— Ладно, капитан, если я вам больше не нужен, мне пора идти.— Сделай одолжение. Спасибо, что заглянул, Эбон.Всегда рад тебя видеть, — приветливо помахал ему рукой Джим Боб и, дождавшись, когда Эбон подошел к самой двери, невинным тоном спросил:— Паршиво, что твоя лежачая демонстрация так накрылась, а?Эбон обернулся с искаженным злостью лицом, потом заставил себя улыбнуться.— Паршиво, и не говорите… Но ведь еще не вечер: будет еще масленица, будут и парады.— Что верно, то верно, — мрачно согласился Джим Боб.— Так что у нас на подготовку целый год впереди. — Теперь Эбон уже расплылся в широкой издевательской улыбке. — Но не думайте, капитан, что я брошу все силы только на это. Лига вам весь год ни на час покоя не даст, день за днем всю плешь проест!Эстелл Эндоу всю ночь почти не спала. Лишь несколько раз проваливалась в забытье на считанные минуты. Еще до того как парад Рекса приблизился к дому, на балконе которого она сидела в инвалидном кресле, все окрестности уже так и гудели слухами.Незадолго до того как припозднившееся шествие достигло их квартала, к ней в крайнем возбуждении ворвался Донни Парке.— Вы слышали, миссис Эндоу? На Кенел-стрит такая пальба была! Несколько человек перестреляли!А на одной из платформ убили сенатора США!Не дожидаясь ответа, Донни умчался прочь, оставив Эстелл наедине с жуткими предчувствиями, мучившими ее остаток дня и всю ночь. В страхе она ожидала известий от Френа, терзалась опасениями, что в любую минуту к ней нагрянет полиция. Однако ночью ее никто не потревожил, если не считать ее собственных беспокойных мыслей. Ей пришло в голову позвонить в полицию и осведомиться, что они сделали с ее мужем: арестовали или убили? Звонить, однако, она не стала. Если они не схватили Френа, такой звонок только возбудит их подозрения. В глубине души она, конечно, чувствовала, что с Френом произошло что-то ужасное. Никогда еще — во всяком случае, после того несчастного случая — не было такого, чтобы Френ не пришел домой.В конце концов где-то посреди ночи она принялась обзванивать больницы. Не называя себя, интересовалась, не поступал ли к ним некто Френсис Эндоу.Ни в одной больнице Нового Орлеана он среди пациентов не значился. В полном отчаянии она позвонила в городской морг. Там ей ответили, что ни о каком Френсисе Эндоу слыхом не слыхивали. Она почувствовала минутное облегчение, но затем подумала, что если Френ лежит в какой-нибудь больнице под усиленной охраной полицейских, то они отдали приказ никому не сообщать об этом ни под каким видом. Такое же распоряжение могли получить и в морге.Всю ночь Эстелл оставалась в инвалидном кресле.Она курила сигарету за сигаретой, впадая время от времени в дремоту. Она смогла бы сама, пусть и с трудом, перебраться в кровать, но была уверена, что не заснет.К тому же пересесть утром в кресло ей бы без посторонней помощи не удалось. В холодильнике она нашла кое-какие продукты — сыр и холодное мясо. Приложив немало усилий, Эстелл все же сумела сделать пару бутербродов. И съела их без всякого аппетита.Время от времени она принималась плакать то от жалости к самой себе, то в страхе за Френа.Сигареты у нее кончились еще задолго до рассвета. Она заставила себя дождаться первых лучей солнца и только потом позвонила в колокольчик, вызывая наверх Донни. У нее оставалась одна-единственная десятидолларовая банкнота, и Эстелл вручила ее Донни, наказав купить Две пачки сигарет и утреннюю газету, а на сдачу — какой-нибудь соус к бутербродам. Донни не скрывал своего любопытства по поводу необычного в это время отсутствия Френа, но говорить ему по этому поводу Эстелл ничего не стала. После того как парнишка ушел, она подумала, что эта его неосведомленность даже обнадеживает.Если Френ арестован или убит, во Французском квартале об этом еще не слышали. Ведь Донни Парке все сплетни обычно узнавал первым.Когда Донни вернулся с покупками, Эстелл с жадностью схватилась за газету. Она выяснила, что во время вчерашнего парада Рекса были убиты двое — чернокожий революционер и профессиональный футболист Брет Клоусон. Цитировалось заявление властей о том, что смерть Брета Клоусона была случайной и наступила в результате покушения на жизнь сенатора Мартина Сент-Клауда. Полиция также упомянула о задержании подозреваемого, однако имя его либо иные подробности сообщить отказалась.Френ, это точно Френ! Значит, он жив. В противном случае они бы сообщили о его смерти, ведь правда?Когда ненадолго до полудня раздался стук в дверь, Эстелл ни на секунду не усомнилась, что это полиция.Однако, открыв дверь, она обнаружила за ней вместо толпы полицейских невзрачного мужчину средних лет с обшарпанным портфелем в руках.— Миссис Эндоу? — обратился он к ней. — Вы миссис Френсис Эндоу?— Да, — подтвердила Эстелл с бешено бьющимся сердцем. — Что вам угодно?— Миссис Эндоу, я Тед Барлоу, адвокат. Ваш муж — мой клиент. Я только что встречался с ним…— Френ! Что с ним? Как он?— Если вас интересует состояние его здоровья, то он цел и невредим. Но он взят под стражу, и сегодня полиция предъявит ему обвинение в убийстве.— Но ведь он не убивал? — с надеждой спросила Эстелл, прижимая ладонь к разрывающему грудь сердцу. — Мой Френ не способен на убийство!— Боюсь, что это не так, миссис Эндоу. Он сознался мне в своем преступлении. Да, он убил не того человека, которого собирался, но вина его не вызывает сомнений. Ни малейших.— Но почему? Зачем Френу убивать кого-то? Он такой заботливый и ласковый; после несчастного случая ухаживал за мной, как нянька!— Вполне допускаю, но… — Адвокат прочистил горло. — Миссис Эндоу, не будем обманывать друг друга. Ваш муж рассказал мне, что вы прочитали его дневник, в котором он прямо заявил, что намерен убить сенатора Сент-Клауда. Узнав об этом, вы послали дневник в полицию.— Но это же были наброски романа, который он сочинял, он сам мне сказал! — После визита Мамы Селестайн Эстелл почти убедила себя в том, что это правда.— Да какая там книга, миссис Эндоу! — Барлоу с постным лицом сокрушенно покачал головой. — Это был план убийства. Что практически равнозначно признанию. Вы позволите мне войти, миссис Эндоу?— О, конечно, входите, — пристыженно заторопилась Эстелл. Она откатила кресло, освобождая ему дорогу, и жестом пригласила присесть. — Вот сюда, на софу… мистер Барлоу, не так ли?Адвокат примостился на краешке софы и достал из портфеля какие-то бумаги.— Ваш муж, полагаю, не в состоянии оплатить услуги защитника?Новая волна страха охватила Эстелл, в голосе ее зазвучали плачущие нотки:— Да, это так. На подобные вещи денег у нас нет.Господи, что же теперь с ним будет!— Ну, с этим все в порядке, — успокоил ее Барлоу и протянул ей бумаги:— Вот договоренность, которую мы с вашим мужем подписали сегодня утром в тюрьме. Я буду представлять его интересы, а доходы, миссис Эндоу, мы с вами поделим пополам.— Какие доходы? — вне себя от изумления, поинтересовалась Эстелл.— От публикации его дневников, или тетрадей, как он их называет. Кое-кто весьма заинтересован в приобретении прав на их издание.Эстелл пришла в полное недоумение.— Дневники? Да у него только один-единственный и был…— Ваш муж рассказал мне сегодня утром, что убил еще двух политических деятелей и расписал подробности в двух других тетрадях.— Неужели Френ убил еще двоих? Не верю! — в ужасе воскликнула она.— Он сам так утверждает. Обычно люди по поводу таких вещей не лгут. Скажите, а нет ли у него чемоданчика под кроватью?— Есть, но он всегда заперт.— Знаю, он меня предупредил. Как видите, в этом документе он уполномочил меня открыть чемоданчик. — Барлоу вскочил на ноги, бодро потирая руки. — И рассказал, где спрятан ключ. Если позволите…Не дожидаясь ее разрешения, адвокат прошмыгнул в спальню. Эстелл, просматривавшая переданные ей бумаги, подняла глаза, но слова протеста так и не сорвались с ее губ. Она вновь взглянула на документ и увидела внизу страницы подпись Френа. «Ф. Эндоу».Значит, все, что говорит этот тип, правда!С замирающим сердцем Эстелл покатила кресло в спальню. Барлоу стоял у шкафчика Френа.Сияя всем лицом, он подбросил ключ на ладони.— А вот и он! И под какой же кроватью у нас чемоданчик?— Под той, — указала Эстелл, чувствуя, что ей не хватает воздуха.Барлоу торопливо вытянул чемоданчик из-под кровати, отомкнул замок и принялся шарить в нем дрожащими от нетерпения руками. С торжествующим воплем он извлек из чемоданчика две толстые тетради:— Вот они!Он присел на кровать и стал листать дневники, время от времени задерживаясь на той или иной странице, чтобы изучить ее более внимательно. Потом, удовлетворенно покивав головой, продолжал читать дальше.В голове Эстелл мысли метались, словно конфетти, подхваченные порывом ветра. События развивались для нее слишком стремительно. Она не знала, правильно ли поняла все, что ей было сказано за последние несколько минут. Она нашарила в кармане сигарету, закурила и глубоко затянулась.В этот момент раздался громкий стук в дверь. «Полиция!» — мелькнуло у нее в голове. Пришли наконец допросить ее? Она начала было говорить что-то сидевшему на кровати адвокату, но тот с головой ушел в чтение дневников.Вздохнув, Эстелл покатила кресло в другую комнату, осторожно маневрируя, чтобы приблизиться к входной двери и повернуть ручку замка.Но это опять была не полиция. За дверью в возбуждении переминался с ноги на ногу молодой человек.— Миссис Эндоу? — напористо осведомился он. — Мне тут звонил адвокат. Некто Тед Барлоу. Он упомянул о каких-то дневниках вашего мужа…— Минутку! — К входной двери бежал еще один человек. С трудом переводя дыхание, он выпалил:— Вы миссис Эндоу? Не подписывайте ничего! Я уполномочен предложить вам… Глава 21 Мартин был удивлен тому, как много людей собралось проститься с Бретом Клоусоном. В прессе о его похоронах не сообщалось, устраивать их пришлось наспех. Оповестить удалось лишь самых близких Брету людей. Однако весть, видимо, разнеслась по всему Новому Орлеану из уст в уста со скоростью степного пожара.Для того чтобы выполнить просьбу Лины об организации сегодня днем особой погребальной церемонии, Мартину потребовалось употребить все свое влияние. Чтобы ускорить события, ему пришлось угрожать, уламывать, упрашивать, обещать, требовать услугу за услугу и даже пойти на подкуп в виде головокружительной платы похоронному бюро. А в организации проведения вскрытия огромную помощь ему оказал капитан Джим Боб Форбс.В конечном итоге все удалось уладить, и в этот послеполуденный час Скорбной среды они хоронили Брета Клоусона.Похороны под джаз — одна из старинных новоорлеанских традиций. И насколько было известно Мартину, нигде более в мире ничего подобного не существует. Своим появлением этот ритуал обязан неграм. В самые первые годы после отмены рабства социальное страхование для чернокожих — даже на случай смерти — было недоступно. И тогда они образовали похоронные общества, или ложи. Каждый их член вносил определенную сумму еженедельно, ежемесячно либо когда появлялась такая возможность. Когда член ложи умирал, похоронное общество оплачивало все расходы по похоронам и нанимало духовой оркестр. Многие признанные авторитеты в данной области утверждают, что подлинный новоорлеанский джаз ведет свое существование от похорон под джаз. Они устраиваются практически только для чернокожих, однако иногда делаются исключения и для белых — обычно для страстного поклонника джаза или белого музыканта, пользовавшегося уважением негров.Сегодняшние похороны под джаз были одним из таких исключений. Сейчас процессия направлялась на кладбище. Возглавлял ее оркестр Пита Делакруа. Он играл траурную мелодию «Ближе, Господи, к Тебе».Соло на трубе виртуозно исполнял Крошка Пит.Поскольку покойный не принадлежал к похоронной ложе, траурное шествие вместо ее членов, как это принято, возглавляли музыканты под руководством Крошки Пита. За ними следовал катафалк с гробом, который сопровождала семья Брета. Сразу после них шли Мартин и Ракель с Линой. Замыкали погребальную церемонию остальные ее участники, которых на негритянских похоронах под джаз обычно называют «вторым эшелоном». В их ровных рядах Мартин заметил много незнакомых ему чернокожих.Некоторые из них захватили зонтики, хотя стоял ослепительно солнечный день и на небе не было ни облачка. Траурная процессия растянулась на два квартала, в нее по ходу вливались все новые и новые люди.Мартин обратил внимание на то, что проводить Брета в последний путь собрались многие видные горожане, а также игроки футбольной команды «Сейнтс». Был здесь и Рексфорд Фейн. Он дважды пытался заговорить с Мартином — один раз в церкви и второй раз уже на улице. Но в обоих случаях Мартин молча и почти грубо отстранял его от себя. Пришли на похороны Эбон и капитан Джим Боб Форбс.Одри Мартину на глаза не попадалась. Не то чтобы он действительно ожидал ее здесь увидеть, но все же вынужден был сознаться самому себе, что втайне рад, что ее нет. Когда сегодня утром он позвонил Одри и объявил о своем решении никогда более с ней не встречаться, ей изменила обычная сдержанность, и она обрушила на него все грязные ругательства, какие только знала. Не дожидаясь конца ее гневной тирады, Мартин повесил трубку.Когда процессия свернула в квартал, который вел к кладбищу, и оркестр заиграл «Иду к Тебе, Господи», Ракель тронула его за рукав. Мартин взглянул в ее печальное, чуть тронутое улыбкой лицо. В порыве нежности он, едва сдерживая страстное желание поцеловать ее, коснулся пальцами ее щеки.По другую сторону Мартина, изо всех сил сохраняя спокойствие, шла Лина. В отличие от вчерашнего дня сейчас слез на ее лице не было. И все же все ее черты выражали неподдельную скорбь. Траур она не надела — еще раньше она сказала Мартину, что Брет это бы не одобрил. Она была в желтом костюме, который придавал ей почти праздничный вид, столь не соответствующий выражению печали на ее лице. Единственной уступкой случаю стала юбка, подол которой достигал колен.У ворот кладбища оркестр расступился, чтобы пропустить катафалк. На мгновение музыка смолкла, затем Пит Делакруа извлек из своей трубы печальные ноты мелодии «Отпусти его». Когда траурная процессия стала проходить через кладбищенские ворота, он взмахнул трубой, и оркестр заиграл похоронный марш.Возле могилы оркестр под руководством Пита приглушенно исполнил скорбный псалм. Из обступившей ее полукругом толпы послышались всхлипы и рыдания, подчеркивавшие рвущие душу звуки траурной музыки.Священник произнес короткую речь, и гроб опустили в могилу. Лина сдавленно вскрикнула и отвернулась Люди начали потихоньку расходиться. Однако по прошлому опыту Мартин знал, что похороны под джаз еще далеки от завершения Все, кто здесь был, вновь соберутся вместе у ворот кладбища, и церемония будет продолжена на обратном пуги.Мартин вместе с Ракель и Линой отошел в сторону.Лина взяла себя в руки.— Я так рада, что мне пришло в голову устроить похороны под джаз. Это так красиво и необыкновенно трогательно. Брету бы обязательно понравилось.С едва заметной улыбкой Мартин ответил:— Ты еще ничего не видела. Подожди, пока мы отправимся в обратный путь.Он отступил от них на пару шагов и раскурил гаванскую сигару.— Весьма достойное прощание, сенатор.Мартин обернулся и увидел перед собой Эбона.Ко всеобщему удивлению, на нем был подобающий случаю темный костюм и галстук.— Да, Линкольн. Но должен признаться, что слегка удивлен, встретив тебя здесь. Мне казалось, ты не одобряешь похороны под джаз, считая их наследием дядюшки Тома.— Но я же осуждаю отнюдь не все без исключения традиции нашего народа, — сухо парировал Эбон.Затем, смягчившись, он даже позволил себе мимолетную улыбку. — Хотя, видимо, я сам дал вам основания думать иначе. К слову сказать, завтра состоятся еще одни похороны, сенатор. Вы, наверное, слышали, что вчера полицейский убил Грина?— Слышал, Линкольн. Прими мои соболезнования.Эбон порывисто махнул рукой, словно отвергая сочувствие Мартина. Потом кивнул:— Спасибо тебе, Мартин. Значит, завтра мы хороним Грина. Не так пышно, конечно. Но я посчитал нужным тебе сообщить.Без тени колебаний Мартин ответил:— Обязательно буду, Линкольн. Только дай знать, где и когда.Взгляд Эбона оставался непроницаемым. Они некоторое время смотрели друг другу в глаза, потом Эбон вновь кивнул и отошел в сторону.Кто-то потянул Мартина за рукав. Он обернулся и увидел раздраженное лицо Рексфорда Фейна.— Нам надо потолковать, Мартин.— Не сейчас, Рекс.За воротами кладбища нарастал гул людских голосов, и Мартин воспользовался этим как предлогом, чтобы избавиться от Фейна. Он предложил руки Ракель и Лине, и они заторопились к воротам.Прямо за ними выстроился оркестр Пита. Как только Мартин и его спутницы вышли с кладбища, Пит взметнул свою трубу к небесам, и оркестр грянул первые такты «Когда святые нисходят».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26