Бойкая, видать, девка. He послать ли ее подальше? Впрочем, это всегда успеется. Процентов на девяносто она морочит голову. Но, возможно, и не морочит. От встречи его не убудет.– Я не возражаю, – сообщил Жора.– Когда и где?– Да хоть завтра. Знаете что, приходите ко мне в музей.Он назвал, в какой именно.– А кем вы там трудитесь? Директором? – предположение было высказано вполне серьезно.– Нет, научным сотрудником, – так же серьезно ответствовал наш герой.– О! Звучит солидно. Во сколько?– Скажем, часов в одиннадцать. Подойдете к вахтеру и спросите... – он запнулся. А стоит ли называть фамилию?– Кого?– Лескова Георгия Михайловича.– Как писателя?– Да. Именно. Как писателя. – Упоминание о знаменитом однофамильце в связи с собой всегда несколько раздражало, а временами и злило Жору. Сейчас последует вопрос: а не является ли он потомком означенного Николая Семеновича? Но вопрос, к счастью, не прозвучал.– Хорошо. Завтра ждите.Георгий лежал в постели и перебирал в памяти перипетии разговора. Казалось бы, ничего особенного, и все же молодого человека не оставляло чувство, что его мистифицируют. Но с какой целью? Познакомиться желает? Но ведь она даже не знает, кто с ней говорит. Ладно. Завтра разберемся.В музее, где трудился Георгий Лесков, его столь ценили, что даже отвели отдельный кабинет. Небольшая эта комнатушка была обставлена весьма живописно, если не причудливо, и производила определенное впечатление на редких посетителей. Впрочем, Жора старался без особой необходимости не общаться здесь с посторонними. Пригласив в гости неведомую Бланку, он просто захотел произвести на нее впечатление.На стенах висело несколько сабель, изодранная кольчуга и древнерусский шлем-шишак. Между оружием красовались складни и иконы, выполненные в технике перегородчатой эмали. На стеллаже расставлены древние фолианты вперемежку с современными внушительными томами исторических светил. Тут же приткнулось несколько коричнево-желтых человеческих черепов, а также незаконченная скульптурная реконструкция одного из них. Кроме древнего железа, на стенах висели копия картины Васнецова «После побоища с половцами», на которой две хищные птицы бьются насмерть над телами павших витязей, и карта России, испещренная понятными одному Жоре значками и пометами. В кабинете также имелись компьютер, микроскоп и прочие хитрые штуковины, необходимые современному ученому.Поглядывая на часы, Жора закурил (вообще-то курил он редко), достал со стеллажа здоровенный нумизматический каталог «Краузе» и принялся его листать. Минутная стрелка «Бреге» приближалась к одиннадцати. Ровно в назначенный час в кабинет осторожно постучали. «Войдите», – солидно произнес научный сотрудник. Дверь отворилась, и на пороге возникло довольно миленькое существо. На вид субтильной, скромного росточка девчушке можно было дать не больше шестнадцати. Белая синтетическая куртка, полосатые «футбольные» гетры, тяжелые «солдатские» ботинки. За спиной декоративный, хотя и плотно набитый, рюкзачок. Личико круглое, смугловатое, очень живое, на вздернутом носике очки. Две косицы переброшены на грудь. Школьница!– Вы... э-э... Георгий Михайлович? – поздоровавшись, спросила девушка.Жора с достоинством кивнул.– А я – Бланка, – девушка протянула маленькую узкую ладошку, которую Жора очень осторожно пожал. – Можно присесть?– Конечно.– А если я сначала куртку сниму?– Да ради бога. Не стесняйтесь.– А я и не стесняюсь.Бланка сняла рюкзак, сбросила куртку, оставшись в пестром свитерке из грубой шерсти с высоким, под горло, воротом и юбке из коричнево-желтой шотландки. Она уселась в кресло, повозилась в нем несколько секунд, устраиваясь поудобнее, и взглянула на Жору. Лицо ее было серьезным, однако в глазах прыгали чертенята.– Значит, это вы мне вчера звонили, – утвердительно произнесла Бланка и строго взглянула на Жору. Тот промолчал, лишь чуть заметно усмехнулся. Однако девушка уловила насмешку и тут же насупилась.– Думаете, пургу мету? – сердито спросила она.Тут уж Жора не выдержал и по-настоящему рассмеялся. Жаргонное выражение, слетевшее с пухлых розовых губок, звучало весьма нелепо. Девушка вскочила с кресла и схватила курточку.– Вы куда? – изумился Жора.– Вы меня всерьез не принимаете. Думаете, если большой и ученый, то можно издеваться?!– Да я и слова еще не сказал. Чего вы дергаетесь. Никто не собирается над вами издеваться. Хотя, конечно, если я вам не нравлюсь, можете катиться... Насильно вас сюда никто не тянул.Бланка в раздумье вертела в руках свою куртку. С одной стороны, ей, как видно, хотелось остаться, с другой – сохранить лицо.Жора ждал. Девчонка весьма занимала его. Жалко будет, если она уйдет.Наконец Бланка, поджав губы, оставила в покое верхнюю одежду и вновь опустилась в кресло. Потом она спросила разрешения закурить, достала из сумочки сигарету и пустила клуб дыма в сторону Жоры.– Хорошо, – после нескольких затяжек изрекла Бланка, – я останусь... пока.– Нет, милая, так дело не пойдет, – с нажимом произнес Жора. – Останусь, не останусь... Вы пришли, насколько я понимаю, с серьезным вопросом, значит, и вести себя нужно серьезно. Я трачу на вас время, оторвавшись от весьма срочной работы (тут он приврал), давайте ближе к делу.Строгий тон, видимо, произвел должное впечатление. Бланка потупила глазки, потом сняла очки и стала протирать их батистовым платочком.– Вы правда специалист по кладам? – близоруко щурясь, спросила она.– Правда!– Но как бы лучше выразиться?.. Вы – работник музея, значит, человек подневольный. Допустим, найдете что-то ценное с исторической точки зрения. Как поступаете тогда? Сдаете в музей?– Конечно. Особенно если участвую в археологической экспедиции.– А клад?– Если он содержит золото, драгоценности и прочее, сдаю государству и получаю двадцать пять процентов от стоимости. Хотя подобные находки случаются крайне редко. И вообще, занимаюсь поисками не с целью разбогатеть, а, так сказать, для души.– А вот мне хочется именно разбогатеть. Двадцать пять процентов – это не особенно много.– Смотря что найдешь. Иной раз набегает очень приличная сумма. Во всяком случае, для школьницы.– Опять насмехаетесь? Я – не школьница!– А кто же?– Студентка госуниверситета.– Тоже неплохо. Так о чем все-таки речь? Девушка замолчала, достала новую сигарету... Она напряженно думала.– Значит, вы готовы сотрудничать со мной? – наконец спросила она.– Допустим.– И если мы находим что-нибудь серьезное и получаем эти самые проценты, сколько я должна вам отдать?– Как минимум половину от прибыли.– Так дело не пойдет!– Почему же?– Слишком много! Жора хмыкнул:– Я пока даже не знаю, о чем идет речь, а вы затеваете торговлю.– Поверьте, дело стоящее!– Ну так расскажите?..– А если вы меня обманете? Кинете, как последнюю лохушку.– Вы мне не верите?– Я вас не знаю.Жора поднялся и, сделав каменно лицо, направился к выходу.– Тогда прошу прощения, – холодно произнес он, распахивая дверь. – И не смею задерживать. Мне нужно работать.Сцена произвела соответствующее впечатление, на что он и рассчитывал. Девушка завертелась в кресле, не зная, как вести себя дальше.– Погодите, не выгоняйте, – жалобно произнесла она. – Я согласна.– На что согласны?– Ну... эти проценты... И вообще. Я расскажу...– А может, не стоит? – решил еще немного поломаться Жора. – Найдете себе другого помощника. Сами же вчера говорили: мой звонок восьмой... Или девятый? Сейчас кладоискателей – пруд пруди. Каждый выдает себя за специалиста экстра-класса. Может быть, и процент будет поменьше. Торговаться нужно. Торговаться! Ребята попадаются крутые. С ног до головы в коже. Харлеи, косухи, банданы, металлоискатели последних моделей... А я что... Простой кандидат наук. Так сказать, научный червь. К тому же условия ставлю довольно жесткие...Бланка потерянно молчала.Жора прикрыл дверь и вернулся на свое место. Он с треском захлопнул каталог «Краузе», отчего со стола вспорхнуло облачко пыли, потом снисходительно взглянул на девушку:– Так что у вас?– Можете обращаться ко мне на «ты», – печально произнесла Бланка. – Как к будущему партнеру...– Ого! Мы уже партнеры?!– Ну не нужно так, – в голосе девушки прозвучала едва прикрытая мольба.– Ладно, давай рассказывай, – смилостивился Жора.Бланка извлекла из своего рюкзачка весьма потрепанную канцелярскую папку, положила ее себе на колени и пристально взглянула на нашего героя:– Вот.– Что «вот»?– Документы.Жора, перегнувшись через стол, протянул руку к папке, но девушка отодвинулась подальше, вне пределов его досягаемости.– Вначале несколько слов...– Ну давай...– Эту папку я нашла у себя дома. Как-то делала генеральную уборку и обнаружила ее в самом дальнем углу книжного шкафа, под старыми «Огоньками». Развязала тесемки, гляжу, в ней какие-то допотопные документы. Ну я, даже не глядя, бросила ее в кучу предназначенного для выброса разного хлама. Папку углядел отец. Подобрал. Повертел в руках... «Ее не выкидывай», – говорит. «А что это?» – спрашиваю. «И сам толком не знаю, бумаги старинные, нашел в детстве в куче макулатуры». – «Ну и зачем они?» – «Может, когда-нибудь пригодятся. Ты, если любопытствуешь, можешь проглядеть. Весьма занятное чтение».Короче, я забрала папку себе и бросила на письменный стол. На нем она и валялась пару недель. Все руки не доходили. Наконец однажды раскрыла... Там лежал обрывок старинного пергамента, а может, бумаги, свернутый вчетверо, и общая тетрадь. Пергамент написан старинной вязью, ее я плохо разбираю, а общая тетрадь заполнена записями фиолетовыми чернилами, похоже, допотопной, перьевой ручкой. Ну, стала я тетрадку просматривать... И вот обнаружила... – Бланка запнулась.– Клад?– Типа того. Не сам, конечно, а рассказ о нем. Где находится, кем закопан...– А мне посмотреть можно?– Для этого и принесла. Вот только...– Что?– Если я вам папку отдам, а вы потом ее не вернете? Скажете: потеряли, или что вообще я вам ее не давала.– Ты опять?– Но ведь я вас совсем не знаю, только, пожалуйста, не обижайтесь.– Хорошо, я тебе расписку напишу.– Расписку? И она будет иметь юридическую силу?– Заверим музейной печатью и подписью свидетеля. Все, как полагается.– Тогда можно. И как долго вы будете изучать ее содержимое? – Ну, не знаю... Сначала нужно посмотреть.Бланка протянула Жоре папку. Тот развязал тесемки, и из папки выпал сложенный вчетверо лист потемневшей бумаги и старая, рассыпающаяся общая тетрадь. Жора осторожно развернул лист. Пересохшая от времени бумага (а это была именно бумага) затрещала на сгибах, готовая развалиться. Да, собственно, она и так кое-где треснула, и лист почти распался. К тому же он обгорел с одного края. Так что текст, похоже, шел не сначала. Он был написан старославянской скорописной вязью, и при беглом взгляде удалось вычленить лишь отдельные слова. С этим придется повозиться. Общую тетрадь он даже не стал перелистывать. Нужно было сначала разобраться с девушкой.– Так, значит, тебе нужно расписку? – спросил Жора.– Хотелось бы.– Ладно, получишь. – Жора сдвинул документы в сторону и достал чистый лист. «Расписка, – вывел он сверху. – Дана сотрудником исторического музея Георгием Михайловичем Лесковым Бланке...» Твое отчество?.. Константиновне... Фамилия?.. Рамирес. – Он оторвался от письма и с любопытством воззрился на девушку: – Ты что, испанка?– Седьмая вода на киселе. Дедушка был испанцем. Привезли в СССР перед войной, еще ребенком. Слышали, наверное, про детей, вывезенных из Испании в конце Гражданской войны, когда там фашисты победили.– Интересно. Значит, Рамирес, «...от которой мною получена папка с документами (древняя рукопись и общая тетрадь). Обязуюсь вернуть ее в целости и сохранности в течение месяца с момента написания этого документа. Подпись. Число». Теперь нужно заверить.Жора отворил дверь и во весь голос крикнул:– Марина Александровна?!Через минуту в кабинет вошла немолодая грузная женщина, дожевывая что-то на ходу.– Марина Александровна, нужно заверить расписку, – обратился Жора к женщине.– Пожалуйста. А что она вам отдает?– Да вот... Старые рукописи, – Жора показал на стол.– И что в них?– Еще не знаю.Женщина расписалась, потом Жора сходил в канцелярию, поставил печать и вручил бумагу Бланке. К ней он присовокупил свою визитку, на которой стояли номера рабочих и домашних телефонов, в том числе и сотового.– Кажется, все.– Когда вам позвонить? – спросила Бланка.– Денька через три.Девушка оделась, потом исподлобья взглянула на Жору. Казалось, она хотела еще что-то сказать, но, похоже, в последнюю минуту передумала.– Надеюсь на вашу порядочность, – вместо прощания произнесла она и покинула кабинет. ГЛАВА 2 Наш герой неподвижно сидел за столом, стараясь не смотреть в сторону разложенных поодаль документов. Предстояло исследовать их, а перед этим нужно сосредоточиться, одновременно отрешившись от сиюминутной суеты, сконцентрировать внимание, обострить чувства, включить интуицию. Помедитировав с полчаса, он решил, что готов к работе.С чего начать? Перед ним старинный манускрипт и рассыпающаяся общая тетрадь в порыжевшем коленкоре. Ах да. Еще папка. Начнем с нее, пожалуй.Жора поднял картонку за выцветший шнурок и помотал ею перед носом, словно ожидая, что из нее вывалится что-нибудь новенькое. Но, увы. Папка оказалась пуста. Он присмотрелся к картонной обложке. Поблекшая, полустершаяся надпись: «Личное дело». Еще какие-то едва различимые карандашные каракули. Сверху над «Личным делом» что-то виднеется. Он взял лупу. Ага, буквы. Первая «Л», дальше «и», «х», «о».Лихо! Что это за лихо такое? Еще какие-то литеры – «е» и «а». Итак, получается: Лихо е...а. Лихое дела? Почему первое слово в единственном числе, а второе во множественном? Нет, не то! Лихие дела? Но пятая буква точно «е». Лихолетье? Опять не то. Может, прибавить света?Жора включил настольную лампу и вновь взялся за лупу. «Лиходеевка», – кое-как разобрал он. Дальше цифры. Похоже, дата. 13. 03. 1948. Ясно. «Личное дело» завели вскоре после войны. Больше ничего примечательного на папке не имелось. И то хлеб.Теперь за что браться? За древнюю рукопись или за тетрадку? Конечно, записи в тетрадке достаточно четкие, почти каллиграфические, и чернила хотя и поблекли, но вполне различимы. Однако, скорее всего, тетрадь – комментарии к рукописи. Значит, нужно начать с нее.Жора подвинул к себе рукопись. Это, конечно же, не пергамент, а бумага. Лист большой, что называется, неформатный. Заляпан, покрыт пятнами, с одного края обгорел. Взглянем на просвет.Он поднес лист к лампе. Ага! Имеются водяные знаки! Видны они плохо, поскольку лист сильно загрязнен, однако разобрать рисунок все-таки можно. Отлично! Теперь несложно определить страну изготовления, а возможно, и время. Жора снял со стеллажа большую стационарную лупу и поднес к ней лист. Так. Водяной знак в виде герба. На среднем столбе три косых андреевских креста. Щит поддерживают два вздыбленных леопарда.Он отложил лист, отворил дверь кабинета и заорал:– Марина Александровна?!– Ась? – послышалось в ответ.– На минуту.Вновь появилась дородная дама. Она по-прежнему что-то жевала.– Еще чего подписать? – поспешно сглотнув, спросила дама.– На этот раз другое. По водяным знакам чего у нас в библиотеке есть?– По водяным?.. Трехтомник Лихачева Николая Петровича. «Палеографические значения бумажных водяных знаков». Еще дореволюционного издания.– Я, пожалуй, в него загляну...Через полчаса происхождение бумаги было установлено. Оказалось, она изготовлена в Голландии, скорее всего, в конце семнадцатого – начале восемнадцатого века. Об этом говорил водяной знак в виде, как оказалось, герба Амстердама. Отлично! Значит, бумага почти наверняка подлинная. Наверное, и текст настоящий. Итак, текст... Пора браться за него.Жора достал лист стекла, по размеру чуть больше самого манускрипта, положил под него лист с текстом, на стекло поставил стационарную лупу, а рядом пристроил сильную лампу. Теперь текст вполне можно было разобрать.Что ж, приступим. И он принялся читать: «В лето Господне от сотворения мира 7214 , а от Рождества Христова 1706 , июня в 18 день в нашу обитель пожаловал государев дьяк Петр Скрябин с ратными людьми , для проведения сыска. А сыск тот пущен по злому навету чернеца Прохора , которого отец настоятель , преподобный Серапион , приказал высечь за непотребство , а именно неумеренное питие хмельного зелья , блудное , а , иножды , и носильное сожительство со многими жопками , кои в монастырь приходили приложиться к чудотворным мощам святого старца Варсонофия. Сей Прохор , затая злобу лютую , измыслил и сотворил навет на настоятеля , преподобного Серапиона. Будто бы сей Серапион говорил про царское величество многия неистовые слова , хулил его на проповеди и вселюдно обзывшъ Антихристом и исчадием ада. Кроме сего , как указал дьяк Скрябин , преподобный Серапион подбивал народишко бунтоваться против Государя и на сие дело давал денег немало.
1 2 3 4 5 6