- При повторе фразы голос русского потерял торжественность, и она прозвучала почти легкомысленно. Но Райдер чувствовал, что советский разведчик оставался вполне серьезным. Абсолютно серьезным. - Вы первый посторонний, узнавший о нашем… открытии. - Савицкий криво улыбнулся, словно мышцы его лица одеревенели.
- Это большая честь. - Райдер ничего не понимал. - Но что она все-таки делает?
Джефф уловил легкое злорадство, исходившее от русского. Наконец-то наступила его очередь после стольких унижений, мимоходом причиненных ему богатыми американцами.
- Несколько лет назад нам пришло в голову, что могут возникнуть интересные возможности по мере того, как системы искусственного интеллекта и все вытекающие из их развития последствия становятся все более сложными. Что, проще говоря, такие приборы могут становиться все более и более напоминательными… правильно?
- Напоминающими.
- Да. Напоминающими человеческие существа. Следовательно, у них могут образоваться те же слабые места, что и у людей. Нам пришло в голову, что должен существовать какойто способ заставить компьютер испытывать боль. - Савицкий на миг задумался. - Электронный эквивалент боли, если быть более точным.
Райдер медленно провел руками по бедрам, переплетая пальцы, постукивая друг о друга большими пальцами. Он ждал продолжения. Услышанная концепция оказалась для него совершенно новой. Он взглянул на Савицкого.
- Конечно, - продолжал Савицкий, - это не настоящая физическая боль, знакомая нам с вами. Точно так же, как компьютер не воспринимает окружающий мир таким, каким мы его видим. Я говорю о смоделированной боли для смоделированного интеллекта.
Савицкий изучающе посмотрел на американца. Скупая, мрачная улыбка тронула его губы:
- И наш способ действует.
Сумрачная контрольная рубка, пропахшая сгоревшими проводами, вдруг показалась Райдеру таинственной и загадочной. Советский офицер говорил о совершенно новом направлении в области, в которой Джефф считал себя специалистом, причем очень хорошо информированным. С одной стороны, рассказ Савицкого звучал наивно, как сказка о ведьмах и вампирах, но, с другой стороны, в его голосе звучали нотки убежденности. Он пытался продумать по меньшей мере ближайшие последствия, но в его голове теснились сотни и сотни вопросов.
- Ваш подход, - произнес Райдер. - В результате объект не погибнет?
Голос Савицкого звучал по-деловому:
- У нас не возникло таких проблем с последним вариантом нашей системы. Как вы сами понимаете, мой друг, мы действовали методом проб и ошибок. Нам удалось выяснить, что машины так же как и люди не могут переносить очень сильную боль. И, можно сказать, у некоторых машин сердце оказывается слабее, чем у других. В точности, как у людей.
- Вы когда-нибудь испытывали свое изобретение на системах такой сложности?
Савицкий удивленно посмотрел на него.
- Конечно, нет. У нас не было подобных систем.
Ну, разумеется. Глупый вопрос.
- Ник, я искренне… обеспокоен. Я не хотел бы упустить такой шанс.
Русский начал терять терпение.
- А что тогда предлагают американцы? Какова ваша альтернатива? Недели работы вслепую? Осторожное снятие одного логического слоя за другим, словно с луковицы с бесконечным числом оболочек? У нас… может быть, и нескольких дней-то нет. - Голос Савицкого задрожал от гнева, он отвернулся от Райдера и уставился в зеркало-окно, возможно, видя там поле боя в тысячах километров отсюда. - Времени нет, - повторил он.
«Верно, - подумал Райдер. - Савицкий прав. Времени нет». Он вспомнил утреннее совещание. Седьмой полк вот-вот пойдет в бой. Мир находится на грани катастрофы, а он рассуждает, как бюрократ.
- Вы правы, - сказал Райдер. - Давайте посмотрим, что вы можете сделать.
Оба офицера быстро взялись за дело, подготавливая банки данных дознавательных компьютеров. Система работала на языке «Мейджи». Менее чем за секунду она могла задать больше вопросов, нежели все следователи за всю докомпьютерную эпоху, причем свои вопросы она формулировала с точностью, недоступной для человеческой речи.
Савицкий так настроил освещение в «операционной», чтобы наиболее яркие лучи падали прямо на объект. Заполнявшие комнату электронные джунгли растворились в темноте искусственной ночи, в которой светились только крошечные разноцветные глаза приборов.
- Готовы? - спросил Савицкий.
Райдер утвердительно кивнул.
Процесс начнется с логических запросов на самом элементарном уровне. Задача состоит в том, чтобы вынудить объект согласиться с утверждениями типа: дважды два равняется четырем. Сложность здесь не имела значения. Главное - пробиться сквозь самоизоляцию объекта, запустить в него крючок, спровоцировать общение. Обычно первая стадия оказывалась и самой трудной. Продираясь сквозь защитные барьеры и преграды, можно потратить многие недели, чтобы вынудить военный компьютер согласиться с простейшими утверждениями.
Но стоило прорвать его оборону, и информация начинала литься рекой.
- Банк вопросов готов. Автобуферы включены.
Перед их глазами тянулись ровные зеленые линии на мониторе «машины боли», готовые в любой миг зафиксировать реакцию объекта.
Взглянув на профиль Савицкого, Райдер с удивлением заметил бисеринки пота на его верхней губе. Оказывается, русский тоже волновался.
Савицкий повернул переключатель, как будто снятый с древнего телевизора типа того, что стоял в гостиной у бабушки Райдера и приносил вести из большого мира мальчишке из занесенной снегом прерии Небраски.
Линии на экране взлетели и опали. Их яркое движение казалось особенно заметным в темной комнате, и Райдер вздрогнул, словно сам испытал шок.
Считывающее устройство зафиксировало отрицательный ответ. Савицкий вернул ручку переключателя в первоначальное положение, и зеленые линии, немного поволновавшись, успокоились и возобновили свое гладкое, ровное течение.
- Ну, что ж, - пробормотал Савицкий. - Попробуем еще разок.
Он резко повернул рукоятку. Зеленые линии распались, превратившись в хаотическое переплетение ломаных стрелок, едва не выскакивающих за пределы монитора. Но дознавательные компьютеры по-прежнему фиксировали отказ от общения.
Капельки пота выступили на лбу у Савицкого. Он снова поставил переключатель в положение «ноль» и сказал:
- Знаете, когда я только начинал много лет назад, меня первым делом обучали, как допрашивать людей. Тогда я еще не специализировался по автоматике. Это пришло позже. Так вот, нам говорили, что допрашиваемый часто ломается совершенно неожиданно, что важно никогда не отчаиваться. Ты можешь думать: «Нет, я никогда его не расколю». Но не надо сдаваться. Потому что, в конце концов, раскалываются все. - Русский уставился в окно, туда, где попрежнему ярко освещенный лежал миниатюрный электронный «мозг». - Интересно, относится ли это правило и к машинам?
Райдер посмотрел туда же, куда и его коллега. Конечно, внешне в объекте ничего не изменилось. Просто маленький, на вид безжизненный черный прямоугольник, словно вырезанный из сланца. И все же ему показалось, будто что-то в нем переменилось.
«Сегодня надо хорошенько выспаться», - подумал Джефф.
- Я его все-таки расколю, паскуду, - воскликнул Савицкий голосом, полным вновь проснувшейся энергии. То явно была энергия ярости.
Русский снова крутанул переключатель, далеко перейдя прежнюю отметку. Что бы там ни делала машина, Райдер надеялся только на то, что она не погубит захваченное сокровище задаром, просто во имя какой-то мудреной теории.
Зеленые линии на мониторе, казалось, сошли с ума. Разумеется, объект не пошевелился, никак не изменился внешне. Но Райдер вдруг почувствовал в воздухе нечто непонятное, какуюто перемену, которую он не смог бы выразить словами, нечто неприятное, какие-то интенсивные сигналы. Неожиданно оживший экран индикатора речевого потока, на который поступали результаты допроса, заставил Райдера вздрогнуть.
На экране зажглась надпись: «Бессвязная реакция». Всего лишь. Но с этого всегда начиналось. Начало диалога, признак жизни.
- Господи Боже мой, - вырвалось у Райдера. - У вас что-то получается, Ник.
Рядом с ним Савицкий дышал так тяжело, словно он только что перестал избивать пленного. Он уставился на Райдера, как будто не узнавая его. Потом он очнулся и снова отключил «машину боли». Зеленые линии успокоились, но так и не стали по-прежнему прямыми. Казалось, их била дрожь.
- Интересно, - пробормотал Савицкий, - понимают ли наши компьютеры, почему он кричит.
С нечленораздельным звуком, скорее похожим на рычание, Савицкий повернул переключатель до отказа, глядя на лежащий на столе компьютерный «мозг» с выражением, близким к ненависти. Его рука по-прежнему крепко сжимала рукоятку, словно он надеялся выжать еще хоть чуть-чуть из «машины боли».
Зеленые линии регистратора «боли» вышли за границы экрана.
Невероятно. Райдер отказывался верить своим глазам. Все дело в хроническом недосыпании и в расстроенных нервах, в том, что он дал слишком много воли эмоциям. Это безумие. Но он не мог не чувствовать чьих-то страданий.
«Сегодня вечером, - решил он, - мне надо немного расслабиться. Выпью пивка, отдохну, высплюсь… Машины, - убеждал Райдер себя, - не могут испытывать боли. Допускать такое абсурдно».
Савицкий отключил «боль», словно намереваясь дать передышку пленному компьютеру, а затем без предупреждения быстро повернул переключатель опять до крайней отметки.
Райдер с трудом удержался, чтобы не схватить его за руку. Ему хотелось успокоиться, разобраться в своих мыслях. «Идиот, - обругал он себя. - Это всего лишь машина». А машины не страдают.
Савицкий больше не обращал на него никакого внимания. Он изрыгал бесконечную череду какихто русских слов, которые могли быть только ругательствами. Советский офицер склонился над приборной доской с таким яростным видом, что казалось, вот-вот он вскочит с места и набросится на объект с кулаками.
На мониторе как безумные плясали зеленые линии.
«В этих комнатах разлита боль, - пронеслось в голове у Райдера. Он попробовал успокоиться, еще раз напомнить себе, что машины не испытывают боли, но, глядя на крошечный плененный «мозг», не мог избавиться от ощущения, что видит, как тот извивается, дергается и гримасничает от боли.
Джефф протянул руку в направлении Савицкого, чье лицо исказилось теперь уже до полной неузнаваемости.
И тут вдруг все компьютеры ожили. Разом вспыхнувшие мониторы и индикаторы означали лишь одно - что все машины начали работать почти на пределе своих возможностей. Контрольную комнату заливали, то ярко вспыхивая, то слегка угасая, волны света от расположенных повсюду приборов.
Савицкий остался сидеть, нависнув над переключателем и, как стервятник когтями, обхватив его обеими руками.
Главный индикатор речевого потока замерцал в знак того, что получил послание из другого мира. Потом на экране, сменяя друг друга, появились цифры, которые, на странном языке самых совершенных японских компьютеров, означали одну снова и снова повторяемую простую фразу.
«Пожалуйста. Перестаньте».
***
Информация шла таким мощным потоком, что моментально заполнила несколько резервуаров памяти, и данные продолжали поступать - потоп данных. Но оба следователя не выказывали никаких признаков радости. Они просто сидели в контрольной комнате, не разговаривая друг с другом, ничем не показывая, что знают о присутствии партнера. Каждый из них находился в плену у своей собственной усталости, у своих собственных мыслей. Скоро потребуется установить связь между банками данных, затем придет время докладов начальству. Еще предстоит привести в движение громоздкие механизмы военно-бюрократической машины, чтобы наилучшим образом воспользоваться открывшимися невиданными возможностями. Но ни один из них пока не чувствовал в себе сил начинать все это.
Наконец, Райдер заставил себя вылезти из теоретического болота, в котором он устал барахтаться, и задумался над практической стороной дела. Появился шанс в буквальном смысле слова украсть у врага победу. Можно направлять огонь вражеской артиллерии на его же собственные позиции и послать вражескую авиацию бомбить свои войска. Можно нарисовать перед командованием противника абсолютно неверную картину происходящего и усыпить его, пока не станет слишком поздно. Возможностей открывалась масса. Оставалась одна загвоздка: кому-то нужно добраться до действующего командного пункта японцев - чем выше уровень, тем лучше - и проникнуть в их сеть.
Но Райдер испытывал уверенность в том, что все получится. Ничто больше не казалось невозможным. Он чувствовал, как к нему возвращается прежняя энергия, причем возросшая во много раз. Он начал прикидывать, как наилучшим образом сообщить новость начальству, чтобы там увидели все возможности и поскорее начали действовать.
- Ник, - сказал он. Когда Савицкий не отозвался, Райдер дотронулся до его колена. - Ник, надо браться за дело.
Русский только засопел в ответ. Он выглядел таким измученным, словно не спал много дней и даже лет. Он отдал все, что мог, и теперь сидел опустошенный, в мокрой от пота гимнастерке.
Райдер знал: еще возникнет тысяча разных проблем. Но он не сомневался, что все их удастся решить.
Савицкий несколько раз моргнул, словно ему в глаз попала соринка, потом отвел взгляд. Его руки, лежавшие на панели, казались безжизненными.
- Да, - проговорил он.
Глядя на своего измотанного коллегу, Райдер вдруг почувствовал приближение чего-то огромного, недоступного человеческому разуму, невыразимого словами, - услышал шаг истории и движение миров. Пробил час торжества Аме
11. Баку, Временное правительство
Исламской республики Азербайджан
2 ноября 2020 года
Генерал Нобуру Кабата потягивал виски, недоумевая, почему он чувствует себя таким несчастным. С профессиональной точки зрения у него имелись все основания радоваться. Наступление продолжало развиваться более чем успешно. К востоку от Урала с советскими войсками было практически покончено, да и между Уралом и Кавказом им тоже приходилось весьма несладко. Ни одна из проблем, возникавших порой в рядах союзнических армий, не казалась неразрешимой, и он не видел никаких явных оснований опасаться, что военные цели предпринимаемой операции могут остаться нереализованными. Казалось бы, пришло время для торжества, по меньшей мере для чувства удовлетворения. Ибо, несмотря на его формальный статус наемного консультанта при Исламском Союзе и правительстве Ирана, это - его операция, вершина его карьеры и триумф японской политики. И все же - почему он сидит здесь и пьет с утра виски на пустой желудок?
Его отец не одобрил бы такого поведения. Он, вопреки семейной традиции, требовал от старшего сына, чтобы тот стал большим мастером на поле для гольфа, чем даже на поле брани. «В Японии, - говорил отец, - ничто так не ценится, как умение красиво положить мяч в лунку, - даже для генерала». И Нобуру прекрасно помнил, как много лет назад во время каникул они с отцом отправились на курсы гольфа в Пэббл-Бич, Калифорния. Он помнил идеальные зеленые лужайки, протянувшиеся вдоль каменистого, кипящего белой пеной побережья очаровательные особняки средь кипарисов и тихое замечание отца, что придет день, когда беспечные, безответственные американцы станут их, японцев, слугами.
Отец любил виски. Он приучил себя ценить этот напиток точно так же, как много позже передал сыну умение разбираться в напитке для джентльменов. Нобуру многое перенял от него. Привычку носить сшитые по заказу костюмы фирмы «Г.Хантсман и сыновья», любовь к песчаным холмам Шотландии и, наконец, военную карьеру - в соответствии с семейной традицией, существовавшей дольше, нежели игра в гольф или любая портновская фирма. Нобуру знал, что отец очень гордился бы его успехами на военном поприще, его достижениями, невозможными для предыдущих поколений. Но старый генерал не одобрил бы употребление спиртного с утра, на службе.
Нобуру утешал себя мыслью, что он никогда не теряет ясности мысли от алкоголя. Пьет он только затем, чтобы поднять себе настроение перед еще одним изматывающим совещанием с чужеземными генералами, которые командовали армиями, исполнявшими его план. Шемин, уроженец Ирака, стоявший во главе войск Исламского Союза, являлся тонким политиком, порой весьма полезным посредником в спорах с иранцами. Но он - не солдат. Всего лишь брат диктатора, на чьи плечи семья надела эполеты. Стихия Шемина - организовывать заговоры, а не планировать сражения. Хорошо в нем было то, что он, как правило, соглашался с планами и тщательно закамуфлированными приказами Нобуру, даже если не до конца понимал их смысл.
Но случались дни, когда Шемин проявлял себя как типичный араб - чуждый логике, склонный в самый неподходящий момент цепляться за неверное решение, бесчестный, подверженный эмоциональным вспышкам и в дурном настроении почти не поддающийся контролю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
- Это большая честь. - Райдер ничего не понимал. - Но что она все-таки делает?
Джефф уловил легкое злорадство, исходившее от русского. Наконец-то наступила его очередь после стольких унижений, мимоходом причиненных ему богатыми американцами.
- Несколько лет назад нам пришло в голову, что могут возникнуть интересные возможности по мере того, как системы искусственного интеллекта и все вытекающие из их развития последствия становятся все более сложными. Что, проще говоря, такие приборы могут становиться все более и более напоминательными… правильно?
- Напоминающими.
- Да. Напоминающими человеческие существа. Следовательно, у них могут образоваться те же слабые места, что и у людей. Нам пришло в голову, что должен существовать какойто способ заставить компьютер испытывать боль. - Савицкий на миг задумался. - Электронный эквивалент боли, если быть более точным.
Райдер медленно провел руками по бедрам, переплетая пальцы, постукивая друг о друга большими пальцами. Он ждал продолжения. Услышанная концепция оказалась для него совершенно новой. Он взглянул на Савицкого.
- Конечно, - продолжал Савицкий, - это не настоящая физическая боль, знакомая нам с вами. Точно так же, как компьютер не воспринимает окружающий мир таким, каким мы его видим. Я говорю о смоделированной боли для смоделированного интеллекта.
Савицкий изучающе посмотрел на американца. Скупая, мрачная улыбка тронула его губы:
- И наш способ действует.
Сумрачная контрольная рубка, пропахшая сгоревшими проводами, вдруг показалась Райдеру таинственной и загадочной. Советский офицер говорил о совершенно новом направлении в области, в которой Джефф считал себя специалистом, причем очень хорошо информированным. С одной стороны, рассказ Савицкого звучал наивно, как сказка о ведьмах и вампирах, но, с другой стороны, в его голосе звучали нотки убежденности. Он пытался продумать по меньшей мере ближайшие последствия, но в его голове теснились сотни и сотни вопросов.
- Ваш подход, - произнес Райдер. - В результате объект не погибнет?
Голос Савицкого звучал по-деловому:
- У нас не возникло таких проблем с последним вариантом нашей системы. Как вы сами понимаете, мой друг, мы действовали методом проб и ошибок. Нам удалось выяснить, что машины так же как и люди не могут переносить очень сильную боль. И, можно сказать, у некоторых машин сердце оказывается слабее, чем у других. В точности, как у людей.
- Вы когда-нибудь испытывали свое изобретение на системах такой сложности?
Савицкий удивленно посмотрел на него.
- Конечно, нет. У нас не было подобных систем.
Ну, разумеется. Глупый вопрос.
- Ник, я искренне… обеспокоен. Я не хотел бы упустить такой шанс.
Русский начал терять терпение.
- А что тогда предлагают американцы? Какова ваша альтернатива? Недели работы вслепую? Осторожное снятие одного логического слоя за другим, словно с луковицы с бесконечным числом оболочек? У нас… может быть, и нескольких дней-то нет. - Голос Савицкого задрожал от гнева, он отвернулся от Райдера и уставился в зеркало-окно, возможно, видя там поле боя в тысячах километров отсюда. - Времени нет, - повторил он.
«Верно, - подумал Райдер. - Савицкий прав. Времени нет». Он вспомнил утреннее совещание. Седьмой полк вот-вот пойдет в бой. Мир находится на грани катастрофы, а он рассуждает, как бюрократ.
- Вы правы, - сказал Райдер. - Давайте посмотрим, что вы можете сделать.
Оба офицера быстро взялись за дело, подготавливая банки данных дознавательных компьютеров. Система работала на языке «Мейджи». Менее чем за секунду она могла задать больше вопросов, нежели все следователи за всю докомпьютерную эпоху, причем свои вопросы она формулировала с точностью, недоступной для человеческой речи.
Савицкий так настроил освещение в «операционной», чтобы наиболее яркие лучи падали прямо на объект. Заполнявшие комнату электронные джунгли растворились в темноте искусственной ночи, в которой светились только крошечные разноцветные глаза приборов.
- Готовы? - спросил Савицкий.
Райдер утвердительно кивнул.
Процесс начнется с логических запросов на самом элементарном уровне. Задача состоит в том, чтобы вынудить объект согласиться с утверждениями типа: дважды два равняется четырем. Сложность здесь не имела значения. Главное - пробиться сквозь самоизоляцию объекта, запустить в него крючок, спровоцировать общение. Обычно первая стадия оказывалась и самой трудной. Продираясь сквозь защитные барьеры и преграды, можно потратить многие недели, чтобы вынудить военный компьютер согласиться с простейшими утверждениями.
Но стоило прорвать его оборону, и информация начинала литься рекой.
- Банк вопросов готов. Автобуферы включены.
Перед их глазами тянулись ровные зеленые линии на мониторе «машины боли», готовые в любой миг зафиксировать реакцию объекта.
Взглянув на профиль Савицкого, Райдер с удивлением заметил бисеринки пота на его верхней губе. Оказывается, русский тоже волновался.
Савицкий повернул переключатель, как будто снятый с древнего телевизора типа того, что стоял в гостиной у бабушки Райдера и приносил вести из большого мира мальчишке из занесенной снегом прерии Небраски.
Линии на экране взлетели и опали. Их яркое движение казалось особенно заметным в темной комнате, и Райдер вздрогнул, словно сам испытал шок.
Считывающее устройство зафиксировало отрицательный ответ. Савицкий вернул ручку переключателя в первоначальное положение, и зеленые линии, немного поволновавшись, успокоились и возобновили свое гладкое, ровное течение.
- Ну, что ж, - пробормотал Савицкий. - Попробуем еще разок.
Он резко повернул рукоятку. Зеленые линии распались, превратившись в хаотическое переплетение ломаных стрелок, едва не выскакивающих за пределы монитора. Но дознавательные компьютеры по-прежнему фиксировали отказ от общения.
Капельки пота выступили на лбу у Савицкого. Он снова поставил переключатель в положение «ноль» и сказал:
- Знаете, когда я только начинал много лет назад, меня первым делом обучали, как допрашивать людей. Тогда я еще не специализировался по автоматике. Это пришло позже. Так вот, нам говорили, что допрашиваемый часто ломается совершенно неожиданно, что важно никогда не отчаиваться. Ты можешь думать: «Нет, я никогда его не расколю». Но не надо сдаваться. Потому что, в конце концов, раскалываются все. - Русский уставился в окно, туда, где попрежнему ярко освещенный лежал миниатюрный электронный «мозг». - Интересно, относится ли это правило и к машинам?
Райдер посмотрел туда же, куда и его коллега. Конечно, внешне в объекте ничего не изменилось. Просто маленький, на вид безжизненный черный прямоугольник, словно вырезанный из сланца. И все же ему показалось, будто что-то в нем переменилось.
«Сегодня надо хорошенько выспаться», - подумал Джефф.
- Я его все-таки расколю, паскуду, - воскликнул Савицкий голосом, полным вновь проснувшейся энергии. То явно была энергия ярости.
Русский снова крутанул переключатель, далеко перейдя прежнюю отметку. Что бы там ни делала машина, Райдер надеялся только на то, что она не погубит захваченное сокровище задаром, просто во имя какой-то мудреной теории.
Зеленые линии на мониторе, казалось, сошли с ума. Разумеется, объект не пошевелился, никак не изменился внешне. Но Райдер вдруг почувствовал в воздухе нечто непонятное, какуюто перемену, которую он не смог бы выразить словами, нечто неприятное, какие-то интенсивные сигналы. Неожиданно оживший экран индикатора речевого потока, на который поступали результаты допроса, заставил Райдера вздрогнуть.
На экране зажглась надпись: «Бессвязная реакция». Всего лишь. Но с этого всегда начиналось. Начало диалога, признак жизни.
- Господи Боже мой, - вырвалось у Райдера. - У вас что-то получается, Ник.
Рядом с ним Савицкий дышал так тяжело, словно он только что перестал избивать пленного. Он уставился на Райдера, как будто не узнавая его. Потом он очнулся и снова отключил «машину боли». Зеленые линии успокоились, но так и не стали по-прежнему прямыми. Казалось, их била дрожь.
- Интересно, - пробормотал Савицкий, - понимают ли наши компьютеры, почему он кричит.
С нечленораздельным звуком, скорее похожим на рычание, Савицкий повернул переключатель до отказа, глядя на лежащий на столе компьютерный «мозг» с выражением, близким к ненависти. Его рука по-прежнему крепко сжимала рукоятку, словно он надеялся выжать еще хоть чуть-чуть из «машины боли».
Зеленые линии регистратора «боли» вышли за границы экрана.
Невероятно. Райдер отказывался верить своим глазам. Все дело в хроническом недосыпании и в расстроенных нервах, в том, что он дал слишком много воли эмоциям. Это безумие. Но он не мог не чувствовать чьих-то страданий.
«Сегодня вечером, - решил он, - мне надо немного расслабиться. Выпью пивка, отдохну, высплюсь… Машины, - убеждал Райдер себя, - не могут испытывать боли. Допускать такое абсурдно».
Савицкий отключил «боль», словно намереваясь дать передышку пленному компьютеру, а затем без предупреждения быстро повернул переключатель опять до крайней отметки.
Райдер с трудом удержался, чтобы не схватить его за руку. Ему хотелось успокоиться, разобраться в своих мыслях. «Идиот, - обругал он себя. - Это всего лишь машина». А машины не страдают.
Савицкий больше не обращал на него никакого внимания. Он изрыгал бесконечную череду какихто русских слов, которые могли быть только ругательствами. Советский офицер склонился над приборной доской с таким яростным видом, что казалось, вот-вот он вскочит с места и набросится на объект с кулаками.
На мониторе как безумные плясали зеленые линии.
«В этих комнатах разлита боль, - пронеслось в голове у Райдера. Он попробовал успокоиться, еще раз напомнить себе, что машины не испытывают боли, но, глядя на крошечный плененный «мозг», не мог избавиться от ощущения, что видит, как тот извивается, дергается и гримасничает от боли.
Джефф протянул руку в направлении Савицкого, чье лицо исказилось теперь уже до полной неузнаваемости.
И тут вдруг все компьютеры ожили. Разом вспыхнувшие мониторы и индикаторы означали лишь одно - что все машины начали работать почти на пределе своих возможностей. Контрольную комнату заливали, то ярко вспыхивая, то слегка угасая, волны света от расположенных повсюду приборов.
Савицкий остался сидеть, нависнув над переключателем и, как стервятник когтями, обхватив его обеими руками.
Главный индикатор речевого потока замерцал в знак того, что получил послание из другого мира. Потом на экране, сменяя друг друга, появились цифры, которые, на странном языке самых совершенных японских компьютеров, означали одну снова и снова повторяемую простую фразу.
«Пожалуйста. Перестаньте».
***
Информация шла таким мощным потоком, что моментально заполнила несколько резервуаров памяти, и данные продолжали поступать - потоп данных. Но оба следователя не выказывали никаких признаков радости. Они просто сидели в контрольной комнате, не разговаривая друг с другом, ничем не показывая, что знают о присутствии партнера. Каждый из них находился в плену у своей собственной усталости, у своих собственных мыслей. Скоро потребуется установить связь между банками данных, затем придет время докладов начальству. Еще предстоит привести в движение громоздкие механизмы военно-бюрократической машины, чтобы наилучшим образом воспользоваться открывшимися невиданными возможностями. Но ни один из них пока не чувствовал в себе сил начинать все это.
Наконец, Райдер заставил себя вылезти из теоретического болота, в котором он устал барахтаться, и задумался над практической стороной дела. Появился шанс в буквальном смысле слова украсть у врага победу. Можно направлять огонь вражеской артиллерии на его же собственные позиции и послать вражескую авиацию бомбить свои войска. Можно нарисовать перед командованием противника абсолютно неверную картину происходящего и усыпить его, пока не станет слишком поздно. Возможностей открывалась масса. Оставалась одна загвоздка: кому-то нужно добраться до действующего командного пункта японцев - чем выше уровень, тем лучше - и проникнуть в их сеть.
Но Райдер испытывал уверенность в том, что все получится. Ничто больше не казалось невозможным. Он чувствовал, как к нему возвращается прежняя энергия, причем возросшая во много раз. Он начал прикидывать, как наилучшим образом сообщить новость начальству, чтобы там увидели все возможности и поскорее начали действовать.
- Ник, - сказал он. Когда Савицкий не отозвался, Райдер дотронулся до его колена. - Ник, надо браться за дело.
Русский только засопел в ответ. Он выглядел таким измученным, словно не спал много дней и даже лет. Он отдал все, что мог, и теперь сидел опустошенный, в мокрой от пота гимнастерке.
Райдер знал: еще возникнет тысяча разных проблем. Но он не сомневался, что все их удастся решить.
Савицкий несколько раз моргнул, словно ему в глаз попала соринка, потом отвел взгляд. Его руки, лежавшие на панели, казались безжизненными.
- Да, - проговорил он.
Глядя на своего измотанного коллегу, Райдер вдруг почувствовал приближение чего-то огромного, недоступного человеческому разуму, невыразимого словами, - услышал шаг истории и движение миров. Пробил час торжества Аме
11. Баку, Временное правительство
Исламской республики Азербайджан
2 ноября 2020 года
Генерал Нобуру Кабата потягивал виски, недоумевая, почему он чувствует себя таким несчастным. С профессиональной точки зрения у него имелись все основания радоваться. Наступление продолжало развиваться более чем успешно. К востоку от Урала с советскими войсками было практически покончено, да и между Уралом и Кавказом им тоже приходилось весьма несладко. Ни одна из проблем, возникавших порой в рядах союзнических армий, не казалась неразрешимой, и он не видел никаких явных оснований опасаться, что военные цели предпринимаемой операции могут остаться нереализованными. Казалось бы, пришло время для торжества, по меньшей мере для чувства удовлетворения. Ибо, несмотря на его формальный статус наемного консультанта при Исламском Союзе и правительстве Ирана, это - его операция, вершина его карьеры и триумф японской политики. И все же - почему он сидит здесь и пьет с утра виски на пустой желудок?
Его отец не одобрил бы такого поведения. Он, вопреки семейной традиции, требовал от старшего сына, чтобы тот стал большим мастером на поле для гольфа, чем даже на поле брани. «В Японии, - говорил отец, - ничто так не ценится, как умение красиво положить мяч в лунку, - даже для генерала». И Нобуру прекрасно помнил, как много лет назад во время каникул они с отцом отправились на курсы гольфа в Пэббл-Бич, Калифорния. Он помнил идеальные зеленые лужайки, протянувшиеся вдоль каменистого, кипящего белой пеной побережья очаровательные особняки средь кипарисов и тихое замечание отца, что придет день, когда беспечные, безответственные американцы станут их, японцев, слугами.
Отец любил виски. Он приучил себя ценить этот напиток точно так же, как много позже передал сыну умение разбираться в напитке для джентльменов. Нобуру многое перенял от него. Привычку носить сшитые по заказу костюмы фирмы «Г.Хантсман и сыновья», любовь к песчаным холмам Шотландии и, наконец, военную карьеру - в соответствии с семейной традицией, существовавшей дольше, нежели игра в гольф или любая портновская фирма. Нобуру знал, что отец очень гордился бы его успехами на военном поприще, его достижениями, невозможными для предыдущих поколений. Но старый генерал не одобрил бы употребление спиртного с утра, на службе.
Нобуру утешал себя мыслью, что он никогда не теряет ясности мысли от алкоголя. Пьет он только затем, чтобы поднять себе настроение перед еще одним изматывающим совещанием с чужеземными генералами, которые командовали армиями, исполнявшими его план. Шемин, уроженец Ирака, стоявший во главе войск Исламского Союза, являлся тонким политиком, порой весьма полезным посредником в спорах с иранцами. Но он - не солдат. Всего лишь брат диктатора, на чьи плечи семья надела эполеты. Стихия Шемина - организовывать заговоры, а не планировать сражения. Хорошо в нем было то, что он, как правило, соглашался с планами и тщательно закамуфлированными приказами Нобуру, даже если не до конца понимал их смысл.
Но случались дни, когда Шемин проявлял себя как типичный араб - чуждый логике, склонный в самый неподходящий момент цепляться за неверное решение, бесчестный, подверженный эмоциональным вспышкам и в дурном настроении почти не поддающийся контролю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38