Мэтт позвонил в гостиницу на следующий же день после приезда и повторил свое обещание не терять ее. На прощание он пожелал ей всяческих успехов. Этот звонок еще раз напомнил ей о дистанции, разделявшей их, и о совершенно разном образе жизни, о чем он, как ей показалось, намекнул ей во время их последнего разговора. Он находился в Вашингтоне и принимал решения, которые могли так сильно повлиять на судьбы многих граждан страны. Он лишь не принял того единственного решения, которое могло изменить его собственную судьбу.
Сейчас, будучи студенткой третьего курса, она должна была выбрать узкую специализацию в изучении права. Следует отметить, что за прошедшие два года, помимо усердного изучения общего курса права, она принимала активное участие в студенческой жизни факультета. Как лучшая из десяти студентов своей группы, она получила возможность стать штатным сотрудником престижной газеты "Гарвард Лоу Ревью" и, кроме того, войти в состав студенческого так называемого "Спорного суда", где студентами в театрализованном виде демонстрировалось действие того или иного закона, со всеми поправками к нему и другими нюансами. Сценарии процессов писались самими студентами, и они же сами выносили решение. Для Вилли не прошли даром часы, проведенные вместе с Мэттом. Она чувствовала себя уверенно на таких заседаниях и понимала, что в этом узком пространстве, ограниченном университетскими стенами, для нее нет ничего невозможного.
Это оптимистическое настроение сохранялось у нее до тех пор, пока она не побывала в офисе "Гарвард Лоу Ревью". Там оно моментально испарилось, поскольку она увидела Бада Хоуджа собственной персоной. Одетый, как и его отец, несколько консервативно, он широко улыбался, разговаривая с редактором, видимо, стараясь завоевать его расположение. Когда он заметил Вилли, его улыбка стала еще шире.
– А вот и пропавшая мисс, которая так и не нашла время посетить "Звони и жди" этим летом.
У Вилли не было настроения разговаривать с ним.
– Я вас только об одном попрошу, Хоудж – припрячьте свои стрелы для другого случая.
– А что вы здесь делаете, разрешите узнать? – спросил он, и улыбка сошла с его лица.
– Я здесь, потому что со вчерашнего дня состою в штате этой редакции, – холодно ответила Вилли.
Бад нахмурился.
– Я слышал, что вы также являетесь членом студенческого суда?
– Верно, – бросила она, забавляясь его недоброжелательностью. Конечно же, он был уверен в своем превосходстве – у него был хороший шанс сделать карьеру в редакции. Но Вилли и не собиралась конкурировать с ним здесь. У нее были другие планы в отношении редакции.
– Не слишком ли это сложно для вас, прекрасная женщина? – спросил он с сарказмом. Его выпуклые глаза зло смотрели на нее. – У древних греков есть слово, точно определяющее чрезмерную гордыню, – высокомерие, вот как это называется. И они предупреждали кое-кого, что...
Вилли перебила его:
– Да, это было высокомерие, которое сокрушило даже сильных и могущественных царей. Они замахивались на слишком многое, но что-то не помню у греков, чтобы и царицы страдали этим недостатком.
Бад смотрел на нее некоторое время испепеляющим взглядом, потом резко повернулся на каблуках и ушел.
Ее щеки покрылись румянцем от одержанной победы. Она смотрела ему вслед и думала о том, как он похож на старого Бада. Как он старался одержать верх, но получилось наоборот. А в общем-то, стоит ли игра свеч...
Вилли знала, что как воспитанницу Гарвардского университета ее могут пригласить самые престижные фирмы страны. Имея в своем послужном списке работы в "Лоу Ревью" и студенческий суд, она могла надеяться сначала поработать некоторое время судьей, а потом, несмотря на то, что она женщина, заняться адвокатской практикой. Она не собиралась всю жизнь прозябать в пыльных библиотеках и жаждала практической деятельности. Чем труднее, тем лучше. И делать все лучше других. Вот чего ей хотелось. Это было совсем не то, что было на уме у Бада Хоуджа.
Однако Бад был не единственным, кто указывал ей на то, что она замахнулась слишком высоко, начав работать и в газете, и в студенческом суде.
– Ты сошла с ума, – говорила ей Сюзанна.
– Не больше, чем ты! – отвечала ей Вилли, яростно барабаня на пишущей машинке. Она печатала статью. – Но я все равно не вижу поддержки от своей соседки по комнате. Хоть небольших аплодисментов.
– Аплодисменты будут после того, как ты с треском провалишься! – сострила Сюзанна.
– Звучит прекрасно.
– И точно. Вилли обиделась.
– Ты думаешь, я занимаюсь всем этим, чтобы быть на виду? У тебя, и у всех остальных? Ты считаешь меня выскочкой?
– А то нет? – поддела ее Сюзанна, но потом лицо ее приняло серьезное выражение. – Господи! Я понимаю, как важно доказать самой себе, что ты можешь справиться с трудностями. Я сама стараюсь делать это всю жизнь. Но сколько это стоит усилий! Я много думала последнее время об этом... Сколько хорошего я лишилась только потому, что столько времени уделила борьбе со своей семьей... Может быть, и ты много времени тратишь на пустую борьбу?
Вилли чуть не сказала ей, что она рассуждает, как ее отец, но вовремя сдержалась. Она почувствовала разочарование. Она ждала совсем другого от своей подруги. "Ты права, Вилли! Покажи этим сукиным детям, на что способны женщины!" – вот слова, которые ей хотелось бы от нее услышать. Но сейчас она уже не сомневалась, что не услышит их от Сюзанны никогда.
Но Вилли не собиралась останавливаться. Ни за что! И, если не окажется новых причин для борьбы, у нее в запасе всегда будут старые.
Этой ночью она написала письмо Мэтту, подробно рассказав ему о своих делах. Она была немного взволнована своими успехами. Она вспомнила, как однажды Мэтт ссылался на цитату из книги Браунинга: "Человеческим достижениям нет предела, так же, как его нет у неба".
Когда она вложила письмо в конверт, то подумала, что ее успехи, о которых она так подробно написала Мэтту, произведут на него впечатление. Она хотела выглядеть в его глазах не просто подающей надежды студенткой, а более значительно. Эта мысль немного смутила ее.
Она вертела письмо в руках, думая, отсылать его или нет. Потом положила его на полочку перед зеркалом, где оно пролежало два дня. Вилли подумывала, не написать ли ей письмо заново, без такого вознесения собственных успехов, но, в конце концов, решила отослать его в первоначальном варианте.
Хотя они и расстались как друзья, Вилли чувствовала, что ее тянет к нему. Она старалась подавить в себе разочарование и даже ревность, когда видела на газетных фотографиях его в сопровождении красивых светских дам. То же самое она испытывала, когда в статьях о нем читала, что он, будучи холостяком, является объектом пристального внимания со стороны многих женщин города.
Ответ на свое письмо, который она вскоре получила, был краток, написан в несколько официальном тоне, и, в основном, касался общих тем. "Вы бросили вызов самой себе, но не забывайте временами останавливаться, чтобы понюхать цветочки на обочине дороги". Лейтмотивом письма была мысль о том, что опыт приходит с годами, и ей надо набраться терпения, не спешить и много работать.
Разочарованная, она скомкала письмо и бросила его в угол. Она долго ворочалась в постели без сна, потом встала, разгладила письмо и прочла его опять. Он пытался отдалиться от нее, это чувствовалось, но, возможно, это был единственно верный путь. Она бросила вызов, и от нее потребуются огромные усилия, чтобы добиться поставленной цели.
Курсовая работа, которую она писала в этом году, была ненамного сложнее прошлогодней. Но редакторы "Лоу Ревью" требовали от нее гораздо большего, чем все профессора, вместе взятые. Для начала ей было поручено провести юридический анализ статьи, то есть проверить правильность ссылок на те или иные законы и достоверность инцидентов. Работа была ей под силу, но скучна и трудоемка.
В то же время как член "Спорного суда" она должна была выступить вместе со студентами из Бостонского университета. Когда консультант факультета вручил ей ее роль, она с ужасом прочла ее. Дело было связано с некой гипотетической школой Клары Бартон в некоем гипотетическом городе Хулистере. Школьная образовательная система базировалась на том, что преподавание вели исключительно женщины. Школе было отказано в кредитовании со стороны государственного совета по делам школ. Несогласная с таким решением, школа Клары Бартон подала иск. Дело было проиграно, и школа подала прошение в апелляционный суд. Вилли предлагалось выступить против апелляции школы. Ее первой реакцией была мысль, что она не может согласиться участвовать в этом процессе. Как могла она выступить против дела, в которое верила. Просмотрев документ, который ей предложили, она подняла глаза на консультанта Лоуэла Б. Шарпа, нервного старого холостяка, который лишь писал свои книги и никогда не практиковал.
– Есть проблемы, мисс Делайе? – спросил он не без ехидства. – Наверняка вам потребуется помощь...
Вилли прекрасно понимала, что он имел в виду. Она не сомневалась, что Шарп специально для нее отобрал это назначение. Но, если она откажется от него сейчас, ей не дадут другого. Консультант сделал именно то, что всегда делали ее профессора: ставили ей всяческие препоны, потому что она была женщиной, играли на ее гордости.
– Нет проблем, – заявила она, оставляя Шарпа. Его усмешка будто говорила, что он с удовольствием посмотрит, как Вилли провалится на суде. Ей не с кем было поделиться своими горестными мыслями. Даже Сюзанна все больше отдалялась от нее и казалась погруженной в собственные проблемы.
Но как бы тяжело ни было, Вилли всегда старалась не подавать виду. Она говорила себе, что все идет к лучшему.
Дело, которому она решила себя посвятить, было ее жизнью, и она имела все для того, чтобы добиться успеха.
Потом позвонил Мэтт.
– Ты собираешься домой на Рождество? – спросил он.
– Не думаю, – ответила она. Если она останется на каникулы здесь, то сможет спокойно доделать работу, которой была завалена в будни.
– Тогда у меня есть к тебе предложение. Пара деньков здесь, в Вашингтоне, а потом Рождество в Джорджии...
Приглашение явилось для нее неожиданностью и обрадовало ее. Побывать в Вашингтоне... увидеть своими глазами Верховный суд... Замечательная перспектива провести каникулы. Но она чувствовала какую-то неловкость, ведь она будет с самим Мэттом, представителем высшей касты правосудия. Другое дело, когда они были на природе в Мэне...
– Алло! Нас прервали?
Вилли испытывала противоречивые чувства.
– Нет... просто, я задумалась. У меня много работы, которую я рассчитывала сделать за каникулы...
– К черту работу! У нас еще будет много времени для этого. Поехали, Вилли, пожалуйста... – После паузы он добавил, – я ужасно по тебе соскучился.
Его последние слова все изменили.
Водитель Мэтта встретил Вилли в аэропорту. Это сразу напомнило ей, что она приехала в гости не к простому смертному, а к Верховному судье. Когда она увидела, что в лимузине никого нет, она почувствовала обиду. Неужели Мэтт поступил "благоразумно?" Может, он не хотел, чтобы их увидели вместе в таком людном месте, как аэропорт? Во всяком случае, в Мэне он так не поступал.
Этот вопрос мучил ее всю поездку до дома Мэтта в Джорджтауне. Его жилище представляло собой типичный для Джорджии особняк – красный кирпич и белые ставни. В правом крыле находился огромный гараж, в котором скрывалась целая коллекция автомобилей Мэтта: желтый "паккард", серебристый "бентлей", редкий бордовый "хисиано-сюзи" и блестящий черный "кадиллак", на котором он ездил в Мэне. Несмотря на то, что снаружи особняк имел величественный и элегантный вид, внутри он просто пленял своей роскошью, изяществом и теплотой. Как и сам Мэтт. Мягко отсвечивало дерево антикварной мебели, а цвета восточных ковров были сочные и живые.
В холле навстречу ей торопливо вышла Кэт Иохансен.
– Мэтт прислал свои извинения, – сказала она, принимая у, Вилли пальто. – Он находится на заседании суда по какому-то сложному делу и сказал, что оно, возможно, надолго затянется.
– Спасибо, мисс Иохансен, – Вилли никак не могла заставить себя называть домохозяйку по имени, Она помнила, каким взглядом смотрела на нее эта красивая женщина, которую Мэтт считал своим другом.
Кэт провела ее на второй этаж в очень милую комнату для гостей. Здесь были светлые стены, стояла кровать из красного дерева под балдахином. На ней лежало стеганое покрывало.
– После того, как вы приведете себя в порядок, вы могли бы спуститься вниз на чашечку венского кофе. Мэтт очень любит его в холодные вечера...
Распаковав свои вещи, Вилли неторопливо приняла душ. Надела вельветовые слаксы и мягкий, под цвет им, ангорский свитер. Перевязала волосы на затылке вельветовой лентой и продела в уши золотые сережки. И сошла вниз по ступенькам, покрытым мягким ковром. Оказалось, что Мэтт уже пришел. Они с Кэт сидели перед потрескивающим огнем, смеялись, потягивая кофе.
Пока Мэтт не заметил ее, была возможность понаблюдать за ними. Оба чувствовали себя по-домашнему уютно и удобно. Заметив Вилли, Мэтт поднялся и пошел ей навстречу.
– Вилли, дорогая! – он искренне обнял ее. – Идите сюда и попробуйте неподражаемый кофе, который готовит Кэт.
– У вас прекрасный дом, – сказала она. – И у него есть определенный характер.
– Почти такой же, как у меня, а? О том, что у меня есть определенный характер, говорит пресса. Я приношу извинения, что поздно увидел вас, Вилли. Надеюсь, мы отметим встречу за обедом.
Она наблюдала за Мэттом в этой новой для себя обстановке. Он выглядел другим в черной куртке, белой накрахмаленной рубашке и бордовом галстуке, хотя манеры его оставались прежними. В этой традиционной для себя среде, несколько официальный, он подавлял ее, казался могущественным и менее доступным, чем в лесах Мэна. Она мечтала вернуться с ним туда, ловить форель, стоя по колено в воде. Там, пожалуй, только там, они были в волшебной сказке, где возраст и положение не имели никакого значения.
Обед был сервирован в гостиной, отделанной красным деревом. Обеденный стол и стулья в стиле времен королевы Анны. Мягкий свет, сквозь хрустальные призмы люстры падающий на георгианское столовое серебро. Кэт подала превосходное блюдо из жареного ягненка, обложенного молодой спаржей и тоненькими ломтями жареного картофеля, и салат из свежих овощей. Перед десертом Вилли и Мэтт прошли в его кабинет, где ярко пылал камин. Кэт принесла сыр и вазу с фруктами и покинула их. Вилли устроилась у камина, собираясь насладиться сочной грушей. Тихая музыка Генделя, которую включил Мэтт, расслабила ее. Рассказывая анекдоты о своих коллегах в суде, Мэтт держался более свободно и раскованно. Причем, он каждый раз предупреждал, чтобы она никому не рассказывала, что услышит, а не то его "братья" снимут с него шкуру.
– Расскажите мне об этом месте в Джорджии, – попросила она. – Какое оно?
– Небольшой островок земли... Очень живописный, сохранился в первозданном виде. Друзья предложили мне воспользоваться их домом на время нашей поездки. Мы сможем ловить рыбу и охотиться на уток.
– Охотиться на уток? – переспросила она и сморщила разочарованно лоб. – Как вы можете заниматься этим, столько рассказывая о природе?
Мэтт рассмеялся и взял ее за руку. – Охота на уток такая же естественная вещь, как и ловля рыбы.
Ответ не убедил Вилли.
– Я все еще думаю, что нехорошее дело – охотиться ради спортивного интереса.
– Не делайте поспешных выводов, – сказал он. – Дайте убедить вас. И если все-таки у меня не получится это, позвольте напомнить, что по натуре я человек добрый и гуманный. – Он внимательно посмотрел на нее. – Благодаря моей работе, вы видите во мне идеального, величественного и безупречного человека. Боюсь вас разочаровать, Вилли, но я, прежде всего, человек, а потом уже тот, кем делает меня мое положение.
– Постараюсь понять, – сказала она обиженно. И это прозвучало у нее как у восьмилетнего ребенка, которому Волшебная фея не подарила пасхального зайца.
– Означает ли это, что я могу вновь завоевать ваше доверие?
– Это зависит от того, как вы будете себя вести.
– Хорошо, обещаю, что завтра мы будем обсуждать только высокие темы. Утром мы пойдем в суд, а ленч проведем в кафетерии Сената.
Вилли была умиротворена. Обещания Мэтта было достаточно, чтобы вызвать улыбку на ее лице.
Но Мэтт оставался Мэттом. Когда пришло время ложиться спать, он поцеловал ее в щеку и пожелал спокойной ночи. Она лежала под толстым стеганым одеялом и старалась представить, что чувствовала бы, если бы рядом лежал Мэтт, обнимал и согревал ее страстными поцелуями. Она заснула под впечатлением этих видений, желая, чтобы они воплотились в реальность, так же, как ребенок желает попасть на звезду.
ГЛАВА 10
Проходя через мраморный холл Верховного суда, Вилли почувствовала благоговейный трепет, подобно альпинисту, взобравшемуся на вершину горы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Сейчас, будучи студенткой третьего курса, она должна была выбрать узкую специализацию в изучении права. Следует отметить, что за прошедшие два года, помимо усердного изучения общего курса права, она принимала активное участие в студенческой жизни факультета. Как лучшая из десяти студентов своей группы, она получила возможность стать штатным сотрудником престижной газеты "Гарвард Лоу Ревью" и, кроме того, войти в состав студенческого так называемого "Спорного суда", где студентами в театрализованном виде демонстрировалось действие того или иного закона, со всеми поправками к нему и другими нюансами. Сценарии процессов писались самими студентами, и они же сами выносили решение. Для Вилли не прошли даром часы, проведенные вместе с Мэттом. Она чувствовала себя уверенно на таких заседаниях и понимала, что в этом узком пространстве, ограниченном университетскими стенами, для нее нет ничего невозможного.
Это оптимистическое настроение сохранялось у нее до тех пор, пока она не побывала в офисе "Гарвард Лоу Ревью". Там оно моментально испарилось, поскольку она увидела Бада Хоуджа собственной персоной. Одетый, как и его отец, несколько консервативно, он широко улыбался, разговаривая с редактором, видимо, стараясь завоевать его расположение. Когда он заметил Вилли, его улыбка стала еще шире.
– А вот и пропавшая мисс, которая так и не нашла время посетить "Звони и жди" этим летом.
У Вилли не было настроения разговаривать с ним.
– Я вас только об одном попрошу, Хоудж – припрячьте свои стрелы для другого случая.
– А что вы здесь делаете, разрешите узнать? – спросил он, и улыбка сошла с его лица.
– Я здесь, потому что со вчерашнего дня состою в штате этой редакции, – холодно ответила Вилли.
Бад нахмурился.
– Я слышал, что вы также являетесь членом студенческого суда?
– Верно, – бросила она, забавляясь его недоброжелательностью. Конечно же, он был уверен в своем превосходстве – у него был хороший шанс сделать карьеру в редакции. Но Вилли и не собиралась конкурировать с ним здесь. У нее были другие планы в отношении редакции.
– Не слишком ли это сложно для вас, прекрасная женщина? – спросил он с сарказмом. Его выпуклые глаза зло смотрели на нее. – У древних греков есть слово, точно определяющее чрезмерную гордыню, – высокомерие, вот как это называется. И они предупреждали кое-кого, что...
Вилли перебила его:
– Да, это было высокомерие, которое сокрушило даже сильных и могущественных царей. Они замахивались на слишком многое, но что-то не помню у греков, чтобы и царицы страдали этим недостатком.
Бад смотрел на нее некоторое время испепеляющим взглядом, потом резко повернулся на каблуках и ушел.
Ее щеки покрылись румянцем от одержанной победы. Она смотрела ему вслед и думала о том, как он похож на старого Бада. Как он старался одержать верх, но получилось наоборот. А в общем-то, стоит ли игра свеч...
Вилли знала, что как воспитанницу Гарвардского университета ее могут пригласить самые престижные фирмы страны. Имея в своем послужном списке работы в "Лоу Ревью" и студенческий суд, она могла надеяться сначала поработать некоторое время судьей, а потом, несмотря на то, что она женщина, заняться адвокатской практикой. Она не собиралась всю жизнь прозябать в пыльных библиотеках и жаждала практической деятельности. Чем труднее, тем лучше. И делать все лучше других. Вот чего ей хотелось. Это было совсем не то, что было на уме у Бада Хоуджа.
Однако Бад был не единственным, кто указывал ей на то, что она замахнулась слишком высоко, начав работать и в газете, и в студенческом суде.
– Ты сошла с ума, – говорила ей Сюзанна.
– Не больше, чем ты! – отвечала ей Вилли, яростно барабаня на пишущей машинке. Она печатала статью. – Но я все равно не вижу поддержки от своей соседки по комнате. Хоть небольших аплодисментов.
– Аплодисменты будут после того, как ты с треском провалишься! – сострила Сюзанна.
– Звучит прекрасно.
– И точно. Вилли обиделась.
– Ты думаешь, я занимаюсь всем этим, чтобы быть на виду? У тебя, и у всех остальных? Ты считаешь меня выскочкой?
– А то нет? – поддела ее Сюзанна, но потом лицо ее приняло серьезное выражение. – Господи! Я понимаю, как важно доказать самой себе, что ты можешь справиться с трудностями. Я сама стараюсь делать это всю жизнь. Но сколько это стоит усилий! Я много думала последнее время об этом... Сколько хорошего я лишилась только потому, что столько времени уделила борьбе со своей семьей... Может быть, и ты много времени тратишь на пустую борьбу?
Вилли чуть не сказала ей, что она рассуждает, как ее отец, но вовремя сдержалась. Она почувствовала разочарование. Она ждала совсем другого от своей подруги. "Ты права, Вилли! Покажи этим сукиным детям, на что способны женщины!" – вот слова, которые ей хотелось бы от нее услышать. Но сейчас она уже не сомневалась, что не услышит их от Сюзанны никогда.
Но Вилли не собиралась останавливаться. Ни за что! И, если не окажется новых причин для борьбы, у нее в запасе всегда будут старые.
Этой ночью она написала письмо Мэтту, подробно рассказав ему о своих делах. Она была немного взволнована своими успехами. Она вспомнила, как однажды Мэтт ссылался на цитату из книги Браунинга: "Человеческим достижениям нет предела, так же, как его нет у неба".
Когда она вложила письмо в конверт, то подумала, что ее успехи, о которых она так подробно написала Мэтту, произведут на него впечатление. Она хотела выглядеть в его глазах не просто подающей надежды студенткой, а более значительно. Эта мысль немного смутила ее.
Она вертела письмо в руках, думая, отсылать его или нет. Потом положила его на полочку перед зеркалом, где оно пролежало два дня. Вилли подумывала, не написать ли ей письмо заново, без такого вознесения собственных успехов, но, в конце концов, решила отослать его в первоначальном варианте.
Хотя они и расстались как друзья, Вилли чувствовала, что ее тянет к нему. Она старалась подавить в себе разочарование и даже ревность, когда видела на газетных фотографиях его в сопровождении красивых светских дам. То же самое она испытывала, когда в статьях о нем читала, что он, будучи холостяком, является объектом пристального внимания со стороны многих женщин города.
Ответ на свое письмо, который она вскоре получила, был краток, написан в несколько официальном тоне, и, в основном, касался общих тем. "Вы бросили вызов самой себе, но не забывайте временами останавливаться, чтобы понюхать цветочки на обочине дороги". Лейтмотивом письма была мысль о том, что опыт приходит с годами, и ей надо набраться терпения, не спешить и много работать.
Разочарованная, она скомкала письмо и бросила его в угол. Она долго ворочалась в постели без сна, потом встала, разгладила письмо и прочла его опять. Он пытался отдалиться от нее, это чувствовалось, но, возможно, это был единственно верный путь. Она бросила вызов, и от нее потребуются огромные усилия, чтобы добиться поставленной цели.
Курсовая работа, которую она писала в этом году, была ненамного сложнее прошлогодней. Но редакторы "Лоу Ревью" требовали от нее гораздо большего, чем все профессора, вместе взятые. Для начала ей было поручено провести юридический анализ статьи, то есть проверить правильность ссылок на те или иные законы и достоверность инцидентов. Работа была ей под силу, но скучна и трудоемка.
В то же время как член "Спорного суда" она должна была выступить вместе со студентами из Бостонского университета. Когда консультант факультета вручил ей ее роль, она с ужасом прочла ее. Дело было связано с некой гипотетической школой Клары Бартон в некоем гипотетическом городе Хулистере. Школьная образовательная система базировалась на том, что преподавание вели исключительно женщины. Школе было отказано в кредитовании со стороны государственного совета по делам школ. Несогласная с таким решением, школа Клары Бартон подала иск. Дело было проиграно, и школа подала прошение в апелляционный суд. Вилли предлагалось выступить против апелляции школы. Ее первой реакцией была мысль, что она не может согласиться участвовать в этом процессе. Как могла она выступить против дела, в которое верила. Просмотрев документ, который ей предложили, она подняла глаза на консультанта Лоуэла Б. Шарпа, нервного старого холостяка, который лишь писал свои книги и никогда не практиковал.
– Есть проблемы, мисс Делайе? – спросил он не без ехидства. – Наверняка вам потребуется помощь...
Вилли прекрасно понимала, что он имел в виду. Она не сомневалась, что Шарп специально для нее отобрал это назначение. Но, если она откажется от него сейчас, ей не дадут другого. Консультант сделал именно то, что всегда делали ее профессора: ставили ей всяческие препоны, потому что она была женщиной, играли на ее гордости.
– Нет проблем, – заявила она, оставляя Шарпа. Его усмешка будто говорила, что он с удовольствием посмотрит, как Вилли провалится на суде. Ей не с кем было поделиться своими горестными мыслями. Даже Сюзанна все больше отдалялась от нее и казалась погруженной в собственные проблемы.
Но как бы тяжело ни было, Вилли всегда старалась не подавать виду. Она говорила себе, что все идет к лучшему.
Дело, которому она решила себя посвятить, было ее жизнью, и она имела все для того, чтобы добиться успеха.
Потом позвонил Мэтт.
– Ты собираешься домой на Рождество? – спросил он.
– Не думаю, – ответила она. Если она останется на каникулы здесь, то сможет спокойно доделать работу, которой была завалена в будни.
– Тогда у меня есть к тебе предложение. Пара деньков здесь, в Вашингтоне, а потом Рождество в Джорджии...
Приглашение явилось для нее неожиданностью и обрадовало ее. Побывать в Вашингтоне... увидеть своими глазами Верховный суд... Замечательная перспектива провести каникулы. Но она чувствовала какую-то неловкость, ведь она будет с самим Мэттом, представителем высшей касты правосудия. Другое дело, когда они были на природе в Мэне...
– Алло! Нас прервали?
Вилли испытывала противоречивые чувства.
– Нет... просто, я задумалась. У меня много работы, которую я рассчитывала сделать за каникулы...
– К черту работу! У нас еще будет много времени для этого. Поехали, Вилли, пожалуйста... – После паузы он добавил, – я ужасно по тебе соскучился.
Его последние слова все изменили.
Водитель Мэтта встретил Вилли в аэропорту. Это сразу напомнило ей, что она приехала в гости не к простому смертному, а к Верховному судье. Когда она увидела, что в лимузине никого нет, она почувствовала обиду. Неужели Мэтт поступил "благоразумно?" Может, он не хотел, чтобы их увидели вместе в таком людном месте, как аэропорт? Во всяком случае, в Мэне он так не поступал.
Этот вопрос мучил ее всю поездку до дома Мэтта в Джорджтауне. Его жилище представляло собой типичный для Джорджии особняк – красный кирпич и белые ставни. В правом крыле находился огромный гараж, в котором скрывалась целая коллекция автомобилей Мэтта: желтый "паккард", серебристый "бентлей", редкий бордовый "хисиано-сюзи" и блестящий черный "кадиллак", на котором он ездил в Мэне. Несмотря на то, что снаружи особняк имел величественный и элегантный вид, внутри он просто пленял своей роскошью, изяществом и теплотой. Как и сам Мэтт. Мягко отсвечивало дерево антикварной мебели, а цвета восточных ковров были сочные и живые.
В холле навстречу ей торопливо вышла Кэт Иохансен.
– Мэтт прислал свои извинения, – сказала она, принимая у, Вилли пальто. – Он находится на заседании суда по какому-то сложному делу и сказал, что оно, возможно, надолго затянется.
– Спасибо, мисс Иохансен, – Вилли никак не могла заставить себя называть домохозяйку по имени, Она помнила, каким взглядом смотрела на нее эта красивая женщина, которую Мэтт считал своим другом.
Кэт провела ее на второй этаж в очень милую комнату для гостей. Здесь были светлые стены, стояла кровать из красного дерева под балдахином. На ней лежало стеганое покрывало.
– После того, как вы приведете себя в порядок, вы могли бы спуститься вниз на чашечку венского кофе. Мэтт очень любит его в холодные вечера...
Распаковав свои вещи, Вилли неторопливо приняла душ. Надела вельветовые слаксы и мягкий, под цвет им, ангорский свитер. Перевязала волосы на затылке вельветовой лентой и продела в уши золотые сережки. И сошла вниз по ступенькам, покрытым мягким ковром. Оказалось, что Мэтт уже пришел. Они с Кэт сидели перед потрескивающим огнем, смеялись, потягивая кофе.
Пока Мэтт не заметил ее, была возможность понаблюдать за ними. Оба чувствовали себя по-домашнему уютно и удобно. Заметив Вилли, Мэтт поднялся и пошел ей навстречу.
– Вилли, дорогая! – он искренне обнял ее. – Идите сюда и попробуйте неподражаемый кофе, который готовит Кэт.
– У вас прекрасный дом, – сказала она. – И у него есть определенный характер.
– Почти такой же, как у меня, а? О том, что у меня есть определенный характер, говорит пресса. Я приношу извинения, что поздно увидел вас, Вилли. Надеюсь, мы отметим встречу за обедом.
Она наблюдала за Мэттом в этой новой для себя обстановке. Он выглядел другим в черной куртке, белой накрахмаленной рубашке и бордовом галстуке, хотя манеры его оставались прежними. В этой традиционной для себя среде, несколько официальный, он подавлял ее, казался могущественным и менее доступным, чем в лесах Мэна. Она мечтала вернуться с ним туда, ловить форель, стоя по колено в воде. Там, пожалуй, только там, они были в волшебной сказке, где возраст и положение не имели никакого значения.
Обед был сервирован в гостиной, отделанной красным деревом. Обеденный стол и стулья в стиле времен королевы Анны. Мягкий свет, сквозь хрустальные призмы люстры падающий на георгианское столовое серебро. Кэт подала превосходное блюдо из жареного ягненка, обложенного молодой спаржей и тоненькими ломтями жареного картофеля, и салат из свежих овощей. Перед десертом Вилли и Мэтт прошли в его кабинет, где ярко пылал камин. Кэт принесла сыр и вазу с фруктами и покинула их. Вилли устроилась у камина, собираясь насладиться сочной грушей. Тихая музыка Генделя, которую включил Мэтт, расслабила ее. Рассказывая анекдоты о своих коллегах в суде, Мэтт держался более свободно и раскованно. Причем, он каждый раз предупреждал, чтобы она никому не рассказывала, что услышит, а не то его "братья" снимут с него шкуру.
– Расскажите мне об этом месте в Джорджии, – попросила она. – Какое оно?
– Небольшой островок земли... Очень живописный, сохранился в первозданном виде. Друзья предложили мне воспользоваться их домом на время нашей поездки. Мы сможем ловить рыбу и охотиться на уток.
– Охотиться на уток? – переспросила она и сморщила разочарованно лоб. – Как вы можете заниматься этим, столько рассказывая о природе?
Мэтт рассмеялся и взял ее за руку. – Охота на уток такая же естественная вещь, как и ловля рыбы.
Ответ не убедил Вилли.
– Я все еще думаю, что нехорошее дело – охотиться ради спортивного интереса.
– Не делайте поспешных выводов, – сказал он. – Дайте убедить вас. И если все-таки у меня не получится это, позвольте напомнить, что по натуре я человек добрый и гуманный. – Он внимательно посмотрел на нее. – Благодаря моей работе, вы видите во мне идеального, величественного и безупречного человека. Боюсь вас разочаровать, Вилли, но я, прежде всего, человек, а потом уже тот, кем делает меня мое положение.
– Постараюсь понять, – сказала она обиженно. И это прозвучало у нее как у восьмилетнего ребенка, которому Волшебная фея не подарила пасхального зайца.
– Означает ли это, что я могу вновь завоевать ваше доверие?
– Это зависит от того, как вы будете себя вести.
– Хорошо, обещаю, что завтра мы будем обсуждать только высокие темы. Утром мы пойдем в суд, а ленч проведем в кафетерии Сената.
Вилли была умиротворена. Обещания Мэтта было достаточно, чтобы вызвать улыбку на ее лице.
Но Мэтт оставался Мэттом. Когда пришло время ложиться спать, он поцеловал ее в щеку и пожелал спокойной ночи. Она лежала под толстым стеганым одеялом и старалась представить, что чувствовала бы, если бы рядом лежал Мэтт, обнимал и согревал ее страстными поцелуями. Она заснула под впечатлением этих видений, желая, чтобы они воплотились в реальность, так же, как ребенок желает попасть на звезду.
ГЛАВА 10
Проходя через мраморный холл Верховного суда, Вилли почувствовала благоговейный трепет, подобно альпинисту, взобравшемуся на вершину горы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55