И не говори, будто по соглашению мне этого нельзя. Лучше взгляни, что там еще в пакете.Еще она вынула пару до неприличия прозрачных бикини, раскрашенных под шкуру леопарда, а под ними лежала картонная коробочка… с презервативами. Хиллари, словно обжегшись, отдернула пальцы и поспешила закрыть пакет.Убирая этот современный ящик Пандоры с глаз долой, она с тревогой думала, что, стараясь уберечь отца, сама загнала себя в угол. Отец! Как же она забыла? Надо сейчас же позвонить ему и предупредить, что она не будет ночевать сегодня дома. Пусть не тревожится, что ее нет.— Кому ты звонишь? — поинтересовался Люк, заметив, что она снимает трубку с телефонного аппарата на ночном столике, и невольно улыбнулся при виде того, какие отчаянные старания прилагает при этом, чтобы избежать соприкосновения со все еще вибрировавшим свадебным ложем.Ну-ну. Пусть упорствует, хоть до второго пришествия, все равно никуда она от него не денется. Рассудок, может, и диктует ей держаться от него подальше, но тело велит совсем другое. Потому она так и шарахается от этой кровати. Боится, что он опять начнет ее соблазнять. Он, конечно, будет ее соблазнять. До победного конца. Пока она не окажется там, где ей и положено быть, — в его объятиях.— Я звоню отцу — сказать, чтобы не ждал меня сегодня домой, — ответила Хиллари и, полуотвернувшись от него, заговорила в трубку: — Папочка? Это я. Послушай, меня тут занесло в Гатлинбург. Я встретила давнюю приятельницу, и мы решили немного развеяться… Да, взбрело вдруг в голову, экспромтом. Мы давно не виделись, ну и…Видя, как Люк наставил уши и откровенно ловит каждое ее слово, Хиллари уже полностью повернулась к нему спиной. Публика ей ни к чему.— Что там у тебя? Какой-то шум, — заметил отец.Шум создавала вибрирующая кровать. Но не объяснять же отцу.— Шум? Это газировка, папочка, — нашлась она. — Телефоны-автоматы расположены здесь рядом с сатуратором.— Где ты остановилась? Поточнее. На случай, если понадобится тебя найти.Учитывая его здоровье, такой вопрос был весьма по существу, и Хиллари не сочла возможным на него не ответить.— Я ночую в мотеле Лил Абнера, папочка. Как ты там? Нормально себя чувствуешь? Лекарство не забыл принять?— Все хорошо. Не тревожься обо мне. Развлекайся в свое удовольствие. Тебе предстоит достаточно хлопот на новом месте.— Спасибо, папочка. До завтра.Едва повесив трубку, она сообразила, что, если отцу придется разыскивать ее, Хиллари Грант в мотеле Лил Абнера не обнаружат. Она снова взяла трубку и набрала регистратуру. После долгих гудков там наконец ответили:— Да?— Я попросила бы добавить еще одну фамилию к зарегистрированным вами за этим номером.— Каким номером?Хиллари наклонилась к аппарату посмотреть, не обозначены ли на нем нужные цифры, но оказалось, что нет. Вместо них там стояли два слова: «Поцелуй Венеры».— Свадебные апартаменты, — сказала она.— У нас таких номеров два, мадам. Вы в каком?— В «Поцелуе Венеры», — выдавила она из себя. — В том, где все время вибрирует кровать,— И к вам присоединяется кто-то еще?Вопрос прозвучал у портье так, как если бы они собирались предаться любви втроем — menage a trois.— Да нет! Просто я прошу приписать имя Хиллари Грант.— Нам придется взять дополнительную плату.— За то, чтобы приписать имя?— За третье лицо, — заявил портье.— Я же сказала вам: никакого третьего нет!— А… понял. Вы не миссис Маккалистер. Вы хотите, чтобы я изменил запись в книге на мистер Маккалистер и мисс Хиллари Грант.— Я и миссис Маккалистер — одно лицо. Просто запишите так: Хиллари Грант дефис Маккалистер.— Дефис Маккалистер? — повторил за ней портье. — Это кто? Еще четвертый?— Ну, хватит! — прошептала в сторону Хиллари и сунула трубку Люку, который, стоя рядом, трясся от смеха. — Держи! Ты выбрал эту берлогу, вот и объясняйся.Люк в два счета объяснился с портье. Конечно, сказала себе Хиллари, с Люком этот полудурок разговаривает по-человечески — как-никак разговаривает с мужчиной.Хиллари так и подмывало пнуть что-нибудь. И она дала себе волю. Пнула ногой вибрирующую кровать — и вибрация вдруг прекратилась.Вот так. Хоть с чем-то она справилась. Теперь ей не нужно смотреть на это укрытое красным атласом, корчащееся в Смертельных судорогах ложе. Уж конечно, она не станет делить его с Люком. Даже если придется спать на полу.— Ты чего? — спросил Люк, когда она достала пару тканых одеял с верхней полки стенного шкафа.— Устраиваю себе постель на полу, — ответила она с вызовом.Люк только пожал плечами и растянулся на обретшей теперь покой кровати.— Вольному воля.Она посмотрела на него так, словно не верила своим глазам:— И ты допустишь, чтобы я провела ночь на полу?— Где твоей душеньке угодно.— Настоящий джентльмен предложил: бы мне спать на постели.— Милости прошу. Предлагаю тебе спать на постели…— Благодарю.— …со мной. — Люк, приглашая, похлопал по матрасу.— С тобой? Об этом не может быть и речи.— Как знаешь. Желаю добрых снов. Ты постлала себе на полу, вот и спи там в свое удовольствие. Надеюсь, тут не водятся тараканы.— Как мило, что тебя это тревожит.— Пожалуй, они больше испугаются тебя, чем ты их.— Ты меня успокоил.— Крепкого сна, дорогая, — пожелал он. — И не давай себя в обиду клопам. Ну и тараканам тоже.Как только в комнате погас свет, целая симфония шуршащих звуков обступила Хиллари. Ей пришлось сжаться в комок, чтобы унять свое воображение, внушавшее, будто у нее перед глазами снуют полчища тараканов.На светящемся циферблате ее часиков было почти два часа ночи, когда Хиллари пришел в голову неплохой план. Люк — бегемот толстокожий! — спал как убитый. Маловероятно, что он проснется, если она тихонько встанет, уляжется в изголовье кровати и поспит там, спеленутая тонкими одеялами, словно мумия бинтами. Она проснется раньше Люка и переберется на пол, а Люк останется с носом.Беззвучно, как мышка, она накрутила на себя одеяла и прокралась к кровати, осторожно минуя туалетный столик — не хватало только споткнуться об него и сломать ногу.Приблизившись к постели, Хиллари замерла, проверяя, спит ли Люк. Он не шевелился, и она стояла не шевелясь. План удался! Она опустилась на матрас, и после жесткого пола он показался ей пухом.Только часа два-три. Она поспит часа два и встанет.Гигантские каракатицы атаковали Хиллари. Она билась изо всех сил, стараясь вырваться. Но они побеждали. Она была в кольце. Она… она спала и видела сон. И как только поняла, что это сон, проснулась.Первое, что она увидела, спросонья моргая глазами, была рука. Чужая рука! Ее охватил панический страх. Где она?Взгляд упал на красное атласное покрывало, брошенное на один из ближайших стульев, черные шелковые простыни… Мотель. Теперь понятно, где она. Там, где ей не следует быть. В одной постели с Люком.Она не стала терять времени, перебирая в памяти, как это случилось. Не поддалась и искушению остаться в теплой постели, под боком у Люка, Надо срочно убраться на пол, но как? Оттолкнуть Люка? Он проснется.Нет, тут требуется максимум осторожности. Начать с малого — выпростать свою левую кисть из-под его локтя, которым он прижимал ее, а затем… чуть дыша… Так! Пока все идет хорошо. Но обе его руки все еще обвивают ее тело, не говоря уже об их сплетенных ногах. Слава Богу, что Люк не совсем голый, хотя тонкие шерстяные трусы вряд ли можно принимать в расчет.Теперь она займется его рукой, осторожно убрав со своего плеча и положив… Куда? Если просто опустить ее на матрас сзади. Люк может проснуться. А он не должен знать, что она лежала рядом с ним в постели, тем паче в обнимку-Она решила эту задачу, положив его руку — пока — себе на талию. Но его пальцы немедленно скользнули ниже, к месту поинтимнее — в ложбинку у бедра. Вот паршивец, подумала она, не упускает своего даже во сне. Чем скорее она уберется отсюда, тем лучше.Она сделала следующее движение, на этот раз чтобы высвободить ногу, — куда более сложный маневр, чем предыдущий, учитывая близость некоего чувствительного участка мужского торса. Но, к величайшему ее смятению, эта попытка привела к нежелательному результату. Сам Люк, по-видимому, крепко спал, зато некие чувства проснулись в ней.Она полежала тихо. Успокойся, приказала она себе. Смотри на него как на мебель. Предмет мебели. Тяжелый предмет. Который вот-вот оживет. Она закусила губу, чтобы не дать себе… что не дать? Прыснуть, взвизгнуть, застонать, взмолиться?..Перемещаясь с мучительной осторожностью, она добилась успеха. И, поблагодарив небо, что самое трудное уже позади, откатилась от Люка. Он не шевельнулся. Ура! Она почти свободна. Еще секунда, и… И тут все вернулось в прежнее положение. Руки и ноги, которые она только что так удачно уложила, оплели ее снова.— Куда собралась? — осведомился Люк сквозь сон.— В туалет, — ответила она в надежде, что это прозаическое место не вызовет возражений и он даст ей уйти.Но не тут-то было.— Так приспичило?— Давно уже.— Понимаю, ты так уютно распласталась на мне, что не было сил оторваться?— Это получилось случайно.— Очень приятная случайность. — Он пощекотал ей затылок. — Хорошо лежим. Давно так хорошо не было. Твое тело это знает. И мое.— Кроме тела у нас есть еще мозги, — отрезала она. — Чтобы не давать волю телу. Неплохая, между прочим, штука.— Вот как?— Да, так. — И прежде чем он успел задержать ее, соскочила с кровати, обернувшись одеялом. — Ты давно проснулся?— Ммм… давно.Хиллари в слепой ярости схватила подушку и швырнула в него:— Ах ты, гнусный, грязный, подлый…— …муж, — вставил он, поскольку ей явно не хватало слов.— Только номинально, — напомнила она ледяным тоном, кутаясь в одеяло.— Ну да, бумага все стерпит.— Что это значит?— А то значит, что и ежу ясно, почему ты вписала идиотский параграф в наш контракт.— Почему?— Известно почему. Потому что боишься.— Тебя? — с насмешкой спросила она.— Себя. Боишься того притяжения, которое есть между нами, — боишься его силы. Вот и прячешься за бумажонку.— Неправда. Я не прячусь. — «Прятаться» и «использовать для защиты» — вещи разные (или почти разные), добавила про себя Хиллари.— И ведешь нечестную игру: соблазняешь беззащитного мужчину, да еще спящего.— Я не соблазняла тебя. К тому же сам ведь сказал, что и не спал вовсе.— Извиняюсь, на секунду я все-таки выключился.Хиллари не удостоила последнюю реплику ответом и поспешно ретировалась в ванную. А когда через некоторое время вышла оттуда при полном параде, Люк все еще был в постели.Он лежал, опершись на локоть, и одобрительно взирал на нее. Так одобрительно, что Хиллари стала инстинктивно себя оглядывать — уж не раскрылась ли у нее на груди блузка. Эту блузку она только вчера купила в Гатлинбурге, не думая, что она так сразу ей понадобится. Под стать блузке была простенькая, в деревенском стиле, ситцевая юбка, с полоской кружева, выглядывавшего из-под подола. Подождав, когда успокоится урчавший от голода живот, Хиллари подбоченилась и бросила на Люка недовольный взгляд.— Ты когда-нибудь оденешься?— А что? Желаешь понаблюдать? — лениво процедил он.— Говори, да не заговаривайся. Или все еще видишь сны?— Вижу. Тебя вижу. В снах ты такая лапочка… Такие штуки проделываешь…— Не хочу ничего об этом слышать, — отрезала она. — Тебе это доставляет удовольствие, да?— Куда меньше, чем хотелось бы, — сухо заметил он.— Пора возвращаться в Ноксвилл. По-моему, у нас у обоих куча дел. — И в числе прочих объяснение с отцом по поводу ее замужества. — Куча дел.— Как прикажешь, дорогая женушка. Люк встал с постели и потянулся — большой сытый кот. Но Хиллари и глазом не моргнула. Это зрелище не произвело на нее никакого впечатления. Вот так. Да, у него великолепное тело. И каждый мускул играет… У нее вдруг пересохло в горле, задрожали пальцы. Но она выдержит. И не поддастся. Как бы он ни искушал ее.
Возвращаться в Ноксвилл Люк решил живописным маршрутом. И, конечно, по своему обыкновению, не стал обсуждать это решение с Хиллари. Просто объявил, поставив, так сказать, перед фактом, — в любимой своей манере, как она хмуро отметила.Правда, трудно сердиться, когда окружающий пейзаж ласкает душу. Хиллари ни разу не ездила этой дорогой — через Уэрзскую долину, — а как оказалось, слегка холмистый ландшафт способен умиротворять ее взвинченные нервы.Весна была в самом разгаре. В придорожных лесах цвело множество дикорастущих кизиловых деревьев, прорезавших белоснежными вспышками зелень молодой листвы, а набухшие красные почки на ветках вносили дополнительный цветовой мазок. Миновав несколько небольших водопадов, путешественники докатили до Таунсенда, расположенного, как сообщал придорожный щит, на «тихих склонах Смоки-Маунтинз». Рядом с этим щитом высился другой — рекламный, приглашающий на выставку-продажу художественных изделий.Если бы Хиллари ехала одна, она непременно сделала бы остановку. Ей нравилось посещать такие выставки. А Люк терпеть их не мог. Поэтому она очень удивилась, когда он свернул с шоссе и повел машину туда, куда указывала стрелка, — к зданию начальной школы, притулившейся на склоне холма.Заметив, в какое изумление он поверг свою спутницу, Люк сконфуженно пробормотал:— Я же знаю, как ты любишь такие базарчики. Невелика беда, если мы поглядим, что там есть.Хиллари выскочила из машины даже прежде, чем Люк выключил мотор. Школьный гимнастический зал был превращен в художественную выставку со стендами и яркими лампами. Хиллари чувствовала себя на Седьмом небе: она рассматривала подряд все, что предлагалось на обозрение. И тут же купила небольшую, хорошо окантованную фотографию, на которой был снят яблочный сад в цвету, а перейдя к следующему стенду, приобрела акварель — букет цветов — в очень красивой рамке.Люк не говорил ни слова против, хотя она не один раз обошла зал, все время возвращаясь к явно понравившейся ей картине. Это был морской пейзаж — побережье с полоской водорослей на переднем плане и океаном на заднем. Люк мало что понимал в живописи, но даже он видел, как превосходно художник передал ощущение пространства. А еще он видел по выражению глаз Хиллари, как ей хочется иметь эту картину.— Что, и эту купишь? — спросил он.— С удовольствием бы. Но я уже и так сильно растрясла карман. — Обе картины, на которые она потратилась, стоили умеренно, почти вполовину дешевле того, что за них взяли бы в Чикаго. Но, учитывая некоторую неопределенность ее положения в ближайшем будущем, увлекаться покупкой произведений искусства было неразумно. В настоящий момент у нее даже нет собственной крыши над головой, не говоря уже о стенах, на которые можно их повесить. — А хороша ведь, правда?Ответ Люка прозвучал с одобрительной сдержанностью:— Ничего, нормально.— Нормально? Да ты посмотри, как замечательно легли мазки там, где водоросли. Потрясающе! Просто чувствуешь, как они колышутся на ветру. А краски какие необычные!— Наверно. Ты в этом вроде разбираешься, — пожал Люк плечами.Ему, видно, уже надоело, подумала Хиллари. Он и так превзошел сам себя, сделав туг остановку: ведь все это совсем не по его части.— Поехали, если хочешь, — предложила она. Усадив ее в пикап, Люк пробормотал что-то в том смысле, что он сейчас вернется. Несколько минут спустя он возвратился, держа под мышкой большой пакет, который явно был не чем иным, как тщательно завернутой картиной. Ну и ну! Неужели он…— Ты кое-что забыла, — сказал Люк, открывая дверцу в багажную половину пикапа и ставя там картину, ее картинуВспомнив свои восторги, Хиллари почувствовала себя неловко. Оставалось надеяться, что он не думает, будто она его провоцировала.— Зря ты это, — неуверенно пролепетала она, все еще под впечатлением его поступка.— Ничего не зря. Считай это моим свадебным подарком.— Право, не знаю, что и сказать, — бормотала она, пока он усаживался рядом в кабине.— Попробуй сказать: «Спасибо, Люк», — откликнулся он.— Спасибо, Люк.— А еще можешь попробовать меня поцеловать, — добавил он.— Ну что ж… — Она повернулась к нему и запечатлела на его щеке целомудренный поцелуй.— Нет, я имел в виду — по-настоящему поцеловать.— Я знаю, что ты имел в виду. И если только с этой целью купил мне картину…— Снова оседлала своего конька? — прервал он ее. — Слезь. Я никогда не стану покупать твое расположение.— Вот и хорошо.— Зачем платить за то, что мне положено бесплатно, верно? — добавил он, самодовольно ухмыляясь, и схватил ее за руку, прежде чем она успела ее отнять. — Всегда было удовольствием разыгрывать тебя. И целовать тоже. — Он приложился губами к ее щеке, игриво имитируя давешний ее демонстративный жест. — И гладить — одно удовольствие. — Он провел кончиком пальца по тому месту, которое только что поцеловал. — Помнишь, как мы играли в «Мои веснушки, твои веснушки»?Еще бы не помнить. Он всегда начинал эту дьявольски обольстительную игру с того, что подбирался к двум родинкам у нее под левым коленом. Ее бросило в жар при воспоминании, куда его пальцы оттуда обычно поднимались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20