Медленно, рывками начал подниматься белый латинский парус, все больше и больше закрывая жемчужное небо. Прошитая парусина наполнилась ветром, выгибая толстую рею.
«Лебедь» и доу плыли борт о борт, пока внезапно из-за каменистых утесов не показался Маскат. Здесь они расстались — араб направился к городу, а Харден продолжил путь вдоль берега, направляясь к далекому Ормузскому проливу.
Харден вспомнил, что забыл узнать название судна. Он подумал о Кэролайн. Сейчас они бы обсуждали встречу с арабскими моряками. Он в первую очередь заметил, что на доу стоял двигатель марки «камминс» и что их гигантская рея сделана из трех отдельных бревен. Но Кэролайн сперва бы узнала, кто такой этот седовласый старик, действительно ли капитану нравится «Роллинг стоунз» или он просто доверяет вкусам своего сына.
Харден встал к помпе и качал ее, пока не начал задыхаться в душной жаре, все еще пытаясь вспомнить лицо Кэролайн.
Глава 22
— Это же Нигерия!
Ажарату Аканке шутливо развела руками над своим столом, сочувствуя Майлсу Доннеру, задержавшемуся в лагосском аэропорту по вине иммиграционных служащих.
— Англичане покинули страну семнадцать лет назад, но гражданские служащие, занявшие их посты, по-прежнему считают, что главные признаки компетентности — неразборчивое произношение и чистая белая рубашка. — Ажарату улыбнулась. — Можете рассказать моему отцу, если хотите отмщения, и он сгноит вашего обидчика в болотах Варри. Он только и говорит о том, как вы спасли его дочь. Когда не выходит из себя, вспоминая мою выходку.
Доннер усмехнулся.
— Судя по всему, у него крутой нрав. А вы как поживаете? Рады, что оказались на родине?
— Конечно. Я чувствую такое возбуждение. Наверно, вы испытывали такое же чувство в Израиле, когда ваша страна была молодой.
— Я жил в Англии и все главное пропустил, — ответил Доннер и бросил на нее быстрый взгляд. — Как ваша рука?
— В полном порядке.
— Ваша больница — лучшая из всех, какие я видел в Африке.
— Разумеется, — ответила Ажарату с улыбкой. — Она находится в самом богатом квартале Лагоса.
— Наверно, ваш отец хочет, чтобы вы все время находились у него под рукой.
Ажарату замолчала и бросила взгляд на заметки в настольном календаре. День выдался тяжелый. Но все же он намного легче, чем любой час учебы в Лондоне. Наконец, неуверенно улыбнувшись, она задала вопрос, уже давно витавший в воздухе:
— Как он там?
— А я надеялся, что вы мне расскажете, — ответил израильтянин.
— Мне ничего не известно.
— Последнее, что я знаю о нем: он отплыл из Дурбана.
— Вы связывались с ним по радио?
— Я выхожу на связь каждый день в восемь вечера по Гринвичскому времени, как было условлено. Может быть, неделю назад он ответил — я не уверен. Его сигнал — если это, конечно, его сигнал — был очень слабым, как будто у него сели батареи.
Ажарату сказала:
— Я надеялась, что он свяжется со мной и скажет, что пришел в себя.
— Вы верите, что такое случится?
Она покачала головой:
— Нет.
— Доктор Аканке, вы не думаете, что он не в своем уме?
— Нет.
— Как вы полагаете, что он собирается делать?
— Я боюсь, что он попытается потопить «Левиафан» и погибнет.
— У вас есть какие-нибудь предположения о том, где он может напасть на танкер?
Ажарату поглядела из окон на белые здания центральной части Лагоса.
— Ни малейших, — ответила она. — Зачем вы меня спрашиваете?
Доннер объяснил:
— Если с ним что-нибудь случилось, я должен знать, где его искать.
— Что с ним может случиться?
— Кораблекрушение. Авария. Нападение туземцев, наконец. Вы понимаете, что я имею в виду. Мне кажется, он нуждается в помощи.
— А может быть, он хочет, чтобы его оставили в покое?
— Возможно, — небрежно сказал Доннер. — Разумеется, ответ на эти вопросы мы получим очень скоро.
— Каким образом?
— На прошлой неделе «Левиафан» отплыл из Кейптауна. По расписанию он должен прибыть в Персидский залив через четыре дня. Если в течение следующей недели, когда он загрузится и отправится в обратный путь, Харден не нападет на него, мы поймем, что либо он нуждается в помощи, либо утонул. Конечно, может быть, он планирует напасть на загруженный танкер, и в этом случае...
— Он этого не сделает, — твердо возразила Ажарату. — Он никогда не потопит корабль, груженный нефтью.
— Как именно он собирался потопить «Левиафан»?
— Он не говорил мне. Кроме того, если он погиб, какое это имеет значение?
— Только то, что способ, которым он намеревается потопить корабль, может указать нам, где его искать, если ему нужна помощь.
— А если нет?
— Я боюсь, отсутствие связи с ним означает, что он попал в беду.
— Но вы же сказали, что у него сели батареи.
— Севшие батареи означают отсутствие топлива. А отсутствие топлива означает, что если он попал в штиль, то не сможет завести мотор. Может быть, он до сих пор торчит в полосе штиля.
— Это было бы чудесно, — сказала Ажарату. — «Левиафан» избежит встречи с ним, и, когда поднимется ветер, он приплывет в ближайший порт и свяжется с вами или со мной. Честно говоря, я очень надеюсь на последнее. Я хочу еще раз попытаться отговорить его.
— В самом деле? — спросил Доннер.
— Конечно. Это же безумие.
Доннер примостился на краю стола. Внезапно он поглядел ей в глаза:
— Доктор Аканке, я был с вами не вполне искренним.
— В каком смысле?
— Я тоже намереваюсь отговорить его от нападения на «Левиафан».
— Почему?
Доннер отвел глаза.
— Я получил новые приказы, — тихо произнес он, как будто был смущен. — Я должен помешать Хардену потопить «Левиафан».
— У вас есть приказ остановить его?
— Да.
Ажарату снова поглядела в окно, поглаживая пальцами золотой крестик на шее.
— Возможно, я смогу вам помочь, — сказала она.
— Каким образом? — спросил Доннер.
— Вы говорили, что сообщили Хардену по радио время отплытия «Левиафана»?
— Да.
— Питер свяжется с вами, чтобы подтвердить примерное время прибытия танкера.
— Вероятно.
— Свяжется, — уверенно заявила Ажарату. — Он не такой человек, чтобы не воспользоваться представившейся возможностью. Когда он свяжется с вами, скажите ему, что «Левиафан» задерживается, и дайте мне поговорить с ним. Я попробую убедить его бросить свою затею.
— Вы думаете, что вам это удастся?
— Я знаю, что у меня больше шансов переубедить его, чем у вас. Мы хорошо знаем друг друга.
— Может быть, ваш способ сработает... — произнес Доннер с сомнением.
— Все будет в полном порядке. — заверила Ажарату. — Я уверена... Только скажите мне одну вещь. Что вы будете делать, если он не выйдет на связь?
Доннер кивнул, как будто уже думал об этом, и спокойно ответил:
— Если это случится, я попрошу моих людей заручиться поддержкой местных властей по берегам Мозамбикского пролива, мыса Рас-эль-Хадд и Ормузского пролива.
— Почему именно там?
— Во всех этих местах судоходные линии идут по узким проливам, и поэтому они являются наиболее подходящими местами для осуществления его замыслов.
— И местные власти в Мозамбике и Аравии остановят его по вашей просьбе?
— Да.
— Зачем им это делать?
— У нас много хороших друзей в Африке. Как вы полагаете, почему я сумел вытащить вас из Кейптауна?
— Но Аравия?!
Доннер улыбнулся.
— Ни мы, ни арабские государства не могут позволить себе постоянно враждовать. Иногда сотрудничество отвечает нашим взаимным интересам.
— Но они могут жестоко обойтись с ним.
Доннер спокойно улыбнулся и поглядел Ажарату прямо в глаза.
— Нет. Я ясно дам им понять, что за ним только нужно внимательно наблюдать до тех пор, пока я не прибуду на место. Или, может быть, мы прибудем? Вы не собираетесь поехать со мной?
— Конечно. — Ажарату взглянула на часы. — Извините, я должна сделать один звонок. Я скоро вернусь. — Она поспешно вышла, разглаживая белую юбку. Позвонив по телефону, расположенному в приемной, она возвратилась к Доннеру.
Через несколько минут в дверь постучали. Ажарату подошла к двери, открыла и сказала несколько слов пришедшим. Захлопнув дверь и взявшись за ручку, она обратилась к Доннеру:
— Это полиция. За вами.
Доннер приподнялся на стуле.
— Что им от меня нужно?
— Я сказала им, что вы психопат и угрожали жизни нескольких политических деятелей, включая моего отца. Вас заберут в госпиталь для наблюдения. Я попросила полицию обращаться с вами вежливо, пока вы будете хорошо себя вести. Я позабочусь, чтобы с вами ничего не случилось.
— Очень мило с вашей стороны, — пробормотал Доннер, опускаясь на стул. На его губах играла еле заметная улыбка, а взгляд перебегал с двери на окна и снова на дверь. — И сколько времени за мной будут... наблюдать?
— Вас отпустят после того, как Харден потопит «Левиафан».
— А я думал, что вы хотите остановить его.
— Только не ценой его жизни, — ответила Ажарату. — Вы хотите остановить его любой ценой, а он слишком одержим, чтобы позволить арестовать себя без сопротивления. Я хочу только одного — чтобы он остался жив. Только по этой причине я помогала ему в осуществлении его планов и только по этой причине я сейчас донесла на вас. — Она печально улыбнулась и добавила: — Я люблю его.
— У меня нет никакого желания причинять ему вред, — запротестовал Доннер.
— Но тем не менее вы это сделаете, — сказала Ажарату.
Она открыла дверь, и в комнату вошли двое крепких негров в форме цвета хаки. Доннер осторожно поднял руки. Его взгляд перебегал с одного полисмена на другого.
Полицейские грубо обыскали Доннера, ничего не нашли, вывернули ему руки и потащили прочь из комнаты. Ажарату была поражена, каким маленьким и незначительным агент выглядел рядом в двумя крупными мужчинами.
— Ребята, — сказала она таким тоном, каким высокопоставленные нигерийцы обращаются к своим подчиненным, — он больной человек. Не бейте его. — Затем она вручила каждому полицейскому по пять найр — на подарки женам.
Широко улыбаясь, стражи порядка вывели Доннера из комнаты.
Ажарату глядела им вслед, размышляя над своим поступком. Очень непросто будет освободить Доннера через пару недель и выдворить его из страны так, чтобы ее отец ничего не узнал. Может быть, она зашла слишком далеко? Но позволить Доннеру уйти означало расписаться под смертным приговором Хардену.
Глава 23
Харден плыл вдоль обрывистого и пустынного побережья полуострова Мусандам, избегая танкеров. Высокие пустые корабли величественно направлялись на север, к узкому Ормузскому проливу. Танкеры, уже нагруженные нефтью, шли на юг.
Оказавшись в Ормузском проливе, Харден покинул безопасную прибрежную полосу и одним рывком пересек судоходную линию, пройдя шесть миль до островов Большой и Малый Койн, стороживших вход в пролив. Это был очень рискованный маневр, тем более в такую жару. Пыльная дымка ограничивала видимость до одной мили.
Он плыл вслепую, ориентируясь по компасу и течению, обходя стороной танкеры, неустанно движущиеся по проливу.
Где-то за пыльной завесой зашумел вертолет. Харден ждал его приближения, чувствуя, как по коже бегут мурашки. У иранцев была военная база в Бендер-Аббасе, расположенном в сорока милях к северу, и они считали Ормузский пролив своей территорией. Поэтому Харден снял радарный отражатель. На мгновение вертолет вынырнул из дымки, затем исчез.
Дымка слегка рассеялась, и Харден увидел остров с высоким маяком — Малый Койн. На юге маячили очертания Большого Койна. Малый Койн находился в полутора милях к западу. Прилив отнес яхту на восток дальше, чем предполагал Харден. За секунду до того, как над водой повисло очередное пыльное облако, Харден определил, где находится остров, и направился к нему.
Скалистый Малый Койн вертикально поднимался из воды. Проплыв мимо обрывистых берегов, восточного и юго-восточного, Харден стал искать место высадки, обозначенное на карте. Из воды выступала низкая каменная пристань. Харден медленно приближался к ней, не зная, есть ли на маяке постоянный персонал.
Пристань была единственным следом пребывания человека на узкой полоске земли. В «Указаниях к мореплаванию» говорилось, что глубина воды в этом месте шесть футов. Харден спустил паруса, включил мотор и развернул яхту так, что она остановилась в тридцати ярдах от причала, носом к морю. Затем он бросил якорь, на секунду запустил винт на обратный ход и вытравил якорный канат. Когда корма яхты оказалась в четырех футах от края причала, он выбрал канат. Затем, взяв кормовой швартов, выпрыгнул из кокпита на причал и обвязал конец вокруг старого бронзового кнехта. Горячие камни обжигали ноги. Он в первый раз за шесть недель ступил на сушу.
* * *
Нигерийские полисмены надели на Доннера наручники и посадили его на пол в задней части «лендровера». Один полицейский сел рядом с ним, а другой повел машину через центр города, направляясь к окраине Лагоса. Европейский город с небоскребами из стали и стекла, между которыми попадались старые колониальные постройки, кончился, и они оказались на суперавтостраде американского типа, пересекающей промышленные районы.
Доннер обзывал себя идиотом. Эта дрянь надула его! Он быстро проанализировал свои ошибки и решил, что, видимо, его слова прозвучали чересчур обеспокоенно. Нет, просто он забыл, что она очень много времени провела на яхте с Харденом. Все эти сказочки про разговоры по радио, должно быть, показались ей подозрительными.
Что делать? Даже сумасшедший не станет просить полицейских отвезти его к своему другу, генералу Аканке. Даже безумец не станет ничего просить у своих тюремщиков.
Шоссе внезапно закончилось недостроенной развязкой, и «лендровер», резко снизив скорость, стал пробираться по трущобам — между ящиков с жестяными крышами, называвшихся домами, каких-то притонов и базаров под открытым небом. Грязные улицы были засыпаны мусором, тут и там размыты водой, вытекающей из дырявых водопроводов. Местные жители, одетые в лохмотья, сидели по обочинам дороги или спали на земле в переулках. В грязных лужах играли дети, а на больших перекрестках топтались солдаты, с глазами, покрасневшими от пьянства.
Полицейские ехали так быстро, как позволяли разбитые дороги. Наконец они выбрались на очередную автостраду и вскоре подкатили ко входу в современный госпиталь. Они отобрали у Доннера деньги, но оставили ему бумажник. Затем завели его в здание, усадили арестанта на стул и удалились.
Через несколько часов он оказался в кабинете у психиатра — молодого нигерийца, говорившего на оксфордском английском. На стене кабинета рядом с картой Лондона висел его университетский диплом. Он прочел сопроводительные бумаги на Доннера, в которых было написано, что тот выражал угрозы в адрес политических деятелей, и спросил Доннера, осознает ли он серьезность этих обвинений. Доннер, с которого так и не сняли наручники, ответил, что осознает. Затем он спросил, нельзя ли ему позвонить родным в Лондон.
Нигериец закончил просматривать бумаги.
— Не волнуйтесь, доктор Аканке попросила Британское посольство поставить вашу семью в известность.
— Какая трогательная забота с ее стороны! — съязвил Доннер. — Тем не менее я бы предпочел позвонить сам.
— В этом нет необходимости, — сказал психиатр, закрывая папку. — Мистер Доннер, расскажите мне о себе.
Несколько минут они беседовали. Во время разговора Доннер упомянул о двух выдающихся психиатрах из Сент-Барта. Молодой африканец, читавший их книги, был поражен.
— Должно быть, вы очень богатый человек, если могли себе позволить лечиться у них.
— Они просто мои друзья, — ответил Доннер. — А теперь, сэр, не можем ли мы на мгновение предположить — чисто гипотетически, — что я не психопат. Можем ли мы это сделать?
Доктор кивнул.
— Но только гипотетически.
— Благодарю вас. Теперь давайте предположим, что доктор Аканке занялась вещами, в которых она не разбирается. Можем ли мы это предположить?
— Предположим, можем.
— Спасибо. И наконец, давайте предположим, что вы разберетесь в происходящем, когда незаинтересованное третье лицо все вам объяснит. Мы можем это предположить?
Психиатр покачал головой:
— У нас нет незаинтересованного третьего лица.
— Один телефонный звонок!
— Гипотетический? — спросил психиатр, улыбнувшись.
Доннер улыбнулся в ответ:
— Нет, реальный, если вы хотите выслушать это третье лицо.
Психиатр положил локти на стол и сложил большие и указательные пальцы рук треугольником. Глядя на этот треугольник, он спросил:
— Я должен предполагать, что вы умный человек?
— Не особенно, — ответил Доннер, — но все-таки чуть-чуть умнее, чем человек, способный высказывать публичные угрозы в адрес вождей страны, в которой он находится. И один лишь телефонный звонок разрешит все ваши сомнения!
— Ну хорошо, — сдался врач, набрал номер и поднес трубку к уху Доннера.
Когда на другом конце линии сказали «Алло!», Доннер назвал госпиталь и имя врача.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
«Лебедь» и доу плыли борт о борт, пока внезапно из-за каменистых утесов не показался Маскат. Здесь они расстались — араб направился к городу, а Харден продолжил путь вдоль берега, направляясь к далекому Ормузскому проливу.
Харден вспомнил, что забыл узнать название судна. Он подумал о Кэролайн. Сейчас они бы обсуждали встречу с арабскими моряками. Он в первую очередь заметил, что на доу стоял двигатель марки «камминс» и что их гигантская рея сделана из трех отдельных бревен. Но Кэролайн сперва бы узнала, кто такой этот седовласый старик, действительно ли капитану нравится «Роллинг стоунз» или он просто доверяет вкусам своего сына.
Харден встал к помпе и качал ее, пока не начал задыхаться в душной жаре, все еще пытаясь вспомнить лицо Кэролайн.
Глава 22
— Это же Нигерия!
Ажарату Аканке шутливо развела руками над своим столом, сочувствуя Майлсу Доннеру, задержавшемуся в лагосском аэропорту по вине иммиграционных служащих.
— Англичане покинули страну семнадцать лет назад, но гражданские служащие, занявшие их посты, по-прежнему считают, что главные признаки компетентности — неразборчивое произношение и чистая белая рубашка. — Ажарату улыбнулась. — Можете рассказать моему отцу, если хотите отмщения, и он сгноит вашего обидчика в болотах Варри. Он только и говорит о том, как вы спасли его дочь. Когда не выходит из себя, вспоминая мою выходку.
Доннер усмехнулся.
— Судя по всему, у него крутой нрав. А вы как поживаете? Рады, что оказались на родине?
— Конечно. Я чувствую такое возбуждение. Наверно, вы испытывали такое же чувство в Израиле, когда ваша страна была молодой.
— Я жил в Англии и все главное пропустил, — ответил Доннер и бросил на нее быстрый взгляд. — Как ваша рука?
— В полном порядке.
— Ваша больница — лучшая из всех, какие я видел в Африке.
— Разумеется, — ответила Ажарату с улыбкой. — Она находится в самом богатом квартале Лагоса.
— Наверно, ваш отец хочет, чтобы вы все время находились у него под рукой.
Ажарату замолчала и бросила взгляд на заметки в настольном календаре. День выдался тяжелый. Но все же он намного легче, чем любой час учебы в Лондоне. Наконец, неуверенно улыбнувшись, она задала вопрос, уже давно витавший в воздухе:
— Как он там?
— А я надеялся, что вы мне расскажете, — ответил израильтянин.
— Мне ничего не известно.
— Последнее, что я знаю о нем: он отплыл из Дурбана.
— Вы связывались с ним по радио?
— Я выхожу на связь каждый день в восемь вечера по Гринвичскому времени, как было условлено. Может быть, неделю назад он ответил — я не уверен. Его сигнал — если это, конечно, его сигнал — был очень слабым, как будто у него сели батареи.
Ажарату сказала:
— Я надеялась, что он свяжется со мной и скажет, что пришел в себя.
— Вы верите, что такое случится?
Она покачала головой:
— Нет.
— Доктор Аканке, вы не думаете, что он не в своем уме?
— Нет.
— Как вы полагаете, что он собирается делать?
— Я боюсь, что он попытается потопить «Левиафан» и погибнет.
— У вас есть какие-нибудь предположения о том, где он может напасть на танкер?
Ажарату поглядела из окон на белые здания центральной части Лагоса.
— Ни малейших, — ответила она. — Зачем вы меня спрашиваете?
Доннер объяснил:
— Если с ним что-нибудь случилось, я должен знать, где его искать.
— Что с ним может случиться?
— Кораблекрушение. Авария. Нападение туземцев, наконец. Вы понимаете, что я имею в виду. Мне кажется, он нуждается в помощи.
— А может быть, он хочет, чтобы его оставили в покое?
— Возможно, — небрежно сказал Доннер. — Разумеется, ответ на эти вопросы мы получим очень скоро.
— Каким образом?
— На прошлой неделе «Левиафан» отплыл из Кейптауна. По расписанию он должен прибыть в Персидский залив через четыре дня. Если в течение следующей недели, когда он загрузится и отправится в обратный путь, Харден не нападет на него, мы поймем, что либо он нуждается в помощи, либо утонул. Конечно, может быть, он планирует напасть на загруженный танкер, и в этом случае...
— Он этого не сделает, — твердо возразила Ажарату. — Он никогда не потопит корабль, груженный нефтью.
— Как именно он собирался потопить «Левиафан»?
— Он не говорил мне. Кроме того, если он погиб, какое это имеет значение?
— Только то, что способ, которым он намеревается потопить корабль, может указать нам, где его искать, если ему нужна помощь.
— А если нет?
— Я боюсь, отсутствие связи с ним означает, что он попал в беду.
— Но вы же сказали, что у него сели батареи.
— Севшие батареи означают отсутствие топлива. А отсутствие топлива означает, что если он попал в штиль, то не сможет завести мотор. Может быть, он до сих пор торчит в полосе штиля.
— Это было бы чудесно, — сказала Ажарату. — «Левиафан» избежит встречи с ним, и, когда поднимется ветер, он приплывет в ближайший порт и свяжется с вами или со мной. Честно говоря, я очень надеюсь на последнее. Я хочу еще раз попытаться отговорить его.
— В самом деле? — спросил Доннер.
— Конечно. Это же безумие.
Доннер примостился на краю стола. Внезапно он поглядел ей в глаза:
— Доктор Аканке, я был с вами не вполне искренним.
— В каком смысле?
— Я тоже намереваюсь отговорить его от нападения на «Левиафан».
— Почему?
Доннер отвел глаза.
— Я получил новые приказы, — тихо произнес он, как будто был смущен. — Я должен помешать Хардену потопить «Левиафан».
— У вас есть приказ остановить его?
— Да.
Ажарату снова поглядела в окно, поглаживая пальцами золотой крестик на шее.
— Возможно, я смогу вам помочь, — сказала она.
— Каким образом? — спросил Доннер.
— Вы говорили, что сообщили Хардену по радио время отплытия «Левиафана»?
— Да.
— Питер свяжется с вами, чтобы подтвердить примерное время прибытия танкера.
— Вероятно.
— Свяжется, — уверенно заявила Ажарату. — Он не такой человек, чтобы не воспользоваться представившейся возможностью. Когда он свяжется с вами, скажите ему, что «Левиафан» задерживается, и дайте мне поговорить с ним. Я попробую убедить его бросить свою затею.
— Вы думаете, что вам это удастся?
— Я знаю, что у меня больше шансов переубедить его, чем у вас. Мы хорошо знаем друг друга.
— Может быть, ваш способ сработает... — произнес Доннер с сомнением.
— Все будет в полном порядке. — заверила Ажарату. — Я уверена... Только скажите мне одну вещь. Что вы будете делать, если он не выйдет на связь?
Доннер кивнул, как будто уже думал об этом, и спокойно ответил:
— Если это случится, я попрошу моих людей заручиться поддержкой местных властей по берегам Мозамбикского пролива, мыса Рас-эль-Хадд и Ормузского пролива.
— Почему именно там?
— Во всех этих местах судоходные линии идут по узким проливам, и поэтому они являются наиболее подходящими местами для осуществления его замыслов.
— И местные власти в Мозамбике и Аравии остановят его по вашей просьбе?
— Да.
— Зачем им это делать?
— У нас много хороших друзей в Африке. Как вы полагаете, почему я сумел вытащить вас из Кейптауна?
— Но Аравия?!
Доннер улыбнулся.
— Ни мы, ни арабские государства не могут позволить себе постоянно враждовать. Иногда сотрудничество отвечает нашим взаимным интересам.
— Но они могут жестоко обойтись с ним.
Доннер спокойно улыбнулся и поглядел Ажарату прямо в глаза.
— Нет. Я ясно дам им понять, что за ним только нужно внимательно наблюдать до тех пор, пока я не прибуду на место. Или, может быть, мы прибудем? Вы не собираетесь поехать со мной?
— Конечно. — Ажарату взглянула на часы. — Извините, я должна сделать один звонок. Я скоро вернусь. — Она поспешно вышла, разглаживая белую юбку. Позвонив по телефону, расположенному в приемной, она возвратилась к Доннеру.
Через несколько минут в дверь постучали. Ажарату подошла к двери, открыла и сказала несколько слов пришедшим. Захлопнув дверь и взявшись за ручку, она обратилась к Доннеру:
— Это полиция. За вами.
Доннер приподнялся на стуле.
— Что им от меня нужно?
— Я сказала им, что вы психопат и угрожали жизни нескольких политических деятелей, включая моего отца. Вас заберут в госпиталь для наблюдения. Я попросила полицию обращаться с вами вежливо, пока вы будете хорошо себя вести. Я позабочусь, чтобы с вами ничего не случилось.
— Очень мило с вашей стороны, — пробормотал Доннер, опускаясь на стул. На его губах играла еле заметная улыбка, а взгляд перебегал с двери на окна и снова на дверь. — И сколько времени за мной будут... наблюдать?
— Вас отпустят после того, как Харден потопит «Левиафан».
— А я думал, что вы хотите остановить его.
— Только не ценой его жизни, — ответила Ажарату. — Вы хотите остановить его любой ценой, а он слишком одержим, чтобы позволить арестовать себя без сопротивления. Я хочу только одного — чтобы он остался жив. Только по этой причине я помогала ему в осуществлении его планов и только по этой причине я сейчас донесла на вас. — Она печально улыбнулась и добавила: — Я люблю его.
— У меня нет никакого желания причинять ему вред, — запротестовал Доннер.
— Но тем не менее вы это сделаете, — сказала Ажарату.
Она открыла дверь, и в комнату вошли двое крепких негров в форме цвета хаки. Доннер осторожно поднял руки. Его взгляд перебегал с одного полисмена на другого.
Полицейские грубо обыскали Доннера, ничего не нашли, вывернули ему руки и потащили прочь из комнаты. Ажарату была поражена, каким маленьким и незначительным агент выглядел рядом в двумя крупными мужчинами.
— Ребята, — сказала она таким тоном, каким высокопоставленные нигерийцы обращаются к своим подчиненным, — он больной человек. Не бейте его. — Затем она вручила каждому полицейскому по пять найр — на подарки женам.
Широко улыбаясь, стражи порядка вывели Доннера из комнаты.
Ажарату глядела им вслед, размышляя над своим поступком. Очень непросто будет освободить Доннера через пару недель и выдворить его из страны так, чтобы ее отец ничего не узнал. Может быть, она зашла слишком далеко? Но позволить Доннеру уйти означало расписаться под смертным приговором Хардену.
Глава 23
Харден плыл вдоль обрывистого и пустынного побережья полуострова Мусандам, избегая танкеров. Высокие пустые корабли величественно направлялись на север, к узкому Ормузскому проливу. Танкеры, уже нагруженные нефтью, шли на юг.
Оказавшись в Ормузском проливе, Харден покинул безопасную прибрежную полосу и одним рывком пересек судоходную линию, пройдя шесть миль до островов Большой и Малый Койн, стороживших вход в пролив. Это был очень рискованный маневр, тем более в такую жару. Пыльная дымка ограничивала видимость до одной мили.
Он плыл вслепую, ориентируясь по компасу и течению, обходя стороной танкеры, неустанно движущиеся по проливу.
Где-то за пыльной завесой зашумел вертолет. Харден ждал его приближения, чувствуя, как по коже бегут мурашки. У иранцев была военная база в Бендер-Аббасе, расположенном в сорока милях к северу, и они считали Ормузский пролив своей территорией. Поэтому Харден снял радарный отражатель. На мгновение вертолет вынырнул из дымки, затем исчез.
Дымка слегка рассеялась, и Харден увидел остров с высоким маяком — Малый Койн. На юге маячили очертания Большого Койна. Малый Койн находился в полутора милях к западу. Прилив отнес яхту на восток дальше, чем предполагал Харден. За секунду до того, как над водой повисло очередное пыльное облако, Харден определил, где находится остров, и направился к нему.
Скалистый Малый Койн вертикально поднимался из воды. Проплыв мимо обрывистых берегов, восточного и юго-восточного, Харден стал искать место высадки, обозначенное на карте. Из воды выступала низкая каменная пристань. Харден медленно приближался к ней, не зная, есть ли на маяке постоянный персонал.
Пристань была единственным следом пребывания человека на узкой полоске земли. В «Указаниях к мореплаванию» говорилось, что глубина воды в этом месте шесть футов. Харден спустил паруса, включил мотор и развернул яхту так, что она остановилась в тридцати ярдах от причала, носом к морю. Затем он бросил якорь, на секунду запустил винт на обратный ход и вытравил якорный канат. Когда корма яхты оказалась в четырех футах от края причала, он выбрал канат. Затем, взяв кормовой швартов, выпрыгнул из кокпита на причал и обвязал конец вокруг старого бронзового кнехта. Горячие камни обжигали ноги. Он в первый раз за шесть недель ступил на сушу.
* * *
Нигерийские полисмены надели на Доннера наручники и посадили его на пол в задней части «лендровера». Один полицейский сел рядом с ним, а другой повел машину через центр города, направляясь к окраине Лагоса. Европейский город с небоскребами из стали и стекла, между которыми попадались старые колониальные постройки, кончился, и они оказались на суперавтостраде американского типа, пересекающей промышленные районы.
Доннер обзывал себя идиотом. Эта дрянь надула его! Он быстро проанализировал свои ошибки и решил, что, видимо, его слова прозвучали чересчур обеспокоенно. Нет, просто он забыл, что она очень много времени провела на яхте с Харденом. Все эти сказочки про разговоры по радио, должно быть, показались ей подозрительными.
Что делать? Даже сумасшедший не станет просить полицейских отвезти его к своему другу, генералу Аканке. Даже безумец не станет ничего просить у своих тюремщиков.
Шоссе внезапно закончилось недостроенной развязкой, и «лендровер», резко снизив скорость, стал пробираться по трущобам — между ящиков с жестяными крышами, называвшихся домами, каких-то притонов и базаров под открытым небом. Грязные улицы были засыпаны мусором, тут и там размыты водой, вытекающей из дырявых водопроводов. Местные жители, одетые в лохмотья, сидели по обочинам дороги или спали на земле в переулках. В грязных лужах играли дети, а на больших перекрестках топтались солдаты, с глазами, покрасневшими от пьянства.
Полицейские ехали так быстро, как позволяли разбитые дороги. Наконец они выбрались на очередную автостраду и вскоре подкатили ко входу в современный госпиталь. Они отобрали у Доннера деньги, но оставили ему бумажник. Затем завели его в здание, усадили арестанта на стул и удалились.
Через несколько часов он оказался в кабинете у психиатра — молодого нигерийца, говорившего на оксфордском английском. На стене кабинета рядом с картой Лондона висел его университетский диплом. Он прочел сопроводительные бумаги на Доннера, в которых было написано, что тот выражал угрозы в адрес политических деятелей, и спросил Доннера, осознает ли он серьезность этих обвинений. Доннер, с которого так и не сняли наручники, ответил, что осознает. Затем он спросил, нельзя ли ему позвонить родным в Лондон.
Нигериец закончил просматривать бумаги.
— Не волнуйтесь, доктор Аканке попросила Британское посольство поставить вашу семью в известность.
— Какая трогательная забота с ее стороны! — съязвил Доннер. — Тем не менее я бы предпочел позвонить сам.
— В этом нет необходимости, — сказал психиатр, закрывая папку. — Мистер Доннер, расскажите мне о себе.
Несколько минут они беседовали. Во время разговора Доннер упомянул о двух выдающихся психиатрах из Сент-Барта. Молодой африканец, читавший их книги, был поражен.
— Должно быть, вы очень богатый человек, если могли себе позволить лечиться у них.
— Они просто мои друзья, — ответил Доннер. — А теперь, сэр, не можем ли мы на мгновение предположить — чисто гипотетически, — что я не психопат. Можем ли мы это сделать?
Доктор кивнул.
— Но только гипотетически.
— Благодарю вас. Теперь давайте предположим, что доктор Аканке занялась вещами, в которых она не разбирается. Можем ли мы это предположить?
— Предположим, можем.
— Спасибо. И наконец, давайте предположим, что вы разберетесь в происходящем, когда незаинтересованное третье лицо все вам объяснит. Мы можем это предположить?
Психиатр покачал головой:
— У нас нет незаинтересованного третьего лица.
— Один телефонный звонок!
— Гипотетический? — спросил психиатр, улыбнувшись.
Доннер улыбнулся в ответ:
— Нет, реальный, если вы хотите выслушать это третье лицо.
Психиатр положил локти на стол и сложил большие и указательные пальцы рук треугольником. Глядя на этот треугольник, он спросил:
— Я должен предполагать, что вы умный человек?
— Не особенно, — ответил Доннер, — но все-таки чуть-чуть умнее, чем человек, способный высказывать публичные угрозы в адрес вождей страны, в которой он находится. И один лишь телефонный звонок разрешит все ваши сомнения!
— Ну хорошо, — сдался врач, набрал номер и поднес трубку к уху Доннера.
Когда на другом конце линии сказали «Алло!», Доннер назвал госпиталь и имя врача.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43