— Тогда спросите у ваших хозяев…
— Они мне не хозяева!— …спросите у них, какое отчество записано в моем паспорте. Вы ведь Борис, не так ли?Глаза Яворского замерли. Он поднял голову вверх и, словно обращаясь к потолку, спросил:— Это правда?!Потолок не ответил. Но ответ Яворскому был не слишком нужен — он наконец понял, что это и есть то разумное объяснение, которое растворяет всю мистику, как восход солнца растворяет ночные страхи.— А как же все остальное?.. Как же болезнь?..— Болезнь остается болезнью. Которая передается по наследству.Яворский все еще не хотел верить в то, что невозможное так и осталось невозможным.— А как тебе удавалось скрываться от них? Как тебе удалось выбраться из клетки? Почему ты до сих пор жива, когда столько людей хотели тебя убить?— Значит, плохо хотели. Извините.— А все те, кровь которых ты пила? Мы умертвили их напрасно? Нам нечего было искать? Болезнь не передается через кровь?
— Да опомнитесь вы наконец. Вы — взрослый человек, ученый, профессор, а верите в вампиров из сказки.Яворский медленно поднял руку, потянулся к шее и распустил узел галстука. Затем он расстегнул пуговицы на рубашке, подошел к Лизе, наклонился к самому ее лицу и произнес, глядя ей в глаза:— Тогда ведь ничего не произойдет, если ты сделаешь это со мной? — Он подставил шею. — На же, пей!Лиза обняла его за плечи, раскрыла рот и прижалась зубами к его шее. Яворский вздрогнул и закрыл глаза.В дверь сильно ударили снаружи. Яворский словно не слышал этого, но Лиза, не отрываясь, взглянула в ту сторону. В дверь продолжали ломиться, послышался крик Жданова:— Где ключ, черт вас дери!— Заперто изнутри! — ответил кто-то.— Так несите таран!Лиза схватилась крепче за плечи Яворского и отняла рот. Из раны сочилась кровь.— Что такое? — прохрипел Яворский, открывая мутные глаза. Лиза облизнула губы, обняла его и толкнула в сторону окна. Махая руками, пытаясь удержать равновесие, Яворский упал спиной на стекло. Секунду оно держало тяжесть двух тел, потом лопнуло на сотни острых кусков, и Лиза с Яворским провалились наружу, окруженные облаком сверкающих осколков.
В дверь позвонили. Коротко, потом еще раз. Не настойчиво, не робко. Равнодушно так позвонили. Я пошел открывать.На пороге стояла Лиза. Ее лицо, шея, руки были покрыты порезами, разными по величине. Раны уже запеклись, и кровь из них не сочилась. Ее левая рука висела, прижатая к боку, пальцы были скрючены. Лицо Лизы не выражало ничего. Даже боли оно не выражало. Я посторонился, пропуская ее в квартиру, хотя она не делала попыток войти.Лиза вошла. Когда я закрыл дверь, она сказала:— Мне не к кому больше идти.— Раны промыть надо, — сказал я.— Ерунда, — сказала она, — через час буду как новая.Она ничего не ела, только много пила, обычную кипяченую воду из стакана. А я все ждал, когда она попросит меня…— Спасибо, я уже пообедала, — произнесла она вдруг. Я не то чтобы облегченно вздохнул — я уже бьи готов к этому, — но удивился тому, как она угадала мои мысли. Мне казалось, я хорошо их скрывал.Она влила в себя, наверное, стаканов десять — больших, граненых. Когда она выпила всю кипяченую воду, которая у меня была, я налил новый чайник и поставил его на огонь.— Как дальше жить будем? — спросил я.— Дальше мы будем жить каждый сам по себе, — ответила она.— Ну, это само собой. Что ты дальше собираешься делать?— Оставаться у тебя я не собираюсь. Оклемаюсь и уйду.— Куда?— Туда.— Тебя затравят.— Выживу. Не в первый раз.— Такое — в первый.— А ты откуда знаешь?— Интуиция. Я сторонник линейной теории времени.Она подняла на меня взгляд.— Так что же мне делать? — спросила она. Без иронии. Она действительно просила о помощи.— Я помогу тебе. * * * Навигатор с трудом сдерживал волнение.— Вы чертовски везучий человек, Денис. Чертовски везучий, — повторил он в сто какой-то раз. — Что вы от меня хотите?— Переправьте ее за границу.— Но граница перекрыта. Ее не выпустят.— Так сделайте так, чтобы ее выпустили.— У отдела длинные руки, простите за пошлость. Они ее достанут.
— Не достанут. Она скроется. Или вы по-прежнему хотите ее убить?
Навигатор вздрогнул.— Хорошо. Я сделаю все, о чем вы меня попросите. Но просьба должна быть конкретной, а не абстрактной, вроде «переправьте ее за границу». Я помогу вам. Но я не могу убрать всех пограничников. И вывозить ее придется вам самому.— Как-нибудь разберусь.Я плохо представлял, как я это сделаю. Открывая дверь квартиры, я подумал: а что, если она уже ушла? Но она не ушла. Она спала. Я уже видел, как она спала, но не был уверен, что она в самом деле отключилась.Я взял телефон и, стараясь ничего не задеть проводом, перебрался на кухню. Там я набрал номер Джулии:— Привет, подружка,— Привет-привет. Сколько лет, сколько зим.— Вы мне нужны.— Наконец-то.— Вот так-то, — облегченно закончил я свою речь. Слушая мою историю, Джулия иногда иронически хмыкала, иногда недоверчиво мотала головой, иногда просто улыбалась.— Ну, ладно. Если допустить, что пятьдесят процентов рассказанного тобой правда…Я разозлился:— Да я сам все это видел, понимаешь! Она из меня литр крови высосала!— Я не говорю, что ты мне врешь, — спокойно ответила Джулия. — Просто половина того, что ты мне рассказал, — твоя фантазия. В которую ты веришь, будто это произошло на самом деле. Ты пойми, с третьего этажа и я спрыгнуть могу. При желании даже с четвертого могу. И от группы спецназа уйду, если понадобится. Это не так сложно, как кажется. Знаешь, чему нынче спецназ учат? Я тебе потом расскажу. А то, что она у тебя кровь пила… Она же тебе сама сказала, что больна. Я, правда, сомневаюсь, что таким образом она лечится, но я не врач.— У нее реакция, как молния, — продолжал упорствовать я.— У меня тоже, — ничтоже сумняшеся ответствовала Джулия.Я взглянул на бесшумно появившуюся за спиной Джулии Лизу; Джулия обернулась.— Привет, — сказала она.— Привет, — ответила Лиза.— Ты и есть наша «белокурая бестия»?— Да. — Лиза села на свободный табурет. Ее взгляд встретился со взглядом Джулии, обе замерли, чего-то ожидая, и Лиза вдруг демонстративно наклонила голову, словно уклоняясь от удара.Джулия рассмеялась:— Я — пас! Реакция что надо.Лиза улыбнулась. Как-то странно, будто губы плохо ее слушались.— Мы постараемся вывезти тебя в Польшу. Я думаю, нам это удастся. Как ты относишься к Польше?— Польша — замечательная страна, — ответила Лиза.—О'кей. Тогда расскажи-ка нам, что с тобой случилось, — попросил я. * * * — Эта машина — ваша, — сказал Навигатор, указывая мне на абсолютно шикарный, зеркально-черный шестисотый «мерседес».— А поскромнее ничего не нашлось?— Вездеходы другими не бывают.— Что значит — «вездеходы»?— Взгляните на номер.Я отошел в сторону и посмотрел. Номер как номер. Только вместо федерального индекса — московских двух семерок — большой триколор. Кажется, я понял, что имел в виду Навигатор.— Это правительственный автомобиль?— В некотором роде. — Навигатор улыбнулся. — В бардачке — все документы и на всякий случай — мигалка. Имейте в виду, останавливать и досматривать эту машину имеют право только с санкции генерального прокурора России. В том числе и на границе. Корпус и стекла — бронированные, но я думаю, до этого не дойдет.Он протянул мне пухлый желтый конверт:— А это — передайте ей. Я… виноват перед ней. И перед вами. Там польский паспорт и деньги на первое время.Я сел за руль и восхищенно подумал — вот это тачка! А ну как газануть сейчас по Москве!Навигатор наклонился к окну:— Советую вам поторопиться, вас уже почти вычислили. Избавьтесь от нее как можно скорее.Я кивнул и завел мотор.— И… удачи вам.
— Майор! Слышь, майор! Причудливое явление из пяти букв?Майор погранвойск, огромный мужик лет тридцати, стриженный под горшок, напрягает могучую голову:— Х…йня.Черный зверь— Фи, майор!Олег Реутов ухмыльнулся и, отложив кроссворд, скосился на окно: за стеклом лениво барабанил дождик. На пропускном пункте было уютно, деревянный домик чем-то напоминал дачу. Тут всегда было тихо, чисто и кругом одни военные. Реутова это расслабляло и умиротворяло, вот уже второй день. Сколько он тут еще пробудет, неизвестно.Он, кряхтя, встал и размял спину.— Ну, что, майор, по рюмке кофе, что ли? — спросил он, подходя к окну, где на столе стоял электрический чайник.— Валяй, майор.Реутов включил чайник и поглядел в окно.— Етить твою мать! — крикнул он. — Какого хрена?! Он бросился к двери, хватая на ходу серый пиджак, и выбежал из домика.— Стоять, черти! Куда!Трое пограничников с автоматами на плечах, поднимающие шлагбаум перед черным «мерином», замерли и недоуменно переглянулись.— Вам что было приказано?! — рявкнул Реутов. — Никого не пропускать без меня!Майор подошел сзади:— Да ты глянь, какой номер. Ща вставят по самые помидоры. Иди, нагинайся, я в этом не участвую.Реутов подошел к «вездеходу» и наклонился к матовому стеклу:— Опустите стекло, пожалуйста.Машина безмолвствовала. Реутов занервничал, но все-таки достал из кармана удостоверение, раскрыл его и прижал к стеклу:— Опустите стекло, будьте любезны! Федеральная служба безопасности.— Да хоть небесная канцелярия, — услышал он глухой голос изнутри. — Немедленно пропустите правительственный транспорт.Реутов стиснул челюсти. Они были правы, конечно. Но те, кого он стерег, могли проскочить через любой пропускной пункт. Только не через его. Тогда начальство зарядит ему не по самые помидоры, а гораздо глубже. А умные люди из двух зол выбирают меньшее.— Если вы не опустите стекло, я буду вынужден приказать прострелить вам колеса. Тогда вы точно никуда не уедете.— Ты сдурел, что ли, мужик!.. — прошипел майор. — Ты понимаешь, что делаешь?— Понимаю. Под мою ответственность. Прикажи своим пугнуть их.— Ну, смотри, майор.Майор сделал сложный жест указательным пальцем на колеса «вездехода». Погранцы скинули автоматы и громко лязгнули затворами.Стекло у места водителя плавно опустилось. Молодой человек лет двадцати пяти, сидевший за рулем, процедил, не глядя в сторону Реутова:— Вы за это ответите.— Всенепременно, — отозвался Реутов и просунул голову в окно. Картина, представшая его глазам, заставила его сердце радостно забиться. Он понял, что поймал того, кого нужно.В салоне, кроме парня-водителя, рядом с ним сидел еще один, в очках и простой рубашке-безрукавке. На заднем сиденье была девушка-мулатка. Эта молодежь меньше всего была похожа на пассажиров правительственного «вездехода». Ho где самый главный персонаж?— Предъявите ваши документы, — потребовал Реутов.— Пожалуйста.Водитель сунул ему пачку каких-то бумаг. Реутов принялся внимательно их изучать.— Будьте любезны, поторопитесь, — зло произнес водитель. Видимо, он был самым главным.— Всенепременно, — ответил Реутов и мысленно улыбнулся. Он уже понял, что все документы в порядке, и сейчас думал о том, где может быть нужная ему персона. Ответ пришел почти сразу.— Откройте багажник, пожалуйста, — потребовал Реутов. Водитель не двигался. — Хорошо, я подожду.Реутов отошел от двери и оперся на капот. Водитель сидел, наверное, минуту. Реутов терпеливо ждал: он понял, что догадался верно. И сколько времени пройдет, теперь было не важно. Этот парень все равно выйдет и выполнит его требование, потому что деваться ему некуда. Или пусть стоит, пока не приедет Жданов.Где-то над полем показалась черная точка, которая приближалась вместе со звуком вращающегося винта: вертолет. Водитель наконец открыл дверь и вышел. Реутов с улыбкой подошел к багажнику. Водитель отпер замок и отошел в сторону.— Пожалуйста, — указал он рукой на крышку багажника. Реутов наклонился, чтобы открыть, но крышка сама отскочила вверх…Из багажника выпрыгнула фигура в черном, похожая на тень, сбила Реутова с ног и бросилась бежать, но не в сторону польской границы, а совсем в обратную, назад по дороге.Опомнившись, Реутов заорал;— Что стоите! За ней! — и закричал уже, обращаясь к тени: — Стой! Стрелять буду!Черный фантом бежал очень быстро: пограничникам в тяжелых армейских ботинках, с автоматами в руках за ним было не угнаться. Даже Реутов, в легком темно-сером косюме, подготовленный к таким погоням, отставал.Фантом резко рванул в сторону, скатился по насыпи и побежал в сторону вертолета, приземлившегося уже сотнях в ? трех метров от дороги. Реутов понял, что упускает ее, и крикнул пограничникам:— Стреляйте! Стреляйте по ней!К стрекоту вертолетного винта прибавились короткие автоматные очереди. Реутов, стиснув кулаки, не отрывал взгляда от фигуры в черном трико и черной маске, закрывавшей лицо. Вдруг фигура споткнулась, упала и осталась лежать на траве, в ста метрах от вертолета.Реутов вздохнул и закрыл глаза. Ну что ж, по крайней мере он ее не упустил.Водитель, услышав автоматные очереди, захлопнул крышку багажника, сел на свое место, и машина, проехав под тяжелым шлагбаумом, очутилась на территории Польши.Реутов, услышав звуки мотора, обернулся в сторону переезда и выругался. Майор сплюнул и приказал:— Ну-ка, ребята, возвращайтесь-ка на пост. А то мы так всех повыпускаем, мать его.Последние слова относились уже к Реутову.— Разбирайся сам. Мне границу охранять надо, а ты своих сам лови, сам расстреливай. Хватит, накуролесил.Майор развернулся и тяжелым шагом направился к заставе. Реутову нечего было ответить.Черная фигура с трудом поднялась на ноги, задрала свитер, постанывая, скинула тяжелые пластины бронежилета и заковыляла к вертолету. Опираясь на руки пилота, загорелого конопатого блондина, Джулия взобралась на свободное место и скинула маску:— Давай, Артем, убираемся отсюда.— Ну, ты даешь! — восхищенно произнес Артем, поднимая в воздух вертушку. — Они по тебе попали?Вместо ответа Джулия задрала футболку и показала здоровенный бурый синяк под худенькой грудью.— Ребро, кажись, треснуло, — сдавленно сказала она. — Так что давай поторопись.
Я прислушивался к польской речи. Хотя она вроде бы напоминала русскую, слов я не понимал. Закончив разговор с польскими пограничниками, Лиза вернулась к машине. Парик она сняла еще на переезде, но тональный крем еще лежал на лице, и она была на себя не похожа.— Все в порядке, — сказала она. — У тебя хорошие документы.— Значит, прощаемся? — спросил я. Мне отчего-то стало вдруг тоскливо. Я не мог сказать, что испытывал к Лизе теплые чувства. Но оказалось, что нас все-таки что-то связывало. Может быть, это были кровные узы?— Прощаемся, — сказала Лиза.— Собираешься к нам вернуться?— Возможно. — Лиза улыбнулась. — В двадцать первом веке.— Рановато, я думаю. Лучше в двадцать втором.Лиза посмотрела мне в глаза. Несколько секунд я наблюдал чудесное зрелище: в ее взгляде проявилась невероятная коллекция чувств, от ласки до благодарности. У меня закружилась голова, мне казалось, что самая любимая девушка обнимает, целует меня, ласкает мое лицо руками и смачивает его слезами из своих глаз — прощальными слезами. Когда наваждение прошло, Лизы рядом уже не было. Она шла по дороге, и один из польских пограничников провожал ее.
— Что с тобой? — спросил Винни-Пух, озабоченно глядя на мое лицо.— Все в порядке, — ответил я, все еще не в состоянии взяться за руль.— Странный она человек все-таки, — произнес Винни-Пух.— Она не человек, — ответил я. — Она даже не белокурая бестия. Она — черный зверь. Bete noire, как говорят французы. Существо, внушающее всем ужас, страх. Чуждое, непостижимое существо. Нам за ней никогда не угнаться. Мы слишком быстро сходим с дистанции,
Она сделала последний шаг и свалилась в снег. Инстинктивно сворачиваясь в клубок, прижимая голые колени к груди, обнимая их посиневшими руками, пытаясь сохранить остатки тепла, она уже понимала, что замерзает. Она всегда очень хорошо чувствовала приближение смерти, различила она его и сейчас. Когда мать, подвернувшая ногу в горах во время вьюги, решала, идти ли обузой с ними или остаться в пещере, она сразу объяснила, что мать все равно умрет. И ее оставили одну в горах.Когда отец неожиданно схватился за ногу и упал в снег, она обнюхала почерневшую снизу ногу и поняла, что и здесь уже все. Сидеть и ждать, пока помрет отец, было нельзя: замерзли бы и они с братом. Тогда брат с молчаливого согласия отца тупым каменным ножом распорол ему шею, они напились его еще горячей крови и побрели дальше, надеясь дойти до границы этой сплошной снежной стены.Потом и брат свалился в снег, медленно водя вокруг головой и уже не чувствуя этого мира. Она умылась его кровью. От ее голого тела, обмотанного парой старых шкур и облезлым мехом, снятым с отца, шел пар.
Она не понимала одного: как она дожила до этого момента, как пережила всех их. Но теперь все встало на свои места — она умирала. И, осознав это, она тихонько заскулила, чтобы не было так страшно и одиноко.Кусок вьюги отделился и медленно двигался в ее сторону. Две красные точки глаз, красная щель пасти, извергающая клубы пара, наклонились над ней. Вот теперь и ее кровь послужит чьей-то жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Они мне не хозяева!— …спросите у них, какое отчество записано в моем паспорте. Вы ведь Борис, не так ли?Глаза Яворского замерли. Он поднял голову вверх и, словно обращаясь к потолку, спросил:— Это правда?!Потолок не ответил. Но ответ Яворскому был не слишком нужен — он наконец понял, что это и есть то разумное объяснение, которое растворяет всю мистику, как восход солнца растворяет ночные страхи.— А как же все остальное?.. Как же болезнь?..— Болезнь остается болезнью. Которая передается по наследству.Яворский все еще не хотел верить в то, что невозможное так и осталось невозможным.— А как тебе удавалось скрываться от них? Как тебе удалось выбраться из клетки? Почему ты до сих пор жива, когда столько людей хотели тебя убить?— Значит, плохо хотели. Извините.— А все те, кровь которых ты пила? Мы умертвили их напрасно? Нам нечего было искать? Болезнь не передается через кровь?
— Да опомнитесь вы наконец. Вы — взрослый человек, ученый, профессор, а верите в вампиров из сказки.Яворский медленно поднял руку, потянулся к шее и распустил узел галстука. Затем он расстегнул пуговицы на рубашке, подошел к Лизе, наклонился к самому ее лицу и произнес, глядя ей в глаза:— Тогда ведь ничего не произойдет, если ты сделаешь это со мной? — Он подставил шею. — На же, пей!Лиза обняла его за плечи, раскрыла рот и прижалась зубами к его шее. Яворский вздрогнул и закрыл глаза.В дверь сильно ударили снаружи. Яворский словно не слышал этого, но Лиза, не отрываясь, взглянула в ту сторону. В дверь продолжали ломиться, послышался крик Жданова:— Где ключ, черт вас дери!— Заперто изнутри! — ответил кто-то.— Так несите таран!Лиза схватилась крепче за плечи Яворского и отняла рот. Из раны сочилась кровь.— Что такое? — прохрипел Яворский, открывая мутные глаза. Лиза облизнула губы, обняла его и толкнула в сторону окна. Махая руками, пытаясь удержать равновесие, Яворский упал спиной на стекло. Секунду оно держало тяжесть двух тел, потом лопнуло на сотни острых кусков, и Лиза с Яворским провалились наружу, окруженные облаком сверкающих осколков.
В дверь позвонили. Коротко, потом еще раз. Не настойчиво, не робко. Равнодушно так позвонили. Я пошел открывать.На пороге стояла Лиза. Ее лицо, шея, руки были покрыты порезами, разными по величине. Раны уже запеклись, и кровь из них не сочилась. Ее левая рука висела, прижатая к боку, пальцы были скрючены. Лицо Лизы не выражало ничего. Даже боли оно не выражало. Я посторонился, пропуская ее в квартиру, хотя она не делала попыток войти.Лиза вошла. Когда я закрыл дверь, она сказала:— Мне не к кому больше идти.— Раны промыть надо, — сказал я.— Ерунда, — сказала она, — через час буду как новая.Она ничего не ела, только много пила, обычную кипяченую воду из стакана. А я все ждал, когда она попросит меня…— Спасибо, я уже пообедала, — произнесла она вдруг. Я не то чтобы облегченно вздохнул — я уже бьи готов к этому, — но удивился тому, как она угадала мои мысли. Мне казалось, я хорошо их скрывал.Она влила в себя, наверное, стаканов десять — больших, граненых. Когда она выпила всю кипяченую воду, которая у меня была, я налил новый чайник и поставил его на огонь.— Как дальше жить будем? — спросил я.— Дальше мы будем жить каждый сам по себе, — ответила она.— Ну, это само собой. Что ты дальше собираешься делать?— Оставаться у тебя я не собираюсь. Оклемаюсь и уйду.— Куда?— Туда.— Тебя затравят.— Выживу. Не в первый раз.— Такое — в первый.— А ты откуда знаешь?— Интуиция. Я сторонник линейной теории времени.Она подняла на меня взгляд.— Так что же мне делать? — спросила она. Без иронии. Она действительно просила о помощи.— Я помогу тебе. * * * Навигатор с трудом сдерживал волнение.— Вы чертовски везучий человек, Денис. Чертовски везучий, — повторил он в сто какой-то раз. — Что вы от меня хотите?— Переправьте ее за границу.— Но граница перекрыта. Ее не выпустят.— Так сделайте так, чтобы ее выпустили.— У отдела длинные руки, простите за пошлость. Они ее достанут.
— Не достанут. Она скроется. Или вы по-прежнему хотите ее убить?
Навигатор вздрогнул.— Хорошо. Я сделаю все, о чем вы меня попросите. Но просьба должна быть конкретной, а не абстрактной, вроде «переправьте ее за границу». Я помогу вам. Но я не могу убрать всех пограничников. И вывозить ее придется вам самому.— Как-нибудь разберусь.Я плохо представлял, как я это сделаю. Открывая дверь квартиры, я подумал: а что, если она уже ушла? Но она не ушла. Она спала. Я уже видел, как она спала, но не был уверен, что она в самом деле отключилась.Я взял телефон и, стараясь ничего не задеть проводом, перебрался на кухню. Там я набрал номер Джулии:— Привет, подружка,— Привет-привет. Сколько лет, сколько зим.— Вы мне нужны.— Наконец-то.— Вот так-то, — облегченно закончил я свою речь. Слушая мою историю, Джулия иногда иронически хмыкала, иногда недоверчиво мотала головой, иногда просто улыбалась.— Ну, ладно. Если допустить, что пятьдесят процентов рассказанного тобой правда…Я разозлился:— Да я сам все это видел, понимаешь! Она из меня литр крови высосала!— Я не говорю, что ты мне врешь, — спокойно ответила Джулия. — Просто половина того, что ты мне рассказал, — твоя фантазия. В которую ты веришь, будто это произошло на самом деле. Ты пойми, с третьего этажа и я спрыгнуть могу. При желании даже с четвертого могу. И от группы спецназа уйду, если понадобится. Это не так сложно, как кажется. Знаешь, чему нынче спецназ учат? Я тебе потом расскажу. А то, что она у тебя кровь пила… Она же тебе сама сказала, что больна. Я, правда, сомневаюсь, что таким образом она лечится, но я не врач.— У нее реакция, как молния, — продолжал упорствовать я.— У меня тоже, — ничтоже сумняшеся ответствовала Джулия.Я взглянул на бесшумно появившуюся за спиной Джулии Лизу; Джулия обернулась.— Привет, — сказала она.— Привет, — ответила Лиза.— Ты и есть наша «белокурая бестия»?— Да. — Лиза села на свободный табурет. Ее взгляд встретился со взглядом Джулии, обе замерли, чего-то ожидая, и Лиза вдруг демонстративно наклонила голову, словно уклоняясь от удара.Джулия рассмеялась:— Я — пас! Реакция что надо.Лиза улыбнулась. Как-то странно, будто губы плохо ее слушались.— Мы постараемся вывезти тебя в Польшу. Я думаю, нам это удастся. Как ты относишься к Польше?— Польша — замечательная страна, — ответила Лиза.—О'кей. Тогда расскажи-ка нам, что с тобой случилось, — попросил я. * * * — Эта машина — ваша, — сказал Навигатор, указывая мне на абсолютно шикарный, зеркально-черный шестисотый «мерседес».— А поскромнее ничего не нашлось?— Вездеходы другими не бывают.— Что значит — «вездеходы»?— Взгляните на номер.Я отошел в сторону и посмотрел. Номер как номер. Только вместо федерального индекса — московских двух семерок — большой триколор. Кажется, я понял, что имел в виду Навигатор.— Это правительственный автомобиль?— В некотором роде. — Навигатор улыбнулся. — В бардачке — все документы и на всякий случай — мигалка. Имейте в виду, останавливать и досматривать эту машину имеют право только с санкции генерального прокурора России. В том числе и на границе. Корпус и стекла — бронированные, но я думаю, до этого не дойдет.Он протянул мне пухлый желтый конверт:— А это — передайте ей. Я… виноват перед ней. И перед вами. Там польский паспорт и деньги на первое время.Я сел за руль и восхищенно подумал — вот это тачка! А ну как газануть сейчас по Москве!Навигатор наклонился к окну:— Советую вам поторопиться, вас уже почти вычислили. Избавьтесь от нее как можно скорее.Я кивнул и завел мотор.— И… удачи вам.
— Майор! Слышь, майор! Причудливое явление из пяти букв?Майор погранвойск, огромный мужик лет тридцати, стриженный под горшок, напрягает могучую голову:— Х…йня.Черный зверь— Фи, майор!Олег Реутов ухмыльнулся и, отложив кроссворд, скосился на окно: за стеклом лениво барабанил дождик. На пропускном пункте было уютно, деревянный домик чем-то напоминал дачу. Тут всегда было тихо, чисто и кругом одни военные. Реутова это расслабляло и умиротворяло, вот уже второй день. Сколько он тут еще пробудет, неизвестно.Он, кряхтя, встал и размял спину.— Ну, что, майор, по рюмке кофе, что ли? — спросил он, подходя к окну, где на столе стоял электрический чайник.— Валяй, майор.Реутов включил чайник и поглядел в окно.— Етить твою мать! — крикнул он. — Какого хрена?! Он бросился к двери, хватая на ходу серый пиджак, и выбежал из домика.— Стоять, черти! Куда!Трое пограничников с автоматами на плечах, поднимающие шлагбаум перед черным «мерином», замерли и недоуменно переглянулись.— Вам что было приказано?! — рявкнул Реутов. — Никого не пропускать без меня!Майор подошел сзади:— Да ты глянь, какой номер. Ща вставят по самые помидоры. Иди, нагинайся, я в этом не участвую.Реутов подошел к «вездеходу» и наклонился к матовому стеклу:— Опустите стекло, пожалуйста.Машина безмолвствовала. Реутов занервничал, но все-таки достал из кармана удостоверение, раскрыл его и прижал к стеклу:— Опустите стекло, будьте любезны! Федеральная служба безопасности.— Да хоть небесная канцелярия, — услышал он глухой голос изнутри. — Немедленно пропустите правительственный транспорт.Реутов стиснул челюсти. Они были правы, конечно. Но те, кого он стерег, могли проскочить через любой пропускной пункт. Только не через его. Тогда начальство зарядит ему не по самые помидоры, а гораздо глубже. А умные люди из двух зол выбирают меньшее.— Если вы не опустите стекло, я буду вынужден приказать прострелить вам колеса. Тогда вы точно никуда не уедете.— Ты сдурел, что ли, мужик!.. — прошипел майор. — Ты понимаешь, что делаешь?— Понимаю. Под мою ответственность. Прикажи своим пугнуть их.— Ну, смотри, майор.Майор сделал сложный жест указательным пальцем на колеса «вездехода». Погранцы скинули автоматы и громко лязгнули затворами.Стекло у места водителя плавно опустилось. Молодой человек лет двадцати пяти, сидевший за рулем, процедил, не глядя в сторону Реутова:— Вы за это ответите.— Всенепременно, — отозвался Реутов и просунул голову в окно. Картина, представшая его глазам, заставила его сердце радостно забиться. Он понял, что поймал того, кого нужно.В салоне, кроме парня-водителя, рядом с ним сидел еще один, в очках и простой рубашке-безрукавке. На заднем сиденье была девушка-мулатка. Эта молодежь меньше всего была похожа на пассажиров правительственного «вездехода». Ho где самый главный персонаж?— Предъявите ваши документы, — потребовал Реутов.— Пожалуйста.Водитель сунул ему пачку каких-то бумаг. Реутов принялся внимательно их изучать.— Будьте любезны, поторопитесь, — зло произнес водитель. Видимо, он был самым главным.— Всенепременно, — ответил Реутов и мысленно улыбнулся. Он уже понял, что все документы в порядке, и сейчас думал о том, где может быть нужная ему персона. Ответ пришел почти сразу.— Откройте багажник, пожалуйста, — потребовал Реутов. Водитель не двигался. — Хорошо, я подожду.Реутов отошел от двери и оперся на капот. Водитель сидел, наверное, минуту. Реутов терпеливо ждал: он понял, что догадался верно. И сколько времени пройдет, теперь было не важно. Этот парень все равно выйдет и выполнит его требование, потому что деваться ему некуда. Или пусть стоит, пока не приедет Жданов.Где-то над полем показалась черная точка, которая приближалась вместе со звуком вращающегося винта: вертолет. Водитель наконец открыл дверь и вышел. Реутов с улыбкой подошел к багажнику. Водитель отпер замок и отошел в сторону.— Пожалуйста, — указал он рукой на крышку багажника. Реутов наклонился, чтобы открыть, но крышка сама отскочила вверх…Из багажника выпрыгнула фигура в черном, похожая на тень, сбила Реутова с ног и бросилась бежать, но не в сторону польской границы, а совсем в обратную, назад по дороге.Опомнившись, Реутов заорал;— Что стоите! За ней! — и закричал уже, обращаясь к тени: — Стой! Стрелять буду!Черный фантом бежал очень быстро: пограничникам в тяжелых армейских ботинках, с автоматами в руках за ним было не угнаться. Даже Реутов, в легком темно-сером косюме, подготовленный к таким погоням, отставал.Фантом резко рванул в сторону, скатился по насыпи и побежал в сторону вертолета, приземлившегося уже сотнях в ? трех метров от дороги. Реутов понял, что упускает ее, и крикнул пограничникам:— Стреляйте! Стреляйте по ней!К стрекоту вертолетного винта прибавились короткие автоматные очереди. Реутов, стиснув кулаки, не отрывал взгляда от фигуры в черном трико и черной маске, закрывавшей лицо. Вдруг фигура споткнулась, упала и осталась лежать на траве, в ста метрах от вертолета.Реутов вздохнул и закрыл глаза. Ну что ж, по крайней мере он ее не упустил.Водитель, услышав автоматные очереди, захлопнул крышку багажника, сел на свое место, и машина, проехав под тяжелым шлагбаумом, очутилась на территории Польши.Реутов, услышав звуки мотора, обернулся в сторону переезда и выругался. Майор сплюнул и приказал:— Ну-ка, ребята, возвращайтесь-ка на пост. А то мы так всех повыпускаем, мать его.Последние слова относились уже к Реутову.— Разбирайся сам. Мне границу охранять надо, а ты своих сам лови, сам расстреливай. Хватит, накуролесил.Майор развернулся и тяжелым шагом направился к заставе. Реутову нечего было ответить.Черная фигура с трудом поднялась на ноги, задрала свитер, постанывая, скинула тяжелые пластины бронежилета и заковыляла к вертолету. Опираясь на руки пилота, загорелого конопатого блондина, Джулия взобралась на свободное место и скинула маску:— Давай, Артем, убираемся отсюда.— Ну, ты даешь! — восхищенно произнес Артем, поднимая в воздух вертушку. — Они по тебе попали?Вместо ответа Джулия задрала футболку и показала здоровенный бурый синяк под худенькой грудью.— Ребро, кажись, треснуло, — сдавленно сказала она. — Так что давай поторопись.
Я прислушивался к польской речи. Хотя она вроде бы напоминала русскую, слов я не понимал. Закончив разговор с польскими пограничниками, Лиза вернулась к машине. Парик она сняла еще на переезде, но тональный крем еще лежал на лице, и она была на себя не похожа.— Все в порядке, — сказала она. — У тебя хорошие документы.— Значит, прощаемся? — спросил я. Мне отчего-то стало вдруг тоскливо. Я не мог сказать, что испытывал к Лизе теплые чувства. Но оказалось, что нас все-таки что-то связывало. Может быть, это были кровные узы?— Прощаемся, — сказала Лиза.— Собираешься к нам вернуться?— Возможно. — Лиза улыбнулась. — В двадцать первом веке.— Рановато, я думаю. Лучше в двадцать втором.Лиза посмотрела мне в глаза. Несколько секунд я наблюдал чудесное зрелище: в ее взгляде проявилась невероятная коллекция чувств, от ласки до благодарности. У меня закружилась голова, мне казалось, что самая любимая девушка обнимает, целует меня, ласкает мое лицо руками и смачивает его слезами из своих глаз — прощальными слезами. Когда наваждение прошло, Лизы рядом уже не было. Она шла по дороге, и один из польских пограничников провожал ее.
— Что с тобой? — спросил Винни-Пух, озабоченно глядя на мое лицо.— Все в порядке, — ответил я, все еще не в состоянии взяться за руль.— Странный она человек все-таки, — произнес Винни-Пух.— Она не человек, — ответил я. — Она даже не белокурая бестия. Она — черный зверь. Bete noire, как говорят французы. Существо, внушающее всем ужас, страх. Чуждое, непостижимое существо. Нам за ней никогда не угнаться. Мы слишком быстро сходим с дистанции,
Она сделала последний шаг и свалилась в снег. Инстинктивно сворачиваясь в клубок, прижимая голые колени к груди, обнимая их посиневшими руками, пытаясь сохранить остатки тепла, она уже понимала, что замерзает. Она всегда очень хорошо чувствовала приближение смерти, различила она его и сейчас. Когда мать, подвернувшая ногу в горах во время вьюги, решала, идти ли обузой с ними или остаться в пещере, она сразу объяснила, что мать все равно умрет. И ее оставили одну в горах.Когда отец неожиданно схватился за ногу и упал в снег, она обнюхала почерневшую снизу ногу и поняла, что и здесь уже все. Сидеть и ждать, пока помрет отец, было нельзя: замерзли бы и они с братом. Тогда брат с молчаливого согласия отца тупым каменным ножом распорол ему шею, они напились его еще горячей крови и побрели дальше, надеясь дойти до границы этой сплошной снежной стены.Потом и брат свалился в снег, медленно водя вокруг головой и уже не чувствуя этого мира. Она умылась его кровью. От ее голого тела, обмотанного парой старых шкур и облезлым мехом, снятым с отца, шел пар.
Она не понимала одного: как она дожила до этого момента, как пережила всех их. Но теперь все встало на свои места — она умирала. И, осознав это, она тихонько заскулила, чтобы не было так страшно и одиноко.Кусок вьюги отделился и медленно двигался в ее сторону. Две красные точки глаз, красная щель пасти, извергающая клубы пара, наклонились над ней. Вот теперь и ее кровь послужит чьей-то жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29