– Ну и?.. – спросил Карл напряженно, так как оба молчали.
– Ну и… – продолжил сосед-лифтер, – мимо как раз проходил старший администратор, увидел людей перед твоим лифтом безо всякой надежды на обслуживание, пожелтел от злости, спрашивает, где ты, – я в эту минуту подъехал, – а я понятия не имею, ведь ты не сказал мне, куда идешь, и тогда он тут же позвонил в спальню, чтобы мигом явился другой лифтер.
– Я же встретил тебя в коридоре, – сказал сменщик Карлу. Тот кивнул.
– Конечно, – заверил второй лифтер, – я тут же сказал, что ты попросил ненадолго подменить тебя, но разве начальство станет слушать такие объяснения? Ты, видать, еще не знаешь его. Ведено передать, чтобы ты немедля явился в контору. Так что лучше не задерживайся, беги туда. Может, он еще простит тебя, ты действительно отсутствовал только две минуты. Объясни, только спокойно, что ты просил меня о подмене. О том, что ты подменял меня, лучше не упоминать, советую тебе настоятельно; мне ничего не сделают, у меня есть разрешение, но незачем говорить о том случае, да еще путать его с этим, к которому он не имеет отношения.
– Я же впервые оставил свой пост, – сказал Карл.
– Так бывает всегда, но они не верят, – ответил парень и побежал к своему лифту, так как к нему уже приближались люди.
Мальчик лет четырнадцати, сменивший Карла и явно ему сочувствующий, сказал:
– Я знаю много случаев, когда такие вещи прощались. Обычно переводят на другую работу. Уволили, насколько мне известно, лишь одного. Тебе нужно придумать серьезное оправдание. Ни в коем случае не говори, что тебе вдруг стало плохо, он тебя засмеет. Лучше уж сказать, что один постоялец дал тебе поручение к другому, а ты запамятовал, кто дал тебе поручение, и не смог найти другого.
– Ничего, – сказал Карл, – все обойдется.
Но после всего, что услышал, он уже не надеялся на хороший исход. Если даже это упущение ему простят, в общей спальне до сих пор находится Робинсон, живое свидетельство вины, а при дотошном характере старшего администратора весьма вероятно, что он не ограничится поверхностным расследованием и в конце концов разыщет Робинсона. Хотя никто прямо не запрещал приводить в спальню посторонних, но запрета не существовало явно только потому, что это было немыслимо.
Когда Карл вошел в кабинет старшего администратора, тот сидел за утренним кофе; сделав глоток, он заглядывал в какой-то список, полученный, видимо, от присутствующего здесь старшего портье. Это был крупный мужчина, а роскошная, с богатой отделкой форма – даже на плечах и по рукавам змеились золотые галуны и шитье – делала его еще массивнее. Блестящие, длинные черные усы вроде тех, какие носят венгры, были неподвижны при самых что ни на есть резких поворотах головы. И вообще, из-за тяжелой одежды старший портье двигался с большим трудом и стоял не иначе как широко расставив ноги, чтобы вернее распределить свой вес.
Карл вошел легко и быстро, как привык здесь, в гостинице, потому что медлительность и осторожность, которые у частных лиц служат признаком учтивости, у лифтеров означают леность. Кроме того, нельзя же прямо с порога выказывать, что чувствуешь свою вину. Старший администратор, правда, мельком взглянул на открывшуюся дверь, но тотчас вернулся к своему кофе и бумагам, не обращая внимания на Карла. Однако портье, вероятно, воспринял появление Карла как помеху, возможно, он хотел сообщить какой-то секрет или высказать просьбу, – как бы там ни было, он, набычившись, поминутно зло поглядывал на Карла, чтобы затем, очевидно, в соответствии со своими намерениями, встретившись взглядом с Карлом, снова обратиться к старшему администратору. Но Карл полагал, что произведет дурное впечатление, если сейчас, едва явившись, вновь покинет кабинет без приказа начальства. А оно продолжало изучать список и время от времени угощалось тортом, с которого то и дело, не прерывая чтения, стряхивало сахар. Когда один лист списка упал на пол, портье даже не попытался поднять его, знал, что ему это не по силам, да в этом не было и необходимости, ведь Карл был уже тут как тут, поднял лист и протянул старшему администратору, который взял его так, словно он сам собой взлетел с пола. В общем, эта маленькая услуга ничего не дала, потому что портье не прекратил своих злобных поглядываний.
И все же Карл был спокойнее, чем раньше. Уже то, что его дело, похоже, представляется старшему администратору маловажным, можно считать добрым знаком. В конце концов, это и понятно. Лифтер, конечно, абсолютно ничего не значит и потому не смеет ничего себе позволить, но как раз потому, что он ничего не значит, не может и натворить ничего из ряда вон выходящего. Вдобавок старший администратор в юности сам был лифтером – что составляло предмет гордости нынешнего лифтерского поколения, – именно он первый организовал лифтеров и наверняка оставлял, бывало, без разрешения свой пост, хотя сейчас его, конечно, никто не заставит вспомнить об этом, и нельзя не учитывать, что, как бывший лифтер, он видит свой долг как раз в том, чтоб неумолимой строгостью, хотя бы время от времени, поддерживать дисциплину среди этих парней. К тому же теперь Карл полагал, что время работает на него. Часы в кабинете показывали уже четверть шестого, каждую минуту мог вернуться Ренелл, может быть, он уже тут, ведь должен же он был заметить, что Робинсон не вернулся; кстати, Деламарш и Ренелл вряд ли находились далеко от «Оксиденталя», пришло в голову Карлу, потому что иначе Робинсон в жалком своем состоянии едва ли нашел бы дорогу сюда. Если теперь Ренелл обнаружит Робинсона в своей постели, а это неизбежно, – тогда все хорошо. Он малый практичный, особенно когда речь идет о его собственных интересах, и конечно же постарается немедля удалить Робинсона из гостиницы, что будет несложно, поскольку этот пьяница уже мало-мальски оклемался, да и Деламарш, вероятно, ждет у подъезда, готовый встретить его. Если же Робинсона удалили, Карл может возражать старшему администратору гораздо увереннее и на этот раз, быть может, отделается просто строгим выговором. Затем он посоветуется с Терезой, сказать ли правду старшей кухарке – сам он видел этому препятствие, – и, по мере возможности, без особого ущерба с этим делом будет покончено.
Едва Карл успокоил себя подобными рассуждениями и занялся незаметным подсчетом чаевых, полученных этой ночью, – у него было ощущение, что их особенно много, – как старший администратор со словами:
«Подождите, пожалуйста, минуточку, Федор» – положил список на стол, упруго поднялся и так заорал на Карла, что от испуга тот уставился в его огромную черную пасть.
– Ты без разрешения бросил свой пост. Знаешь ли ты, что это означает? Это означает увольнение. Я не хочу слушать оправданий, можешь оставить при себе свои лживые отговорки, мне вполне достаточно факта, что тебя там не было. Если я оставлю это без последствий и прощу тебя, в скором времени все сорок лифтеров сбегут с работы, и мне впору будет самому поднимать на руках по лестнице все пять тысяч постояльцев.
Карл молчал. Портье подошел поближе и одернул курточку Карла, топорщившуюся складками, – несомненно чтобы обратить внимание старшего администратора на эту маленькую неряшливость в одежде Карла.
– Может, тебе вдруг стало плохо? – коварно спросил старший администратор.
Карл испытующе посмотрел на него и ответил:
– Нет.
– Значит, тебе даже плохо не стало? – завопил старший администратор еще громче. – В таком случае ты наверняка придумал какую-нибудь грандиозную ложь. Чем ты намерен оправдаться? Выкладывай!
– Я не знал, что должен просить разрешения по телефону, – сказал Карл.
– Это восхитительно, в самом деле! – воскликнул старший администратор, схватил Карла за воротник курточки и почти перенес его к «Правилам обслуживания лифтов», висевшим на стене. Портье тоже подошел к стене.
– Читай! – сказал старший администратор, указывая на один из параграфов. Карл решил, что должен читать про себя. Однако последовала команда: – Вслух!
Вместо того чтобы читать вслух. Карл сказал, надеясь успокоить начальника:
– Я знаю этот параграф, ведь я тоже получил инструкцию и внимательно ее изучил. Но те пункты, которыми не пользуешься, вылетают из головы. Я служу уже два месяца и ни разу не покидал своего поста.
– Зато сегодня ты его покинешь, – сказал старший администратор, подошел к столу, снова взял в руки список, словно собираясь вновь приняться за чтение, но хлопнул им по столу, как никчемной бумажонкой, и, побагровев, забегал по комнате. – Из-за этого мальца вытерпеть подобное! Такой переполох в ночную смену! – выкрикнул он несколько раз. – Вы знаете, кто хотел подняться наверх, когда этот малый сбежал с лифта? – обратился он к портье. И назвал имя, услышав которое портье, конечно же знавший всех постояльцев и могущий оценить ситуацию, так ужаснулся, что быстро взглянул на Карла как на овеществленное подтверждение того, что носитель ТАКОГО ИМЕНИ вынужден был напрасно ждать возле лифта, от которого сбежал лифтер.
– Кошмар! – сказал портье и медленно покачал головой, повернувшись к Карлу с безграничной тревогой, а тот печально смотрел на него и думал, что поплатится еще и за тупоумие этого человека.
– Кстати, я тоже давно тебя приметил, – заявил портье и наставил на Карла толстый, дрожащий от напряжения палец. – Ты – единственный лифтер, который принципиально со мной не здоровается. Что ты, собственно, о себе вообразил! Каждый, кто проходит мимо стойки портье, должен мне поклониться. К остальным портье можешь относиться как угодно, но я требую поклона. Я, правда, иной раз делаю вид, будто ничего не замечаю, но, будь уверен, я совершенно точно знаю, кто мне кланяется, а кто – нет, олух ты этакий! – И он отвернулся от Карла и, расправив плечи, шагнул к старшему администратору, но тот, вместо того чтобы откликнуться на выпад портье, заканчивал свой завтрак и перелистывал утреннюю газету, которую ему только что принесли.
– Господин старший портье, – сказал Карл, он решил ответить на его выпад, воспользовавшись невнимательностью старшего администратора, так как понимал, что повредить ему может скорее враждебное отношение портье, чем его упреки, – я всегда вам кланяюсь. В Америке я недавно, а родом из Европы, где, как известно, кланяются куда больше, чем нужно. Естественно, я не мог полностью отвыкнуть от этого, и еще два месяца назад в Нью-Йорке, Где по воле случая вращался в довольно высоких кругах, меня то и дело уговаривали отдаться от этой чрезмерной вежливости. И вы говорите, что я с вами не здоровался! Я здоровался с вами каждый день по нескольку раз. Но, естественно, не всегда, когда вас видел, так как ежедневно прохожу мимо раз сто.
– Ты обязан кланяться мне каждый раз, каждый раз, без исключения; все время, пока ты со мной разговариваешь, ты обязан держать головной убор в руках; и называть меня обязан «господин старший портье», а не просто «вы». И так – каждый раз, каждый раз.
– Каждый раз? – повторил Карл тихо и вопросительно, теперь он вспомнил, что все время здесь находился под неусыпным надзором этих строгих укоряющих глаз, прямо с того первого утра, когда, еще не совсем приноровившись к своему положению слуги, безо всяких околичностей настойчиво выспрашивал у этого старшего портье, не интересовались ли им двое мужчин и не оставляли ли для него фотографии.
– Теперь ты видишь, куда заводит такое поведение, – сказал портье, снова подступив вплотную к Карлу и указывая на все еще читавшего старшего администратора, словно тот был орудием его мести. – Уж на новом-то месте ты научишься приветствовать портье, пусть даже это будет самая что ни на есть жалкая дыра.
Карл понимал, что место он уже потерял, так как старший администратор только что об этом сказал и старший портье говорил об этом как о деле решенном, а для увольнения лифтера санкции гостиничной дирекции, наверное, не требуется. Правда, произошло все быстрее, чем он предполагал, ведь, в конце концов, он честно прослужил два месяца и, несомненно, работал лучше многих. Но в решающий момент такие вещи ни в одной части света – ни в Европе, ни в Америке – не учитываются, решение выносят спонтанно, под влиянием минутного гнева. Может, лучше прямо сейчас попрощаться и уйти. Тереза и старшая кухарка, должно быть, еще спят, и, чтобы избавить их по крайней мере от разочарования и грусти при личном прощании, Написать им письмо, быстренько собрать чемодан и потихоньку удалиться. Если же он останется хотя бы на один день, а ему, конечно, не помешал бы небольшой отдых, то ждет его не что иное, как раздувание скандала из этого инцидента, упреки со всех сторон, невыносимое зрелище слез Терезы, а возможно, и старшей кухарки и, наконец, не исключена даже возможность наказания. С другой стороны, его смущало то, что здесь ему противостояли два противника и каждое высказанное им слово не один, так другой переиначит и истолкует в дурную сторону. Вот почему он молчал и пока что радовался тишине, установившейся в комнате, поскольку старший администратор по-прежнему читал газету, а старший портье складывал по порядку разбросанный по столу список, что вызывало у него, в силу явной близорукости, большие затруднения.
Наконец старший администратор, зевнув, положил газету, взглянул на Карла, удостоверился, что тот еще здесь, и покрутил ручку телефона. Несколько раз он крикнул в трубку «Алло!», но никто не отвечал.
– Никто не отвечает, – сказал он портье. Тот, наблюдая за попыткой позвонить, как показалось Карлу, с особым интересом, заметил:
– Уже без четверти шесть. Она наверняка встала. Позвоните подольше.
В это мгновение без всякого вызова раздался телефонный звонок.
– Старший администратор Исбери, – отозвался старший администратор. – Доброе утро, госпожа старшая кухарка. Надеюсь, я вас не разбудил? Мне очень жаль. Да, да, уже без четверти шесть. Но мне искренне жаль, что я вас потревожил. Вам бы надо отключать телефон на время сна. Нет, нет, с моей стороны это совершенно непростительно, тем более что дело, о котором я хочу с вами поговорить, сущий пустяк. Конечно же у меня есть время, пожалуйста, я подожду у телефона, если вы не возражаете.
– Она, видать, подбежала к телефону в ночной сорочке, – улыбаясь, сказал старший администратор старшему портье, который стоял с напряженным выражением лица, склонившись к телефонному аппарату. – Я ее в самом деле разбудил; обычно ее будит молоденькая девушка, служащая при ней машинисткой, но сегодня она почему-то забыла это сделать. Жаль, что я напугал ее, она и без того такая нервная.
– Почему она не продолжает разговор?
– Пошла взглянуть, что случилось с девушкой, – ответил старший администратор уже с трубкой возле уха, так как снова позвонили. – Ничего, она найдется, – сказал он уже в телефонную трубку. – Вы ни в коем случае, не должны так тревожиться по всякому поводу. Вам действительно необходимо как следует отдохнуть. Итак, что касается моего небольшого дела. Здесь у меня лифтер по фамилии… – Он вопросительно повернулся к Карлу, который, внимательно слушая, тотчас же подсказал свое имя, – по фамилии Карл Россман. Если я не ошибаюсь, он представляет для вас кое-какой интерес; к сожалению, он не оценил вашей доброты и без разрешения оставил свой пост, тем самым причинив мне большие и, по-видимому, весьма серьезные неприятности, вот почему я его только что уволил. Надеюсь, вы не воспримете это трагически. Что-что? Уволил, да, уволил. Но я ведь сказал вам, он оставил свой пост. Нет, дорогая старшая кухарка, тут я действительно не могу пойти вам навстречу. Речь идет о моем авторитете, на карту поставлено слишком много, один такой юнец может взбаламутить всю эту шайку. Именно с лифтерами нужно быть особенно начеку. Нет, нет, в этом случае я не могу сделать вам такого одолжения, как бы мне этого ни хотелось. Даже если я, несмотря ни на что, оставлю его здесь, так сказать, для того чтобы упражнять собственную желчность, из-за вас, да, да, из-за вас, госпожа старшая кухарка, ему здесь оставаться нельзя. Вы принимаете в нем участие, которого он вовсе не заслуживает, и так как я знаю не только его, но и вас, то мне понятно, что это приведет только к величайшим разочарованиям, от которых я любой ценой хочу вас избавить. Я говорю совершенно откровенно, хотя этот черствый юнец стоит в нескольких шагах от меня. Он будет уволен, нет, нет, госпожа старшая кухарка, он будет уволен вчистую, нет, нет, его не переведут ни на какую другую работу, он ни на что не годен. Кстати, на него вообще много жалоб. Старший портье, например, находящийся здесь Федор, да, Федор, жалуется на невежливость и дерзость этого мальчишки. Как? Неужели этого недостаточно? Ну, дорогая старшая кухарка, ради этого мальчишки вы изменяете своим принципам. Нет, вы не вправе так на меня наседать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29