Он оскалил зубы в противной ухмылке и окликнул его:— Эй! А игрочишка ты дерьмовый, совсем дерьмовый!Медвежьи Когти заводил его этой дразнилкой весь матч. Нападающий изобретательностью не блистал, играл строго по привычной схеме.Поэтому игра возобновилась именно так, как ожидал Медвежьи Когти. Перед левым полузащитником на миг образовалось свободное пространство, и Медвежьи Когти тут же бросился на него и, зажав извивающегося соперника в могучих объятиях, свалил на землю Какой-то ярд они все-таки отвоевали.Четвертая попытка.Сборная Американской футбольной лиги вновь взяла тайм-аут, и их нападающий поспешно засеменил журавлиными ногами к стоящему у боковой линии тренеру.Защитник заметил, что его тренер тоже машет руками, подзывая его к себе. Медвежьи Когти, однако, игнорировал эту жестикуляцию и опустился на колено среди своих игроков. Последняя попытка, разница всего четыре очка, время уходит — соперники могли предпринять только одно.Это любому идиоту ясно.Обводя взглядом обернувшиеся к нему лица, он убежденно заявил:— Да в пас они будут играть, куда им деться! Скорее всего через крайнего в центр. Вышибем из него дух вон!Время. Нападающий опустился на корточки за центровым и принялся выкрикивать команды. Медвежьи Когти невозмутимо вышагивал в ярде от схватки. Нападающий растерялся. Его недоуменный взгляд неотрывно следовал за прогуливающимся взад-вперед защитником.В момент вбрасывания Медвежьи Когти, не сводя глаз с крайнего нападающего, рванулся к своим воротам. Здоровенный крайний потерял пару секунд. наткнувшись на соперников, но сумел прорваться сквозь них двумя короткими прыжками и по. — плавной кривой устремился к воротам.Медвежьи Когти рискнул все же обернуться на бегу и бросить взгляд на нападающего: так и есть, сильно посланный мяч лечит в его направлении по низкой траектории.Медвежьи Когти одним рывком обогнал крайнего нападающего и перехватил мяч в воздухе. Путь к воротам соперников был свободен, лишь тощий их нападающий оставался единственным, кто мог ему помешать. Медвежьи Когти прикинул, что, смог бы, наверное, пробежаться всего-то девяносто восемь ярдов и занести мяч в зону…Но к чему пыхтеть и потеть? Игра сделана.Он поднял мяч высоко над головой. А потом, растянув в злорадной ухмылке рот до ушей, уселся на него.Толпа болельщиков разразилась хохотом и победными воплями. И начала скандировать:— Когти! Опять он их уделал! Когти! Опять он их уделал!— Брет! Да что с тобой? Зову, зову…Вздрогнув, Брет Клоусон вернулся к действительности. Прислонившись плечом к штанге футбольных ворот, он разглядывал белокурую девушку, энергично шагавшую к нему через все поле.— Прости, Лина, — смущенно произнес он. — Старые футболисты не умирают, они просто растворяются в воспоминаниях о былой славе.И все же тот матч за кубок профессионалов происходил не в столь далеком прошлом. Они сыграли его всего две недели назад, и этот самый стадион стал свидетелем великого взлета Брета Клоусона. Да, для «Сейнтс», его команды, сезон выдался неудачным, но сам Брет был признан лучшим защитником среди профессионалов, стал участником кубковой игры, и в тот воскресный день пережил, наверное, самый звездный час во всей своей долгой футбольной карьере. Всего две недели назад.Девушка встала рядом с ним. В руке она держала дипломат, в котором, как было известно Брету, находились диктофон, несколько блокнотов и прочие неизбежные атрибуты журналиста.Лина Маршалл в свои двадцать шесть была не самой красивой из женщин, когда-либо встречавшихся Брету. Однако у нее были свои сильные стороны.Это уже совершенно определенно. Миниатюрная, она весила не больше мокрого полотенца. Брету иногда приходило в голову, что, если бы он встал на весы, а потом взял Лину на руки, их стрелка даже и не подумала бы отклониться.Но фигурка у нее неплохая, а карие глаза были теплыми и ласковыми, как у лани. Возможно, поэтому она старательно прятала их за строгими очками в черной роговой оправе. Узкое подвижное лицо, очень живое, излучало энергию. Брет также знал, что ум у нее острее, чем игла шприца, которую ему вонзали в больное колено перед каждой игрой.Лина Маршалл была спортивной журналисткой, прости Господи!Когда Брета познакомили с ней, он ей не поверил:— Спортивный журналист в юбке? Это что, новый финт в борьбе за женское равноправие?— Ну, если не быть женоненавистником в принципе, можете найти хотя бы одну причину, по которой женщина не может писать о спорте?— Ага, одну могу назвать с ходу. Признайтесь, что хоть раз играли в футбол, и я сдаюсь.— Ваша правда, в футбол я никогда не играла — так же как и подавляющее большинство моих коллег мужского пола. Но отец у меня всю жизнь тренировал футбольные команды: в средней школе, в колледже, четыре года он работал с дублем «Игле».— Вон оно что! То-то «Игле» с последних мест в лиге не вылезает…— Можно подумать, что ваша «Сейнтс» лучше?— Здесь вы правы.— Значит, мне можно доверять?Доверять Лине было действительно можно. Через неделю после их знакомства Брет убедился, что она изумительно глубоко понимает спорт. Все виды спорта. Но профессиональный футбол особенно.Она получила задание написать статью о Брете Клоусоне, лучшем защитнике среди профессионалов, для престижного общенационального спортивного журнала.Замявшись, он все же спросил:— Ты можешь… как бы это лучше сказать… передать вот это ощущение стадиона?— Еще как! — Она склонила голову к плечу (Брет уже начал привыкать к этой ее манере) и прищурила глаз, словно смотрела через объектив фотоаппарата.— Когда я увидела, как ты стоишь здесь, без всяких там наколенников и наплечников, один-одинешенек под перекладиной ворот среди пустого стадиона… Впервые пожалела, что нет с собой камеры… Мог бы получиться потрясный снимок, с таким, знаешь, настроением. Могучего, крутого защитника по прозвищу Медвежьи Когти, подумать , только, застали в приступе ностальгии. Сомневаюсь, правда, чтобы такое фото напечатали…Брет усмехнулся:— Слишком высокохудожественно для всякой деревенщины, так?— Что-то в этом роде. Вообще говоря, на снимках всем больше нравятся острые моменты игры.— Ты как, насмотрелась? — Брет вновь окинул взглядом стадион.Солнце уже зашло за трибуны, и их накрыла круглая, словно тарелка, тень с острыми, как у вскрытой жестяной банки, краями. Внезапно Брета пробрала дрожь.— А знаешь, когда тоска по прошлому проходит, в пустом стадионе появляется что-то даже пугающее…Пойдем-ка выпьем где-нибудь.— Брет… — Она потянула его за рукав. — Пару минут назад я звонила к себе в гостиницу. Там для меня оставили сообщение… Приглашение нам с тобой на бал Рексфорда Фейна сегодня вечером. Я согласилась… за нас обоих. Надеюсь, ты не возражаешь?— О черт, Лина! Ты же знаешь, все эти светские тусовки не по мне.— Но я впервые в Новом Орлеане, Брет. Масленица, балы, парады… Я же должна все увидеть… Можно, конечно, пойти одной, но… Брет, ну пожалуйста!Она совсем по-детски надула губы, нарочитость этой пикантной гримаски была столь явной, что Брет не удержался от смеха. Она оживилась и бросила на него лукавый взгляд.— А ты знаешь, кто еще будет на балу у Фейна?Сегодня в газете вычитала…— Давай, давай, женщина, не томи. Кто?— Сенатор США Мартин Сент-Клауд.— Ого! Это меняет дело!— Я так и думала.— Тогда пошли, женщина. Как насчет рюмочки у Арно в Карнавальном зале? Там ты сможешь увидеть все бальные платья, в которых женщины приходили к Арно за последние пятьдесят лет. Потом к Адаму, съедим ребрышки. В самом центре Французского квартала. Сможешь, значит, рассмотреть Новый Орлеан, так сказать, в разрезе.— Пойдет. И, как здесь водится, ужин «У Антуана»?— Ну нет, слишком изысканно на мой вкус. Мне бы отбивную посочнее да ребрышки… Глава 2 Эндоу у себя в спальне читал старый номер новоорлеанской «Стейтс-айтем». На внутренней странице он нашел заметку, привлекшую его особое внимание:«Сенатор США Мартин Сент-Клауд, выступая вчера на завтраке в местной Торговой палате, высказался по поводу насилия, к которому сегодня призывают лидеры движения за права негров. Осуждая, в основном, такое насилие, сенатор Сент-Клауд добавил: «Я, однако, могу понять разочарование чернокожих медленными темпами, с которыми они в нашем демократическом обществе добиваются своих законных привилегий. Они считают, что акты насилия, даже погромы и убийства, являются вынужденной необходимостью. Это может породить к ним отвращение и ненависть белой общины, но по крайней мере их начнут замечать. Они также утверждают, что мирным путем они никогда бы не добились тех прав, что завоевали за несколько прошлых лет. Я, безусловно, не приветствую подобные убеждения, но могу тем не менее понять ход их мыслей. Несмотря на то что нам всем претят эти акты насилия сторонников движения за права нефов, мне думается, мы обязаны предпринял, нечто большее, нежели одно их осуждение.Думается, мы должны найти такое решение проблемы, чтобы насилие перестало быть необходимостью…»Память его заработала. Эндоу, отложив газету, стал искать более поздний выпуск. Торопливо пролистав его, он нашел колонку светской хроники и пробежал взглядом абзац в ее середине: «Сенатор Мартин Сент-Клауд с семьей прибыл в Новый Орлеан на масленицу. Сенатор собирается принять участие в параде короля Рекса, который состоится во вторник. Он и его очаровательная супруга Ракель также будут присутствовать на балу у Фейна вечером ближайшего воскресенья…»Эндоу отбросил и эту газету и достал из-под кровати небольшой чемоданчик. Потряс связкой ключей, выбрал нужный и открыл замок. В чемоданчике хранились бухгалтерские гроссбухи, которые Эндоу про себя именовал своими дневниками. Чемоданчик таил еще один предмет: особый полицейский пистолет 38-го калибра. Он тронул пистолет короткими огрубевшими пальцами. И ощутил, как от этого прикосновения к оружию его руку до самого плеча будто пронзило электрическим током. Он нежно погладил пистолет, как приласкал бы любимого щеночка. Наконец он взял самый верхний дневник. Затем тщательно запер чемоданчик и задвинул его под кровать.Не вставая с нее, Эндоу открыл дневник. Совсем новый: записи в нем только-только начались. Уложив его на костлявые колени, Эндоу стал выводить тупым изжеванным карандашом невероятно корявые неразборчивые каракули:«Этот человек, этот сенатор США Сент-Клауд, — как раз то, что мне нужно. Он из тех, кто губит нашу когда-то великую страну. Заступается за черномазых, а они мечтают нас всех урыть. Только посмотрите, что он заявил в газете. Ему очень хочется, чтобы черномазые захватили власть и правили нашей страной.Но он еще хуже, чем остальные, чем те двое, куда хуже. Он еще и развратник. Читал, читал, как его разоблачили перед всеми в той газете, где было все написано черным по белому. Женатый, чудесные детишки, а он все равно за другими юбками бегает?. Как сказано в Библии, что посеешь, то и пожнешь. , Читал, что он полукровка. Креольская кровь в нем, было написано. Та же самая, что у черномазых.Да, Сент-Клауд — это то, что мне нужно. Я должен спасти от него нашу страну. И лучше, чем здесь, места не найти. Именно в городе разврата, пьяниц, шлюх и сутенеров, именно во время парада сексуальных и алкогольных излишеств.В газете написано, что он собирается быть на балу у Фейна сегодня вечером. Я тоже должен находиться где-нибудь там поблизости. Должен увидеть его лично. На снимках он не всегда похож…»— Френ! Френ, иди скорее и посмотри!Вздрогнув, Эндоу захлопнул гроссбух и поспешно засунул его под подушку.— Минутку, детка! — громко откликнулся он.Взглянув в окно, выходящее на запад, он отметил, что солнце почти зашло. Если он хочет успеть сегодня потренироваться, надо поторопиться. А тренировка ему просто необходима: стрелял он из пистолета пока не очень верно. И времени у него осталось всего два дня.Охваченный нетерпением, Эндоу вытащил чемоданчик из-под кровати, достал пистолет и заткнул его за пояс. Опять запер чемоданчик и задвинул его подальше от чужих глаз.Собрав газеты, он прошел к чулану и положил их на самую верхнюю полку. Он снял с крючка куртку и оделся, внимательно осмотрев свое отражение в зеркале. Спрятанный под полой пистолет был практически незаметен.Эндоу был из тех неприметных людей, что легко растворяются в толпе. Карие глаза, каштановые волосы, которые, когда ему стукнуло пятьдесят, сильно поредели. Тощий, весь какой-то разболтанный, как потрепанное ветрами чучело. Мертвенно-бледная кожа и вечный «траур» под обломанными ногтями на коротких, словно расплющенных пальцах.Бросив последний взгляд в зеркало, он повернулся и подпрыгивающей походкой направился в комнату.— Ты где, Стелл?— Здесь я, милый. На балконе. Опоздал ты, парад уже прошел.— Парадами я не интересуюсь, ты же сама знаешь. Давай-ка лучше обратно в комнату, а то замерзнешь.Эстелл Эндоу въехала в комнату в инвалидном кресле. За зажатой в ее губах сигаретой тянулся табачный дымок. Она, хотя и была всего на год моложе Эндоу, сохранила копну жестких рыжих кудрей. Блестящие, как у птицы, темные глаза, отечное, под толстым слоем косметики, лицо. Она была парализована: нижняя часть тела недвижна и беспомощна. Выше пояса Эстелл была немыслимо, чудовищно тучной.Эндоу ласково заулыбался.— Понравился парад, детка?— Ого, еще бы! — ответила она пронзительно высоким голосом. — Так забавно! Просто счастье, что мы сюда переехали!— Вот и хорошо. — Он наклонился поцеловать ее, предусмотрительно встав вполоборота, чтобы она случайно не коснулась пистолета. — Я выйду на пару часов. Потерпишь с ужином?— Да я сама себе приготовлю, если захочу.— А вот этого как раз не надо. Вернусь и все сделаю. Принесу тебе мятного мороженого на десерт.Хочешь, любовь моя?— Еще бы! — Она кокетливо улыбнулась. — Ты так добр ко мне, Френ.— А как же иначе? Ты ведь мое сокровище. А теперь включи телевизор. Постараюсь вернуться как можно скорее.— Обо мне не беспокойся, все будет в порядке.Эстелл Эндоу еще долго после того, как закрылась дверь за ее мужем, продолжала смотреть на нее с влюбленной улыбкой.Милый, милый Френ! Он так заботлив и добр к ней, ухаживает за ней вот уже десять лет, с того самого дня, как произошел тот несчастный случай.И как он ненавидит свое имя Френсис Не любит даже, когда она называет ею Френом. Сам он пишет свое имя Ф Эндоу — без точки. Из-за этого, конечно, могли бы возникать трудности с чеками, но вот только банковского счета у них нет.Пожелтевшими от никотина пальцами Эстелл пошарила в карманах в поисках сигарет, но ни одной не обнаружила. Пытливым взглядом она обследовала всю тесно заставленную крошечную гостиную. Здесь сигарет нет.Может быть, в спальне?Она покатила неповоротливое кресло по дощатому полу — они всегда снимали квартиру без ковров.В спальне она направилась к комоду и, порывшись в среднем ящике, нашла пачку сигарет. Закурив, выдохнула к потолку густое облако дыма.Оглядела комнату. Френ такой аккуратист — все в безупречном порядке. Сколько меблирашек ни меняли, они у него всегда вымыты и вылизаны до блеска.Ее взгляд остановился на двуспальной кровати.Бедняжка Френ. Тяжелый вздох всколыхнул ее необъятную грудь. После несчастного случая они перестали спать вместе. Какой уж там секс, она к этому не способна. Френ ни разу не пожаловался, не упрекнул — ни словом, ни жестом. Она частенько задумывалась, не было ли у него других женщин, которые ищут знакомств в барах, или просто шлюх. Но по барам Френ никогда не ходил, а торгующих своим телом женщин презирал. Называл их подделками размалеванными и шлюхами вавилонскими. От этих словечек Эстелл всегда разбирал смех.Заметив сдвинутую смятую подушку, она нахмурилась. Не похоже на Френа, он так придирчиво следит за порядком в доме. Конечно, под ногтями у него всегда эта жирная грязь, но если целый день возишься со сломанными автомобилями…Она подкатила кресло к кровати и начала взбивать подушку. И вдруг увидела под ней гроссбух.Открыв его, она узнала корявый почерк Френа.И жадно принялась читать.Эбон никогда не оставался на одном месте подолгу. Даже если его стукач в новоорлеанской полиции не предупреждал о предстоящем налете настырных легавых, он никогда не оставался на одном месте более двух недель. Формально штаб-квартира «Лиги чернокожих за свободу сегодня» располагалась во Французском квартале, но настоящая штаб-квартира оказывалась там, где в данный момент проживал Эбон. Он был основателем, духовным вождем, повелителем и властелином Лиги.В настоящее время Эбон снимал две комнаты на Берганди-стрит, в двух кварталах от официальной штаб-квартиры. Двухэтажный дом был старым и обветшалым; принадлежал он двум вдовам, которые жили на первом этаже и были такими праведницами и придирами, какими только могут быть две седовласые старухи. Но они были также глухими и полуслепыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26