Это даст ему возможность провести еще одну бесподобную ночь с Вандой.
– Скажем, в десять часов.
– Я буду ждать вас.
Прерывистое дыхание молодой девушки действовало на Хенсона ошеломляюще.
Ванда приподнялась на цыпочки, обняла его за шею и поцеловала в губы.
– За что этот поцелуй? – спросил он.
– За вчерашний вечер. Я не знала, что на свете существует что-либо подобное. Спасибо.
– Значит, ваше «да» означало, что вы меня любите?
– Вы сами должны были это понять.
Возможность обнять и прижать к себе это молодое и восхитительное тело была столь соблазнительна, что Хенсон сделал то, чего он никогда еще не делал раньше ни в своем офисе, ни в каком-либо общественном месте. Он прижал Ванду к себе и так крепко поцеловал, что снял с ее губ всю косметику.
– Кто-нибудь спрашивал вас насчет синяков?
Ванда покраснела.
– Вы сами знаете, что нет. Вы – единственный, кто их видел. Том бил меня по тем местам, которые не видны... когда я одета, во всяком случае.
Хенсон погладил ее по круглой ягодице и снова поцеловал, все больше возбуждаясь.
– Итак, сегодня в десять.
– В десять... – прошептала Ванда, прижимаясь к нему так, что между ними нельзя было бы просунуть и волосок.
Хенсон так распалился, что готов был овладеть Вандой прямо сейчас, в своем кабинете. Они были слишком заняты друг другом, чтобы заметить, как рассыльный, которого вызвал Хенсон, вошел в кабинет и замер от неожиданности. Молодой человек деликатно кашлянул.
– Вызывали, сэр?
Хенсон мгновенно отпустил Ванду и отскочил в сторону.
– Да, да, – произнес он, протягивая конверт с билетами и деньгами. – Отнесите это в кабинет мистера Хелла, Томми.
– Будет исполнено, сэр.
Рассыльный, не оборачиваясь, быстро вышел. Небольшая прядь волос выскочила из прически Ванды и упала ей на лоб. Она подхватила ее шпилькой.
– Теперь все в конторе будут в курсе наших отношений, – мягко заметила она.
Хенсон неожиданно перестал беспокоиться.
– Вы помните, о чем мы говорили вчера вечером? Вот ваши слова: «Если я скажу полиции правду, поверит ли она мне? А журналисты? Вы знаете, какое у них извращенное воображение? Если секретарша молода и красива, они считают, что она должна спать со своим патроном, чтобы сохранить свое место».
Ванда старательно подкрашивала губы.
– Нет, правда, я сказала это? Ну что ж, я спала с вами и надеюсь, что это повторится еще много раз...
Хенсон посмотрел ей вслед. Он жалел, что так плохо знает ее и вообще женщин.
Потом он открыл сейф со сложной комбинацией букв и цифр, занимающий почти всю стену его кабинета. Деньги к оплате были проверены, сосчитаны и разложены по конвертам, на которых были написаны имена и продолжительность работы каждого служащего. Хенсону надо было лишь проверить точность начисления сумм бухгалтером. Это займет у него не более двух часов. Если он заедет пообедать домой, то сможет вернуться в контору в семь тридцать, а к Ванде поспеть к десяти, а может, и раньше.
Он не мог удержаться от чувства зависти к Джеку Хеллу. Старик умел извлекать пользу из всякого дела. Он был всего лишь практик, но умел использовать знания и талант других. Более того, он беззастенчиво использовал зависящих от него инженеров, платя им скромное жалованье, а сам загребал крупные суммы: чувство скромности и деликатности было ему чуждо.
В дверь постучали.
– Войдите, – буркнул Хенсон.
Это был парень, которого он посылал отнести Хеллу билеты и деньги.
– Мистер Хелл благодарит вас. Ему очень хотелось бы узнать имя той красивой куколки, которая ездила за билетами.
– Мэри Джонс, – буркнул Хенсон.
Юноша улыбнулся.
– Я понимаю, что вы хотите этим сказать, мистер Хенсон. Я весьма огорчен случившимся. Ведь я стучал, но вы меня не услышали.
– Ладно, но я предпочел бы, чтобы вы сохранили это при себе.
– Слово скаута! – воскликнул юноша и широко раскрыл глаза, увидев внутренности сейфа. – Вот это да! Можно подумать, что находишься в государственном золотохранилище! В сейфе, наверное, не меньше миллиона!
Хенсон закрыл тяжелую дверь сейфа и смешал цифровую комбинацию.
– Не совсем так. Но на эти деньги один человек мог бы прожить до конца своих дней, и прожить неплохо.
Затем он еще раз пожалел, что Хелл отказывается выписывать людям чеки, как это делали все дельцы. Он множество раз спорил с ним по этому поводу, но старик был упрям.
– Нет, об этом нечего и разговаривать, – отвечал он каждый раз, когда затрагивался этот вопрос. – Ничего не сравнится с деньгами в руке. Когда парень хорошо работает, а вы за это суете ему в руки бумажку, это ему ничего не говорит. А когда вы кладете ему в руку звонкую монету, он думает: «Очень неплохой конвертик. Что ж – я много работаю, но и платят мне тут неплохо». Потом он может отнести свой заработок домой жене, и ему не нужно заходить в банк, чтобы разменять свой чек, и, таким образом, он сохраняет половину получки, которую иначе он мог бы оставить в баре.
Хелл говорил убедительно. Во всяком случае, его персонал никогда не жаловался.
Хенсон уселся за письменный стол и попросил соединить его с домом. Ольга долго не отвечала. Когда наконец подошла к телефону, голос у нее был сонный.
– Да?
– Это Ларри.
– Что случилось?
– Я передумал. Я буду к обеду, как всегда. Мне прислали много платежных ведомостей из провинции, и я должен просмотреть их сегодня. Придется заняться этим вечером.
– И ты долго будешь занят?
– Я думаю, придется посидеть до часу или двух ночи. Так что я заночую в отеле.
– Опять!
– У меня свои трудности.
– Ты должен поговорить с мистером Хеллом.
– О чем?
– О твоей работе.
– Он платит мне двадцать четыре тысячи в год.
– Да, но за работу трех человек, – возразила Ольга. – Спасибо, что предупредил. В доме ничего нет, но я распоряжусь, чтобы мне доставили два бифштекса, а завтра я сделаю обычные покупки.
Хенсон повесил трубку и положил ноги на стол. Его работа казалась сложной, но не для него. Он так долго прослужил в «Атласе», проверил такое количество ведомостей и проследил из своего кресла за выполнением такого количества работ, что ему достаточно было взять карандаш и, поразмыслив несколько минут, написать исчерпывающие указания инженерам.
Он заметил, что положил ноги на газету, подобранную им в баре. Хенсон взял ее и снова прочитал все, касающееся Коннорса. Ему показалось невероятным, что он мог забыть свою зажигалку возле парня. Он не помнил, чтобы закуривал там сигарету – он дотащил Коннорса до кустов и сразу же возвратился к машине.
Это была та самая мелочь, которая может отправить человека на электрический стул. В конце концов, если его и задержат, то самое плохое, что с ним может случиться, это быть обвиненным в насилии. Он не мог предвидеть смерть Коннорса, он никогда не видел этого человека до того момента, когда обнаружил его лежащим голым на кровати Ванды...
Если его задержат, он скажет правду... и к черту то, что подумает о нем Ольга! Он скажет, что у Ванды нет никаких знакомых в Чикаго и что, совершенно естественно, она обратилась за помощью именно к нему, когда Коннорс вломился в ее квартиру.
Хенсон признается, что покупал виски, но не надо говорить о том, что Ванда стукнула парня цоколем лампы. У алкашей всегда полно синяков и ссадин...
Они расскажут правду о квартире на Дерборн-стрит, снятой под фальшивым именем. И если следователи спросят, как секретарша, получающая шестьдесят долларов в неделю, может снимать помещение стоимостью в сто восемьдесят долларов в месяц, то пусть они думают, что хотят. И Джек Хелл, и Ольга...
Хенсон положил в карман письмо Джонни Энглиша. К черту всех! За исключением Ванды. Хенсон собирался прожить с ней оставшиеся годы. «Да» – написала ему Ванда. Смешно, как много может значить простое словечко из двух букв!
Он нажал на кнопку внутреннего телефона, соединенного с приемной Ванды.
– Как вам мысль пожить в Мозамбике? – спросил он.
Ошеломленная Ванда ответила не сразу.
– А где это?
– Португальская колония в Африке.
– Вы хотели сказать, что мы будем там вместе?
– Да.
Ванда больше не колебалась.
– Мне бы это понравилось. Очень понравилось.
Хенсон повесил трубку и глубоко вздохнул. Затем он взял карандаш и просмотрел проект строительства на Красной реке, чтобы убедиться, что дело стоящее.
В пять часов он решил, что у него был достаточно напряженный день. Он надел шляпу и спустился на лифте в бар, чтобы пропустить порцию или две виски, прежде чем идти домой.
Табурет, на котором он обычно сидел, был занят, и он подождал несколько минут, пока занимавший его мужчина не допьет свое вино и не уйдет. За полированной стойкой все еще находился дневной бармен.
– Как дела, мистер Хенсон?
– Отлично!
– Как всегда, двойное виски?
– Достаточно будет одинарного.
– Но это очень мало!
– В самом деле?
– Я думаю, что такие, как вы, всегда находятся под прессом, почему вы и зарабатываете так много. Но за все время, что вы приходите сюда по утрам, я первый раз подал вам сегодня три двойных виски за один заход.
– У нас крупный проект в Турции.
Молодой человек с седыми висками, сидящий на соседнем табурете, повернулся к нему.
– Я не ошибаюсь, бармен действительно назвал вас мистером Хенсоном?
– Вы не ошиблись.
– Ларри Хенсон, главный инженер «Атласа»?
– Точно.
– Я вас ждал. Мне сказали, что вы имеете привычку заходить сюда перед тем, как ехать домой. Я не хотел разговаривать с вами в офисе.
Он положил на прилавок кожаный бумажник и раскрыл его. В одном из отделений находился полицейский значок, а в другом, под целлофаном, удостоверение личности на имя Джона Эгана из уголовной бригады. Хенсон почувствовал, как похолодело у него внутри.
– Чем могу быть вам полезен?
Эган сделал глоток пива.
– Довольно странная ситуация... Я бы не хотел причинять кому-нибудь неприятности – по возможности. Поверьте мне, мистер Хенсон, полиция не хочет никому докучать, особенно если человек, будь то мужчина или женщина, встал на прямой путь.
– Вполне возможно.
Лейтенант Эган вынул из кармана фотографию и показал ее Хенсону. Тот понял, что это полицейская фотография. На ней была изображена Ванда с большим номером, закрывавшим ее грудь.
– Вы знаете эту девушку?
– Естественно. Это моя секретарша мисс Ванда Галь.
Эган убрал фото в карман.
– Нам это сообщили в Де-Мейн. Сколько времени она у вас работает?
– Приблизительно три месяца. Но в компании она служит уже больше года.
– Ну и как она в качестве секретарши?
– Удовлетворительно. Не лучше и не хуже других.
– А вы знаете что-нибудь о ее частной жизни?
Хенсон почувствовал, что на его лбу проступил пот.
– Очень мало. В общем, я вижу ее от десяти утра до пяти часов вечера, и все.
Эган наклонил голову.
– Это то, что мы уже знаем. Вы женаты, не так ли?
– Кажется, вы основательно познакомились с моим досье! Женат. Вот уже двадцать четыре года.
– И у вас есть сын по имени Джим, лейтенант флота?
– Совершенно верно.
– Вы считаете, что ладите со своей женой?
– Настолько хорошо, насколько можно ладить через двадцать четыре года после свадьбы... Но что означают ваши вопросы, лейтенант?
– Простая формальность. Вы знали, что мисс Галь в прошлом была судима?
– Нет.
Лейтенант Эган доверительно сообщил:
– В этом нет ничего страшного. Просто, когда ей было семнадцать лет, она провела несколько месяцев в исправительном лагере. После чего, насколько нам известно, она встала на прямой путь. Но в семнадцать лет она связалась с одним жуликом, которого потом осудили на четыре года. На процессе и в суде она утверждала, что ничего об этом не знала. Он подтверждал ее слова. И эти шесть месяцев, которые она провела в колонии, были, можно сказать, не наказанием, а, что называется, наставлением на путь истины. После заключения она вела добропорядочную жизнь.
– Мне все-таки непонятно, почему вы спрашиваете меня обо всем этом, – заявил Хенсон.
– Том Коннорс, любовник мисс Галь, был обнаружен сегодня мертвым. Он лежал в кустарнике Линкольн-парка возле зоологического уголка.
– Вот как! А какое отношение имеет к этому мисс Галь?
– Мы не знаем, замешана она в это дело или нет. Но, вспомнив ее старую связь с Коннорсом, мы, как только обнаружили труп, направились по последнему адресу мисс Галь: 1212, Норч, Селл-стрит. Привратница сообщила, что сегодня между двенадцатью и тринадцатью часами она переехала и не оставила адреса.
Хенсону захотелось рассказать Эгану правду, и только страх быть замешанным в полицейское расследование остановил его. Кроме того, ему хотелось убедиться, что «да» Ванды было серьезным. А впоследствии он с удовольствием расскажет лейтенанту все, что случилось.
– Она не сообщила вам, что переехала? – осведомился Эган.
– Нет, – солгал Хенсон, – она мне ничего не сообщила.
– Может быть, будет лучше, если я поднимусь и поговорю с ней в конторе? Но, что касается меня, то я считаю, что найдется очень мало женщин весом в пятьдесят килограммов, способных прикончить мужчину весом в девяносто и перенести его за семь миль. Хочу заметить, что без помощи другого мужчины это сделать просто невозможно, По сведениям, которые я выудил у жильцов дома, за те два года, что она там прожила, никто никогда не видел, чтобы ее посещал мужчина.
Эган допил пиво и поднялся.
– Ну что ж, мистер Хенсон, благодарю вас за любезность. Я говорил капитану, что, по-моему, малышка не может быть замешана в этом деле.
Хенсон остановил его.
– Минутку, лейтенант...
– Да?
– Судя по вашей карточке, вы из уголовной бригады. Но у прочел сегодня в «Нью» про Коннорса. Там говорилось, что смерть явилась результатом пьяной драки.
Эган задумался.
– Он действительно был пьян, когда умер. Но ему помогли в этом деле. Представьте себе, после того, как его швырнули в кустарник, в него выпустили три пули 38-го калибра – прямо в сердце.
Глава 5
Когда он поставил свой «бьюик» за «мерседесом» Ольги, холодный пот все еще покрывал его лоб. Его сосед Боб Гаррис поливал лужайку.
– Салют! – приветствовал его Гаррис.
Хенсон вынул ключ зажигания и привычно спросил:
– Как делишки?
– Так себе. Эта проклятая биржа такая капризная, что я иногда готов поменять свой бизнес. Или мне придется повесить полотенце в моей комнате и в моем офисе, чтобы вытирать слезы. Каждый раз, когда какой-нибудь клиент теряет деньги, он так жалуется, будто это моя вина.
– Я не отказался бы получать столько, сколько вы.
– Скажите это Бесси, хорошо? Послушать ее, так мы должны жить в самом лучшем доме, в котором дверные ручки из чистого золота...
Хенсон заставил себя рассмеяться.
– К чему зарабатывать так много денег? Дядя Сэм все равно их отберет!
– Совершенно верно! – воскликнул Гаррис, направив ороситель на клумбу с крокусами. – Я вижу, Ольга уже вернулась. Приходите вечером поиграть в бридж.
– Был бы рад развлечься, но мне придется вернуться в офис. Надо просмотреть столько деловых бумаг, что придется заночевать в отеле.
В окне показалась Ольга.
– Ларри, ты будешь стоять там всю ночь? Через две минуты бифштексы будут уже несъедобны.
Хенсон прошел по аллее и вошел в дом через черный ход. Ольга уже накрыла на кухне. Тонкого фарфора, дорогой посуды и серебра у нее хватило бы, чтобы устроить обед на двадцать четыре персоны, но она хранила все это «до особого случая». Возможно, до Страшного суда.
Хенсон поцеловал жену.
– Рад, что ты вернулась и что твоей маме стало лучше.
Ольга спокойно приняла его поцелуй. Между ними не осталось никаких чувств, ни малейшей нежности.
– Надо быть готовым ко всему, ведь маме как-никак шестьдесят девять лет.
Хенсон снял пальто, пиджак и вымыл руки над кухонной мойкой.
– Конечно, все стареют.
Ольга сняла жаркое с решетки.
– Как ты обходился без меня?
– Не так уж и плохо.
Вытирая руки, Хенсон разглядывал свою жену. Ольге было сорок три, но ей нельзя было дать больше тридцати семи. Ее грудь была все такой же упругой и соблазнительной. К тому же у нее была тонкая талия и длинные ноги. И в те редкие минуты, когда она ложилась с ним в постель, он был готов поклясться, что у нее есть все, чтобы зажечь в мужчине огонь желания. Но в их совместной жизни чего-то недоставало, и без этого «чего-то» их брак был ошибкой с той и с другой стороны.
Обед оказался вкусным, и Хенсон поглощал его с удовольствием.
– Значит, ты получила сегодня письмо от Джима?
В первый раз Ольга проявила заинтересованность в беседе.
– Да, его назначили в охрану консульства Соединенных Штатов в Брисбане.
Хенсон попытался изобразить радость, но это ему плохо удалось. Сын обошелся ему очень дорого. Если бы он не родился и если бы Ольга не злоупотребляла своими материнскими чувствами, он мог бы стать тем, кем мечтал быть раньше.
Иногда у него создавалось впечатление, что это не его ребенок. С самого раннего детства Джим принадлежал Ольге, так же, как ее туалеты, переполнявшие шкафы, тонкий фарфор и серебро, которыми она никогда не пользовалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
– Скажем, в десять часов.
– Я буду ждать вас.
Прерывистое дыхание молодой девушки действовало на Хенсона ошеломляюще.
Ванда приподнялась на цыпочки, обняла его за шею и поцеловала в губы.
– За что этот поцелуй? – спросил он.
– За вчерашний вечер. Я не знала, что на свете существует что-либо подобное. Спасибо.
– Значит, ваше «да» означало, что вы меня любите?
– Вы сами должны были это понять.
Возможность обнять и прижать к себе это молодое и восхитительное тело была столь соблазнительна, что Хенсон сделал то, чего он никогда еще не делал раньше ни в своем офисе, ни в каком-либо общественном месте. Он прижал Ванду к себе и так крепко поцеловал, что снял с ее губ всю косметику.
– Кто-нибудь спрашивал вас насчет синяков?
Ванда покраснела.
– Вы сами знаете, что нет. Вы – единственный, кто их видел. Том бил меня по тем местам, которые не видны... когда я одета, во всяком случае.
Хенсон погладил ее по круглой ягодице и снова поцеловал, все больше возбуждаясь.
– Итак, сегодня в десять.
– В десять... – прошептала Ванда, прижимаясь к нему так, что между ними нельзя было бы просунуть и волосок.
Хенсон так распалился, что готов был овладеть Вандой прямо сейчас, в своем кабинете. Они были слишком заняты друг другом, чтобы заметить, как рассыльный, которого вызвал Хенсон, вошел в кабинет и замер от неожиданности. Молодой человек деликатно кашлянул.
– Вызывали, сэр?
Хенсон мгновенно отпустил Ванду и отскочил в сторону.
– Да, да, – произнес он, протягивая конверт с билетами и деньгами. – Отнесите это в кабинет мистера Хелла, Томми.
– Будет исполнено, сэр.
Рассыльный, не оборачиваясь, быстро вышел. Небольшая прядь волос выскочила из прически Ванды и упала ей на лоб. Она подхватила ее шпилькой.
– Теперь все в конторе будут в курсе наших отношений, – мягко заметила она.
Хенсон неожиданно перестал беспокоиться.
– Вы помните, о чем мы говорили вчера вечером? Вот ваши слова: «Если я скажу полиции правду, поверит ли она мне? А журналисты? Вы знаете, какое у них извращенное воображение? Если секретарша молода и красива, они считают, что она должна спать со своим патроном, чтобы сохранить свое место».
Ванда старательно подкрашивала губы.
– Нет, правда, я сказала это? Ну что ж, я спала с вами и надеюсь, что это повторится еще много раз...
Хенсон посмотрел ей вслед. Он жалел, что так плохо знает ее и вообще женщин.
Потом он открыл сейф со сложной комбинацией букв и цифр, занимающий почти всю стену его кабинета. Деньги к оплате были проверены, сосчитаны и разложены по конвертам, на которых были написаны имена и продолжительность работы каждого служащего. Хенсону надо было лишь проверить точность начисления сумм бухгалтером. Это займет у него не более двух часов. Если он заедет пообедать домой, то сможет вернуться в контору в семь тридцать, а к Ванде поспеть к десяти, а может, и раньше.
Он не мог удержаться от чувства зависти к Джеку Хеллу. Старик умел извлекать пользу из всякого дела. Он был всего лишь практик, но умел использовать знания и талант других. Более того, он беззастенчиво использовал зависящих от него инженеров, платя им скромное жалованье, а сам загребал крупные суммы: чувство скромности и деликатности было ему чуждо.
В дверь постучали.
– Войдите, – буркнул Хенсон.
Это был парень, которого он посылал отнести Хеллу билеты и деньги.
– Мистер Хелл благодарит вас. Ему очень хотелось бы узнать имя той красивой куколки, которая ездила за билетами.
– Мэри Джонс, – буркнул Хенсон.
Юноша улыбнулся.
– Я понимаю, что вы хотите этим сказать, мистер Хенсон. Я весьма огорчен случившимся. Ведь я стучал, но вы меня не услышали.
– Ладно, но я предпочел бы, чтобы вы сохранили это при себе.
– Слово скаута! – воскликнул юноша и широко раскрыл глаза, увидев внутренности сейфа. – Вот это да! Можно подумать, что находишься в государственном золотохранилище! В сейфе, наверное, не меньше миллиона!
Хенсон закрыл тяжелую дверь сейфа и смешал цифровую комбинацию.
– Не совсем так. Но на эти деньги один человек мог бы прожить до конца своих дней, и прожить неплохо.
Затем он еще раз пожалел, что Хелл отказывается выписывать людям чеки, как это делали все дельцы. Он множество раз спорил с ним по этому поводу, но старик был упрям.
– Нет, об этом нечего и разговаривать, – отвечал он каждый раз, когда затрагивался этот вопрос. – Ничего не сравнится с деньгами в руке. Когда парень хорошо работает, а вы за это суете ему в руки бумажку, это ему ничего не говорит. А когда вы кладете ему в руку звонкую монету, он думает: «Очень неплохой конвертик. Что ж – я много работаю, но и платят мне тут неплохо». Потом он может отнести свой заработок домой жене, и ему не нужно заходить в банк, чтобы разменять свой чек, и, таким образом, он сохраняет половину получки, которую иначе он мог бы оставить в баре.
Хелл говорил убедительно. Во всяком случае, его персонал никогда не жаловался.
Хенсон уселся за письменный стол и попросил соединить его с домом. Ольга долго не отвечала. Когда наконец подошла к телефону, голос у нее был сонный.
– Да?
– Это Ларри.
– Что случилось?
– Я передумал. Я буду к обеду, как всегда. Мне прислали много платежных ведомостей из провинции, и я должен просмотреть их сегодня. Придется заняться этим вечером.
– И ты долго будешь занят?
– Я думаю, придется посидеть до часу или двух ночи. Так что я заночую в отеле.
– Опять!
– У меня свои трудности.
– Ты должен поговорить с мистером Хеллом.
– О чем?
– О твоей работе.
– Он платит мне двадцать четыре тысячи в год.
– Да, но за работу трех человек, – возразила Ольга. – Спасибо, что предупредил. В доме ничего нет, но я распоряжусь, чтобы мне доставили два бифштекса, а завтра я сделаю обычные покупки.
Хенсон повесил трубку и положил ноги на стол. Его работа казалась сложной, но не для него. Он так долго прослужил в «Атласе», проверил такое количество ведомостей и проследил из своего кресла за выполнением такого количества работ, что ему достаточно было взять карандаш и, поразмыслив несколько минут, написать исчерпывающие указания инженерам.
Он заметил, что положил ноги на газету, подобранную им в баре. Хенсон взял ее и снова прочитал все, касающееся Коннорса. Ему показалось невероятным, что он мог забыть свою зажигалку возле парня. Он не помнил, чтобы закуривал там сигарету – он дотащил Коннорса до кустов и сразу же возвратился к машине.
Это была та самая мелочь, которая может отправить человека на электрический стул. В конце концов, если его и задержат, то самое плохое, что с ним может случиться, это быть обвиненным в насилии. Он не мог предвидеть смерть Коннорса, он никогда не видел этого человека до того момента, когда обнаружил его лежащим голым на кровати Ванды...
Если его задержат, он скажет правду... и к черту то, что подумает о нем Ольга! Он скажет, что у Ванды нет никаких знакомых в Чикаго и что, совершенно естественно, она обратилась за помощью именно к нему, когда Коннорс вломился в ее квартиру.
Хенсон признается, что покупал виски, но не надо говорить о том, что Ванда стукнула парня цоколем лампы. У алкашей всегда полно синяков и ссадин...
Они расскажут правду о квартире на Дерборн-стрит, снятой под фальшивым именем. И если следователи спросят, как секретарша, получающая шестьдесят долларов в неделю, может снимать помещение стоимостью в сто восемьдесят долларов в месяц, то пусть они думают, что хотят. И Джек Хелл, и Ольга...
Хенсон положил в карман письмо Джонни Энглиша. К черту всех! За исключением Ванды. Хенсон собирался прожить с ней оставшиеся годы. «Да» – написала ему Ванда. Смешно, как много может значить простое словечко из двух букв!
Он нажал на кнопку внутреннего телефона, соединенного с приемной Ванды.
– Как вам мысль пожить в Мозамбике? – спросил он.
Ошеломленная Ванда ответила не сразу.
– А где это?
– Португальская колония в Африке.
– Вы хотели сказать, что мы будем там вместе?
– Да.
Ванда больше не колебалась.
– Мне бы это понравилось. Очень понравилось.
Хенсон повесил трубку и глубоко вздохнул. Затем он взял карандаш и просмотрел проект строительства на Красной реке, чтобы убедиться, что дело стоящее.
В пять часов он решил, что у него был достаточно напряженный день. Он надел шляпу и спустился на лифте в бар, чтобы пропустить порцию или две виски, прежде чем идти домой.
Табурет, на котором он обычно сидел, был занят, и он подождал несколько минут, пока занимавший его мужчина не допьет свое вино и не уйдет. За полированной стойкой все еще находился дневной бармен.
– Как дела, мистер Хенсон?
– Отлично!
– Как всегда, двойное виски?
– Достаточно будет одинарного.
– Но это очень мало!
– В самом деле?
– Я думаю, что такие, как вы, всегда находятся под прессом, почему вы и зарабатываете так много. Но за все время, что вы приходите сюда по утрам, я первый раз подал вам сегодня три двойных виски за один заход.
– У нас крупный проект в Турции.
Молодой человек с седыми висками, сидящий на соседнем табурете, повернулся к нему.
– Я не ошибаюсь, бармен действительно назвал вас мистером Хенсоном?
– Вы не ошиблись.
– Ларри Хенсон, главный инженер «Атласа»?
– Точно.
– Я вас ждал. Мне сказали, что вы имеете привычку заходить сюда перед тем, как ехать домой. Я не хотел разговаривать с вами в офисе.
Он положил на прилавок кожаный бумажник и раскрыл его. В одном из отделений находился полицейский значок, а в другом, под целлофаном, удостоверение личности на имя Джона Эгана из уголовной бригады. Хенсон почувствовал, как похолодело у него внутри.
– Чем могу быть вам полезен?
Эган сделал глоток пива.
– Довольно странная ситуация... Я бы не хотел причинять кому-нибудь неприятности – по возможности. Поверьте мне, мистер Хенсон, полиция не хочет никому докучать, особенно если человек, будь то мужчина или женщина, встал на прямой путь.
– Вполне возможно.
Лейтенант Эган вынул из кармана фотографию и показал ее Хенсону. Тот понял, что это полицейская фотография. На ней была изображена Ванда с большим номером, закрывавшим ее грудь.
– Вы знаете эту девушку?
– Естественно. Это моя секретарша мисс Ванда Галь.
Эган убрал фото в карман.
– Нам это сообщили в Де-Мейн. Сколько времени она у вас работает?
– Приблизительно три месяца. Но в компании она служит уже больше года.
– Ну и как она в качестве секретарши?
– Удовлетворительно. Не лучше и не хуже других.
– А вы знаете что-нибудь о ее частной жизни?
Хенсон почувствовал, что на его лбу проступил пот.
– Очень мало. В общем, я вижу ее от десяти утра до пяти часов вечера, и все.
Эган наклонил голову.
– Это то, что мы уже знаем. Вы женаты, не так ли?
– Кажется, вы основательно познакомились с моим досье! Женат. Вот уже двадцать четыре года.
– И у вас есть сын по имени Джим, лейтенант флота?
– Совершенно верно.
– Вы считаете, что ладите со своей женой?
– Настолько хорошо, насколько можно ладить через двадцать четыре года после свадьбы... Но что означают ваши вопросы, лейтенант?
– Простая формальность. Вы знали, что мисс Галь в прошлом была судима?
– Нет.
Лейтенант Эган доверительно сообщил:
– В этом нет ничего страшного. Просто, когда ей было семнадцать лет, она провела несколько месяцев в исправительном лагере. После чего, насколько нам известно, она встала на прямой путь. Но в семнадцать лет она связалась с одним жуликом, которого потом осудили на четыре года. На процессе и в суде она утверждала, что ничего об этом не знала. Он подтверждал ее слова. И эти шесть месяцев, которые она провела в колонии, были, можно сказать, не наказанием, а, что называется, наставлением на путь истины. После заключения она вела добропорядочную жизнь.
– Мне все-таки непонятно, почему вы спрашиваете меня обо всем этом, – заявил Хенсон.
– Том Коннорс, любовник мисс Галь, был обнаружен сегодня мертвым. Он лежал в кустарнике Линкольн-парка возле зоологического уголка.
– Вот как! А какое отношение имеет к этому мисс Галь?
– Мы не знаем, замешана она в это дело или нет. Но, вспомнив ее старую связь с Коннорсом, мы, как только обнаружили труп, направились по последнему адресу мисс Галь: 1212, Норч, Селл-стрит. Привратница сообщила, что сегодня между двенадцатью и тринадцатью часами она переехала и не оставила адреса.
Хенсону захотелось рассказать Эгану правду, и только страх быть замешанным в полицейское расследование остановил его. Кроме того, ему хотелось убедиться, что «да» Ванды было серьезным. А впоследствии он с удовольствием расскажет лейтенанту все, что случилось.
– Она не сообщила вам, что переехала? – осведомился Эган.
– Нет, – солгал Хенсон, – она мне ничего не сообщила.
– Может быть, будет лучше, если я поднимусь и поговорю с ней в конторе? Но, что касается меня, то я считаю, что найдется очень мало женщин весом в пятьдесят килограммов, способных прикончить мужчину весом в девяносто и перенести его за семь миль. Хочу заметить, что без помощи другого мужчины это сделать просто невозможно, По сведениям, которые я выудил у жильцов дома, за те два года, что она там прожила, никто никогда не видел, чтобы ее посещал мужчина.
Эган допил пиво и поднялся.
– Ну что ж, мистер Хенсон, благодарю вас за любезность. Я говорил капитану, что, по-моему, малышка не может быть замешана в этом деле.
Хенсон остановил его.
– Минутку, лейтенант...
– Да?
– Судя по вашей карточке, вы из уголовной бригады. Но у прочел сегодня в «Нью» про Коннорса. Там говорилось, что смерть явилась результатом пьяной драки.
Эган задумался.
– Он действительно был пьян, когда умер. Но ему помогли в этом деле. Представьте себе, после того, как его швырнули в кустарник, в него выпустили три пули 38-го калибра – прямо в сердце.
Глава 5
Когда он поставил свой «бьюик» за «мерседесом» Ольги, холодный пот все еще покрывал его лоб. Его сосед Боб Гаррис поливал лужайку.
– Салют! – приветствовал его Гаррис.
Хенсон вынул ключ зажигания и привычно спросил:
– Как делишки?
– Так себе. Эта проклятая биржа такая капризная, что я иногда готов поменять свой бизнес. Или мне придется повесить полотенце в моей комнате и в моем офисе, чтобы вытирать слезы. Каждый раз, когда какой-нибудь клиент теряет деньги, он так жалуется, будто это моя вина.
– Я не отказался бы получать столько, сколько вы.
– Скажите это Бесси, хорошо? Послушать ее, так мы должны жить в самом лучшем доме, в котором дверные ручки из чистого золота...
Хенсон заставил себя рассмеяться.
– К чему зарабатывать так много денег? Дядя Сэм все равно их отберет!
– Совершенно верно! – воскликнул Гаррис, направив ороситель на клумбу с крокусами. – Я вижу, Ольга уже вернулась. Приходите вечером поиграть в бридж.
– Был бы рад развлечься, но мне придется вернуться в офис. Надо просмотреть столько деловых бумаг, что придется заночевать в отеле.
В окне показалась Ольга.
– Ларри, ты будешь стоять там всю ночь? Через две минуты бифштексы будут уже несъедобны.
Хенсон прошел по аллее и вошел в дом через черный ход. Ольга уже накрыла на кухне. Тонкого фарфора, дорогой посуды и серебра у нее хватило бы, чтобы устроить обед на двадцать четыре персоны, но она хранила все это «до особого случая». Возможно, до Страшного суда.
Хенсон поцеловал жену.
– Рад, что ты вернулась и что твоей маме стало лучше.
Ольга спокойно приняла его поцелуй. Между ними не осталось никаких чувств, ни малейшей нежности.
– Надо быть готовым ко всему, ведь маме как-никак шестьдесят девять лет.
Хенсон снял пальто, пиджак и вымыл руки над кухонной мойкой.
– Конечно, все стареют.
Ольга сняла жаркое с решетки.
– Как ты обходился без меня?
– Не так уж и плохо.
Вытирая руки, Хенсон разглядывал свою жену. Ольге было сорок три, но ей нельзя было дать больше тридцати семи. Ее грудь была все такой же упругой и соблазнительной. К тому же у нее была тонкая талия и длинные ноги. И в те редкие минуты, когда она ложилась с ним в постель, он был готов поклясться, что у нее есть все, чтобы зажечь в мужчине огонь желания. Но в их совместной жизни чего-то недоставало, и без этого «чего-то» их брак был ошибкой с той и с другой стороны.
Обед оказался вкусным, и Хенсон поглощал его с удовольствием.
– Значит, ты получила сегодня письмо от Джима?
В первый раз Ольга проявила заинтересованность в беседе.
– Да, его назначили в охрану консульства Соединенных Штатов в Брисбане.
Хенсон попытался изобразить радость, но это ему плохо удалось. Сын обошелся ему очень дорого. Если бы он не родился и если бы Ольга не злоупотребляла своими материнскими чувствами, он мог бы стать тем, кем мечтал быть раньше.
Иногда у него создавалось впечатление, что это не его ребенок. С самого раннего детства Джим принадлежал Ольге, так же, как ее туалеты, переполнявшие шкафы, тонкий фарфор и серебро, которыми она никогда не пользовалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15