Бывает, случиться иногда неприятность, да только не всем ребятам, что
управляли нашем отелем, удавалось скрыть это от газетчиков так же здорово,
как Уллману. Так что славу себе "Оверлук" заработал ту еще, будьте
спокойны. Провалиться мне, коли у хренова "Билтмора" в Нью-Йорке, ежели
расспросить правильных людей, не окажется такая же слава.
- Но привидений-то нет?
- Мистер Торранс, я тут проработал всю свою жизнь. Я играл тут
пацаном - не старше вашего сынишки с той фотки, что вы мне показывали. Но
до сих пор привидений еще не видел. Хотите, пошли со мной наружу, покажу
вам сарай.
- Отлично.
Когда Уотсон потянулся, чтобы погасить свет, Джек сказал:
- Чего тут полно, так это бумаг.
- А, вы это серьезно. Похоже, копились они тыщу лет. Газеты, старые
счета и фактуры, и Бог знает что еще. Папаша мой, когда тут была старая
печка, здорово умел навести порядок, но теперь никто этим не занимается.
Придется мне когда-нибудь нанять парня, чтобы он отволок все это вниз, в
Сайдвиндер, и сжег. Коли Уллман возьмет расходы на себя. Думаю, ежели
гаркнуть как следует "крыса!", он это сделает.
- Так здесь есть крысы?
- Ага, по-моему, несколько штук есть. Там у меня и крысоловки, и яд,
так мистер Уллман хочет, чтоб вы это распихали по чердаку и тут, внизу.
Присматривайте за своим мальцом хорошенько, мистер Торранс, вряд ли вам
охота, чтоб с ним что-нибудь стряслось.
- Нет, уж это точно.
Исходя от Уотсона, совет не уязвлял. Они пошли к лестнице и там на
минуту задержались, пока Уотсон в очередной раз сморкался.
- Там найдутся все нужные инструменты и кой-какие ненужные. И еще в
сарае черепица. Уллман говорил вам про это?
- Да, он хочет, чтобы я перекрыл часть крыши в западном крыле.
- Жирный ублюдок выжмет из вас на халяву все, что можно, а весной
будет ныть и скулить, что и половина работы не сделана так, как надо. Я
раз ему прямо в рожу говорю, я говорю...
Пока они поднимались по лестнице, слова Уотсона постепенно затихали,
сливаясь в убаюкивающее монотонное жужжание. Оглянувшись разок через плечо
на непроницаемую, пахнущую плесенью тьму, Джек Торранс подумал, что если и
есть на свете место, где должны водиться привидения, то это оно. Он
подумал про Грейди, запертого здесь мягким, неумолимым снегом, про Грейди,
который потихоньку сходил с ума, пока не совершил свое зверство.
"Кричали они или нет? - задумался Джек. - Бедняга Грейди, каково
каждый день чувствовать, как это подступает, и понять, наконец, - для тебя
весна никогда не наступит. Ему не следовало жить здесь. И не следовало
выходить из себя".
Когда Джек выходил вслед за Уотсоном за дверь, последние слова эхом
вернулись к нему с резким треском, словно сломался карандашный грифель -
дурной знак. Господи, Джек мог напиться. Тысячу раз напиться.

4. СТРАНА ТЕНЕЙ
В четверть пятого Дэнни сдался и отправился наверх за молоком с
печеньем. Все это он проглотил, выглядывая в окно, потом подошел
поцеловать маму, которая прилегла. Она предложила посидеть дома,
посмотреть "Сезам-стрит" - так время пройдет быстрее - но он решительно
замотал головой и вернулся на свое место на кромке тротуара.
Было уже пять и, хотя часов у Дэнни не было (к тому же, он все равно
не умел еще определять, который час, как следует), ход его сознавал - тени
удлинились, а дневной свет приобрел золотистый оттенок.
Вертя в руках глайдер, он напевал себе под нос: "Лу, беги ко мне
скорей... Господин ушел чуть свет, но, а мне и горя нет... Лу, беги ко мне
скорей..."
Эту песенку они все вместе пели в детском саду "Джек-и-Джилл" в
Стовингтоне. Здесь он не ходил в детский сад, потому что папе это больше
было не по карману. Дэнни знал, что отец с матерью встревожены этим,
встревожены тем, что это усугубляет его одиночество (а еще сильнее тем -
правда, об этом не говорилось даже между ними - что в этом Дэнни винит
их), но на самом деле ему не хотелось снова ходить в "Джек-и-Джилл". Это
для малышей. Дэнни еще не был большим парнем, но и малышом уже не был.
Большие ребята ходили в настоящую школу и им давали горячий ленч. Первый
класс. На будущий год. А в этом году он был кем-то средним между малышом и
настоящим парнем. Ничего страшного. Он действительно скучал по Скотту с
Энди (главным образом, по Скотту), - но все равно, ничего страшного.
Ожидать, что будет дальше, лучше одному.
Насчет родителей он понимал многое и знал, что частенько им это не по
вкусу, и не один раз они просто отказывались этому верить. Но в один
прекрасный день поверить придется. Дэнни довольствовался ожиданием.
Плохо, конечно, что они не умели верить ему больше - особенно в таких
случаях, как сейчас. Мамочка лежала дома на кровати чуть не плача - так
она тревожилась о папе. Кое-какие ее тревоги были слишком взрослыми, чтобы
Дэнни мог их понять - нечто смутное, имеющее отношение к безопасности,
папиному представлению о себе; чувства вины, гнева, страха перед тем, что
с ними станет, - но сейчас маму главным образом занимали две вещи: не
попал ли папа в горах в аварию (а то с чего бы он не позвонил?) и не
отправился ли он Плохо Поступить. С тех пор, как Скотти Ааронсон, который
был на полгода старше, все объяснил Дэнни, тот отлично понимал, что значит
Плохо Поступить. Скотти был в курсе, потому что его папа тоже Плохо
Поступал. Один раз, рассказывал Скотти, папа стукнул маму прямо в глаз и
сбил с ног. В конце концов, из-за Плохих Поступков папа и мама Скотти
РАЗВЕЛИСЬ и, когда Дэнни познакомился со Скотти, тот жил уже только с
мамой, а с папой виделся по выходным. РАЗВОД стал главным кошмаром в жизни
Дэнни, это слово всегда возникало у него в голове в виде надписи,
выведенной красными буквами, которые кишели шипящими ядовитыми змеями. В
РАЗВОДЕ родители больше не живут вместе. Они тянут резину в суде
(перетягивают канат? растягивают эспандер? Дэнни не знал точно, имеется ли
в виду одно из этих занятий или речь идет о чем-то другом; в Стовингтоне
мама с папой, бывало, не чуждались ни того, ни другого, и для себя он
решил, что возможен любой вариант), и тебе приходится уйти с кем-то одним,
другого ты практически перестаешь видеть, а тот, с которым ты остался,
может, если ему приспичит, выйти замуж или жениться на ком-нибудь, кого ты
даже не знаешь. Самым ужасным в РАЗВОДЕ было то, что это слово - или
понятие, или чем уж он был в восприятии Дэнни - плавало в головах его
собственных родителей, он чувствовал это; иногда - рассеянное и
относительно далекое, иногда - отчетливое, все заслоняющее и пугающее, как
грозовая туча. Так было после того, как папа наказал Дэнни за то, что тот
перепутал бумаги в его кабинете, и доктору пришлось поместить руку
мальчика в гипс. Воспоминание об этом уже почти стерлось, но мысли о
РАЗВОДЕ помнились ясно и наводили ужас. В то время эти мысли окутывали
мамочку, и он жил в постоянном страхе, что она, выдернув То Слово из своей
головы, выговорит его и сделает РАЗВОД реальностью. РАЗВОД. Мысль о нем
постоянно сидела в их подсознании - одна из немногих, какие он всегда умел
уловить, подобно аккордам простенькой мелодии. Но, как и аккорд,
центральная мысль составляла лишь основу для более сложных мыслей -
мыслей, которые Дэнни пока был не в состоянии даже начать переосмысливать
по-своему. Они приходили к нему просто красками и настроениями. Центром
маминых мыслей о РАЗВОДЕ было то, что папа сделал с его рукой и еще то,
что случилось в Стовингтоне, когда папа потерял работу. Тот парень. Тот
Джордж Хэтфилд, который жутко разозлился на папу и провертел дырки в шинах
их "жука". Папины мысли о РАЗВОДЕ были сложнее, окрашены в темно-лиловый и
пронизаны черными-пречерными страшными жилками. Кажется, папа думал, что
им будет лучше, если он уйдет. Что исчезнет боль. Папе было больно почти
все время, главным образом, из-за Плохого Поступка. Постоянное страстное
желание папы удалиться в уединенное местечко, смотреть цветной телевизор,
есть из миски арахис и Плохо Поступать до тех пор, пока рассудок не
угомонится и не оставит его в покое, Дэнни удавалось уловить тоже почти
всегда.
Но сегодня днем маме не стоило волноваться. Дэнни жалел, что нельзя
пойти к ней и рассказать об этом. "Жук" не сломался, папа не Поступил
Плохо, а ехал домой. Сейчас он тарахтел по шоссе между Лайонсом и
Боулдером, откуда до дома рукой подать, и о Плохом Поступке даже не думал.
Он думал про... про...
Дэнни украдкой оглянулся на кухонное окно. Иногда от слишком
напряженных раздумий с ним что-то случалось. Окружающее - реальность -
куда-то пропадало, тогда он видел такое, чего там не было. Один раз,
вскоре после того, как ему загипсовали руку, это случилось за столом,
когда все ужинали. Родители тогда не очень-то много разговаривали друг с
другом. Но они думали. О да. Мысли о РАЗВОДЕ нависли над кухонным столом,
как набрякшая черным дождем туча, готовая разразиться ливнем. Было так
плохо, что ему кусок не шел в горло. Когда вокруг клубился черный РАЗВОД,
мысль о еде вызывала желание стошнить. Он полностью сосредоточился - ведь
это казалось отчаянно важным - и тогда-то что-то произошло. В реальность
он вернулся, лежа на полу, картошка с бобами оказалась у него на коленях,
мамочка, обняв его плакала, а папа звонил по телефону. Дэнни был напуган,
он попытался объяснить, что ничего такого в этом нет, что иногда это
бывает с ним, если сосредоточиться, чтобы понять больше, чем ему доступно
обычно. Он попытался объяснить насчет Тони, которого они прозвали его
"невидимым приятелем".
Папа тогда сказал: "У него была Га Лу Син Нация. С виду все в
порядке, но все равно я хочу, чтобы доктор его посмотрел".
После ухода доктора мамочка заставила Дэнни пообещать, что он больше
никогда так не сделает, что он НИКОГДА их так не напугает, и Дэнни
согласился. Он и сам перепугался. Потому, что, когда он сосредоточился,
его сознание поплыло к папе, и всего на миг - перед тем, как появился
Тони, далеко-далеко, как всегда, и позвал оттуда, а что-то странное стерло
кухню и жареный ростбиф на синей тарелке, - всего на миг сознание мальчика
прорвалось сквозь папину угрюмость к непонятному слову, пугавшему куда
сильнее, чем РАЗВОД, и слово это было - САМОУБИЙСТВО. Оно ни разу не
попадалось Дэнни в отцовских мыслях прежде и, конечно, выискивать его он
не стал. Ему было все равно, узнает он когда-нибудь точно, что значит это
слово, или нет.
Но ему очень нравилось сосредотачиваться, потому что время от времени
появлялся Тони. Не каждый раз. Иногда окружающее просто ненадолго
становилось нечетким, плывущим, а потом прояснялось - честно говоря, чаще
всего так и бывало, но иной раз у самой границы видения появлялся Тони,
манящий к себе издалека, зовущий...
В первый раз он гулял на заднем дворе и ничего особенного не
случилось. Просто Тони поманил его, потом стало темно, а несколько минут
спустя он вернулся в реальность с несколькими обрывками воспоминаний, как
после путаного сна, Во второй раз, две недели назад, было интереснее. Стоя
в четырех ярдах от Дэнни, Тони манил его, звал: "Дэнни... Иди,
посмотри..." Дэнни словно бы поднялся, а потом начал падать в глубокую
нору, как Алиса в Страну Чудес. Он оказался в подвале дома, а рядом был
Тони, показывающий в тень, на чемодан, в котором папа держал все важные
бумаги, особенно "ПЬЕСУ".
- Видишь? - сказал Тони далеким мелодичным голосом. - Он под
лестницей. Прямо под лестницей. Грузчики сунули его прямо... под...
лестницу...
Дэнни шагнул вперед, рассмотреть это диво поближе, а в следующее
мгновение опять началось падение - на этот раз с качелей на заднем дворе,
где он просидел все это время. Стукнулся он, кстати, так, что дух вон.
Три или четыре дня спустя папа рыскал по всему дому, с яростью
сообщая маме, что облазил весь проклятый подвал, чемодана там нет, и он
собирается подать в суд на проклятых грузчиков, потерявших его где-то
между Вермонтом и Колорадо. Как, интересно, он должен исхитриться
закончить "ПЬЕСУ", если внезапно обнаруживаются такие вещи?
Дэнни сказал: "Нет, пап. Он под лестницей. Грузчики поставили его
прямо под лестницу".
Папа странно взглянул на него и спустился посмотреть. Именно на том
месте, которое показал Тони мальчику, чемодан и оказался. Папа отвел Дэнни
в сторонку, посадил на колени и спросил, кто пускал его в подвал. Том с
верхнего этажа? В подвале опасно, сказал папа. Потому-то хозяин и держит
его на замке. Может, кто-то оставил дверь незапертой, вот что хотел знать
папа. "Я рад, что документы и пьеса нашлись, но они не стоят того, чтобы
тебе, Дэнни, - сказал папа, - падать с лестницы и ломать... ноги". Дэнни
честно ответил, что в подвал не ходил. Эта дверь всегда заперта. Мамочка
подтвердила. Дэнни ни разу не спускался туда, потому что там темно, сыро и
полно пауков. К тому же у него нет привычки врать.
- Тогда, как же ты узнал, док?
- Тони показал.
Отец с матерью переглянулись поверх головы Дэнни. Такое время от
времени случалось и раньше. Пугаясь, они быстро выбрасывали это из головы.
Но Дэнни знал, что Тони их тревожит, особенно мамочку, и очень старался,
чтобы его мысли не заставили Тони появиться там, где она могла бы его
увидеть. Но сейчас он счел, что она еще не встала и не начала суетиться в
кухне, поэтому сосредоточился изо всех сил - проверить, может ли понять, о
чем думает папа.
Он нахмурился и сжал лежавшие на джинсах грязноватые ладошки в
кулаки. Глаза закрывать он не стал - это было ни к чему - но сощурился
так, что они превратились в щелки, и вообразил папин голос, голос Джека,
голос Джона Дэниэла Торранса, сильный и спокойный, то изумленно
повышающийся, то становящийся еще ниже от гнева, то остающийся неизменно
ровным, потому что папа думал... Думал про... Думал насчет... Думал...
(думал)
Дэнни тихо вздохнул, его тело осело на край тротуара, словно все
мышцы из него исчезли. Он был в полном сознании, видел и улицу, и парня с
девушкой, которые шагали по другому тротуару, держась за руки, потому что
были...
(?влюблены?)
счастливы сегодняшним днем и тем, что этим днем они вместе. Он видел
осенние листья, желтые колесики неправильной формы, которые ветер гнал
вдоль канавы. Он видел дом, мимо которого проходили влюбленные и заметил,
что на крыше
(ЧЕРЕПИЦА. ЕСЛИ АРМАТУРА В ПОРЯДКЕ, ПРОБЛЕМЫ ПО-МОЕМУ, НЕ БУДЕТ. ДА,
ВЕРНО, ВСЕ БУДЕТ В ПОРЯДКЕ. ЭТОТ УОТСОН. БОЖЕ, ЧТО ЗА СУБЪЕКТ! ВОТ БЫ
НАЙТИ ЕМУ МЕСТО в "ПЬЕСЕ". Е-МОЕ, ЕСЛИ Я НЕ ПООСТЕРЕГУСЬ, КОНЧИТСЯ ТЕМ,
ЧТО Я ВПИХНУ В НЕЕ ВСЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО. АГА. ЧЕРЕПИЦА. А ГВОЗДИ ТУТ ЕСТЬ? А,
ЧЕРТ, ЗАБЫЛ СПРОСИТЬ ЕГО, ЛАДНО, ИХ ДОСТАТЬ НЕТРУДНО. В САЙДВИНДЕРЕ
МАГАЗИН СКОБЯНЫХ ТОВАРОВ. ОСЫ. В ЭТО ВРЕМЯ ГОДА ОНИ СТРОЯТ ГНЕЗДА. МОЖЕТ,
ПРИДЕТСЯ ПРИХВАТИТЬ ОДНУ ИЗ ЭТИХ БОМБОЧЕК НА СЛУЧАЙ, ЕСЛИ ОНИ ОКАЖУТСЯ
ТАМ, КОГДА Я БУДУ ОТДИРАТЬ СТАРУЮ ЧЕРЕПИЦУ. НОВАЯ ЧЕРЕПИЦА. СТАРАЯ)
черепица. Значит, вот о чем он думает. Он получил работу и думает про
черепицу. Дэнни не знал, кто такой Уотсон, но все остальное казалось
достаточно понятным. Может, ему даже удастся посмотреть осиное гнездо. Не
будь он
- Дэнни... Дэнни - и...
Он посмотрел на дорогу и там, поодаль, оказался Тони, он стоял у
знака "стоп" и махал рукой. Как всегда при виде старого друга на Дэнни
теплой волной нахлынула радость, но на этот раз вместе с ней он ощутил
словно бы укол страха - как будто за спиной появившегося Тони пряталось
что-то мрачное, темное. Гнездо, полное ос, которые, вырвавшись, больно
жалят.
Но не идти нечего было и думать.
Он еще больше осел на кромку тротуара, руки вяло соскользнули с колен
и свесились между расставленных вилкой ног. Подбородок опустился на грудь.
Потом часть существа Дэнни, несильно и не больно дернувшись, отделилась и
побежала следом за Тони в воронку тьмы.
- Дэнни - и...
Вот тьму пронзили белые крутящиеся вихри. Кашляющий, надсадный звук,
гнущиеся, изломанные тени, они превратились в ночные ели, мотающиеся на
резком воющем ветру. Танцевал, крутился снег. Снег был повсюду.
- Слишком глубокий, - сказал из темноты Тони и в его голосе
прозвучала печаль, которая привела Дэнни в ужас. - Слишком глубокий, чтобы
выбраться отсюда.
Надвинулся, навис новый силуэт. Огромный и прямоугольный. Покатая
крыша, неясным пятном белеющая в беснующейся тьме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9