– Николь? Вы дома?
Мак. Николь рывком села и растерянно поморгала. Что ему здесь надо? Она покосилась на электронный циферблат у кровати. Ровно семь.
О господи! Неужели он пришел на то самое свидание?
Николь задумалась. Весь ее домик тонет в темноте, не горит ни одна лампа. Если не производить ни звука, ему придется уйти ни с чем. Прекрасно. Хоть всю ночь просидит тихо как мышка, но не встретится с Квином Макгратом лицом к лицу.
Подобрав ноги к животу, медленно, чтобы не прошуршало, Ник подтянула простыню под подбородок, стараясь не вспоминать, с каким удовольствием этим самым утром думала о предстоящем свидании.
Прогулка по пляжу и долгая любовь...
Ушел, хорошо. Она победила. Но придется поддерживать затемнение всю ночь. Он может увидеть ее окна из своего номера.
Николь выскользнула из постели и вгляделась в темноту. В животе заурчало, напоминая, что весь ее день нынче прошел без еды.
С затаенным дыханием, остерегаясь произвести малейший звук, Ник схватила первое, что валялось сверху в корзине для грязного белья, – синюю блузку на лямочках, которую она носила вчера. Мак. Его руки на этой самой блузке... Николь стало грустно, даже как будто заболело внутри. Но все равно она натянула через голову скудный клочок шелка.
Нужно найти что-нибудь поесть.
На ощупь пробравшись в открытую кухню, Ник чуть-чуть приоткрыла холодильник и заглянула внутрь. Три бутылки «Короны» – это с позапрошлой недели, тогда Салли с братом навестили ее. Молоко вчерашнее. Салат что-то побурел. От одной мысли о твороге тошнит.
Николь с отвращением захлопнула дверцу и переключилась на морозильник.
Мороженое. Она вытащила полулитровый картонный стакан, подцепила ногтем крышку и поднесла добычу к слабой внутренней лампочке для пристального рассмотрения. Инея нет, и почти полон.
Осторожно вытянула ящик со столовыми приборами, аккуратно взяла оттуда ложку и снова закрыла ящик, не произведя ни шороха.
За застекленными раздвижными дверями начала свой неспешный путь над черным горизонтом луна, бросила на воды залива серебряную ленту. Это призыв для Николь. Она сядет на темном дворике, будет дышать сладким тропическим воздухом и есть этот вкусный ужин. Квин не сможет различить ее в тени. Разве что направит в ее сторону прожектор, да и то понадобится бинокль, пожалуй.
А ведь с него станется.
– В самом деле, – шептала Ник, осторожно отодвигая дверь и направляясь к любимому плетеному креслу. – Что за надутое ничтожество! – Она вонзила в содержимое стаканчика ложку. – Я, видите ли, должна выбросить из головы, зачем он явился сюда, вырядиться, как куколка, и отправиться с ним на кукольное свидание. – Она засунула полную ложку в рот и оставила ее там, давая нежной смеси какао, бананов и орехов плавиться на языке. Со стоном закинула голову назад и закрыла глаза: внутренний спор не утихал. – Решил, будто он такой неотразимый соблазнитель, что ради него я напялю самое лучшее, схвачу пачку надушенных презервативов и понесусь обедать с ним?
– Это зависит он того, чем пахнут презервативы.
Николь с воплем вскочила, и мороженое полетело на пол. Она Повернулась к темному углу, где должно было стоять еще одно кресло. Лунный свет блеснул на прекрасных зубах, открытых в улыбке.
– Какого черта вы здесь делаете? – возмутилась Ник.
Он пододвинулся ближе – на едва освещенном лице появилось насмешливое выражение.
– Я не хотел пугать вас. Думал, вы сейчас вернетесь домой. У нас ведь...
– Вы сошли с ума, если считаете, что я стану проводить время с...
– ...с надутым ничтожеством. Возможно, это повышение, ведь раньше я был нахалом с толстым кошельком. А что это я вроде бы слышал про неотразимого соблазнителя?
Уставившись на непрошеного гостя, Николь дала глазам приспособиться к освещению настолько, чтобы разглядеть белую рубашку с пристегнутыми кончиками воротника и закатанными выше локтей рукавами.
Не сводя глаз с Квина, она наклонилась поднять стаканчик с мороженым. Взгляд Квина сместился вниз, неторопливо путешествуя по ее телу. Николь, вздрогнув, вспомнила, в чем она сейчас. Обтягивающая, весьма откровенная блузка и белые кружевные трусики.
– По-вашему, так надо наряжаться для торжественного случая? – усмехнулся он. – Не то чтобы мне это не нравилось. Но очень уж... непринужденно.
Не собираясь смущаться, Николь выпрямилась. В другое время она бы закрылась руками или одернула очень уж нескромную блузку. Но что-то было в Макграте, заставляющее ее стоять перед ним полуголой, и пусть его пускает слюнки.
Она показала ему стакан:
– Я ужинаю с фирмой «Бен и Джерри».
– И не хотите пригласить меня присоединиться?
– Вообще-то... – Она вытащила полную ложку и поднесла ко рту. Лизнула мороженое, искоса следя за его реакцией на чувственное движение. Прикрыла глаза и томно вздохнула. Проглотила мороженое и открыла глаза опять. – Нет.
Он отклонился назад, в глубокую тень. Николь вернулась в кресло и принялась трудиться над следующей ложкой. Вкусное мороженое никогда не доставляло ей такого развлечения.
– Почему вы не сказали мне, что «Морской ветерок» построен вашим прадедом?
Ложка застыла, будто мороженое превратилось в камень.
– Как вы узнали?
– Поговорил с местными.
Все удовольствие поддразнить мужчину исчезло. Нечего ему знать, почему гостиница так много значит для нее.
– Это уже история, – спокойно ответила она, прилежно набирая в ложку очередную порцию мороженого, – старые дела.
– Ага. И поэтому для вас так важно сохранить гостиницу в своих руках. Дом связывает вас с отцом, умершим, когда вы были маленькой девочкой.
Николь со стуком поставила стакан на столик и вперила в противника гневный взгляд.
– Какое вам до этого дело, господин капиталист? Для вас это просто участок на берегу океана, из которого можно извлечь кучу денег. Ни мое прошлое, ни моя семья не имеют к этому отношения.
– Может быть. А может, и нет. – Голос из темноты смягчился, и послышалось шуршание кресла, пододвигаемого ближе, туда, где лунный луч высветил знакомые черты. – Нужно все стороны сделки принимать во внимание.
Девушка свернулась в кресле, подобрав обнаженные ноги под себя.
К ее удивлению, Ник протянул руку и коснулся ее, посылая электрические сигналы сквозь все ее тело.
– Вы потому купили курортную гостиницу, что ее строил ваш предок?
– Я купила ее потому, что она многое для меня значила. Живое сердце острова. Душа городка, принявшего меня малюткой-сиротой. То, что здесь труд моего прадедушки... ну, это тоже имеет значение. – Она встала: подальше от него, а то что-то кружится голова. – Вы не поймете.
Но Квин уже стоял прямо перед ней, и запах его лосьона смешивался с ароматом влажного морского воздуха.
– Я отлично понимаю вас. Мой отец был строителем, – тихо проговорил Квин, приподняв локон ее волос и задумчиво играя им. – Он придумывал и возводил прекрасные дома. Я работал вместе с братьями и с ним каждое лето с тех пор, как смог надеть инструментальный пояс. В поте лица мы стучали молотками, таскали панели, заливали бетон, клали мостовые плиты. И то, что получалось, стоило миллион и выглядело на десять, и здорово было думать: «А ведь я строил это».
Пораженная этой речью, Николь молча глядела на него.
Уронив локон, он взялся за другой, пододвинувшись еще ближе, почти вплотную к голым ногам и мало что прикрывающей блузке. Николь задержала дыхание, а он продолжал:
– Однако папа считал, что строить дома для богатых – это не то, к чему стоит стремиться в жизни. Он хотел, чтобы мы, его дети, в таких домах жили, носили белые воротнички и работали головой, а не руками. Вот и выпер нас всех – Кама, Колина и меня – на такую жизненную дорогу, по которой идут с чистыми ногтями и в отглаженных костюмах.
– И вы достигли небывалого успеха в жизни, – с трудом выговорила Николь.
– По папиному мнению, да. Но я умею уважать созданное вашим прадедом – и то, что вы пытаетесь сделать.
Надежда зажглась в сердце Ник, но она не была способна сейчас насладиться ею. Сила мужского желания угнетала ее, она задыхалась. Свободная от локона рука уже уверенно держала Николь за талию, губы находились в паре дюймов от ее лица.
Кровь прилила к напрягшимся грудям, между ног будто завязался тугой узел. Она взглянула ему в глаза, потом ниже, на прекрасный, жаждущий рот.
– Мне очень хочется поцеловать тебя. – Лицо Квина приблизилось, теплое дыхание согревало. – Сейчас.
Николь закрыла глаза, и в одно мгновение Квин приник к ее раскрывшимся губам.
– Ммм. Лестной орех, – глухо пробормотал он. – И бананы.
Николь хотела засмеяться, но вышел стон, а Квин прижимал ее к стене плотнее, гладя нагие бедра. Повинуясь инстинкту, она изогнулась, чтобы быть ближе к нему. Слабый голосок разума протестующе поскуливал где-то внутри, но шум волнующейся крови успешно его заглушал.
– Почему... – Она вовсе не хотела произносить это вслух.
– А почему бы и нет?
– Потому что... – Объяснение прервалось. Как можно говорить и что-то доказывать, когда ласкающие губы уже на твоей шее и опасно приближаются к груди. – Вы... Ты... враг...
Он потянул за лямку блузки, снимая ее с плеча. Ткань сползла ниже, и язык коснулся открывшейся кожи. Николь громко втянула воздух. Рука Квина гладила ее талию, грудь... На мучительную секунду подушечка большого пальца соприкоснулась с соском.
Поцелуи медленно, извилистой тропой поднимались к ее ключице, вверх по шее, под самое ухо, ко рту.
– Я не враг тебе, я Мак. А ты – Леди в Синем. Помнишь? – Он скользнул рукой по ее животу и потеребил шелковый краешек трусов.
– Квин, – выдохнула она.
– Мак. А ты – моя Леди. – Рука поползла ниже, опасно, восхитительно ниже... – Я отозвался на объявление.
Невозможно дышать, невозможно думать... Она приподнялась на цыпочки, и его рот накрыл ее губы, а язык начал двигаться: внутрь – наружу, внутрь – наружу. Медленно, пробуждая страсть, сводя с ума.
– Милая, милая моя Леди в Синем! В объявлении говорилось о другом путешествии в небеса?
Николь только простонала, теряя голову от сокрушительного удовольствия.
– Ага...
– Так поехали!

Глава седьмая

– Нет.
Дошло до него не сразу. Слишком сладка эта шелковистая кожа... Желание томит, и мутятся чувства...
Она вывернулась из его рук.
– Я не намерена спать с вами.
Квин застыл.
– Вот спать мы не будем, гарантирую.
– Я не иду с вами в постель.
Квин почувствовал, как от разочарования ему делается плохо.
– Зачем нам постель, дорогая? Прекрасно можем остаться прямо здесь.
Ее губы изогнулись – слава богу – в улыбке, и наконец-то она открыла глаза и встретилась с ним взглядом.
– Я не собираюсь заниматься с вами любовью, Квин.
Заниматься любовью. Точное выражение.
– Я же сказал, что я Мак.
– Думаете, это что-нибудь меняет? – негромко спросила она. – Хотите изобразить другого человека? По-вашему, если мы поваляемся вместе в кровати, или на полу, или где-нибудь еще, это сделает иными наши отношения?
– Ну, если так... – Зацепив пальцем лямку ее блузки, он медленно водворил ее на место. – Право же, плакать хочется.
Она усмехнулась, и звук ее смеха согрел его. Как здорово это слышать!
Но как же хочется ее – до боли. Желание буквально сотрясало его. Он прерывисто вздохнул и прикрыл глаза.
– Вы очень сексуальный кровельщик, мисс Уайтейкер. Однако я вполне способен справиться с собой и не нападать на вас. Мне пообещали свидание с леди, и я за ним пришел. И хочу получить. – Не дав ей возразить, Квин добавил: – Согласен, никуда не пойдем. Но поговорить-то мы можем?
– Поговорить у нас не получается. Мы спорим или...
Квин мог найти миллион слов.
– ...играем, – закончил он за нее, улыбаясь. – Но почему бы не попробовать вести себя прилично и цивилизованно? Поедим прямо здесь и побеседуем.
– У меня ничего нет.
– Закажем пиццу.
– Нет.
– Тогда я что-нибудь приготовлю. Я хорошо умею готовить.
– В кухне пусто, и вам... вам следует...
Квин покосился на соблазнительный недостаток одежды.
– Мне бы не хотелось этого предлагать, но, может быть, вы все-таки накинете что-нибудь еще? Не надо перебарщивать – какие-нибудь шорты, скажем. Просто для того, чтобы я мог оставаться человеком и не превращаться в истекающего слюнями идиота.
Ослепительная улыбка, казалось, осветила все вокруг, заставив сжаться его сердце. Коснуться ее губ, встретить ее глаза...
– Вы так красивы, Николь, – невольно вырвалось у него.
Глаза удивленно расширились: этого комплимента она не ожидала.
– Спасибо, – прошептала девушка.
Он поцеловал ее в лоб. Как настоящий джентльмен.
– Я придумаю что-нибудь насчет ужина.
– Дайте мне несколько минут. Я бы хотела принять душ.
Ох! Николь совсем без одежды, мокрая, покрытая мыльной пеной...
– Я тоже хочу. – Он показал в улыбке зубы. – Холодный.
Она ткнула в него пальцем:
– Вы остаетесь здесь.
Он обхватил палец, зажав в кулак, и положил этот кулак на свое сердце.
– Честное скаутское.
– Успеха на кухне, – сказала она, ускользая. – Приготовьтесь к разочарованию.
– Приготовьтесь приятно удивиться, – пообещал Квин. Повернулся, чтобы следить, как она двигается, облитая лунным светом и похожая на драгоценное произведение искусства.
И в первый раз после того, как вошел утром в ее кабинет, Квин вспомнил, с какой мыслью пробуждался каждый день с того удивительного момента, когда встретил Леди в Синем.
Она суждена мне.
Горячая вода обнимала Николь почти так, как она бы хотела, чтобы Квин делал это. Всю ее, все ее тело.
Никогда еще она не реагировала на мужчину подобным образом. И не подозревала даже, что на такое способна.
Она закрутила кран и расчесала щеткой мокрые волосы, затем нанесла немного румян. Очень уж бледна. Чуть-чуть оттенить ресницы – и никакой губной помады. Она решительно застегнула косметичку. Все. Я не на свидание иду.
Бюстгальтер, простая белая футболка и трикотажные тренировочные штаны. Решительно затянув поясной шнурок, она подумала, не завязать ли его тугим узлом. Пояс целомудрия как бы.
Не забывать, кто он и что он. Магнат с толстым кошельком и с бульдозерами, чтобы снести «Морской ветерок» до основания.
Уставившись в зеркало, Николь сурово увещевала себя помнить это. Но в голову все время лезли его настойчивые ласки, нетерпеливый рот на жаждущей груди.
Вы так красивы, Николь.
Предатель. Николь улыбнулась своему отражению. Она не собирается играть с ним в эти игры. Ни с кем вообще, а уж с ним – в особенности.
Вы очень сексуальный кровельщик.
А ведь именно он сделал ее такой: сексуальной, пылающей страстью, вожделеющей...
Примыкающая к кухне гостиная все еще тонула в полумраке, но в алькове горели две свечи.
Квин стоял, прислонившись к кухонному столу, со скрещенными на груди руками и довольной улыбкой на лице. Николь перевела взгляд на стол. Накрыт, с красивым фарфором, с салфетками из ткани... и две тарелки с сэндвичем на каждой.
– Гордость нашего ресторана, – объявил он, выдвигая для нее стул. – Арахисовое масло.
От удивления Николь расхохоталась.
– Арахисовое масло?
– И желе, конечно. – Он поднял ее салфетку, красивым взмахом развернул и постелил ей на колени. – Если это вас не устраивает, есть еще... э... немного залежалого сыра – может, поджарить? Я знаю, как срезать корки.
Николь опять не удержалась от смеха.
– Вполне хватит этого. Благодарю вас.
Он уселся напротив нее и поднял бутылку «Короны».
Как приятно его общество! Черт возьми! Мало разве, что он так красив, что от каждого взгляда захватывает дух? Да еще способен растопить ее, точно Снегурочку, одним-единственным поцелуем? И чтобы еще этот тип оказался любезным, и остроумным, и предусмотрительным?
Квин наливал пиво с таким расчетом, чтобы уменьшить шапку. Закончив, чокнулся с ней, и Николь затаила дыхание.
– За правдивую рекламу. – Его глаза стали серьезными, потемнели до цвета горького шоколада. – Таинственный незнакомец прибыл к своей леди. Теперь объявление можно снять.
Николь поперхнулась непроглоченным пивом.
– Почему? – Она поставила стакан на стол и в упор взглянула на Квина. – Никто ведь не знает, что... вдохновило его. И потом, реклама работает.
– Николь. Пожалуйста. Снимите его.
Ник осторожно подцепила половину своего сэндвича и откусила. Проглотив, вытерла рот салфеткой.
– Восхитительно, маэстро. Вашим талантам нет конца. Умеете класть толь, умеете сооружать сэндвичи...
– Не отклоняйтесь от темы, – лукаво улыбнулся Квин. – Снимите вашу рекламу.
– Она не нравится вам, потому что работает. И может принести мне достаточно денег, чтобы избавиться от вас и вашего «Йоргенсена».
– Просто я не хочу, чтобы весь свет знал...
Чувство власти над ним такое же пьянящее, как и пиво на пустой желудок.
– Не волнуйтесь, Мак. Время уже вешать следующее объявление из серии.
Он застыл, не успев откусить от поднесенного ко рту сэндвича.
– Следующее из серии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12