В чем причина? Скажи мне, не стесняйся.
– Ты мне очень нравишься. Этой ночью ты был так нежен. Все было чудесно.
– Это звучит скучно.
– Пожалуйста, Том. – Она положила руку ему на плечо. – Не надо меня ненавидеть. Я лишь стараюсь говорить правду. Не хочу тебе лгать.
– Я бы предпочел услышать ложь.
– Не думаю.
Он отступил.
– Может быть, ты права.
– Я бы тоже предпочла, что ты не лгал, – сказала она. – Если тебе что-то известно о Харри, скажи мне.
У него снова сжалось сердце.
– Мне нечего сказать.
– Зато мне – есть.
– Да? – Он постарался придать голосу небрежное звучание. – И что же?
– В начале вчерашнего вечера я забралась в комнату Харри. Перед тем, как мы отправились обедать. Я увидела пустую бутылку «перно», два бокала, две смятые подушки. Что происходит, Том? У Харри есть подружка?
Том начал делать приседания на кровати.
– Тебе предстоит узнать многое об алкоголиках – вот все, что я могу сказать.
Она, похоже, искренне заинтересовалась.
– Например?
– У них бывают странные привычки, – сказал он в промежутке между вдохами. – Например, они порой пользуются одновременно двумя бокалами. Понимаешь, они забывают, где поставили первый, поэтому идут за вторым. Третьим. Восьмым. Иногда комната Харри выглядит так, словно накануне там кутили двадцать человек. Ты удовлетворена моим ответом?
– Отчасти.
Том замер, не закончив приседание.
– Неужели тебя всерьез занимает тайна двух бокалов? Не может быть, чтобы ты до сих пор думала об этом.
– Они оба были использованными, – неуверенно сказала она.
– У Харри нет подружки. Просто он – человек, который пьет из двух бокалов, спит на двух подушках и, вероятно, проснется сегодня с парой голов. И довольно об этом!
– Тебе ни к чему так сердиться.
Но он сердился. На себя. Сердился, испытывал растерянность, был не в ладах с самим собой. Хотел сказать Алексис, что Харри потерял к ней интерес и боялся её приезда. Что, если называть вещи своими именами, драгоценный братец разлюбил её. В другой ситуации Том не колебался бы и секунды, но тут была одна проблема.
Том боялся, что Харри отомстит ему, сказав Алексис об их гомосексуальной связи, продолжавшейся эти последние одинокие месяцы (такими они теперь казались Тому). Он не хотел, чтобы Алексис знала об этом. Он боялся, что она узнает правду, заранее испытывал стыд. Она сочтет его полным ничтожеством. И тогда он окончательно потеряет её.
Это непременно произойдет, если он не сумеет оправдать свое гомосексуальное поведение и доказать Алексис, что мотивы его действий были чисто корыстными. Что он осуществлял план, способный не только обелить его, но и сделать героем в её глазах. Тогда Харри может говорить ей что угодно, и это не будет иметь значения. Но что это за план? Он должен быть чертовски хорошим. Оригинальным. Блестящим.
– Том, в чем дело? – спросила Алексис. – У тебя такое странное лицо.
– Я думаю.
– О чем?
– О нас с тобой.
– Расскажи.
Он не мог. Куда бы ни сворачивали его мысли, все дороги вели к Харри. Том помнил обрывок их беседы, состоявшейся накануне приезда Алексис. Харри вкрадчиво произнес:
"Мы неплохо проводим время вдвоем, верно?"
Это время было ужасным, понял сейчас Том. Во всяком случае, с его точки зрения. Но, очевидно, Харри так не считал, он хотел продолжать их отношения. Он сам сказал это. Однако признался, что не хочет бросать Алексис. Он словно ощущал себя связанным с нею старой клятвой о том, что они станут летними людьми. Старой детской мечтой. Иначе почему бы Харри утверждал, что Алексис по-прежнему любит его, что он имеет преимущество во времени перед Томом в отношении её чувств?
Почти сорок три года, торжествующе сказал тогда Харри.
Том растерянно покачал головой.
Харри хотел иметь преимущество перед Томом в отношении Алексис. И одновременно преимущество перед Алексис в отношении Тома! Черт возьми, чего он добивается? Это казалось абсурдом. Чем-то нелепым. Тому пришла в голову ужасная мысль.
Харри хотел их обоих.
– Что случилось? – спросила Алексис. – Ты побелел.
– Мне страшно.
Но паника быстро прошла, он почувствовал, что кровь возвращается к его лицу, услышал биение сердца, ощутил искривившую губы улыбку.
– Почему? – спросила Алексис.
Том хотел ответить, но мысли крутились в его голове так быстро, что он не мог говорить связно. Он попытался сначала навести в них порядок. Он скажет Алексис о деньгах, деньгах Харри, и о том, как позволил Харри использовать его физически, потому что разработал план (да, это то, что требуется!). Для осуществления этого плана они оба должны некоторое время потакать причудливым сексуальным желаниям Харри. Потом – Том мысленно усмехнулся – потом никакого Харри не будет.
– Я боюсь, что нам, возможно, придется позволить Харри добиться
Не успев объяснить, что он имеет в виду, Том услышал, как в дверь тихо постучали. Дверь открылась, и в комнату вошел сам Харри. Когда он увидел интимную сценку, его лицо медленно расплылось в улыбке.
– Добиться? – Харри потер покрасневшие глаза. – Пока что я добился только того, что проснулся с жесточайшим похмельем. Если это можно назвать достижением. О чем вы говорите?
– Ни о чем, – сердито ответил Том.
Он был возмущен бесцеремонностью Харри. Подслушать их беседу, а потом ввалиться без приглашения! Каков наглец! Том почувствовал, что дрожит от ярости.
– Знаешь, – обратился Харри к Алексис, – с косой ты очень похожа на индеанку. Muy india, muy bonita. Я уже сто лет не видел, чтобы ты заплетала так волосы. Тебе это очень идет.
Вместо того, чтобы выразить недовольство вторжением брата и прогнать его отсюда, она сказала:
– Мне сегодня приснились мы оба. Мы снова стали детьми и катались на коньках по замерзшему озеру. Помнишь, какими холодными были зимы?
Харри сел на край кровати со стороны Алексис, совершенно не замечая Тома.
– Конечно, помню. Мы обмораживали носы. Да, то были дни невинности.
Тому показалось, что он просто не существует. Они не замечали его. Они ушли в свой собственный мир кровного родства, где нет места посторонним. Брат и сестра, друзья детства, любовники в зрелости, убийцы.
Том хотел убить Харри.
Он только сейчас осознал, как сильно хочет этого. И не только для того, чтобы безраздельно владеть Алексис, хотя этот момент был важным. Но не менее существенными были деньги, которые достанутся ему и Алексис, если Харри умрет. Он и Алексис – единственные наследники. Харри сам сказал ему это вскоре после приезда Тома в Испанию.
Приятная новость раскрылась, когда Харри отдал Тому двадцать пять тысяч фунтов, которые изначально обещал ему за помощь в липовом шантаже. Ввиду происшедшего двадцать пять тысяч казались Тому каплей в море. Особенно когда он думал о том, сколько денег досталось Харри в результате смерти Сары. Похоже, Харри недооценивает важную роль, сыгранную Томом в интриге с убийством.
– Я так не думаю, – сказал Харри.
– Ты позволишь мне указать на несколько важных моментов, которые ты упускаешь из виду?
– Пожалуйста.
– Хорошо, – сказал Том. – Если бы не я, тебе и Алексис не удалось бы совершить убийство безнаказанно. Если бы не я, полиция не арестовала бы Джинну. Если бы не я, Иэн не гнил бы сейчас в тюрьме. Если бы не я, ты не был бы сегодня чертовски богатым человеком. Я занимался любовью с Джинной и Алексис. Я обеспечил мотивы и алиби. Ты бы не смог провернуть это дело без меня. Я сыграл важную роль в его осуществлении. Что ты на это скажешь?
Харри только рассмеялся.
– Я обещал тебе двадцать пять тысяч и не прибавлю ни цента. Это мое последнее слово.
– Ты продолжаешь изумлять меня своей щедростью.
Харри к тому времени уже выпил полбутылки "перно".
– На самом деле я гораздо добрее, чем ты думаешь. Я включил тебя и Алексис в мое завещание. Пятьдесят на пятьдесят.
– Как бы не так.
– Клянусь Богом.
– Я верю насчет Алексис, – сказал Том. – Но меня?
– Не сомневайся. Тебя и мою сестру. Кому ещё я могу оставить деньги?
В конце концов Том поверил ему – не потому, что Харри был пьян. Самоуверенность Харри была так велика, что он считал себя вечным. Словно прочитав мысли Тома, Харри сказал:
– Естественно, я намерен пережить вас обоих.
Сейчас Том ломал голову над тем, знает ли Алексис о завещании брата, известно ли ей, что речь идет о миллионах фунтов (Сара оказалась богаче, чем думал Харри). Придется сказать ей все. Позже. Сейчас она и Харри отдались во власть их особой, личной ностальгии.
– Вчера я думал о Джулиане, – произнес Харри. – Она была славной старушкой, правда?
– Я помню её рассказы о том, как наш дедушка, Фрэнк, в годы сухого закона готовил джин в ванной.
– Эти истории возмущали маму.
– А что её не возмущало?
– Возможность быстро наварить баксы.
Алексис кивнула.
– Хотела бы я знать, жива ли сейчас Джулиана.
Судя по их лицам, они оба были сейчас где-то далеко. Если бы они посмотрели на Тома, то увидели бы на его лице такое же выражение.
Если Харри умрет.
Конечно, ему понадобится помощь Алексис…
53
Джинна в конце концов разыскала Джулиану Маринго.
Старуха, которой перевалило за девяносто, была ещё жива, хотя и почти ослепла. Когда Джинна нанесла ей первый визит, она находилась в сверкающем хромом и стеклом доме для престарелых вПилгрим-Лейке.
Поиски были долгими и порой заводили в тупик. К счастью, Джинна обладала отличной памятью, иначе она никогда бы не вспомнила, как называется место, где родились Алексис и Харри. Без этой информации ей было бы не за что зацепиться. Но удача оказалась на её стороне.
Сейчас девушка стояла в приемной дома престарелых. Она представилась деловитой женщине-администратору. Встреча с Джулианой была назначена на два тридцать, Джинна пришла чуть раньше.
– Вы подождете в гостиной для посетителей? – сказала дежурная. Миссис Маринго сейчас на процедурах. Вы скоро сможете её увидеть.
– Спасибо, – Джинна направилась в гостиную.
– Не забывайте, – крикнула вдогонку дежурная, – она – старая женщина и быстро устает.
– Я не забуду.
Джинна прошла в гостиную и села. Ей казалось, что уже в течение нескольких месяцев, после жестокого и несправедливого осуждения отца, она только и делала, что старалась вспомнить все об Алексис и Харри. Она упорно копалась в своей памяти, вытаскивая оттуда крохи информации, обрывки бесед, прежде казавшихся ничего не значащими, разрозненные факты, которые могли оказаться важными.
Она просеивала поток сведений, сортировала их, оценивала и взвешивала, складывала и вычитала, почти теряя рассудок в попытках отыскать ключ к отношениям этой пары, которые казались ей чем-то большим, нежели случайным знакомством. Чем-то гораздо большим.
Пока что она не добилась успеха, но не сдалась. Ее решимость только окрепла, стала более неистовой. В один прекрасный день, обещала себе Джинна, она им покажет, где раки зимуют.
Она знала, что её отец не убивал Сару. Как и она сама. Поэтому оставались только Алексис и Харри. То, что они были убийцами, ясно, как божий день. Но до подтверждения её подозрений и пересмотра дела ещё далеко.
Джулиана станет ниточкой, пусть даже весьма тонкой. Джинна надеялась, что старая женщина приподнимет завесу тайны, окутывавшую отношения юного Харри с его подругой Алексис (урожденной Стормс). Джинна чудесным образом вспомнила девичью фамилию Алексис. Конечно, она могла спросить Иэна, но не хотела обременять его своими опасениями, волновать проводимым ею расследованием. Ему и так было не по себе.
Джинна поняла причину этого, впервые приехав в Дартмур. Снаружи тюрьма выглядела, как серый лагерь с воротами времен наполеоновских войн и маячившими в тумане мрачными корпусами. Иэн сказал, что никому ещё не удалось совершить успешный побег из этого места, во что было легко поверить. Окрестности представляли из себя одно бескрайнее черное болото, где беглец не смог бы найти временное убежище.
В Дартмуре все было серым, включая одежду заключенных. Серые штаны, серый галстук, серая куртка. Только рубашка Иэна была голубой, как его глаза. Джинна радовалась тому, что отец страдал цветовой слепотой и не мог видеть свое собственное посеревшее лицо. За несколько недель, прошедших с его ареста по обвинению в убийстве Сары Маринго, он постарел лет на десять. Однако старался казаться бодрым, оптимистичным, скрыть от Джинны свою подавленность. Однако изможденное, серое лицо Иэна выдавало его.
– Привезти тебе что-нибудь? – спросила отца Джинна перед уходом. Тебе что-то нужно?
– Да. – Он помолчал и улыбнулся. – Я бы не назвал это предметом первой необходимости, но кое-что мне бы помогло.
– Да, папа? Что это?
– Канарейка.
В первый момент ей показалось, что она ослышалась. Девушка уставилась на отца.
– Ты сказал – канарейка?
Он уже улыбался во весь рот, демонстрируя почти детский энтузиазм.
– Нам разрешено держать в камерах маленьких птиц. Конечно, при условии, что мы будем кормить их и чистить клетки.
Может быть, у него слегка помутился рассудок из-за тягот заключения?
– Понимаю, – сказала Джинна.
– Я знаю, что это звучит странно, но ты не представляешь, как одиноко здесь может быть. Особенно по ночам, когда свет выключен. Живая, дышащая канарейка… это уже общество.
Джинна поцеловала отца в щеку, сдерживая слезы.
– Я привезу тебе её через месяц. Обещаю.
– Пожалуй, я назову её Рудольфом.
– Кто такой Рудольф?
– Знакомый из Цюриха. Он много щебетал, но никогда не говорил ничего путного.
Возвращаясь на поезде в Лондон, Джинна записала в блокнот слово «канарейка», откинула голову на высокую спинку сиденья и предалась размышлениям.
Она вспомнила свою первую встречу с Сарой и Харри Маринго, происшедшую во время рождества в Сент-Морице, когда ясным, холодным днем после катания на лыжах Иэн повел её и Алексис в "Чеза Веглиа". Они заказали горячие напитки, чтобы согреться. Девушка и сейчас ощущала аромат дымящегося citron presse, видела Алексис, потягивавшую подогретый кларет, когда она, Джинна, спросила Харри, где он родился.
Почему этот вопрос так встревожил Алексис?
Джинна вспомнила явную растерянность мачехи и спросила себя, не было ли это связано с признанием Алексис, что она родилась в том же провинциальном городке, что и Харри – Пилгрим-Лейке. Название показалось Джинне романтичным, и она сказала об этом. Но, возможно, Алексис не находила ничего романтичного в том, что она выросла, по словам Харри, в маленьком, захолустном, ничем не примечательном городке на окраине штата Нью-Йорка.
Вряд ли ты найдешь его на карте, сказал тогда Харри.
Стыдилась ли Алексис своего скромного происхождения? – подумала Джинна, приближаясь к Лондону. Однако согласно прозвучавшим в тот день воспоминаниям Харри семья Алексис процветала и пользовалась уважением в Пилгрим-Лейке, её отец был успешным адвокатом и героем войны, а мать красивой женщиной, которая рано умерла, заранее позаботившись об отправке дочери в престижную швейцарскую школу. Черт возьми, чего тут можно стыдиться?
Сойдя с поезда на Паддингтонском вокзале и спустившись в метро, Джинна все ещё размышляла об этом. Во время пересадки на Оксфорд-секес ей пришла в голову одна мысль: что, если по какой-то причине Алексис солгала насчет своего происхождения? Но это казалось маловероятным, неправдоподобным и означало бы, что Харри тоже врет. Зачем? Что им приходится скрывать? Джинна понятия не имела об этом, но загадка интриговала её, и девушка решила отыскать ответы.
С того дня прошло пять месяцев.
Пока что все её старания разыскать родных Алексис оказывались бесплодными. В мэрии Пилгрим-Лейка отсутствовали соответствующие записи и какие-либо упоминания о Стормсах. Возможно, Алексис родилась в другом месте и переехала в Пилгрим-Лейк в раннем детстве, подумала Джинна. В таком случае она должна была оставить следы в одной из местных школ. Снова пустота. Алексис Стормс там не училась. В городских архивах Стормсы не значились.
Это обстоятельство насторожило Джинну, и она переключила свою энергию на поиски семьи Харри Маринго. Здесь ей повезло больше. Да, когда-то существовал "Универсальный магазин Маринго", сообщили девушке в коммерческой палате Пилгрим-Лейка. Но это было очень давно. Теперь на этом месте стоял большой современный супермаркет. Что касается самих Маринго, то в живых осталась только миссис Джулиана, недавно отправившаяся в дом для престарелых.
Попытки Джинны связаться с Джулианой Маринго по почте оказались безуспешными. Медики сообщили девушке, что миссис Маринго сейчас девяносто три года, она страдает артритом и старческим слабоумием, поэтому не может отвечать на письма. В состоянии ли она принимать посетителей? Да, если гость не задержится надолго и не будет чрезмерно волновать пациентку, нуждающуюся в отдыхе.
Именно тогда Джинна поняла, что ей следует сделать. Она купила билет на рейс компании «БОАС» до Нью-Йорка, собрала вещи и в отсутствие Алексис и миссис Кук выскользнула из дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Ты мне очень нравишься. Этой ночью ты был так нежен. Все было чудесно.
– Это звучит скучно.
– Пожалуйста, Том. – Она положила руку ему на плечо. – Не надо меня ненавидеть. Я лишь стараюсь говорить правду. Не хочу тебе лгать.
– Я бы предпочел услышать ложь.
– Не думаю.
Он отступил.
– Может быть, ты права.
– Я бы тоже предпочла, что ты не лгал, – сказала она. – Если тебе что-то известно о Харри, скажи мне.
У него снова сжалось сердце.
– Мне нечего сказать.
– Зато мне – есть.
– Да? – Он постарался придать голосу небрежное звучание. – И что же?
– В начале вчерашнего вечера я забралась в комнату Харри. Перед тем, как мы отправились обедать. Я увидела пустую бутылку «перно», два бокала, две смятые подушки. Что происходит, Том? У Харри есть подружка?
Том начал делать приседания на кровати.
– Тебе предстоит узнать многое об алкоголиках – вот все, что я могу сказать.
Она, похоже, искренне заинтересовалась.
– Например?
– У них бывают странные привычки, – сказал он в промежутке между вдохами. – Например, они порой пользуются одновременно двумя бокалами. Понимаешь, они забывают, где поставили первый, поэтому идут за вторым. Третьим. Восьмым. Иногда комната Харри выглядит так, словно накануне там кутили двадцать человек. Ты удовлетворена моим ответом?
– Отчасти.
Том замер, не закончив приседание.
– Неужели тебя всерьез занимает тайна двух бокалов? Не может быть, чтобы ты до сих пор думала об этом.
– Они оба были использованными, – неуверенно сказала она.
– У Харри нет подружки. Просто он – человек, который пьет из двух бокалов, спит на двух подушках и, вероятно, проснется сегодня с парой голов. И довольно об этом!
– Тебе ни к чему так сердиться.
Но он сердился. На себя. Сердился, испытывал растерянность, был не в ладах с самим собой. Хотел сказать Алексис, что Харри потерял к ней интерес и боялся её приезда. Что, если называть вещи своими именами, драгоценный братец разлюбил её. В другой ситуации Том не колебался бы и секунды, но тут была одна проблема.
Том боялся, что Харри отомстит ему, сказав Алексис об их гомосексуальной связи, продолжавшейся эти последние одинокие месяцы (такими они теперь казались Тому). Он не хотел, чтобы Алексис знала об этом. Он боялся, что она узнает правду, заранее испытывал стыд. Она сочтет его полным ничтожеством. И тогда он окончательно потеряет её.
Это непременно произойдет, если он не сумеет оправдать свое гомосексуальное поведение и доказать Алексис, что мотивы его действий были чисто корыстными. Что он осуществлял план, способный не только обелить его, но и сделать героем в её глазах. Тогда Харри может говорить ей что угодно, и это не будет иметь значения. Но что это за план? Он должен быть чертовски хорошим. Оригинальным. Блестящим.
– Том, в чем дело? – спросила Алексис. – У тебя такое странное лицо.
– Я думаю.
– О чем?
– О нас с тобой.
– Расскажи.
Он не мог. Куда бы ни сворачивали его мысли, все дороги вели к Харри. Том помнил обрывок их беседы, состоявшейся накануне приезда Алексис. Харри вкрадчиво произнес:
"Мы неплохо проводим время вдвоем, верно?"
Это время было ужасным, понял сейчас Том. Во всяком случае, с его точки зрения. Но, очевидно, Харри так не считал, он хотел продолжать их отношения. Он сам сказал это. Однако признался, что не хочет бросать Алексис. Он словно ощущал себя связанным с нею старой клятвой о том, что они станут летними людьми. Старой детской мечтой. Иначе почему бы Харри утверждал, что Алексис по-прежнему любит его, что он имеет преимущество во времени перед Томом в отношении её чувств?
Почти сорок три года, торжествующе сказал тогда Харри.
Том растерянно покачал головой.
Харри хотел иметь преимущество перед Томом в отношении Алексис. И одновременно преимущество перед Алексис в отношении Тома! Черт возьми, чего он добивается? Это казалось абсурдом. Чем-то нелепым. Тому пришла в голову ужасная мысль.
Харри хотел их обоих.
– Что случилось? – спросила Алексис. – Ты побелел.
– Мне страшно.
Но паника быстро прошла, он почувствовал, что кровь возвращается к его лицу, услышал биение сердца, ощутил искривившую губы улыбку.
– Почему? – спросила Алексис.
Том хотел ответить, но мысли крутились в его голове так быстро, что он не мог говорить связно. Он попытался сначала навести в них порядок. Он скажет Алексис о деньгах, деньгах Харри, и о том, как позволил Харри использовать его физически, потому что разработал план (да, это то, что требуется!). Для осуществления этого плана они оба должны некоторое время потакать причудливым сексуальным желаниям Харри. Потом – Том мысленно усмехнулся – потом никакого Харри не будет.
– Я боюсь, что нам, возможно, придется позволить Харри добиться
Не успев объяснить, что он имеет в виду, Том услышал, как в дверь тихо постучали. Дверь открылась, и в комнату вошел сам Харри. Когда он увидел интимную сценку, его лицо медленно расплылось в улыбке.
– Добиться? – Харри потер покрасневшие глаза. – Пока что я добился только того, что проснулся с жесточайшим похмельем. Если это можно назвать достижением. О чем вы говорите?
– Ни о чем, – сердито ответил Том.
Он был возмущен бесцеремонностью Харри. Подслушать их беседу, а потом ввалиться без приглашения! Каков наглец! Том почувствовал, что дрожит от ярости.
– Знаешь, – обратился Харри к Алексис, – с косой ты очень похожа на индеанку. Muy india, muy bonita. Я уже сто лет не видел, чтобы ты заплетала так волосы. Тебе это очень идет.
Вместо того, чтобы выразить недовольство вторжением брата и прогнать его отсюда, она сказала:
– Мне сегодня приснились мы оба. Мы снова стали детьми и катались на коньках по замерзшему озеру. Помнишь, какими холодными были зимы?
Харри сел на край кровати со стороны Алексис, совершенно не замечая Тома.
– Конечно, помню. Мы обмораживали носы. Да, то были дни невинности.
Тому показалось, что он просто не существует. Они не замечали его. Они ушли в свой собственный мир кровного родства, где нет места посторонним. Брат и сестра, друзья детства, любовники в зрелости, убийцы.
Том хотел убить Харри.
Он только сейчас осознал, как сильно хочет этого. И не только для того, чтобы безраздельно владеть Алексис, хотя этот момент был важным. Но не менее существенными были деньги, которые достанутся ему и Алексис, если Харри умрет. Он и Алексис – единственные наследники. Харри сам сказал ему это вскоре после приезда Тома в Испанию.
Приятная новость раскрылась, когда Харри отдал Тому двадцать пять тысяч фунтов, которые изначально обещал ему за помощь в липовом шантаже. Ввиду происшедшего двадцать пять тысяч казались Тому каплей в море. Особенно когда он думал о том, сколько денег досталось Харри в результате смерти Сары. Похоже, Харри недооценивает важную роль, сыгранную Томом в интриге с убийством.
– Я так не думаю, – сказал Харри.
– Ты позволишь мне указать на несколько важных моментов, которые ты упускаешь из виду?
– Пожалуйста.
– Хорошо, – сказал Том. – Если бы не я, тебе и Алексис не удалось бы совершить убийство безнаказанно. Если бы не я, полиция не арестовала бы Джинну. Если бы не я, Иэн не гнил бы сейчас в тюрьме. Если бы не я, ты не был бы сегодня чертовски богатым человеком. Я занимался любовью с Джинной и Алексис. Я обеспечил мотивы и алиби. Ты бы не смог провернуть это дело без меня. Я сыграл важную роль в его осуществлении. Что ты на это скажешь?
Харри только рассмеялся.
– Я обещал тебе двадцать пять тысяч и не прибавлю ни цента. Это мое последнее слово.
– Ты продолжаешь изумлять меня своей щедростью.
Харри к тому времени уже выпил полбутылки "перно".
– На самом деле я гораздо добрее, чем ты думаешь. Я включил тебя и Алексис в мое завещание. Пятьдесят на пятьдесят.
– Как бы не так.
– Клянусь Богом.
– Я верю насчет Алексис, – сказал Том. – Но меня?
– Не сомневайся. Тебя и мою сестру. Кому ещё я могу оставить деньги?
В конце концов Том поверил ему – не потому, что Харри был пьян. Самоуверенность Харри была так велика, что он считал себя вечным. Словно прочитав мысли Тома, Харри сказал:
– Естественно, я намерен пережить вас обоих.
Сейчас Том ломал голову над тем, знает ли Алексис о завещании брата, известно ли ей, что речь идет о миллионах фунтов (Сара оказалась богаче, чем думал Харри). Придется сказать ей все. Позже. Сейчас она и Харри отдались во власть их особой, личной ностальгии.
– Вчера я думал о Джулиане, – произнес Харри. – Она была славной старушкой, правда?
– Я помню её рассказы о том, как наш дедушка, Фрэнк, в годы сухого закона готовил джин в ванной.
– Эти истории возмущали маму.
– А что её не возмущало?
– Возможность быстро наварить баксы.
Алексис кивнула.
– Хотела бы я знать, жива ли сейчас Джулиана.
Судя по их лицам, они оба были сейчас где-то далеко. Если бы они посмотрели на Тома, то увидели бы на его лице такое же выражение.
Если Харри умрет.
Конечно, ему понадобится помощь Алексис…
53
Джинна в конце концов разыскала Джулиану Маринго.
Старуха, которой перевалило за девяносто, была ещё жива, хотя и почти ослепла. Когда Джинна нанесла ей первый визит, она находилась в сверкающем хромом и стеклом доме для престарелых вПилгрим-Лейке.
Поиски были долгими и порой заводили в тупик. К счастью, Джинна обладала отличной памятью, иначе она никогда бы не вспомнила, как называется место, где родились Алексис и Харри. Без этой информации ей было бы не за что зацепиться. Но удача оказалась на её стороне.
Сейчас девушка стояла в приемной дома престарелых. Она представилась деловитой женщине-администратору. Встреча с Джулианой была назначена на два тридцать, Джинна пришла чуть раньше.
– Вы подождете в гостиной для посетителей? – сказала дежурная. Миссис Маринго сейчас на процедурах. Вы скоро сможете её увидеть.
– Спасибо, – Джинна направилась в гостиную.
– Не забывайте, – крикнула вдогонку дежурная, – она – старая женщина и быстро устает.
– Я не забуду.
Джинна прошла в гостиную и села. Ей казалось, что уже в течение нескольких месяцев, после жестокого и несправедливого осуждения отца, она только и делала, что старалась вспомнить все об Алексис и Харри. Она упорно копалась в своей памяти, вытаскивая оттуда крохи информации, обрывки бесед, прежде казавшихся ничего не значащими, разрозненные факты, которые могли оказаться важными.
Она просеивала поток сведений, сортировала их, оценивала и взвешивала, складывала и вычитала, почти теряя рассудок в попытках отыскать ключ к отношениям этой пары, которые казались ей чем-то большим, нежели случайным знакомством. Чем-то гораздо большим.
Пока что она не добилась успеха, но не сдалась. Ее решимость только окрепла, стала более неистовой. В один прекрасный день, обещала себе Джинна, она им покажет, где раки зимуют.
Она знала, что её отец не убивал Сару. Как и она сама. Поэтому оставались только Алексис и Харри. То, что они были убийцами, ясно, как божий день. Но до подтверждения её подозрений и пересмотра дела ещё далеко.
Джулиана станет ниточкой, пусть даже весьма тонкой. Джинна надеялась, что старая женщина приподнимет завесу тайны, окутывавшую отношения юного Харри с его подругой Алексис (урожденной Стормс). Джинна чудесным образом вспомнила девичью фамилию Алексис. Конечно, она могла спросить Иэна, но не хотела обременять его своими опасениями, волновать проводимым ею расследованием. Ему и так было не по себе.
Джинна поняла причину этого, впервые приехав в Дартмур. Снаружи тюрьма выглядела, как серый лагерь с воротами времен наполеоновских войн и маячившими в тумане мрачными корпусами. Иэн сказал, что никому ещё не удалось совершить успешный побег из этого места, во что было легко поверить. Окрестности представляли из себя одно бескрайнее черное болото, где беглец не смог бы найти временное убежище.
В Дартмуре все было серым, включая одежду заключенных. Серые штаны, серый галстук, серая куртка. Только рубашка Иэна была голубой, как его глаза. Джинна радовалась тому, что отец страдал цветовой слепотой и не мог видеть свое собственное посеревшее лицо. За несколько недель, прошедших с его ареста по обвинению в убийстве Сары Маринго, он постарел лет на десять. Однако старался казаться бодрым, оптимистичным, скрыть от Джинны свою подавленность. Однако изможденное, серое лицо Иэна выдавало его.
– Привезти тебе что-нибудь? – спросила отца Джинна перед уходом. Тебе что-то нужно?
– Да. – Он помолчал и улыбнулся. – Я бы не назвал это предметом первой необходимости, но кое-что мне бы помогло.
– Да, папа? Что это?
– Канарейка.
В первый момент ей показалось, что она ослышалась. Девушка уставилась на отца.
– Ты сказал – канарейка?
Он уже улыбался во весь рот, демонстрируя почти детский энтузиазм.
– Нам разрешено держать в камерах маленьких птиц. Конечно, при условии, что мы будем кормить их и чистить клетки.
Может быть, у него слегка помутился рассудок из-за тягот заключения?
– Понимаю, – сказала Джинна.
– Я знаю, что это звучит странно, но ты не представляешь, как одиноко здесь может быть. Особенно по ночам, когда свет выключен. Живая, дышащая канарейка… это уже общество.
Джинна поцеловала отца в щеку, сдерживая слезы.
– Я привезу тебе её через месяц. Обещаю.
– Пожалуй, я назову её Рудольфом.
– Кто такой Рудольф?
– Знакомый из Цюриха. Он много щебетал, но никогда не говорил ничего путного.
Возвращаясь на поезде в Лондон, Джинна записала в блокнот слово «канарейка», откинула голову на высокую спинку сиденья и предалась размышлениям.
Она вспомнила свою первую встречу с Сарой и Харри Маринго, происшедшую во время рождества в Сент-Морице, когда ясным, холодным днем после катания на лыжах Иэн повел её и Алексис в "Чеза Веглиа". Они заказали горячие напитки, чтобы согреться. Девушка и сейчас ощущала аромат дымящегося citron presse, видела Алексис, потягивавшую подогретый кларет, когда она, Джинна, спросила Харри, где он родился.
Почему этот вопрос так встревожил Алексис?
Джинна вспомнила явную растерянность мачехи и спросила себя, не было ли это связано с признанием Алексис, что она родилась в том же провинциальном городке, что и Харри – Пилгрим-Лейке. Название показалось Джинне романтичным, и она сказала об этом. Но, возможно, Алексис не находила ничего романтичного в том, что она выросла, по словам Харри, в маленьком, захолустном, ничем не примечательном городке на окраине штата Нью-Йорка.
Вряд ли ты найдешь его на карте, сказал тогда Харри.
Стыдилась ли Алексис своего скромного происхождения? – подумала Джинна, приближаясь к Лондону. Однако согласно прозвучавшим в тот день воспоминаниям Харри семья Алексис процветала и пользовалась уважением в Пилгрим-Лейке, её отец был успешным адвокатом и героем войны, а мать красивой женщиной, которая рано умерла, заранее позаботившись об отправке дочери в престижную швейцарскую школу. Черт возьми, чего тут можно стыдиться?
Сойдя с поезда на Паддингтонском вокзале и спустившись в метро, Джинна все ещё размышляла об этом. Во время пересадки на Оксфорд-секес ей пришла в голову одна мысль: что, если по какой-то причине Алексис солгала насчет своего происхождения? Но это казалось маловероятным, неправдоподобным и означало бы, что Харри тоже врет. Зачем? Что им приходится скрывать? Джинна понятия не имела об этом, но загадка интриговала её, и девушка решила отыскать ответы.
С того дня прошло пять месяцев.
Пока что все её старания разыскать родных Алексис оказывались бесплодными. В мэрии Пилгрим-Лейка отсутствовали соответствующие записи и какие-либо упоминания о Стормсах. Возможно, Алексис родилась в другом месте и переехала в Пилгрим-Лейк в раннем детстве, подумала Джинна. В таком случае она должна была оставить следы в одной из местных школ. Снова пустота. Алексис Стормс там не училась. В городских архивах Стормсы не значились.
Это обстоятельство насторожило Джинну, и она переключила свою энергию на поиски семьи Харри Маринго. Здесь ей повезло больше. Да, когда-то существовал "Универсальный магазин Маринго", сообщили девушке в коммерческой палате Пилгрим-Лейка. Но это было очень давно. Теперь на этом месте стоял большой современный супермаркет. Что касается самих Маринго, то в живых осталась только миссис Джулиана, недавно отправившаяся в дом для престарелых.
Попытки Джинны связаться с Джулианой Маринго по почте оказались безуспешными. Медики сообщили девушке, что миссис Маринго сейчас девяносто три года, она страдает артритом и старческим слабоумием, поэтому не может отвечать на письма. В состоянии ли она принимать посетителей? Да, если гость не задержится надолго и не будет чрезмерно волновать пациентку, нуждающуюся в отдыхе.
Именно тогда Джинна поняла, что ей следует сделать. Она купила билет на рейс компании «БОАС» до Нью-Йорка, собрала вещи и в отсутствие Алексис и миссис Кук выскользнула из дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51