — заверила она его, взяв пустую чашку и блюдце. — Ты отдохни, Тони. Все прекрасно. Ты собираешься разводиться с женой?
Он пождал губы:
— Не знаю...
— Ты же обещал. Кроме того, мы ведь должны будем пожениться, когда все уляжется.
— Да-да, конечно, — поспешно заверил ее Мортон в замешательстве. — Я ведь люблю тебя... Энн. — Как будто он не уверен, как ее зовут.
Она притворилась, будто не заметила, постаралась скрыть ликование в голосе.
— Я знаю, Тони. Но тебе пришлось столько пережить за это время. Любовь утомляет. Теперь тебе ничто не грозит, никто не знает, где мы. Может быть, ты ляжешь в постель, а я через минуту тоже приду.
— Пожалуй, — он с вожделением посмотрел на ее тело сквозь пленку, покрывшую его глаза. — Да, я так и сделаю. Не задерживайся.
— Нет, я скоро, — она отошла, увидела, как он неуверенно направился к двери спальни, не совсем ясно понимая, где находится. Она постояла, прислушиваясь, услышала шорох снимаемой одежды, скрип пружин кровати.
От сильного возбуждения у нее кружилась голова. Ситуация была невероятная; только что Мортон был беглецом, предавшим организацию, которой служил, сейчас же в его сознании он был любовником, опасающимся ревнивого мужа. Энн рассмеялась, все еще дрожа, попыталась собраться с мыслями. Она искала выход и внезапно нашла его. Ц-551. «Вклад» профессора Мортона в эволюцию общества избрал его самого своей последней жертвой.
Вдруг ее пронзила отрезвляющая мысль, заставившая сжаться в комок, словно ледяная рука сжала у нее все внутри. Они — беглецы, как ни посмотри на это; Служба будет мстить, и там, в этом искусственном мире отдыха затаился охотник — Малиман.
И именно в этот момент кто-то так сильно постучал, что дверь задрожала.
Глава 26
Как только Долман толкнул дверь церкви, у него появилось дурное предчувствие, стало как-то неспокойно на душе. Он постоял, ожидая, пока глаза привыкнут к тусклому свету — отражению от оранжевой лампы уличного фонаря. Ему всегда было не по себе в храмах, а этого не должно быть, потому что он атеист. Он не верил ни в какие сверхъестественные существа, ни в добрые, ни в злые; он все время убеждал себя в этом, но никак не мог убедить до конца. Оставался какой-то страх перед темнотой, от него ему и не удалось избавиться.
В церкви кто-то был, Долман это чувствовал. Он прислушался и вскоре ясно услышал чье-то дыхание — так дышат астматики, со слабым хрипом. Оно доносилось из дальнего угла. Долман вгляделся, но никого не увидел; ряды скамей, аналой, алтарь. Если они где-то спрятались, то только за алтарем. Он был сердит, потому что никто не имел права здесь находиться. Церковь закрывают в 9 вечера, и он попал сюда только потому, что Артур Смит дал ему запасной ключ. И что они тут делают, кто бы они ни были?
Узнать это можно было лишь одним способом. Он бесшумно пошел на носках по узкой ковровой дорожке вниз по проходу к ступеням алтаря. Остановился, снова прислушался. За этим деревянным сооружением с распятием кто-то явно был; наверно, пьяница, который заснул там несколько часов назад. Долмана это чертовски разозлило, и он решил, что ему придется избавиться от этого типа, вытащить его из церкви, бросить на асфальт — пусть его там кто-нибудь найдет. Дэвиду Холману было необходимо остаться в церкви одному любой ценой, сделать ее местом своего убежища, пока пламя, которое Он раздул в других местах, превратилось в подлинный ад, разрушающий оплот капитализма, эксплуататоров рабочего класса. Британская революция начнется именно здесь!
Из-за алтаря появился человек — худой, сутулый, с бледным, заострившимся лицом, похожий на привидение. Костлявые руки его были воздеты к небу, тонкие губы шевелились, пытались найти слова, а когда они прозвучали, то получился шепот:
— Добро пожаловать в Дом...
— Мать твою! — Долман отпрыгнул, чуть не упал.
— Вы! — человек вскинул руку, словно защищаясь от неожиданного удара. — Безбожник святотатствует в Доме Господа, произносит богохульные слова!
— Будь я проклят, если это не тот священник! — Долман вздохнул с облегчением. Неприятность, но с этой проблемой можно справиться. Не хватало ему сейчас ввязаться в спор о существовании Бога. — Господи, ну и напугал же ты меня!
— Будьте так любезны, не упоминайте имя Господа нашего всуе, — Эдвард Холман внимательно вгляделся в неожиданного гостя. То, что этот атеист вошел в церковь, было хорошим знаком, может быть, их жаркий спор возымел в конце концов какое-то действие и Долман увидел Свет. Это было вполне возможно. Надо выяснить, так ли это, но тактично. — Я очень рад видеть вас, мой друг, несмотря на столь печальный повод.
— Чего? — ему надо избавиться от этого типа, но уговорами, не силой. Этот старый идиот упрям, но времени на конфронтацию нет, к ней можно прибегнуть лишь в крайнем случае. — Что такое, приятель?
— Моя жена почила. Но кто я такой, чтоб усомниться в воле Господа?
— Мне... очень жаль.
— Благодарю вас, сэр. Вы прибыли как раз к началу погребальной церемонии.
Господи! Этот тип совсем тронулся!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28