!»
– Вы знаете, где находится городской стадион? – обратился Берёзкин к спорщикам.
– Знаем, – поклонились оба.
– Возьмите с собой двух стражников в качестве свидетелей и ступайте туда. И пусть один из вас станет в ворота, а другой пробьёт ему пять пенальти. Потом поменяетесь местами. Кто больше забьёт голов, тот и прав!
По толпе пронесся лёгкий гул. Все были восхищены столь простым и в то же время мудрым решением. Мулла и ростовщик в сопровождении стражников отправились на стадион, а перед судьёй предстала новая пара. Это были два соседа, каждый из которых отстаивал свои права на индивидуальное владение засохшим деревом, находящимся на границе двух участков.
На сей раз судья не задумался ни на минуту.
– Вас рассудят пенальти! Кто следующий?
Через час площадь опустела. Все ушли на стадион. Пенальти били до глубокой ночи. Валерий Макарович самолично проверял результаты и лучших снайперов зачислял в команду. Вне конкуренции был мулла. Он забил подряд двадцать шесть голов.
Это был один из счастливейших дней в жизни Берёзкина. Перед тренером явственно вырисовывались контуры команды его мечты. В центре нападения этой команды он уговорил выступать муллу.
Попросив отобранных игроков явиться завтра на тренировку, радостный и взволнованный Валерий Макарович торопливо зашагал домой, обдумывая план предстоящих занятий и напевая от избытка чувств: «А я еду, а я еду за туманом, а я еду, а я еду за туманом…»
Дальше слов он не знал.
Дверь в комнату футбольной славы была приоткрыта.
– Вы ещё не спите, Виктор Альбертович? – весело спросил Берёзкин и вдруг осёкся. Постель Есаулова была пуста.
Вернуть прелюбодея!
Неделя пролетела как один день. Тренер с головой окунулся в работу. Из «варягов» он оставил в команде только кривого любимца евнуха с его необыкновенным ударом. Остальных заменили талантливые местные кадры. Самой яркой звездой среди них оказался мулла. В последнем матче с сильной командой Медины он забил в ворота противника четыре безответных мяча. Прихожане со всей округи собирались на трибунах, чтобы увидеть блестящую игру своего бывшего пастыря. Поняв, что его подлинное призвание футбол, Ларчиях порвал с религией, тем более что теперь он получал оклад главного эмирского мухобоя, значительно превышающий заработки муллы.
По всей Бухаре шло строительство спортплощадок: каждый мусульманин, имеющий намерение с кем-нибудь судиться, устанавливал у себя во дворе футбольные ворота и с утра до вечера тренировался в пробитии пенальти, желая ко дню тяжбы прийти во всеоружии. Приток свежих сил в команду был обеспечен.
Через два дня после великолепной победы бухарских футболистов над клубом Медины эмир снова вызвал к себе Берёзкина.
Валерий Макарович решил, что повелитель хочет наградить его какими-нибудь подтяжками, оставшимися от прежнего тренера, но он ошибся. Эмир был мрачен и взволнован.
– У нас нет ни минуты покоя, – плаксиво сказал он. – Не успела уехать комиссия по определению соответствия, как уже случилась новая неприятность! Наши шпионы сообщили нам, что этот гнусный изменник Бест, которого мы как сына пригрели на своей груди, перебежал к хивинскому хану и собирается выступать за его команду.
– О оазис мудрости! – вмешался явившийся вместе с Берёзкиным Шахерезад, который слышал эту новость ещё утром. – Но, быть может, это не наш Бест, а всего лишь человек, по случайному совпадению носящий то же имя. Ведь у хивинского Беста, по словам шпионов, имеются жена и семеро детей. Под силу ли даже самому выдающемуся человеку обзавестись столь многочисленным потомством за такой короткий срок?
– Ты не знаешь хивинского хана, – возразил эмир. – Он сочетает в себе хитрость лягушки с коварством рассохшейся табуретки! Чтобы переманить нужного игрока, он способен на всё. Наверно, это какие-нибудь ненастоящие дети. Но будь у этого Беста даже вдвое больше отпрысков, эта маскировка не обманет нас! Ты написал заявление, о котором мы тебе говорили, Шахерезад?
– О да, вместилище проницательности! Позволь его зачитать…
– Позволяем, – великодушно разрешил эмир.
Летописец достал из кармана лист бумаги и с выражением прочёл:
– «В Федерацию футбола Всего Мусульманского Востока от тренера и игроков сборной команды города Бухары.
Заявление
Да доведёт аллах до Вашего сведения, что игрок нашей команды Бест, презрев взрастивший и выпестовавший его коллектив, перебежал в команду города Хивы. Вследствие этого позволим себе выразить наше смиренное мнение, что указанный Бест недостоин носить звание живого человека. Теперь нам стал полностью ясен его моральный облик. Мы поняли, что его прежние гнусные поступки были неслучайными. За время пребывания в нашей команде Бест показал себя отвратительным нарушителем спортивного режима. Мы знали его как дерзкого вольнодумца, не раз хулившего Магомета, аллаха и Федерацию футбола. В нашем городе он создал себе пакостную репутацию прелюбодея, опустошителя чужих садов, осквернителя заборов, неплательщика членских взносов.
Товарищи по команде нередко заставали его ходящим по газонам, плюющим в арык. Кроме того, Бест обманным путём пролез на должность старшего евнуха, не имея на то никаких оснований. Теперь у нас открылись глаза, что он имел целью нанесение нравственного ущерба пресветлому эмиру.
Указанный Бест был заносчив, высокомерен, груб с товарищами и нечист на руку. Как футболист, он не обладал никакими достоинствами: был крайне медлителен, нетехничен, слабо подготовлен физически и морально и вообще играл не на своём месте.
Учитывая всё вышеизложенное, убедительно просим Федерацию футбола, да продлит аллах её годы, заставить Беста вернуться в родной коллектив. А в случае, если этот жалкий проходимец откажется снова выступать за нашу команду, настаиваем на его немедленном переводе в высшую лигу, ибо подобным нечестивым личностям не место в нашей действительности!»
– Шахерезад закончил чтение и поклонился: – Всё, о повелитель! Дальше должны следовать подписи игроков.
– Очень хорошо, – сказал эмир. – Отдай это заявление Рамсею, пусть он сегодня же соберёт подписи.
– Но, право, стоит ли? – попробовал возразить Берёзкин.
– Не хотим ничего слушать! – топнул ногой эмир. – Вот тебе письмо в федерацию. Чтоб через час ты нам его принёс подписанным! Мы будем ждать. И попробуй только ослушаться…
Побег
Валерий Макарович с заявлением в кармане шёл по вечерней Бухаре и размышлял, как ему поступить. Подписывать письмо не хотелось, к тому же он не на шутку опасался, что Есаулова могут прислать обратно. С другой стороны, ослушаться эмира вряд ли было благоразумно. Тренер вспомнил о своей причастности к похищению Виктора Альбертовича хивинцами и вздохнул.
«Пускай меня накажет аллах, но я не мог больше слушать про изжогу! Впрочем, Есаулову там, наверно, лучше, чем здесь: отдельная квартира, жена, влиятельный тесть. И никаких комиссий».
Впереди показались ворота стадиона. Возле них стояла толпа любителей футбола. Вдохновлённые успехами любимой команды, болельщики собирались здесь каждый вечер, чтобы поговорить о невиданном взлете бухарских футболистов и обсудить их шансы в чемпионате.
– Ну, как вам нравится мулла? – надсаживался какой-то конопатый здоровяк с арбузом в руках. – Клянусь своими долгами, его игра гораздо больше заставляет мусульман почитать аллаха, чем его проповеди!
– Однако ты должен признать, что наш новый тренер – это лучший из тренеров не только на земле, но и на том свете, – перебил конопатого бродячий торговец сладостями. – Клянусь петушком на палочке, наша команда своими успехами обязана только ему!
– Да, он мудр, как священная корова, – согласился запыленный дервиш в рваной одежде. – Даже, может быть, ещё мудрее. Признаюсь, я никогда не думал, что он сможет стать таким. Ведь в детстве он был глуповат.
– Глуповат?! – ахнул кто-то. – А ты откуда знаешь?
– Глуповат и косноязычен, – подтвердил дервиш. – Мы выросли с ним в одном дворе. Это было в Стамбуле.
– Так, значит, он турок? – поинтересовался торговец сладостями.
– Не совсем. Мать у него турчанка, а отец беглый невольник из Африки. Он жестоко бил Рамсея и запрещал ему играть в футбол. Но когда отец уходил из дому, Рамсей выбегал во двор и я учил его технике владения мячом. Клянусь своей правдивостью, это был очень тупой и бездарный ученик. Видимо, отец вышиб из него все мозги. Однако я терпеливо и упорно продолжал с ним занятия, и, как видите, мои труды не пропали даром. Клянусь месячным окладом, он вырос во вполне приличного тренера…
– Тренер он, может быть, и хороший, – вступил в разговор сидящий на ишаке субъект с раздвоенным носом и одним ухом. – Но как человек он недостоин уважения. Я родственник его старшей жены по линии дяди. Мой ишак свидетель: когда к ним ни придешь в гости, вечно этот Рамсей пьян! Получку он домой не приносит, дерётся, сквернословит, гуляет от моей родственницы. Чтобы прокормить детей, она вынуждена продавать свои вещи…
– Великий аллах! – воздел к небу руки с арбузом конопатый болельщик. – Неужели это правда?!
– Да отсохнет у меня ухо, если я лгу!
– Оно у тебя уже отсохло, бессовестный обманщик, – заметил щеголеватый тип в халате на «молнии». – Что ты тут плетёшь про свою родственницу! Уж мне-то хорошо известно, что Рамсей – вдовец. К тому же, как он может сквернословить, если он от рождения глухонемой!
– Он что, говорил тебе об этом? – съязвил одноухий.
– Нет, не говорил! – гордо возразил щёголь. – Но разве у отцов есть тайны от своих собственных детей?
– Так ты его сын?! – догадался продавец сладостей.
– Да! – с пафосом сказал щеголь. – Я его единственный ребенок!
Валерий Макарович прошёл неузнанный мимо своих родственников и друзей детства и нос к носу столкнулся с ленивым любимцем эмирского брадобрея. В первый раз за всё время Берёзкин увидел его в вертикальном положении.
– Что случилось, Ширмат? – удивился тренер. – Почему ты не на корточках?
– Случилось! – возбуждённо сказал Ширмат. – Случилось! Пойдём скорее, господин!
– Куда?! – встревожился Валерий Макарович. – Да объясни же наконец, что произошло?!
– Мулла Ларчиях… он попал под ишака…
– Где он?! – побледнев, закричал Берёзкин.
– Здесь… за углом.
Они побежали вдоль ограды, свернули в какой-то переулок, потом свернули ещё.
– Где же это место? – тяжело дыша, спросил тренер. – Почему…
Но договорить он не успел. Сильные руки зажали ему рот, перед глазами Валерия Макаровича мелькнуло что-то чёрное, потом стало совсем темно. И изумлённый Берёзкин почувствовал, что его снова бесцеремонно запихивают в мешок.
– Где погребальные носилки? – раздался гнусавый голос. – У тебя, Амиджан? Давай их сюда. Кладите на них этого поганого иноверца… Так. Теперь накройте его сверху, дабы он походил на усопшего. Готово?.. Ну, понесли… А ты, нечестивый Рамсей, не вздумай шевелиться, иначе это будет твоё последнее шевеление!
«Очень знакомый голос! – подумал тренер. – Где я мог его слышать? И вообще, что все это значит? Неужели опять происки конкурентов? Кого бы мне спихнуть им вместо себя на этот раз? Муллу? Ну нет, ни в коем случае! Кривого Саида? Тоже жалко. Вот разве только Перман-Ашира? Пожалуй, так и сделаю».
Тем временем процессия приблизилась к стадиону. Валерий Макарович догадался об этом по выкрикам болельщиков.
– Разве в Хиве команда?! Не игроки, а дети барахла! – надрывался кто-то над самым ухом Берёзкина.
– Клянусь боковой штангой, наш мулла один обыграет всю хивинскую сборную! – поддакивал другой знаток футбола.
– Да, Ларчиях – игрок с головой! Не то что эти бездельники, которых Рамсей отчислил из команды! Интересно, что с ними теперь будет? – поинтересовался третий.
– Говорят, эмир хочет сделать из них новый забор на стадионе…
– А мне рассказывали…
Но в этот момент погребальная процессия завернула за угол, и голоса стихли.
– Ты слышал? – ткнул тренера в бок обладатель гнусавого голоса. – Слышал, что по твоей милости хотят сделать с прекрасными футболистами, способными украсить собой любую команду? За твои гнусные деяния следовало бы истолочь тебя с укропом и пустить на корм ишакам! Меня останавливает только то, что ты прибыл в Бухару из другого времени и твоя смерть может нарушить биологическое равновесие в природе, вызвав, упаси аллах, какое-нибудь землетрясение или засуху. По этой причине мы решили отправить тебя обратно в твой век. Не вздумай только кричать, ибо известный тебе Абдулла ещё не закончил комплектование своей коллекции, а я полагаю, что лишение тебя языка существенно не отразится на биологическом равновесии. Эй, Ширмат, опускайте носилки! Приехали!
Берёзкина вытряхнули из мешка, и тренер увидел перед собой знакомое злющее лицо.
– Дадабай?! – воскликнул он. – Так, значит… значит… вы тоже… болельщик?
– Тебе же говорили, – ехидно улыбнулся уже успевший сесть на корточки Ширмат, – говорили же тебе, что у меня есть высокие покровители при дворе.
– Но… ведь ты… тебе, кажется, покровительствовал старший брадобрей?
– А кто же, по-твоему, сиятельный Дадабай? – удивился футболист. – Он и числится старшим брадобреем пресветлого эмира, хотя фактически выполняет обязанности заместителя дежурного мудреца.
– Так это он хотел мне помогать своими указаниями! – догадался Валерий Макарович. – Теперь я понимаю, за что он…
– Зарежь ножом скромности грязную свинью своих намёков, – угрожающе прошипел Дадабай. – Быстро полезай в машину и не пытайся больше испытывать наше терпение!
Берёзкин оглянулся и увидел смутно белеющий в темноте шар.
«Неужели моя командировка подходит к концу? – подумал тренер, боясь поверить неожиданно свалившемуся на него счастью. – Они, кажется, и впрямь собираются отправить меня домой…»
Боясь, что Дадабай передумает, Валерий Макарович быстрым шагом прошёл к машине времени, с замиранием сердца отворил дверь и отпрянул в изумлении. В машине рядом с Абдуллой сидел Есаулов.
– Вы?! Как вы сюда попали?!
– Понятия не имею! – сердито ответил Виктор Альбертович. – Налетели какие-то бандиты, засунули меня в бочку и укатили! Это возмутительно! Я буду жаловаться великому хану! Я… Я даже с детьми не успел попрощаться!
– О сын шимпанзе и таракана! – взревел Абдулла. – Замолчишь ли ты наконец?! У меня болит голова от твоих жалоб!
– Тише вы там! – со злостью прошептал Дадабай. – Нас могут услышать стражники!
Он пинком подсадил Берёзкина в машину, влез сам и захлопнул дверцу.
– Включай, Абдулла!
Одноглазый потянул на себя рычаг, но в этот момент по стенке машины забарабанили снаружи чьи-то кулаки:
– Отоприте! Именем аллаха и его пресветлого племянника, отоприте!
Последний удар
– Отоприте! Отоприте! – стучали в дверь.
Валерий Макарович открыл глаза и боязливо посмотрел по сторонам. Он лежал на кровати в своей нюховской квартире.
«Неужели мне это приснилось?!» – подумал тренер.
– Ха-ха-ха! Какой смешной сон! – деланно засмеялся он, чтобы ободрить себя, и вдруг смех застрял у него в горле. Берёзкин увидел валявшуюся на полу пыльную остроносую галошу, точно такую, какие носил Дадабай.
– Отоприте же! – послышалось из-за двери. – Товарищ Берёзкин, все равно мы знаем, что вы дома! Не надо от нас прятаться. Мы хотим предложить вам хорошие условия!
Валерий Макарович встал и, далеко стороной обойдя галошу, приблизился к двери.
– Кто там? Что вам нужно?
– Мы из города Крякова. Представители кряковского чулочно-газетного комбината. Хотим предложить вам перейти в нашу команду. Однако не беседовать же нам через дверь! Откройте, чего вы боитесь? Не утащим же мы вас силком, в самом деле!
Тренер поёжился и нехотя потянул дверь на себя.
– Входите, тут не заперто…
В комнату вошли двое мужчин вполне современного вида и без галош. Берёзкин несколько приободрился.
– Садитесь, – подвинул он стулья вошедшим. – Одну минуточку, сейчас я только переоденусь.
Зазвонил телефон. Валерий Макарович снял трубку и услышал взволнованный голос Есаулова:
– Алло, это вы? Доброе утро! Э-э… скажите… вы провели эту ночь дома? Никуда не отлучались?
– Не знаю… – неуверенно сказал тренер. – Может, и отлучался… А почему вы спрашиваете?
– Я… я вам звонил, но никто не снял трубку, – запинаясь, пробормотал Виктор Альбертович.
– А вы… бывали… в Средней Азии? – робко поинтересовался Валерий Макарович.
– При… приходилось… А что, вы тоже?
– Ага…
– Гм! – кашлянул Есаулов. – Гм, гм! Понятно!
Голос его окреп.
– Так вот, товарищ Берёзкин, я решил не хлопотать об увеличении вам оклада!
– А я вас и не просил! – обиделся тренер.
– По какому праву вы мне грубите?! – оборвал его Есаулов. – Я заместитель начальника отдела, а вы всего лишь тренер. Теперь слушайте меня.
1 2 3 4 5 6 7
– Вы знаете, где находится городской стадион? – обратился Берёзкин к спорщикам.
– Знаем, – поклонились оба.
– Возьмите с собой двух стражников в качестве свидетелей и ступайте туда. И пусть один из вас станет в ворота, а другой пробьёт ему пять пенальти. Потом поменяетесь местами. Кто больше забьёт голов, тот и прав!
По толпе пронесся лёгкий гул. Все были восхищены столь простым и в то же время мудрым решением. Мулла и ростовщик в сопровождении стражников отправились на стадион, а перед судьёй предстала новая пара. Это были два соседа, каждый из которых отстаивал свои права на индивидуальное владение засохшим деревом, находящимся на границе двух участков.
На сей раз судья не задумался ни на минуту.
– Вас рассудят пенальти! Кто следующий?
Через час площадь опустела. Все ушли на стадион. Пенальти били до глубокой ночи. Валерий Макарович самолично проверял результаты и лучших снайперов зачислял в команду. Вне конкуренции был мулла. Он забил подряд двадцать шесть голов.
Это был один из счастливейших дней в жизни Берёзкина. Перед тренером явственно вырисовывались контуры команды его мечты. В центре нападения этой команды он уговорил выступать муллу.
Попросив отобранных игроков явиться завтра на тренировку, радостный и взволнованный Валерий Макарович торопливо зашагал домой, обдумывая план предстоящих занятий и напевая от избытка чувств: «А я еду, а я еду за туманом, а я еду, а я еду за туманом…»
Дальше слов он не знал.
Дверь в комнату футбольной славы была приоткрыта.
– Вы ещё не спите, Виктор Альбертович? – весело спросил Берёзкин и вдруг осёкся. Постель Есаулова была пуста.
Вернуть прелюбодея!
Неделя пролетела как один день. Тренер с головой окунулся в работу. Из «варягов» он оставил в команде только кривого любимца евнуха с его необыкновенным ударом. Остальных заменили талантливые местные кадры. Самой яркой звездой среди них оказался мулла. В последнем матче с сильной командой Медины он забил в ворота противника четыре безответных мяча. Прихожане со всей округи собирались на трибунах, чтобы увидеть блестящую игру своего бывшего пастыря. Поняв, что его подлинное призвание футбол, Ларчиях порвал с религией, тем более что теперь он получал оклад главного эмирского мухобоя, значительно превышающий заработки муллы.
По всей Бухаре шло строительство спортплощадок: каждый мусульманин, имеющий намерение с кем-нибудь судиться, устанавливал у себя во дворе футбольные ворота и с утра до вечера тренировался в пробитии пенальти, желая ко дню тяжбы прийти во всеоружии. Приток свежих сил в команду был обеспечен.
Через два дня после великолепной победы бухарских футболистов над клубом Медины эмир снова вызвал к себе Берёзкина.
Валерий Макарович решил, что повелитель хочет наградить его какими-нибудь подтяжками, оставшимися от прежнего тренера, но он ошибся. Эмир был мрачен и взволнован.
– У нас нет ни минуты покоя, – плаксиво сказал он. – Не успела уехать комиссия по определению соответствия, как уже случилась новая неприятность! Наши шпионы сообщили нам, что этот гнусный изменник Бест, которого мы как сына пригрели на своей груди, перебежал к хивинскому хану и собирается выступать за его команду.
– О оазис мудрости! – вмешался явившийся вместе с Берёзкиным Шахерезад, который слышал эту новость ещё утром. – Но, быть может, это не наш Бест, а всего лишь человек, по случайному совпадению носящий то же имя. Ведь у хивинского Беста, по словам шпионов, имеются жена и семеро детей. Под силу ли даже самому выдающемуся человеку обзавестись столь многочисленным потомством за такой короткий срок?
– Ты не знаешь хивинского хана, – возразил эмир. – Он сочетает в себе хитрость лягушки с коварством рассохшейся табуретки! Чтобы переманить нужного игрока, он способен на всё. Наверно, это какие-нибудь ненастоящие дети. Но будь у этого Беста даже вдвое больше отпрысков, эта маскировка не обманет нас! Ты написал заявление, о котором мы тебе говорили, Шахерезад?
– О да, вместилище проницательности! Позволь его зачитать…
– Позволяем, – великодушно разрешил эмир.
Летописец достал из кармана лист бумаги и с выражением прочёл:
– «В Федерацию футбола Всего Мусульманского Востока от тренера и игроков сборной команды города Бухары.
Заявление
Да доведёт аллах до Вашего сведения, что игрок нашей команды Бест, презрев взрастивший и выпестовавший его коллектив, перебежал в команду города Хивы. Вследствие этого позволим себе выразить наше смиренное мнение, что указанный Бест недостоин носить звание живого человека. Теперь нам стал полностью ясен его моральный облик. Мы поняли, что его прежние гнусные поступки были неслучайными. За время пребывания в нашей команде Бест показал себя отвратительным нарушителем спортивного режима. Мы знали его как дерзкого вольнодумца, не раз хулившего Магомета, аллаха и Федерацию футбола. В нашем городе он создал себе пакостную репутацию прелюбодея, опустошителя чужих садов, осквернителя заборов, неплательщика членских взносов.
Товарищи по команде нередко заставали его ходящим по газонам, плюющим в арык. Кроме того, Бест обманным путём пролез на должность старшего евнуха, не имея на то никаких оснований. Теперь у нас открылись глаза, что он имел целью нанесение нравственного ущерба пресветлому эмиру.
Указанный Бест был заносчив, высокомерен, груб с товарищами и нечист на руку. Как футболист, он не обладал никакими достоинствами: был крайне медлителен, нетехничен, слабо подготовлен физически и морально и вообще играл не на своём месте.
Учитывая всё вышеизложенное, убедительно просим Федерацию футбола, да продлит аллах её годы, заставить Беста вернуться в родной коллектив. А в случае, если этот жалкий проходимец откажется снова выступать за нашу команду, настаиваем на его немедленном переводе в высшую лигу, ибо подобным нечестивым личностям не место в нашей действительности!»
– Шахерезад закончил чтение и поклонился: – Всё, о повелитель! Дальше должны следовать подписи игроков.
– Очень хорошо, – сказал эмир. – Отдай это заявление Рамсею, пусть он сегодня же соберёт подписи.
– Но, право, стоит ли? – попробовал возразить Берёзкин.
– Не хотим ничего слушать! – топнул ногой эмир. – Вот тебе письмо в федерацию. Чтоб через час ты нам его принёс подписанным! Мы будем ждать. И попробуй только ослушаться…
Побег
Валерий Макарович с заявлением в кармане шёл по вечерней Бухаре и размышлял, как ему поступить. Подписывать письмо не хотелось, к тому же он не на шутку опасался, что Есаулова могут прислать обратно. С другой стороны, ослушаться эмира вряд ли было благоразумно. Тренер вспомнил о своей причастности к похищению Виктора Альбертовича хивинцами и вздохнул.
«Пускай меня накажет аллах, но я не мог больше слушать про изжогу! Впрочем, Есаулову там, наверно, лучше, чем здесь: отдельная квартира, жена, влиятельный тесть. И никаких комиссий».
Впереди показались ворота стадиона. Возле них стояла толпа любителей футбола. Вдохновлённые успехами любимой команды, болельщики собирались здесь каждый вечер, чтобы поговорить о невиданном взлете бухарских футболистов и обсудить их шансы в чемпионате.
– Ну, как вам нравится мулла? – надсаживался какой-то конопатый здоровяк с арбузом в руках. – Клянусь своими долгами, его игра гораздо больше заставляет мусульман почитать аллаха, чем его проповеди!
– Однако ты должен признать, что наш новый тренер – это лучший из тренеров не только на земле, но и на том свете, – перебил конопатого бродячий торговец сладостями. – Клянусь петушком на палочке, наша команда своими успехами обязана только ему!
– Да, он мудр, как священная корова, – согласился запыленный дервиш в рваной одежде. – Даже, может быть, ещё мудрее. Признаюсь, я никогда не думал, что он сможет стать таким. Ведь в детстве он был глуповат.
– Глуповат?! – ахнул кто-то. – А ты откуда знаешь?
– Глуповат и косноязычен, – подтвердил дервиш. – Мы выросли с ним в одном дворе. Это было в Стамбуле.
– Так, значит, он турок? – поинтересовался торговец сладостями.
– Не совсем. Мать у него турчанка, а отец беглый невольник из Африки. Он жестоко бил Рамсея и запрещал ему играть в футбол. Но когда отец уходил из дому, Рамсей выбегал во двор и я учил его технике владения мячом. Клянусь своей правдивостью, это был очень тупой и бездарный ученик. Видимо, отец вышиб из него все мозги. Однако я терпеливо и упорно продолжал с ним занятия, и, как видите, мои труды не пропали даром. Клянусь месячным окладом, он вырос во вполне приличного тренера…
– Тренер он, может быть, и хороший, – вступил в разговор сидящий на ишаке субъект с раздвоенным носом и одним ухом. – Но как человек он недостоин уважения. Я родственник его старшей жены по линии дяди. Мой ишак свидетель: когда к ним ни придешь в гости, вечно этот Рамсей пьян! Получку он домой не приносит, дерётся, сквернословит, гуляет от моей родственницы. Чтобы прокормить детей, она вынуждена продавать свои вещи…
– Великий аллах! – воздел к небу руки с арбузом конопатый болельщик. – Неужели это правда?!
– Да отсохнет у меня ухо, если я лгу!
– Оно у тебя уже отсохло, бессовестный обманщик, – заметил щеголеватый тип в халате на «молнии». – Что ты тут плетёшь про свою родственницу! Уж мне-то хорошо известно, что Рамсей – вдовец. К тому же, как он может сквернословить, если он от рождения глухонемой!
– Он что, говорил тебе об этом? – съязвил одноухий.
– Нет, не говорил! – гордо возразил щёголь. – Но разве у отцов есть тайны от своих собственных детей?
– Так ты его сын?! – догадался продавец сладостей.
– Да! – с пафосом сказал щеголь. – Я его единственный ребенок!
Валерий Макарович прошёл неузнанный мимо своих родственников и друзей детства и нос к носу столкнулся с ленивым любимцем эмирского брадобрея. В первый раз за всё время Берёзкин увидел его в вертикальном положении.
– Что случилось, Ширмат? – удивился тренер. – Почему ты не на корточках?
– Случилось! – возбуждённо сказал Ширмат. – Случилось! Пойдём скорее, господин!
– Куда?! – встревожился Валерий Макарович. – Да объясни же наконец, что произошло?!
– Мулла Ларчиях… он попал под ишака…
– Где он?! – побледнев, закричал Берёзкин.
– Здесь… за углом.
Они побежали вдоль ограды, свернули в какой-то переулок, потом свернули ещё.
– Где же это место? – тяжело дыша, спросил тренер. – Почему…
Но договорить он не успел. Сильные руки зажали ему рот, перед глазами Валерия Макаровича мелькнуло что-то чёрное, потом стало совсем темно. И изумлённый Берёзкин почувствовал, что его снова бесцеремонно запихивают в мешок.
– Где погребальные носилки? – раздался гнусавый голос. – У тебя, Амиджан? Давай их сюда. Кладите на них этого поганого иноверца… Так. Теперь накройте его сверху, дабы он походил на усопшего. Готово?.. Ну, понесли… А ты, нечестивый Рамсей, не вздумай шевелиться, иначе это будет твоё последнее шевеление!
«Очень знакомый голос! – подумал тренер. – Где я мог его слышать? И вообще, что все это значит? Неужели опять происки конкурентов? Кого бы мне спихнуть им вместо себя на этот раз? Муллу? Ну нет, ни в коем случае! Кривого Саида? Тоже жалко. Вот разве только Перман-Ашира? Пожалуй, так и сделаю».
Тем временем процессия приблизилась к стадиону. Валерий Макарович догадался об этом по выкрикам болельщиков.
– Разве в Хиве команда?! Не игроки, а дети барахла! – надрывался кто-то над самым ухом Берёзкина.
– Клянусь боковой штангой, наш мулла один обыграет всю хивинскую сборную! – поддакивал другой знаток футбола.
– Да, Ларчиях – игрок с головой! Не то что эти бездельники, которых Рамсей отчислил из команды! Интересно, что с ними теперь будет? – поинтересовался третий.
– Говорят, эмир хочет сделать из них новый забор на стадионе…
– А мне рассказывали…
Но в этот момент погребальная процессия завернула за угол, и голоса стихли.
– Ты слышал? – ткнул тренера в бок обладатель гнусавого голоса. – Слышал, что по твоей милости хотят сделать с прекрасными футболистами, способными украсить собой любую команду? За твои гнусные деяния следовало бы истолочь тебя с укропом и пустить на корм ишакам! Меня останавливает только то, что ты прибыл в Бухару из другого времени и твоя смерть может нарушить биологическое равновесие в природе, вызвав, упаси аллах, какое-нибудь землетрясение или засуху. По этой причине мы решили отправить тебя обратно в твой век. Не вздумай только кричать, ибо известный тебе Абдулла ещё не закончил комплектование своей коллекции, а я полагаю, что лишение тебя языка существенно не отразится на биологическом равновесии. Эй, Ширмат, опускайте носилки! Приехали!
Берёзкина вытряхнули из мешка, и тренер увидел перед собой знакомое злющее лицо.
– Дадабай?! – воскликнул он. – Так, значит… значит… вы тоже… болельщик?
– Тебе же говорили, – ехидно улыбнулся уже успевший сесть на корточки Ширмат, – говорили же тебе, что у меня есть высокие покровители при дворе.
– Но… ведь ты… тебе, кажется, покровительствовал старший брадобрей?
– А кто же, по-твоему, сиятельный Дадабай? – удивился футболист. – Он и числится старшим брадобреем пресветлого эмира, хотя фактически выполняет обязанности заместителя дежурного мудреца.
– Так это он хотел мне помогать своими указаниями! – догадался Валерий Макарович. – Теперь я понимаю, за что он…
– Зарежь ножом скромности грязную свинью своих намёков, – угрожающе прошипел Дадабай. – Быстро полезай в машину и не пытайся больше испытывать наше терпение!
Берёзкин оглянулся и увидел смутно белеющий в темноте шар.
«Неужели моя командировка подходит к концу? – подумал тренер, боясь поверить неожиданно свалившемуся на него счастью. – Они, кажется, и впрямь собираются отправить меня домой…»
Боясь, что Дадабай передумает, Валерий Макарович быстрым шагом прошёл к машине времени, с замиранием сердца отворил дверь и отпрянул в изумлении. В машине рядом с Абдуллой сидел Есаулов.
– Вы?! Как вы сюда попали?!
– Понятия не имею! – сердито ответил Виктор Альбертович. – Налетели какие-то бандиты, засунули меня в бочку и укатили! Это возмутительно! Я буду жаловаться великому хану! Я… Я даже с детьми не успел попрощаться!
– О сын шимпанзе и таракана! – взревел Абдулла. – Замолчишь ли ты наконец?! У меня болит голова от твоих жалоб!
– Тише вы там! – со злостью прошептал Дадабай. – Нас могут услышать стражники!
Он пинком подсадил Берёзкина в машину, влез сам и захлопнул дверцу.
– Включай, Абдулла!
Одноглазый потянул на себя рычаг, но в этот момент по стенке машины забарабанили снаружи чьи-то кулаки:
– Отоприте! Именем аллаха и его пресветлого племянника, отоприте!
Последний удар
– Отоприте! Отоприте! – стучали в дверь.
Валерий Макарович открыл глаза и боязливо посмотрел по сторонам. Он лежал на кровати в своей нюховской квартире.
«Неужели мне это приснилось?!» – подумал тренер.
– Ха-ха-ха! Какой смешной сон! – деланно засмеялся он, чтобы ободрить себя, и вдруг смех застрял у него в горле. Берёзкин увидел валявшуюся на полу пыльную остроносую галошу, точно такую, какие носил Дадабай.
– Отоприте же! – послышалось из-за двери. – Товарищ Берёзкин, все равно мы знаем, что вы дома! Не надо от нас прятаться. Мы хотим предложить вам хорошие условия!
Валерий Макарович встал и, далеко стороной обойдя галошу, приблизился к двери.
– Кто там? Что вам нужно?
– Мы из города Крякова. Представители кряковского чулочно-газетного комбината. Хотим предложить вам перейти в нашу команду. Однако не беседовать же нам через дверь! Откройте, чего вы боитесь? Не утащим же мы вас силком, в самом деле!
Тренер поёжился и нехотя потянул дверь на себя.
– Входите, тут не заперто…
В комнату вошли двое мужчин вполне современного вида и без галош. Берёзкин несколько приободрился.
– Садитесь, – подвинул он стулья вошедшим. – Одну минуточку, сейчас я только переоденусь.
Зазвонил телефон. Валерий Макарович снял трубку и услышал взволнованный голос Есаулова:
– Алло, это вы? Доброе утро! Э-э… скажите… вы провели эту ночь дома? Никуда не отлучались?
– Не знаю… – неуверенно сказал тренер. – Может, и отлучался… А почему вы спрашиваете?
– Я… я вам звонил, но никто не снял трубку, – запинаясь, пробормотал Виктор Альбертович.
– А вы… бывали… в Средней Азии? – робко поинтересовался Валерий Макарович.
– При… приходилось… А что, вы тоже?
– Ага…
– Гм! – кашлянул Есаулов. – Гм, гм! Понятно!
Голос его окреп.
– Так вот, товарищ Берёзкин, я решил не хлопотать об увеличении вам оклада!
– А я вас и не просил! – обиделся тренер.
– По какому праву вы мне грубите?! – оборвал его Есаулов. – Я заместитель начальника отдела, а вы всего лишь тренер. Теперь слушайте меня.
1 2 3 4 5 6 7