– Ничего, кроме правды.
– Когда вы хотите, чтобы я поехала?
– Как можно скорее. Сейчас... этой ночью.
Хельга сделала отрицательный жест.
– Об этом нечего и говорить. Мне еще нужно найти кого-нибудь, кто смог бы заменить меня на время отсутствия. Я могу отправиться завтра в полдень или немного раньше.
Хенсон не решился спорить с ней.
– Значит, завтра после полудня.
– Мне только не хочется говорить об одном моменте...
– О чем именно?
– О том путешествии, которое я совершила с тем типом. Я вам рассказывала. Мне не хотелось бы, чтобы у него были неприятности с женой. И к тому же, он так хорошо ко мне относится, – добавила она кокетливо.
– Вы просто замечательная женщина, – поспешил ее уверить Хенсон. – Итак, до завтра, – сказал он, вставая из-за стола и направляясь к двери.
Хельга проводила его к выходу.
– Я буду вас ждать! Доброй ночи!
– Доброй ночи!
Хенсон в темноте еле нашел машину. После того как он полчаса дышал атмосферой, насыщенной пивными запахами, и вдыхал дешевые духи Хельги, запах рыбы показался ему не таким уж плохим. Он не отдавал себе отчета в том, как измучен. Горло его пересохло, голова раскалывалась от боли, но результат был налицо – он все же продвинулся вперед на целый шаг.
Существовало еще множество проблем, которые требовали своего решения. Найти укрытие до завтра, до часу дня, и продумать, как избежать преследования и доставить мать Ольги в Чикаго. При условии, что он не будет есть, тех двух долларов и тридцати двух центов ему должно на все хватить.
Хенсон пожалел, что вспомнил о еде, потому что сразу ощутил страшный голод.
Существовала еще и другая трудность: краденую машину могли опознать, а он не должен позволить арестовать себя, пока Ольгина мать не расскажет всю историю. Если его заберут, она, скорее всего, не захочет говорить. И даже если ему удастся довезти ее до Чикаго, поверит ли ей полиция и оценит ли правильно ее сообщение?
Показания Хельги, конечно, не доказывали, что Хенсон не убивал ни Ольги, ни Коннорса. Они давали возможность перенести подозрения на другого человека. Хенсон имел дело с врагом сильным, бессовестным и безжалостным. К тем, уже совершенным преступлениям, он, не сомневаясь, присовокупит еще одно. К чему сомнения? Терять ему нечего, а выиграть он может все.
В тот момент, когда Хенсон уже взялся за ручку дверцы, все его тело содрогнулось от страшной боли. Кусок цинковой трубы просвистел в воздухе и с силой обрушился на его затылок. Удар свалил Хенсона возле машины.
– Нет, – успел закричать он.
Он хотел позвать на помощь, но смог только простонать – слишком сильным и неожиданным оказался этот удар. Затем труба просвистела еще раз, и Хенсон растянулся на земле, потеряв сознание.
Луна, как сумасшедшая, плясала в верхушках деревьев. Еле слышное бормотание реки отзывалось в голове страшным шумом. Его последней мыслью было: «Теперь никто ничего не узнает!»
С последним проблеском мысли он попытался приподняться. Потом луна исчезла и наступила кромешная темнота. Он вытянулся на спине и затих.
Глава 17
Он лежал на животе, лицом в воде. Пахло рыбой. Когда Хенсон стал приходить в себя, ему показалось, что он находится в реке, но потом почувствовал, что лежит на досках и слышит, как скрипят уключины. Бурлила вода... Он понял, что находится в лодке, управляемой невидимым гребцом.
Хенсон чуть повернул голову и прижался щекой к мокрым доскам. Ночь стала еще темнее. Весло ударило по воде, и мужчина где-то позади него, в темноте, выругался сквозь зубы. Судно завертелось на месте. Мужчина постарался выправить его, но оно продолжало вертеться, и поток брызг обдал Хенсона. Он хотел сплюнуть и тут обнаружил, что связан и во рту у него кляп. Намерения противника были достаточно ясны: как только лодка достигнет глубокой воды, он выбросит Хенсона за борт.
С трудом отплевываясь, наполовину оглушенный, Хенсон попытался встать на колени. Волосы прилипли к лицу, кляп мешал ему дышать, руки были связаны за спиной. Им овладело бешенство. Руки были не только связаны, вдобавок к ним был привязан короткой веревкой какой-то тяжелый предмет. Хенсон ощупал его и определил, что это был один из бетонных блоков, которые он заметил возле дома Хельги.
Все еще стоя на коленях, он нагнулся и положил голову на что-то, что могло быть скамейкой или ящиком для рыболовных принадлежностей. Сердце Хенсона стучало с невероятной силой. Быть утопленным – ужасная смерть. Надо было от Хельги позвонить лейтенанту Эгану и подождать прибытия полиции.
Он хотел оглянуться, но раздумал. С кляпом во рту и со связанными руками он был совершенно беспомощен. Бросив взгляд назад, он получит еще один удар трубой по башке.
С отчаянной энергией он попытался освободиться от пут. Если бы у него было время, он, возможно, достиг бы желаемого, но времени у него не было. Тем не менее он не сдавался.
Лодка уже входила в глубокие воды. Послышался толчок и стук дерева о борт лодки. Человек за спиной Хенсона положил весла и выпрямился. Сильные руки схватили Хенсона за плечи, и он почувствовал, что его ставят на ноги. Понимая, что терять ему нечего, Хенсон с силой откинул голову назад и с удовлетворением услышал звук сломанной кости и лопнувшей кожи. Человек издал вопль боли и с силой толкнул его.
От толчка лодка накренилась, качнулась и зачерпнула бортом воду. Голова Хенсона оказалась в воде, но веревка с бетонным блоком удержала его в лодке.
Темный силуэт что-то проворчал и, подняв бетонный блок до уровня живота, с проклятием кинул его в воду. Фосфорический блеск пробежал по воде, и она сомкнулась над Хенсоном: камень потянул его на дно реки.
Ему показалось, что погружение происходит очень медленно. Камень с шумом ударился о дно, и это болью отозвалось в голове Хенсона. Он перестал погружаться, и его тело стало относить течением, бетонный блок тянулся за ним по дну. Хенсон вертелся во все стороны, стараясь оттолкнуться ото дна руками, но веревка с блоком мешали этому.
Ему показалось, что его легкие вот-вот лопнут. Смерть приближалась к нему стремительными шагами. Он ощутил странное чувство облегчения при мысли, что ему больше не к чему стремиться. Но если мозг примирился с неизбежностью смерти, то тело продолжало борьбу за жизнь. Острые края блока терлись о веревку, которую он уже начал перетирать в лодке, и окончательно перетерли ее. Хенсон пробкой вылетел на поверхность.
Кляп мешал ему дышать, и он снова погрузился в воду, но не так глубоко, как раньше. С большим трудом он снова всплыл на поверхность и теперь держался, плавая то стоя, то на спине. Постепенно он немного пришел в себя, и его легкие болели уже не так сильно, как раньше. Ему удалось выкрутиться!
Что-то болталось у него в ногах. Сперва он подумал, что это, вероятно, трава или водяная змея, но это оказался конец веревки, которая все еще свисала с его связанных рук. Его вновь охватило бешенство, и он изо всех сил потянул за веревку. Содрав кожу с правой руки, он наконец избавился от веревки. Вытащив изо рта кляп, он некоторое время лежал, почти не двигаясь и стараясь восстановить дыхание. Потом повернулся и поплыл к густой тени на реке, таща за собой конец веревки.
Лодка, ведомая неизвестным, который хотел его утопить, исчезла. Уверенный в его смерти, преступник скрылся. Но куда он направился? И что он собирался предпринять? И против кого?
Эти мысли прибавили Хенсону сил. При последнем издыхании, готовый уже отдаться на волю Бога, он наконец увидел берег. Тонкий серп луны пробился сквозь деревья. Он перестал плыть и выпрямился. Его ноги погрузились в ил, но вода была по колено. Достигнув берега, он повалился на траву, слишком усталый, чтобы двигаться, и счастливый тем, что может просто дышать.
«Он упустил одну деталь, – подумал Хенсон. – Он должен был связать мне ноги и ему не нужно было так спешить. Если бы он завязал побольше узлов на веревке, ее не удалось бы так легко перетереть о бетонный блок».
Как только к нему вернулись силы, он сел и снял веревку с левой руки. Это оказалось делом нелегким, так как веревка намокла в воде. Хенсон смотал ее в моток и сунул в карман. Теперь настал его черед.
Он вскарабкался по крутому берегу реки и пошел по тропинке, вьющейся через заросли сумаха и ивняка. Тропинка вывела его на дорогу, которая тянулась вдоль реки.
Огромный фургон, наполненный блеющим скотом, осветил шоссе единственной фарой. Фургон проехал, и вновь наступила темнота, едва освещаемая тонким серебряным лучом луны.
Хлюпая промокшими ботинками, Хенсон побрел вдоль дороги, прячась от проезжающих машин. Он шел, все время оглядываясь по сторонам. Ему предстояло многое объяснить матери Ольги. Он должен был как можно скорее увидеть ее. Он был сумасшедшим, говорил себе Хенсон, когда думал, что сможет один проделать эту адову работу. Как только он приедет к Хельге и скажет ей, кто он, то сразу попросит позвонить лейтенанту Эгану.
Темная дорога казалась нескончаемой. Ему представлялось, что он бредет по ней уже много часов. Неоновая вывеска не горела, в баре было темно. Машина, угнанная им, находилась на месте. Других машин поблизости не было.
Хенсон сошел с дороги и в тени больших сикомор, со всех сторон окружавших лужайку, прошел мимо лежащих на берегу барж и подошел к решетчатой двери. Немного поколебавшись, он тихонько постучал.
– Миссис Киблер!
В доме по-прежнему было темно. Оттуда не донеслось ни единого звука. Невдалеке застрекотала сорока, и вновь все погрузилось в полное молчание.
Хенсон толкнул дверь, и она оказалась незапертой. Он осторожно вошел внутрь и позвал чуть громче:
– Миссис Киблер!
Никто не ответил, и он стал шарить по стенам в поисках выключателя, и никак не мог найти его. Он на ощупь двинулся вдоль стойки и стал искать спички в ящичке для сигарет. Найдя их, он чиркнул спичкой, но она сразу же потухла. Тогда он зажег следующую спичку и при ее тусклом свете обнаружил выключатель и повернул его.
В конце прилавка, уронив голову на руки, по-прежнему спал мертвецким сном пьяный крестьянин. Кроме него в зале никого не было.
– Хельга! – закричал Хенсон. – Где вы?
Крестьянин повернул голову на сложенных руках и снова заснул.
Хельга не та женщина, которая может оставить пьяницу одного в зале. Ведь он мог прийти в себя и хорошенько угоститься пивом и вином! Хенсон подумал, не развлекается ли Хельга с тем женатым человеком в одном из бунгало. Он обошел зал, направляясь к двери, и неожиданно остановился, схватившись за стойку, чтобы не упасть.
– Хельга! – в ужасе прошептал он.
Все закружилось в его глазах. Он сделал нечеловеческое усилие, чтобы устоять на ногах. Его мысли путались...
Он больше не сомневался в том, что обнаружил. Теперь, если даже все люди земли будут взывать к матери Ольги, она ничего не сможет ответить. Она не будет больше продавать пиво и принадлежности для рыбной ловли. Она никогда не будет нанимать лодок, никогда больше ее прелести не принесут ей дохода, а положение ее женатого дружка больше не заинтересует ее никогда в жизни...
Несмотря на свои пятьдесят лет, Хельга казалась совсем молодой. Она лежала на спине возле самой двери.
Хенсона била дрожь. Он мог бы пройти мимо нее в темноте. Мог даже наступить ей на руку...
Видимо, Хельга не страдала перед смертью. Ее лицо и голова были разбиты бутылкой, большой бутылкой из-под вина, осколки которой валялись рядом с ней... В ее глазах уже не было хитрости – они были круглы, безжизненны и устремлены в потолок, покрытый сыростью, которую они уже не замечали.
До сих пор убийца не тронул Хельгу. И он, Хенсон, привел его к ней.
– Простите меня, – бормотал он. – Поверьте мне, Хельга, я не виноват! То, что случилось, – ужасно!
Глава 18
Миновали день и ночь. Наступила новая ночь, а кошмар все еще продолжался.
С темными кругами под глазами, умирающий от усталости и бессонницы, Хенсон проник в большой дом, в котором они столько времени прожили с Ольгой. Время от времени он поглаживал рукой мебель, переставлял какую-нибудь фарфоровую безделушку, рассматривал посуду и серебро, которые собрала Ольга.
Ему казалось странным, до какой степени он был слепым все это время.
Он подошел к окну, поднял шторы и попытался рассмотреть, не раскинула ли полиция на слабо освещенной улице свои сети. Если такая сеть и существовала, то она была невидима. Полицейские привыкли к такого рода делам. Они отлично знали свое дело.
Хенсон вновь опустил шторы и набрал номер телефона Эгдеватор Бич. На этот раз человек, которому он звонил, сам подошел к аппарату.
– Кто?
– У аппарата Ларри, – проговорил Хенсон. В его голосе прозвучало удовлетворение.
Наступило длительное молчание. Затем собеседник на другом конце линии глубоко вздохнул и спросил:
– Откуда вы звоните?
– Из дома.
– Из вашего дома?
– Да, из моего дома.
– Дурак! Гнусный кретин! Я думал, вы уже в Мексике!
– Так вот, меня там нет! Мне нужно увидеть вас.
– По какому вопросу?
– Я расскажу вам это при встрече.
Собеседник испустил задушевное проклятие.
– Вы совсем сошли с ума! Я воздержусь от поездки к вам. Лучше позвоню в полицию и скажу, где вы находитесь.
– Пожалуйста, я не возражаю.
Хенсон повесил трубку и возобновил свое хождение по дому. Пепельницы были переполнены окурками. На столе и в кухне стояли две пустые бутылки из-под виски и два стакана, один из которых был испачкан губной помадой. Это говорило о том, что Джим неплохо провел отпуск перед возвращением в часть.
Хенсон поднялся на второй этаж и прошел в комнату молодого человека, который стоил ему стольких лет жизни.
Ольга содержала комнату в том виде, в котором она осталась после отъезда Джима в армию. Его теннисные ракетки по-прежнему были прикреплены к стене рядом с дипломом об окончании колледжа. В другом углу комнаты целая куча мячей для гольфа дремала под пылью в оранжевых кожаных футлярах.
Хенсон не был уверен, что Джим прошел восемнадцать лунок. Джим предпочитал другие удовольствия, которые можно было найти в деревне. Он интересовался спортом более интимным, проходящим преимущественно в постели... Хенсон вспомнил о двух или трех грязных историях, в которые попадал парень и которые стоили ему и Ольге столько денег, что они даже не заговаривали об этом.
Он пересек коридор и вошел в комнату Ольги. Он не чувствовал сейчас к ней никакого сожаления, никакой жалости. Пока она была жива, он был равнодушен к ней, а мертвую он презирал за распутство. Однажды она заявила ему: «Я беременна». И он, этакий болван, женился на ней.
Хенсон заглянул в большой шкаф. Ее меховые манто хранились в холодильнике, но этот шкаф ломился от модных платьев, костюмов и воздушных пеньюаров. Он покраснел, заметив, что многие видит впервые.
Затем он решил осмотреть содержимое ящиков комода. Они были забиты нижним бельем и ночными рубашками, созданными для того, чтобы выгодно показать все интимные части тела. Ольга, скромная Ольга! Ольга, которая так стыдливо пряталась от нескромных взглядов... собственного мужа!
Хенсон задвинул ящики, спустился вниз и уселся в гостиной. Счастье еще могло повернуться к нему лицом, а могло и спиной. Во всяком случае, он сделал все, что было в его силах. Он снова оказался на своем отправном пункте, тот самом, на котором его застал звонок Ванды. Недоставало только того английского фильма по телевизору, в котором показывалась любовь директора школы к героине, плоской как доска.
Хенсон упал в кресло и закрыл глаза. Он ждал того момента когда человек, которому он звонил, постучит во входную дверь или в дверь черного хода. Он был уверен, что тот придет. Взятый в тиски обстоятельствами, ошеломленный звуком голоса того человека, которого он считал мертвым, он не имел другого выхода.
Прошло полчаса, потом час...
Хенсон уже стал думать, что зря он так уверен в себе. Убийца умен и отважен. У него более полумиллиона, чтобы исчезнуть с горизонта. А если он решит остаться здесь и будет все отрицать? Что он сможет тогда доказать? Мать Ольги мертва...
В большом доме господствовали молчание и сумерки. Он изо всех сил боролся со сном.
Хенсон встал, чтобы зажечь небольшую лампу возле телевизора. Усаживаясь в свое кресло, он услышал скрип половиц в холле. Волосы зашевелились на его голове. Он был не один. Кто-то вошел в дом. Хенсон снова встал и облокотился на столик, где стоял телевизор.
– Добрый вечер, Джек! Смелее!
Хелл, оглядываясь, вошел в гостиную. Он был без шляпы и в смокинге. Его шелковистые отвороты были подняты, чтобы скрыть белый пластрон рубашки. Голубые глаза Джека неестественно блестели. На носу был пластырь, а на лице виднелись ссадины.
– Что это вам вздумалось звонить мне, Ларри? – спросил он.
Хенсон по-прежнему стоял у телевизора.
– А вы не догадываетесь?
– Нет, и я не хочу иметь с вами никаких дел.
– Это совершенно естественно.
– Вы совсем потеряли голову!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15