Наши цели совпадают, и в этой связи вы можете в ряде случаев рассчитывать на мою поддержку. Вы ведь не политик, как уважаемый Александр Петрович, по рекомендации которого вы пришли ко мне. Вы учёный. Как вы называете вашу науку?
Бардин на мгновение задумался. Только сейчас он обнаружил, что наука, которой занимался он и его команда, ещё не имеет названия. Психология? Нет. Слишком узко и поверхностно. Древнее название «эзотерика» тоже не подходило. Информатика? Не то.
— Видите ли, Андрей Иванович, эта наука пока не имеет названия. Наиболее близким к её содержанию явилось бы название «психофизика». Или физика элементарных биочастиц.
Рублевский понимающе кивнул головой.
— А личности и социум являются испытательным полигоном вашей науки. Не так ли?
— Верно. И здесь главными инструментами являются политики, с помощью которых мы пытаемся оперировать с социумом.
— А непосредственный контакт с социумом вам доступен? — деловито спросил Андрей Иванович.
— Пока нет. Не хватает энергетических мощностей. Ну и, разумеется, уровень концентрирования биочастиц в лучи у нас пока ещё очень низок.
— Ну что ж, — весело и непринуждённо, как если бы речь шла о поездке за город с целью пообщаться с природой и половить рыбку, сказал Рублевский, давайте посотрудничаем.
— Вам ведь не надо рассказывать детали о нас. Насколько я понимаю, всю информацию вы сняли с уважаемого Александра Петровича, который и не подозревает о том, что несколько часов добросовестно докладывал незнакомцу о том, кто он такой, кто мы такие и так далее, в награду за что получил полное излечение от бессонницы.
— Это была не награда, Николай Иванович, — мягко сказал «монстр», — это была весточка вам о том, что я появился в России.
— Ну да, ну да, конечно, вы не могли не считать псипараметры Александра Петровича и, конечно, сразу определили в его подсознании присутствие посторонних.
— Вы далеко продвинулись в науке, Николай Иванович, — с уважением и даже некоторым удивлением сказал Рублевский. — Признаться, я не ожидал встретить на территории России таких специалистов.
Бардин не ответил комплиментом на комплимент, что означало безоговорочное признание превосходства его собеседника, и сразу же перешёл к делу.
— Какой контрактик я должен подмахнуть, Андрей Иванович?
— Готовы душу в залог поставить? — все так же весело спросил Рублевский.
— Не вижу иного выхода, уважаемый Мефистофель, — грустно рассмеялся доктор медицинских наук. — Контрактик кровью подписывать?
— Вы насмотрелись дурных хичкоковских триллеров, уважаемый Фауст. Сейчас серьёзные специалисты уже не используют эти дешёвые средневековые методы воздействия на психику.
— Слава Богу. Я с детства боюсь вида крови. Готов следовать вашим современным ритуалам.
— Хорошо, — лицо «монстра» преобразилось. От весёлого, добродушного взгляда не осталось и следа. На Бардина смотрели пустые бездонные глаза, из которых веяло таким холодом, что профессор почти физически почувствовал его. И в этом холодном взгляде ощущалось столько энергии, что Николай Иванович невольно поёжился.
— С чего начнём? — спросил он, чтобы прервать эту дьявольскую паузу.
— Первым делом оговорим условия сотрудничества.
— Принимается, — поспешно кивнул головой Кардинал. — О вас никто, кроме меня, не будет знать. Встречаться будем там, где вы укажете, в то время, которое вы укажете. Я буду доступен вам в любое время дня и ночи. Все ваши требования и указания будут выполняться неукоснительно. Я никогда не задам ни одного вопроса, имеющего отношение к вашим указаниям. Никогда не спрошу: «Почему?», «Зачем?» Всю информацию, которая может быть мне доступна, вы определяете сами.
— Я очень сожалею, уважаемый Николай Иванович, — задумчиво сказал Рублевский, — что мой низкий статус в науке не позволяет мне брать учеников. Вы были бы первым. Но, увы. Я не Мастер, а только Подмастерье, которому Мастер поручил произвести некоторые детали изготовляемого им произведения искусства.
Это неожиданное признание говорило о многом. И о загадочных «супермонстрах», стоявших за удивительным незнакомцем, и о строгих законах, властвовавших над неизвестными «монстрами», и о высокой оценке психических параметров Кардинала.
Николай Иванович, который со студенческой скамьи понял, что все homo sapiens в действительности являются сложными биологическими машинами, сконструированными неизвестно кем, но кем-то, которого одни называли природой, а другие Богом (хотя, по мнению Бардина, это были два разных названия одного и того же явления), стремился максимально приблизиться к этому явлению, заглянуть за горизонт. Он также пришёл к однозначному выводу, что заглянуть туда можно только через единственное отверстие, единственный мостик, существующий между тем и этим мирами, — человеческую высшую психику.
— Мне не нужно предупреждать вас о последствиях нарушения контракта, Николай Иванович? — все с тем же ничего не выражающим лицом прервал его размышления Рублевский.
— Позвольте мне самому угадать, Андрей Иванович, — лицо Бардина выразило шутливое показное подобострастие. Но это не было проявлением комплекса неполноценности. Он просто давал понять «монстру», что ещё не привык к его естественному выражению лица и глаз.
Рублевский все сразу же понял, и лицо его «ожило». Глаза вновь приняли насмешливо-доброжелательное выражение.
— Ну-ка, угадайте.
— В случае нарушения контракта, — заговорил Бардин, подражая студентам на экзамене, — а точнее, в случае если моё поведение будет отклоняться от модели, записанной вами в верхние слои моего подсознания, эта информация будет автоматически превращаться в психотравму, которая сначала трансформирует психику, а затем выйдет на уровень физиологии, и несчастный Николай Иванович Бардин начнёт разрушаться. Либо летит к черту один из внутренних органов, скажем, сердечно-сосудистая система, либо начинается перерождение клеток из доброкачественных в злокачественные, что в простонародье называется раком.
— Оценка три с плюсом, — доброжелательно улыбнулся Рублевский. Во-первых, не в верхние слои, а в средние. Во-вторых, ответ не полон, поскольку затронуто только действие биополей, в то время как, в случае отклонения от заданного вам псивектора, включится кармический механизм и заработает бытовая причинно-следственная связь.
— Мы имеем гипотезу, согласно которой биоэнергетический вектор воздействует на кармический процесс, — не растерялся Николай Иванович, — но, к сожалению, современная вычислительная техника не позволяет нам осуществлять подсчёт параметров причинно-следственной связи, возникающих при воздействии на поля.
Рублевский понимающе наклонил голову и спросил:
— А генерацию вектора воздействия вы осуществляете?
— Как я уже говорил, на уровне личности.
— Звуковая вибрация?
— Совершенно верно. Набор звуков индивидуальный.
— Сколько приборов?
— Шесть человек.
— Маловато. Как далеко вы продвинулись в области воздействия на карму?
Николай Иванович смущённо улыбнулся.
— Проведено успешно четыре эксперимента. Люди, подвергшиеся псикоррекции, заняли соответствующие должности в правительстве и в крупных финансовых структурах.
— Это все?
— Пока все. Мы не торопим события. Наша программа рассчитана на двадцать лет.
— Увы, уважаемый Николай Иванович, — сказал «монстр», пристально глядя в глаза собеседнику, — таким временем я не располагаю. Серьёзно нарушен психоэнергетический баланс общества. Дисбаланс развивается быстрыми темпами и уже воздействует на природу. В России идёт эпидемия некой психической болезни, затронувшей самые глубины подсознания. Фактически уже больше половины населения превращены в человекообразных обезьян, выполняющих подсознательно вложенные в них рутинные функции в производственных, общественных и политических процессах. Эпидемия каждый день поражает новых людей в геометрической прогрессии. Более того, она распространяется на другие страны. Времени на терапевтическое лечение нет. Придётся действовать с помощью социально-политического ножа, так сказать. Итак, что от вас требуется в первую очередь. — Он начал загибать пальцы. Во-первых, мне необходимы восемь человек пониженной сенсативности и с повышенным самовнушением, которые будут контактировать только со мной. Во-вторых, мне нужно изолированное от звуков и желательно от света, помещение, в которое необходимо закрыть доступ всем, кроме меня. Люди, подобранные вами, будут иметь туда доступ, но только в моем присутствии. В-третьих, необходимо уже сейчас начать подготовку суггесторов для проведения предвыборной кампании в 2000 году. Вы будете готовить их по методике, которую я вам дам. В-четвёртых, нужно будет подобрать человек пять, владеющих пером, для написания псевдохудожественных произведений, типа вашей «Бездны». Профессиональные писатели исключаются. Эти произведения будут корректироваться мной и выбрасываться в массы. Позаботьтесь о механизме. В-пятых, необходимо подобрать кандидатуру на роль президента. В ближайшее время представьте мне фотографии, желательно свежие, трех-четырех кандидатов. Как у вас с финансами?
— Кое-какие средства имеются, но на президентскую кампанию, разумеется, средств нет, — сказал Бардин, понимая, что «монстр» также не располагает финансовыми средствами.
— Средства у вас появятся, и, я думаю, скоро. Свою научную работу продолжайте. Вы идёте в правильном направлении. Но на мою поддержку в этой области не рассчитывайте.
— Андрей Иванович, — спросил Бардин поколебавшись, — то, что вы сейчас сказали относительно психического заболевания нам известно. Но…
— Не сомневаюсь, — улыбнулся Рублевский, — но вы не имеете системы измерения псипараметров, а следовательно, не можете ни просчитать ситуацию на сегодняшний день, ни подсчитать величину ускорения процесса, а как итог, не способны спрогнозировать поведение социума и отдельных личностей, влияющих на все процессы.
— Именно о личностях я и хотел у вас спросить. Вы их знаете?
— На уровне индивидуальных псиполей.
— Нам необходимо найти их?
— Найти и уничтожить, дорогой Николай Иванович. В противном случае Баланс будет все время подвергаться сбоям.
— Далеко зашли их возможности? — деловито спросил Кардинал.
— Посмотрите вокруг.
— Далеко, — задумчиво протянул Бардин. — Вы знаете, когда мы пришли к выводу о наличии эпидемии, самым сложным было решить, что это: стихийный процесс или целенаправленное воздействие человека.
— И к какому же выводу вы пришли?
— К интересному. Во-первых, нам было ясно, что начало процессу положили люди. Во-вторых, что процесс постепенно вышел из-под их контроля. И самое важное, это то, что они этого не поняли и продолжают воздействие.
Рублевский кивнул головой и задумчиво сказал:
— Найти их будет трудно. Очень трудно.
Глава 5. «ГРУЗЧИКИ»
Армию захлёстывает именно уголовная преступность. В прошлом году общеуголовные преступления увеличились на 43%. Взяточничество выросло на 73%, а за два месяца этого года показатель по взяткам скакнул аж в два раза. Настораживает и всплеск офицерской преступности. В 1998 году она увеличилась на 40, 5%, а за два месяца 99-го — в 2, 5 раза.
М. Кислицин, военный прокурор Московского военного округа. Сегодня, ‘97, 1999 г.
— Давай, ваши благородия! Если до двух управитесь, по пять бутылок водки к зарплате в качестве премиальных, — контролёр, которого звали Валера, а за глаза величали Хорьком, сунул в карман пейджер и направился к только что прибывшему товарняку.
Десяток мужиков средних лет с приличной внешностью, но в потрёпанной ханыжной одежде побросали сигареты и послушно направились за ним. Их лица не выразили восторга от перспективы премии. Через пять минут уже вовсю кипела работа. Ящики с водкой аккуратно грузились на электрокары и убывали в неизвестном направлении. Живая цепочка действовала быстро, но без излишней спешки. Мужики работали слаженно. Каждый на своём месте делал своё дело, и через два часа работа уже близилась к концу. К Хорьку сзади подошёл молодой человек с дегенеративной внешностью и толстой золотой цепочкой на шее и хлопнул «десятника» по спине:
— Порядок, — не оборачиваясь, кинул Хорёк, — Грузчики на конвейере. Своё дело знают.
«Грузчиками» в депо называли бригаду из десяти кадровых офицеров Главного разведывательного управления Генерального штаба, сокращённо ГРУ. Получая мизерную зарплату раз в три месяца, офицеры, дабы семьи не сдохли с голоду, по ночам разгружали товарняки на Курском вокзале, а после разгрузки успевали часика два поспать, прежде чем отправиться на службу. Работодатели относились к ним с уважением, ценили их за старательность и организованность и старались поставить на разгрузку с таким расчётом, чтобы «грузчики» успевали добраться до дома не позднее четырех часов утра.
В эту ночь, разгрузив два вагона с водкой и получив причитавшийся им денежный гонорар в размере пятисот рублей плюс премию в пять бутылок фальшивой «Смирновской», офицеры не разбежались по домам как обычно; а расположились на скамье в скверике неподалёку от вокзала. Варёная колбаса, нарезанная толстыми ломтями, и куски чёрного хлеба были разложены на газетке. Бумажные стаканчики выстроились в ряд. Офицеры никогда не пили «из горла», как лучшие представители рабочего класса. Забулькала водка. Мужики подняли стаканы.
— Помянем, — хриплым голосом сказал один. Опрокинули, не чокаясь.
— Скоро все там будем, — задумчиво жуя бутерброд, сказал самый младший член бригады, мужик лет тридцати.
— Ну уж нет. Я, как Юрка, драпать не намерен. Ещё побарахтаемся, возразил мужик богатырского телосложения с пшеничными волосами.
— Поспешил Юрка, — пробасил мужик с тоненькими усиками и стальным взглядом серых глаз. — А главное, без всякой пользы ушёл.
«Грузчики» поминали своего товарища. Юрий Муравьёв, общий любимец, «рубаха парень», готовый всегда броситься на помощь первому встречному, весельчак, заражавший своим неиссякаемым юмором окружающих, уже несколько часов покоился на Химкинском кладбище. Офицеры знали со слов его жены, как это все случилось.
Семья Муравьёвых состояла из шести полноправных членов: Юрия Николаевича с женой, трех сыновей да дога Петьки. Несмотря на «зверскую» породу, Петька был на редкость ласковым существом. Зверел он только тогда, когда в качестве десерта получал кость, которую тут же уносил в угол комнаты и с наслаждением грыз. В эти минуты к псу подходить было нельзя даже главе семьи, которого Петька почитал за хозяина и любил больше всех. Однажды Муравьёв в шутку приблизился к собаке, лежавшей в своём углу с костью, и сказал: «Отдай». Ответом на это приказание был такой оскал и рык, что Юрий Николаевич струсил не на шутку и больше не «посягал» на собачью святыню.
С наступлением демократии семья Муравьёвых зажила впроголодь, но Петька, любимец хозяина, исправно получал свои кости. Однажды он заболел, и Муравьёвы, продав все, что только можно было, включая обручальные кольца, наняли лучшего в Москве ветеринара, с помощью которого выходили собаку. Петька словно чувствовал, на какие жертвы шёл ради него хозяин. Он подходил к Муравьёву, сидевшему по вечерам в стареньком кресле, и, вздыхая, клал ему голову на колени, стараясь прижаться как можно теснее. Зимой девяносто шестого, когда Муравьёв несколько месяцев не получал денежное довольствие и семья жила на мизерную зарплату его жены, работавшей библиотекарем в военной академии, случилось страшное.
Старшего сына Юрия Николаевича сильно избили, когда пацан вступился за старика, подвергшегося ограблению. Серьёзное повреждение позвоночника требовало немедленной операции, в противном случае двадцатилетнему парню грозил паралич. Операция оценивалась в три тысячи долларов — для семейства Муравьёвых деньги неподъёмные. Юрий Николаевич метался по всем друзьям, таким же нищим, как и он сам, собирая по копейкам необходимую сумму. Оставалось совсем немного. И тогда на семейном совете было принято решение продать Петьку. В тот вечер Муравьёв пришёл домой серый от бешенства и отчаяния. Петька в своём углу грыз кость. Не обращая ни на кого внимания, Юрий Николаевич прошёл в свою комнату и бухнулся в кресло. Так он и сидел в какой-то прострации, устремив пустой взгляд в стенку. Пёс подошёл к нему, но Муравьёв не мог смотреть на друга, которого он завтра должен был продать, чтобы спасти сына. Петька постоял несколько минут, потом вздохнул и поплёлся из комнаты, опустив голову и поджав хвост. Муравьёв посмотрел на пол. У его ног в луже собачьих слюней лежала кость.
На следующее утро он отвёз собаку на Птичий рынок. Словно все понимая, Петька уходил с новым хозяином не оборачиваясь, низко опустив голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Бардин на мгновение задумался. Только сейчас он обнаружил, что наука, которой занимался он и его команда, ещё не имеет названия. Психология? Нет. Слишком узко и поверхностно. Древнее название «эзотерика» тоже не подходило. Информатика? Не то.
— Видите ли, Андрей Иванович, эта наука пока не имеет названия. Наиболее близким к её содержанию явилось бы название «психофизика». Или физика элементарных биочастиц.
Рублевский понимающе кивнул головой.
— А личности и социум являются испытательным полигоном вашей науки. Не так ли?
— Верно. И здесь главными инструментами являются политики, с помощью которых мы пытаемся оперировать с социумом.
— А непосредственный контакт с социумом вам доступен? — деловито спросил Андрей Иванович.
— Пока нет. Не хватает энергетических мощностей. Ну и, разумеется, уровень концентрирования биочастиц в лучи у нас пока ещё очень низок.
— Ну что ж, — весело и непринуждённо, как если бы речь шла о поездке за город с целью пообщаться с природой и половить рыбку, сказал Рублевский, давайте посотрудничаем.
— Вам ведь не надо рассказывать детали о нас. Насколько я понимаю, всю информацию вы сняли с уважаемого Александра Петровича, который и не подозревает о том, что несколько часов добросовестно докладывал незнакомцу о том, кто он такой, кто мы такие и так далее, в награду за что получил полное излечение от бессонницы.
— Это была не награда, Николай Иванович, — мягко сказал «монстр», — это была весточка вам о том, что я появился в России.
— Ну да, ну да, конечно, вы не могли не считать псипараметры Александра Петровича и, конечно, сразу определили в его подсознании присутствие посторонних.
— Вы далеко продвинулись в науке, Николай Иванович, — с уважением и даже некоторым удивлением сказал Рублевский. — Признаться, я не ожидал встретить на территории России таких специалистов.
Бардин не ответил комплиментом на комплимент, что означало безоговорочное признание превосходства его собеседника, и сразу же перешёл к делу.
— Какой контрактик я должен подмахнуть, Андрей Иванович?
— Готовы душу в залог поставить? — все так же весело спросил Рублевский.
— Не вижу иного выхода, уважаемый Мефистофель, — грустно рассмеялся доктор медицинских наук. — Контрактик кровью подписывать?
— Вы насмотрелись дурных хичкоковских триллеров, уважаемый Фауст. Сейчас серьёзные специалисты уже не используют эти дешёвые средневековые методы воздействия на психику.
— Слава Богу. Я с детства боюсь вида крови. Готов следовать вашим современным ритуалам.
— Хорошо, — лицо «монстра» преобразилось. От весёлого, добродушного взгляда не осталось и следа. На Бардина смотрели пустые бездонные глаза, из которых веяло таким холодом, что профессор почти физически почувствовал его. И в этом холодном взгляде ощущалось столько энергии, что Николай Иванович невольно поёжился.
— С чего начнём? — спросил он, чтобы прервать эту дьявольскую паузу.
— Первым делом оговорим условия сотрудничества.
— Принимается, — поспешно кивнул головой Кардинал. — О вас никто, кроме меня, не будет знать. Встречаться будем там, где вы укажете, в то время, которое вы укажете. Я буду доступен вам в любое время дня и ночи. Все ваши требования и указания будут выполняться неукоснительно. Я никогда не задам ни одного вопроса, имеющего отношение к вашим указаниям. Никогда не спрошу: «Почему?», «Зачем?» Всю информацию, которая может быть мне доступна, вы определяете сами.
— Я очень сожалею, уважаемый Николай Иванович, — задумчиво сказал Рублевский, — что мой низкий статус в науке не позволяет мне брать учеников. Вы были бы первым. Но, увы. Я не Мастер, а только Подмастерье, которому Мастер поручил произвести некоторые детали изготовляемого им произведения искусства.
Это неожиданное признание говорило о многом. И о загадочных «супермонстрах», стоявших за удивительным незнакомцем, и о строгих законах, властвовавших над неизвестными «монстрами», и о высокой оценке психических параметров Кардинала.
Николай Иванович, который со студенческой скамьи понял, что все homo sapiens в действительности являются сложными биологическими машинами, сконструированными неизвестно кем, но кем-то, которого одни называли природой, а другие Богом (хотя, по мнению Бардина, это были два разных названия одного и того же явления), стремился максимально приблизиться к этому явлению, заглянуть за горизонт. Он также пришёл к однозначному выводу, что заглянуть туда можно только через единственное отверстие, единственный мостик, существующий между тем и этим мирами, — человеческую высшую психику.
— Мне не нужно предупреждать вас о последствиях нарушения контракта, Николай Иванович? — все с тем же ничего не выражающим лицом прервал его размышления Рублевский.
— Позвольте мне самому угадать, Андрей Иванович, — лицо Бардина выразило шутливое показное подобострастие. Но это не было проявлением комплекса неполноценности. Он просто давал понять «монстру», что ещё не привык к его естественному выражению лица и глаз.
Рублевский все сразу же понял, и лицо его «ожило». Глаза вновь приняли насмешливо-доброжелательное выражение.
— Ну-ка, угадайте.
— В случае нарушения контракта, — заговорил Бардин, подражая студентам на экзамене, — а точнее, в случае если моё поведение будет отклоняться от модели, записанной вами в верхние слои моего подсознания, эта информация будет автоматически превращаться в психотравму, которая сначала трансформирует психику, а затем выйдет на уровень физиологии, и несчастный Николай Иванович Бардин начнёт разрушаться. Либо летит к черту один из внутренних органов, скажем, сердечно-сосудистая система, либо начинается перерождение клеток из доброкачественных в злокачественные, что в простонародье называется раком.
— Оценка три с плюсом, — доброжелательно улыбнулся Рублевский. Во-первых, не в верхние слои, а в средние. Во-вторых, ответ не полон, поскольку затронуто только действие биополей, в то время как, в случае отклонения от заданного вам псивектора, включится кармический механизм и заработает бытовая причинно-следственная связь.
— Мы имеем гипотезу, согласно которой биоэнергетический вектор воздействует на кармический процесс, — не растерялся Николай Иванович, — но, к сожалению, современная вычислительная техника не позволяет нам осуществлять подсчёт параметров причинно-следственной связи, возникающих при воздействии на поля.
Рублевский понимающе наклонил голову и спросил:
— А генерацию вектора воздействия вы осуществляете?
— Как я уже говорил, на уровне личности.
— Звуковая вибрация?
— Совершенно верно. Набор звуков индивидуальный.
— Сколько приборов?
— Шесть человек.
— Маловато. Как далеко вы продвинулись в области воздействия на карму?
Николай Иванович смущённо улыбнулся.
— Проведено успешно четыре эксперимента. Люди, подвергшиеся псикоррекции, заняли соответствующие должности в правительстве и в крупных финансовых структурах.
— Это все?
— Пока все. Мы не торопим события. Наша программа рассчитана на двадцать лет.
— Увы, уважаемый Николай Иванович, — сказал «монстр», пристально глядя в глаза собеседнику, — таким временем я не располагаю. Серьёзно нарушен психоэнергетический баланс общества. Дисбаланс развивается быстрыми темпами и уже воздействует на природу. В России идёт эпидемия некой психической болезни, затронувшей самые глубины подсознания. Фактически уже больше половины населения превращены в человекообразных обезьян, выполняющих подсознательно вложенные в них рутинные функции в производственных, общественных и политических процессах. Эпидемия каждый день поражает новых людей в геометрической прогрессии. Более того, она распространяется на другие страны. Времени на терапевтическое лечение нет. Придётся действовать с помощью социально-политического ножа, так сказать. Итак, что от вас требуется в первую очередь. — Он начал загибать пальцы. Во-первых, мне необходимы восемь человек пониженной сенсативности и с повышенным самовнушением, которые будут контактировать только со мной. Во-вторых, мне нужно изолированное от звуков и желательно от света, помещение, в которое необходимо закрыть доступ всем, кроме меня. Люди, подобранные вами, будут иметь туда доступ, но только в моем присутствии. В-третьих, необходимо уже сейчас начать подготовку суггесторов для проведения предвыборной кампании в 2000 году. Вы будете готовить их по методике, которую я вам дам. В-четвёртых, нужно будет подобрать человек пять, владеющих пером, для написания псевдохудожественных произведений, типа вашей «Бездны». Профессиональные писатели исключаются. Эти произведения будут корректироваться мной и выбрасываться в массы. Позаботьтесь о механизме. В-пятых, необходимо подобрать кандидатуру на роль президента. В ближайшее время представьте мне фотографии, желательно свежие, трех-четырех кандидатов. Как у вас с финансами?
— Кое-какие средства имеются, но на президентскую кампанию, разумеется, средств нет, — сказал Бардин, понимая, что «монстр» также не располагает финансовыми средствами.
— Средства у вас появятся, и, я думаю, скоро. Свою научную работу продолжайте. Вы идёте в правильном направлении. Но на мою поддержку в этой области не рассчитывайте.
— Андрей Иванович, — спросил Бардин поколебавшись, — то, что вы сейчас сказали относительно психического заболевания нам известно. Но…
— Не сомневаюсь, — улыбнулся Рублевский, — но вы не имеете системы измерения псипараметров, а следовательно, не можете ни просчитать ситуацию на сегодняшний день, ни подсчитать величину ускорения процесса, а как итог, не способны спрогнозировать поведение социума и отдельных личностей, влияющих на все процессы.
— Именно о личностях я и хотел у вас спросить. Вы их знаете?
— На уровне индивидуальных псиполей.
— Нам необходимо найти их?
— Найти и уничтожить, дорогой Николай Иванович. В противном случае Баланс будет все время подвергаться сбоям.
— Далеко зашли их возможности? — деловито спросил Кардинал.
— Посмотрите вокруг.
— Далеко, — задумчиво протянул Бардин. — Вы знаете, когда мы пришли к выводу о наличии эпидемии, самым сложным было решить, что это: стихийный процесс или целенаправленное воздействие человека.
— И к какому же выводу вы пришли?
— К интересному. Во-первых, нам было ясно, что начало процессу положили люди. Во-вторых, что процесс постепенно вышел из-под их контроля. И самое важное, это то, что они этого не поняли и продолжают воздействие.
Рублевский кивнул головой и задумчиво сказал:
— Найти их будет трудно. Очень трудно.
Глава 5. «ГРУЗЧИКИ»
Армию захлёстывает именно уголовная преступность. В прошлом году общеуголовные преступления увеличились на 43%. Взяточничество выросло на 73%, а за два месяца этого года показатель по взяткам скакнул аж в два раза. Настораживает и всплеск офицерской преступности. В 1998 году она увеличилась на 40, 5%, а за два месяца 99-го — в 2, 5 раза.
М. Кислицин, военный прокурор Московского военного округа. Сегодня, ‘97, 1999 г.
— Давай, ваши благородия! Если до двух управитесь, по пять бутылок водки к зарплате в качестве премиальных, — контролёр, которого звали Валера, а за глаза величали Хорьком, сунул в карман пейджер и направился к только что прибывшему товарняку.
Десяток мужиков средних лет с приличной внешностью, но в потрёпанной ханыжной одежде побросали сигареты и послушно направились за ним. Их лица не выразили восторга от перспективы премии. Через пять минут уже вовсю кипела работа. Ящики с водкой аккуратно грузились на электрокары и убывали в неизвестном направлении. Живая цепочка действовала быстро, но без излишней спешки. Мужики работали слаженно. Каждый на своём месте делал своё дело, и через два часа работа уже близилась к концу. К Хорьку сзади подошёл молодой человек с дегенеративной внешностью и толстой золотой цепочкой на шее и хлопнул «десятника» по спине:
— Порядок, — не оборачиваясь, кинул Хорёк, — Грузчики на конвейере. Своё дело знают.
«Грузчиками» в депо называли бригаду из десяти кадровых офицеров Главного разведывательного управления Генерального штаба, сокращённо ГРУ. Получая мизерную зарплату раз в три месяца, офицеры, дабы семьи не сдохли с голоду, по ночам разгружали товарняки на Курском вокзале, а после разгрузки успевали часика два поспать, прежде чем отправиться на службу. Работодатели относились к ним с уважением, ценили их за старательность и организованность и старались поставить на разгрузку с таким расчётом, чтобы «грузчики» успевали добраться до дома не позднее четырех часов утра.
В эту ночь, разгрузив два вагона с водкой и получив причитавшийся им денежный гонорар в размере пятисот рублей плюс премию в пять бутылок фальшивой «Смирновской», офицеры не разбежались по домам как обычно; а расположились на скамье в скверике неподалёку от вокзала. Варёная колбаса, нарезанная толстыми ломтями, и куски чёрного хлеба были разложены на газетке. Бумажные стаканчики выстроились в ряд. Офицеры никогда не пили «из горла», как лучшие представители рабочего класса. Забулькала водка. Мужики подняли стаканы.
— Помянем, — хриплым голосом сказал один. Опрокинули, не чокаясь.
— Скоро все там будем, — задумчиво жуя бутерброд, сказал самый младший член бригады, мужик лет тридцати.
— Ну уж нет. Я, как Юрка, драпать не намерен. Ещё побарахтаемся, возразил мужик богатырского телосложения с пшеничными волосами.
— Поспешил Юрка, — пробасил мужик с тоненькими усиками и стальным взглядом серых глаз. — А главное, без всякой пользы ушёл.
«Грузчики» поминали своего товарища. Юрий Муравьёв, общий любимец, «рубаха парень», готовый всегда броситься на помощь первому встречному, весельчак, заражавший своим неиссякаемым юмором окружающих, уже несколько часов покоился на Химкинском кладбище. Офицеры знали со слов его жены, как это все случилось.
Семья Муравьёвых состояла из шести полноправных членов: Юрия Николаевича с женой, трех сыновей да дога Петьки. Несмотря на «зверскую» породу, Петька был на редкость ласковым существом. Зверел он только тогда, когда в качестве десерта получал кость, которую тут же уносил в угол комнаты и с наслаждением грыз. В эти минуты к псу подходить было нельзя даже главе семьи, которого Петька почитал за хозяина и любил больше всех. Однажды Муравьёв в шутку приблизился к собаке, лежавшей в своём углу с костью, и сказал: «Отдай». Ответом на это приказание был такой оскал и рык, что Юрий Николаевич струсил не на шутку и больше не «посягал» на собачью святыню.
С наступлением демократии семья Муравьёвых зажила впроголодь, но Петька, любимец хозяина, исправно получал свои кости. Однажды он заболел, и Муравьёвы, продав все, что только можно было, включая обручальные кольца, наняли лучшего в Москве ветеринара, с помощью которого выходили собаку. Петька словно чувствовал, на какие жертвы шёл ради него хозяин. Он подходил к Муравьёву, сидевшему по вечерам в стареньком кресле, и, вздыхая, клал ему голову на колени, стараясь прижаться как можно теснее. Зимой девяносто шестого, когда Муравьёв несколько месяцев не получал денежное довольствие и семья жила на мизерную зарплату его жены, работавшей библиотекарем в военной академии, случилось страшное.
Старшего сына Юрия Николаевича сильно избили, когда пацан вступился за старика, подвергшегося ограблению. Серьёзное повреждение позвоночника требовало немедленной операции, в противном случае двадцатилетнему парню грозил паралич. Операция оценивалась в три тысячи долларов — для семейства Муравьёвых деньги неподъёмные. Юрий Николаевич метался по всем друзьям, таким же нищим, как и он сам, собирая по копейкам необходимую сумму. Оставалось совсем немного. И тогда на семейном совете было принято решение продать Петьку. В тот вечер Муравьёв пришёл домой серый от бешенства и отчаяния. Петька в своём углу грыз кость. Не обращая ни на кого внимания, Юрий Николаевич прошёл в свою комнату и бухнулся в кресло. Так он и сидел в какой-то прострации, устремив пустой взгляд в стенку. Пёс подошёл к нему, но Муравьёв не мог смотреть на друга, которого он завтра должен был продать, чтобы спасти сына. Петька постоял несколько минут, потом вздохнул и поплёлся из комнаты, опустив голову и поджав хвост. Муравьёв посмотрел на пол. У его ног в луже собачьих слюней лежала кость.
На следующее утро он отвёз собаку на Птичий рынок. Словно все понимая, Петька уходил с новым хозяином не оборачиваясь, низко опустив голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34