Как Джейни достигает этого? Это врожденный талант или любой из нас, потренировавшись, может научиться?
Рядом с Марией и Генри стоит репортер из журнала «Шайбу!», девушка нашего возраста по имени Дейдре. Дейдре и Мария выяснили, что стриглись у одного и того же парикмахера и отказались от его услуг по одной и той же причине. Он, кажется, слишком любил рыжий цвет.
Дейдре погружает нас в мир спортивной журналистики.
– Мы конкурируем с двумя изданиями – «Хоккей сегодня» и «Голевая передача». Но они не получили приглашения, – гордо сообщает она. – «Шайбу!» интересен читателям.
– «Голевая передача» пишет в основном о потасовках, – замечает Генри, и Дейдре кивает.
– Они всегда дают крупный план, – вставляет Мария, поражая меня знанием хоккейных журналов.
Я в жизни ни одного не видела. Может, попробовать себя в этой области – потенциально новый путь, спортивная периодика? Особенно если на фотографиях разорванные связки и достижения лазерной хирургии. Редактор научной литературы имеет в этой области огромный опыт.
Хоккеисты выходят на танц-пол, один из них великолепно танцует танго. Свою партнершу он держит отнюдь не как клюшку. Дейдре делает пометки в блокноте. Мама и Ронни медленно движутся, романтически прижавшись друг к другу. Они вполне могут конкурировать с молодежью, если захотят. Но они не хотят. Джейни и Баки во время танца о чем-то увлеченно говорят. Ко мне подходит отец и приглашает на танец. Мы танцуем хуже других, и это меня задевает. Наверное, в танцах с отцом есть нечто старомодное. Но я все равно счастлива.
– Кажется, она наконец, справилась с этим, – говорю я.
– Я так рад, что здесь, – признается отец. – Вы, девочки, обе… – начинает он, но останавливается на полуслове.
Я понимаю, что он хочет сказать. Мы наблюдаем, как пары медленно движутся вокруг, мастер танго продолжает резвиться со своей крошкой в центре зала, маленький оркестр играет мелодию из последнего фильма студии Диснея.
Мы с отцом улыбаемся друг другу, а танцующие пары проплывают мимо. Наконец плавная мелодия сменяется классической версией пьесы Бетт Мидлер. Это не совсем в моем вкусе – я не люблю старые песни из кинофильмов, но один из хоккеистов приглашает меня на танец. Он представился как Бо, и я приняла приглашение, несмотря на то что у него огромный шрам над левой бровью. И руки у Бо такие огромные, что кажется, будто он в бейсбольных перчатках. А может, именно поэтому я и пошла с ним танцевать.
Наконец разрезают свадебный торт, и все мы наблюдаем, как Джейни и Баки нежно угощают друг друга. Дей-дре фотографирует для «Шайбу!» Потом все хоккеисты – хоккейные мальчики, как называет их Мария, – вручают Джейни форму с ее собственным номером. Джейни натягивает джемпер поверх свадебного платья и превращается в самую спортивную невесту на свете. Прямо слышу, как возмущенно фыркают в журнале «Невеста», обвиняя ее в отсутствии вкуса, но, несмотря ни на что, Джейни выглядит замечательно. Однако я удивлена тем, как лихо она натянула хоккейную форму. И не только потому, что умудрилась при этом не испортить прическу.
– Признайся, – говорит Мария, – это совершенно новый подход.
Затем парни вручают Джейни еще и клюшку, предлагая при помощи этого предмета присматривать за Баки. Джейни под бурные аплодисменты с гордостью принимает подарок.
Мы с мамой возвращаемся в комнату невесты, где Джейни переодевается в кремовый костюм. Мне приходит в голову, что о нас можно написать книгу, о нашем опыте в браке, до и после. Мама необычайно довольна своей сегодняшней ролью – она танцевала с добрым десятком молодых хоккеистов – и говорит, что пора дать кое-какие советы. Джейни готова внимательно выслушать.
– Мой главный совет заключается в том, что у меня его нет. Я предпочитаю ни во что не вмешиваться.
– Вот это правильно, – поддакиваю я.
– На самом деле, – продолжает мама, – едва ли я скажу что-нибудь, о чем не было написано в популярных книжках по психологии. Хотя все они врут, особенно в том, когда во всех бедах обвиняют матерей.
– Ах эти, – бормочет Джейни, прикалывая к талии маленький букетик.
Затем берет в одну руку свой большой букет, а в другую – хоккейную клюшку.
– Все, что необходимо каждой приличной невесте! – в восторге восклицает мама.
Джейни протягивает мне букет – это культовый предмет для любой одинокой женщины, – но я с такой горячностью мотаю головой, что у меня даже заболело правое ухо.
– Не заставляй меня бросать его в тебя, – улыбается Джейни, так что приходится принять букет.
Беру и глубоко вздыхаю.
– Надеюсь, все присутствующие будут счастливы, – радуется мама.
– Ну, разумеется, будут, – со своей обычной категоричностью заявляет Джейни, и я чувствую, что она права.
Мы выходим из комнаты, и Джейни возглавляет процессию, размахивая клюшкой, как тамбурмажор.
Глава 19
ТЕЛО В ДВИЖЕНИИ
Наверное, из-за мыслей о Джейни я продолжаю слышать маршевую музыку. Как на футбольном матче – духовые инструменты и грохот тарелок. Даже в те моменты, когда я не думаю ни о чем подобном, в голове звучит музыка, а пальцы отбивают ритм на краешке стола. Музыка словно подталкивает меня, заставляет двигаться быстрее, и я победоносно марширую по улице. Эти воображаемые звуки несколько отвлекают от реальности, но пока я не начала напевать и бормотать себе под нос, думаю, ничего страшного.
Под воздействием удивительных процессов в сознании совершаю необычные поступки – например, обнаруживаю, что поднимаюсь на шестой этаж, где располагается наше руководство. Те, кто обладает реальной – и, без сомнения, гораздо большей, чем мы себе представляем, – властью, в чьих руках наше будущее. Холл здесь похож на наш, этажом ниже. Большинство редакторов предпочитают здесь не показываться, разве что за тем, чтобы стащить бумажные стаканчики, когда наши кончаются. Но я считаю, что подобные вещи допустимы только в конце рабочего дня, когда начальство уже уходит. Миную дверь, откуда доносится тихая музыка, – похоже, здесь не пользуются наушниками, но зато почти все двери плотно прикрыты. Шопен пробивается сквозь узкую щелочку.
За полуоткрытой дверью, привлекшей мое внимание, виднеется кабинет, рабочий стол. За столом мужчина лет сорока – пятидесяти, но я плохо определяю возраст. Виски у него с проседью. Он довольно привлекателен, хотя его глаза спрятаны за стеклами очков. Впрочем, слово «спрятаны» не совсем подходит, поскольку цвет этих самых стекол очарователен. Не уверена, что видела этого человека раньше, хотя из таблички на двери узнала его имя. Патрик Маккоркл, главный вице-президент или старший вице-президент.
Он смотрит на экран компьютера с таким безмятежным4-и спокойным лицом, какого я никогда не замечала в этом здании ни у кого. Я тоже люблю свою работу, но он явно превосходит меня на несколько позиций. Я стучу, но он не слышит, так что приходится войти. Здорово было бы, если бы он смотрел сейчас новые книги, готовящиеся к печати. Книги, столь прекрасные, что, глядя на них, нельзя не восторгаться. И я буду редактировать такую книгу, если, конечно, останусь здесь работать. Возможно, впрочем, что он играет в компьютерные игры, но эту мысль я сразу же отметаю.
Я слегка притопываю, чтобы обратить на себя внимание, и Патрик поднимает взгляд.
– Привет, Холли Филипс, – говорит он, и я застываю как вкопанная.
Еще бы, случайно натыкаешься на большого начальника, и выясняется, что он знает твое имя, а может, и еще кое-что посерьезнее, например, рост и вес.
– Мистер Маккоркл, здравствуйте, – лепечу я и вдруг, поощренная его мягкой улыбкой, решительно начинаю: – Я пришла узнать подробнее о грядущих переменах, ну, о новой компании. – Внезапно я понимаю, что не представляю, о чем спрашивать.
Но бравурная музыка продолжает звучать во мне, грохочут цимбалы, гудят трубы.
Патрик Маккоркл кивает:
– Понимаю, вы, должно быть, беспокоитесь. Это вполне естественно.
– Конечно. Но еще я хотела сказать, как счастлива, что занимаю эту должность…
– Редактор, да. – Кажется, мысли Патрика витают где-то далеко. Но, наконец, он возвращается: – Вы работаете в отделе Моник. Когда-то мы с ней вместе начинали редакторами.
– Правда?
– О, много лет назад. То еще было времечко. – Глянув на экран, Патрик нежно тронул пару клавиш.
Не могу представить его работающим вместе с Моник. Но вполне допускаю, что она беспощадно изводила Патрика в те стародавние времена. Возможно, поэтому он так спокоен сейчас: затянувшееся чувство облегчения.
– Вы с Моник хорошо ладите, я слышал, – говорит он.
– Конечно, – заявляю я, но тут же сознаю, что это звучит не совсем корректно.
– Вы неплохо работаете, в основном.
Несмотря на его улыбку, слова «в основном» пугают меня, поскольку обычно не предвещают ничего хорошего. Но вместе с тем они словно дают необходимый импульс, словно кто-то хлопает меня с размаху по спине.
– Если вы имеете в виду докладную… – начинаю я, вспоминая пасквиль, написанный Сондрой, о том, что я не уважаю начальство или что-то в этом роде.
Не помню точных формулировок.
– Докладную? – переспрашивает Патрик.
– От Сондры, после нашей с ней встречи, о новых обязанностях редактора. Вам известно, что инструкции меняются ежегодно, без всякой необходимости. – Он смотрит на меня с недоумением или притворяется. – Вы же знаете Сондру? – повторяю я, подчеркивая имя.
Патрик медленно кивает, и улыбка на его лице становится чуть менее радостной. Я начинаю беспокоиться. А вдруг он ее приятель? И его привлекает запах лаванды? Когда впервые входишь в чей-нибудь кабинет, о таких вещах догадаться невозможно.
– Докладные… – задумчиво произносит он. – Мы их так много получаем.
Патрик встает и подходит к громадному шкафу, наверное, красного дерева. Впрочем, не уверена. Он совершенно не похож на металлические бандуры, стоящие у нас внизу. Патрик останавливается перед шкафом и кладет ладони на его поверхность, словно измеряя температуру. А может, он читает сквозь стены? Наконец выдвигает один из ящиков. Я замечаю свое имя в верхней части папки, которую он достал. Начинает пролистывать с конца. Хмыкает, бросает взгляд на меня.
– Я бы хотела продолжать работать здесь. Здесь или в новом офисе. Спросите кого угодно, вам любой скажет, что я очень ответственный человек, старательно работала все девять лет. А эта докладная… Я бы хотела оправдаться, защитить себя. То, что там написано, это неправда.
Патрик вновь улыбается:
– Не уверен, что вообще видел какую-либо докладную.
– О! Ну что ж, тогда все в порядке, полагаю. Чувствую, что мои пальцы дрожат, но, может, это хороший знак. Может, это означает, что в моих руках восстановилось кровообращение.
– И мы, разумеется, – отвечает Патрик, – всегда рады видеть здесь наших редакторов. Мне очень приятно, что вы заглянули.
– Спасибо, все было замечательно. – Я направляюсь к выходу из кабинета.
Патрик вскидывает руку на прощание жестом, характерным для политиков и коронованных особ. Я вижу, как он включает аппарат, уничтожающий бумагу, и кладет в него листок. С обратной стороны выползает бумажная вермишель. Патрик достает следующую папку, вынимает следующий листок, улыбается мне вслед и продолжает свое дело.
Спускаюсь на пятый этаж. Из кухни доносится привычный запах кофе, на полу разбросаны карточки, пара редакторов мучаются, пытаясь открыть вечно застревающее окно.
* * *
Несколько недель спустя я сижу в своем новом «кубике» в издательстве «Всякая всячина». Новое рабочее место представляет собой слегка усовершенствованную версию прежнего. Перегородка затянута голубой тканью, мягкой на ощупь, – я уже не раз успела погладить ее. Вдоль одной из стен стоят табуретки, но есть и стул для посетителей – доброжелательного желтого цвета. Я не только не потеряла работу, но и получила повышение – должность заместителя начальника отдела, которую мы занимаем вместе с Моник, моей бывшей начальницей. Надеюсь, мой визит к Патрику Маккорклу сыграл определенную роль в этих переменах. Я рассказала о нем Моник в тот же день, но она лишь скептически бросила: «А, Патрик», и глубоко вздохнула. Возможно, у них был роман или она закрыла Патрика в лифте на всю ночь.
Мы стараемся, чтобы жизнь в новом офисе была такой же мирной и спокойной, как прежде. Многие из редакторов остались на своих постах и переехали из нашего старого здания сюда, пришло несколько новых ребят. Некоторые продолжают сомневаться, что «Всякая всячина» – подходящее название для издательства, но мы держим свое мнение при себе.
Нина, Том и кое-кто еще остались в подчинении Моник, но у нее появилось и несколько новичков, пытающихся привыкнуть к ее стилю руководства.
– Люблю молоденьких, – приговаривает Моник. – Пугаются. Трепещут. Если будут плохо вести себя, заставлю их сидеть на твоих табуретках.
И у меня появились подчиненные, девять новых редакторов, которых можно назвать моими. Моя задача состоит в том, чтобы помочь им изучить основы производства, руководить их работой, присматривать за ними. Но и сама я продолжаю работать над книгами.
– Теперь у тебя есть право первого выбора, – сообщает мне Моник.
– Я постараюсь быть справедливой и не забирать себе все интересные книжки.
– Тебе еще многому предстоит научиться, – качает головой Моник и выходит из моего кабинетика, крутанув на прощание желтый стул.
Ее уголок отделан темно-зеленым. Сам цвет внушает уважение. На стене в углу Моник уже начала собирать коллаж из фотографий, которые издалека напоминают абстрактную картину. При ближайшем рассмотрении вы обнаруживаете, что это крайне неаппетитные снимки больных внутренних органов. Желание подойти поближе сразу пропадает, что, видимо, и было основной целью Моник.
Для меня внове руководить людьми. Генри, приятель Марии, тоже получил повышение. И теперь он, по словам Марии, «отвечает за других людей в оранжевых жилетах». Мы втроем теперь частенько обсуждаем проблемы руководства. Об умении ладить с людьми, как сказала бы моя мама. Или об умении заставить других делать то, что хочешь ты, как сказала бы Джейни. Мария, помощник фармацевта, уже научилась ладить с другими, поскольку всегда прислушивается к своим клиентам и считает их партнерами, почти коллегами. Она полагает, что поддержание здоровья ее бабулек зависит от них не меньше, чем от медицины, если не больше.
– Вы должны работать с ними, – говорит Мария о своих преданных клиентках, – убедить их занять активную позицию. И вам следует прислушиваться к ним.
Мы с Генри киваем. Мы слушаем и готовы учиться слушать и впредь. Советы Марии заставляют задуматься, и я понимаю, что, вероятно, все реже и реже буду включать свой плейер.
В нашем новом помещении – а мы все по-прежнему сидим в одном большом зале – по-домашнему уютно. Хотя из повседневной жизни исчезли некоторые привычные развлечения. Карл, наш главный разносчик сплетен, ушел работать в конкурирующее издательство. Оказалось, что Карл – эта новость потрясла всех – спал с Сондрой, этим лиловым чудом, женщиной, писавшей обо мне ядовитые гадости. Сондру в конце концов, уволили после многочасового заседания. Разумеется, на нем никто из нас не присутствовал. Прошел слух, что она ободрала напоследок лиловую ткань со стен кабинета. Ее подчиненные празднуют это событие уже несколько недель, никак не придут в себя от радости.
Но Карл и Сондра? Даже если не принимать во внимание разницу в возрасте и отношение Карла к женщинам, это все равно дико.
– Отвратительно, – говорит Моник.
– Потому что она настолько старше? – спрашиваю я.
– Потому что это Карл. Кое-что лучше не представлять. – И Моник прикалывает очередное фото к своей коллекции.
– Интересно, а постельное белье у нее тоже лиловое? – обращаюсь я к Нине.
– Я ее боялась, – признается Нина, – но, может, мужчины воспринимали ее иначе.
– Нет, – замечает Том. – Я тоже ее боялся. Думаю, этот страх не связан с половыми пристрастиями.
– А знаете, – вдруг осеняет Моник, – при их отношениях Карл мог получать достоверную информацию для своих сплетен.
– Он, должно быть, читал все докладные, – догадывается Том.
Но Карл и Сондра покинули нас. Как и наш вице-президент Шерил. Новое начальство сократило число вице-президентов, но вот Шерил ужасно жаль. Зато ее прощание со всеми было потрясающим. В свой последний рабочий день она появилась на ступеньках лестницы и исполнила песенку «До свидания» из «Звуков музыки». Несколько ребят помогали на подтанцовке. Шерил устроили овацию, и не только потому, что она сумела взять верхние ноты в финале.
При новом руководстве у нас теперь большой обеденный перерыв, что в настоящий момент очень удобно. У нас праздник, подарок от любимой радиостанции. Нина выиграла конкурс, и призом в нем стал «ленч для тридцати коллег». Так что сейчас у нас роскошный закусочный стол, а в углу диджей развлекает группу самых активных редакторов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Рядом с Марией и Генри стоит репортер из журнала «Шайбу!», девушка нашего возраста по имени Дейдре. Дейдре и Мария выяснили, что стриглись у одного и того же парикмахера и отказались от его услуг по одной и той же причине. Он, кажется, слишком любил рыжий цвет.
Дейдре погружает нас в мир спортивной журналистики.
– Мы конкурируем с двумя изданиями – «Хоккей сегодня» и «Голевая передача». Но они не получили приглашения, – гордо сообщает она. – «Шайбу!» интересен читателям.
– «Голевая передача» пишет в основном о потасовках, – замечает Генри, и Дейдре кивает.
– Они всегда дают крупный план, – вставляет Мария, поражая меня знанием хоккейных журналов.
Я в жизни ни одного не видела. Может, попробовать себя в этой области – потенциально новый путь, спортивная периодика? Особенно если на фотографиях разорванные связки и достижения лазерной хирургии. Редактор научной литературы имеет в этой области огромный опыт.
Хоккеисты выходят на танц-пол, один из них великолепно танцует танго. Свою партнершу он держит отнюдь не как клюшку. Дейдре делает пометки в блокноте. Мама и Ронни медленно движутся, романтически прижавшись друг к другу. Они вполне могут конкурировать с молодежью, если захотят. Но они не хотят. Джейни и Баки во время танца о чем-то увлеченно говорят. Ко мне подходит отец и приглашает на танец. Мы танцуем хуже других, и это меня задевает. Наверное, в танцах с отцом есть нечто старомодное. Но я все равно счастлива.
– Кажется, она наконец, справилась с этим, – говорю я.
– Я так рад, что здесь, – признается отец. – Вы, девочки, обе… – начинает он, но останавливается на полуслове.
Я понимаю, что он хочет сказать. Мы наблюдаем, как пары медленно движутся вокруг, мастер танго продолжает резвиться со своей крошкой в центре зала, маленький оркестр играет мелодию из последнего фильма студии Диснея.
Мы с отцом улыбаемся друг другу, а танцующие пары проплывают мимо. Наконец плавная мелодия сменяется классической версией пьесы Бетт Мидлер. Это не совсем в моем вкусе – я не люблю старые песни из кинофильмов, но один из хоккеистов приглашает меня на танец. Он представился как Бо, и я приняла приглашение, несмотря на то что у него огромный шрам над левой бровью. И руки у Бо такие огромные, что кажется, будто он в бейсбольных перчатках. А может, именно поэтому я и пошла с ним танцевать.
Наконец разрезают свадебный торт, и все мы наблюдаем, как Джейни и Баки нежно угощают друг друга. Дей-дре фотографирует для «Шайбу!» Потом все хоккеисты – хоккейные мальчики, как называет их Мария, – вручают Джейни форму с ее собственным номером. Джейни натягивает джемпер поверх свадебного платья и превращается в самую спортивную невесту на свете. Прямо слышу, как возмущенно фыркают в журнале «Невеста», обвиняя ее в отсутствии вкуса, но, несмотря ни на что, Джейни выглядит замечательно. Однако я удивлена тем, как лихо она натянула хоккейную форму. И не только потому, что умудрилась при этом не испортить прическу.
– Признайся, – говорит Мария, – это совершенно новый подход.
Затем парни вручают Джейни еще и клюшку, предлагая при помощи этого предмета присматривать за Баки. Джейни под бурные аплодисменты с гордостью принимает подарок.
Мы с мамой возвращаемся в комнату невесты, где Джейни переодевается в кремовый костюм. Мне приходит в голову, что о нас можно написать книгу, о нашем опыте в браке, до и после. Мама необычайно довольна своей сегодняшней ролью – она танцевала с добрым десятком молодых хоккеистов – и говорит, что пора дать кое-какие советы. Джейни готова внимательно выслушать.
– Мой главный совет заключается в том, что у меня его нет. Я предпочитаю ни во что не вмешиваться.
– Вот это правильно, – поддакиваю я.
– На самом деле, – продолжает мама, – едва ли я скажу что-нибудь, о чем не было написано в популярных книжках по психологии. Хотя все они врут, особенно в том, когда во всех бедах обвиняют матерей.
– Ах эти, – бормочет Джейни, прикалывая к талии маленький букетик.
Затем берет в одну руку свой большой букет, а в другую – хоккейную клюшку.
– Все, что необходимо каждой приличной невесте! – в восторге восклицает мама.
Джейни протягивает мне букет – это культовый предмет для любой одинокой женщины, – но я с такой горячностью мотаю головой, что у меня даже заболело правое ухо.
– Не заставляй меня бросать его в тебя, – улыбается Джейни, так что приходится принять букет.
Беру и глубоко вздыхаю.
– Надеюсь, все присутствующие будут счастливы, – радуется мама.
– Ну, разумеется, будут, – со своей обычной категоричностью заявляет Джейни, и я чувствую, что она права.
Мы выходим из комнаты, и Джейни возглавляет процессию, размахивая клюшкой, как тамбурмажор.
Глава 19
ТЕЛО В ДВИЖЕНИИ
Наверное, из-за мыслей о Джейни я продолжаю слышать маршевую музыку. Как на футбольном матче – духовые инструменты и грохот тарелок. Даже в те моменты, когда я не думаю ни о чем подобном, в голове звучит музыка, а пальцы отбивают ритм на краешке стола. Музыка словно подталкивает меня, заставляет двигаться быстрее, и я победоносно марширую по улице. Эти воображаемые звуки несколько отвлекают от реальности, но пока я не начала напевать и бормотать себе под нос, думаю, ничего страшного.
Под воздействием удивительных процессов в сознании совершаю необычные поступки – например, обнаруживаю, что поднимаюсь на шестой этаж, где располагается наше руководство. Те, кто обладает реальной – и, без сомнения, гораздо большей, чем мы себе представляем, – властью, в чьих руках наше будущее. Холл здесь похож на наш, этажом ниже. Большинство редакторов предпочитают здесь не показываться, разве что за тем, чтобы стащить бумажные стаканчики, когда наши кончаются. Но я считаю, что подобные вещи допустимы только в конце рабочего дня, когда начальство уже уходит. Миную дверь, откуда доносится тихая музыка, – похоже, здесь не пользуются наушниками, но зато почти все двери плотно прикрыты. Шопен пробивается сквозь узкую щелочку.
За полуоткрытой дверью, привлекшей мое внимание, виднеется кабинет, рабочий стол. За столом мужчина лет сорока – пятидесяти, но я плохо определяю возраст. Виски у него с проседью. Он довольно привлекателен, хотя его глаза спрятаны за стеклами очков. Впрочем, слово «спрятаны» не совсем подходит, поскольку цвет этих самых стекол очарователен. Не уверена, что видела этого человека раньше, хотя из таблички на двери узнала его имя. Патрик Маккоркл, главный вице-президент или старший вице-президент.
Он смотрит на экран компьютера с таким безмятежным4-и спокойным лицом, какого я никогда не замечала в этом здании ни у кого. Я тоже люблю свою работу, но он явно превосходит меня на несколько позиций. Я стучу, но он не слышит, так что приходится войти. Здорово было бы, если бы он смотрел сейчас новые книги, готовящиеся к печати. Книги, столь прекрасные, что, глядя на них, нельзя не восторгаться. И я буду редактировать такую книгу, если, конечно, останусь здесь работать. Возможно, впрочем, что он играет в компьютерные игры, но эту мысль я сразу же отметаю.
Я слегка притопываю, чтобы обратить на себя внимание, и Патрик поднимает взгляд.
– Привет, Холли Филипс, – говорит он, и я застываю как вкопанная.
Еще бы, случайно натыкаешься на большого начальника, и выясняется, что он знает твое имя, а может, и еще кое-что посерьезнее, например, рост и вес.
– Мистер Маккоркл, здравствуйте, – лепечу я и вдруг, поощренная его мягкой улыбкой, решительно начинаю: – Я пришла узнать подробнее о грядущих переменах, ну, о новой компании. – Внезапно я понимаю, что не представляю, о чем спрашивать.
Но бравурная музыка продолжает звучать во мне, грохочут цимбалы, гудят трубы.
Патрик Маккоркл кивает:
– Понимаю, вы, должно быть, беспокоитесь. Это вполне естественно.
– Конечно. Но еще я хотела сказать, как счастлива, что занимаю эту должность…
– Редактор, да. – Кажется, мысли Патрика витают где-то далеко. Но, наконец, он возвращается: – Вы работаете в отделе Моник. Когда-то мы с ней вместе начинали редакторами.
– Правда?
– О, много лет назад. То еще было времечко. – Глянув на экран, Патрик нежно тронул пару клавиш.
Не могу представить его работающим вместе с Моник. Но вполне допускаю, что она беспощадно изводила Патрика в те стародавние времена. Возможно, поэтому он так спокоен сейчас: затянувшееся чувство облегчения.
– Вы с Моник хорошо ладите, я слышал, – говорит он.
– Конечно, – заявляю я, но тут же сознаю, что это звучит не совсем корректно.
– Вы неплохо работаете, в основном.
Несмотря на его улыбку, слова «в основном» пугают меня, поскольку обычно не предвещают ничего хорошего. Но вместе с тем они словно дают необходимый импульс, словно кто-то хлопает меня с размаху по спине.
– Если вы имеете в виду докладную… – начинаю я, вспоминая пасквиль, написанный Сондрой, о том, что я не уважаю начальство или что-то в этом роде.
Не помню точных формулировок.
– Докладную? – переспрашивает Патрик.
– От Сондры, после нашей с ней встречи, о новых обязанностях редактора. Вам известно, что инструкции меняются ежегодно, без всякой необходимости. – Он смотрит на меня с недоумением или притворяется. – Вы же знаете Сондру? – повторяю я, подчеркивая имя.
Патрик медленно кивает, и улыбка на его лице становится чуть менее радостной. Я начинаю беспокоиться. А вдруг он ее приятель? И его привлекает запах лаванды? Когда впервые входишь в чей-нибудь кабинет, о таких вещах догадаться невозможно.
– Докладные… – задумчиво произносит он. – Мы их так много получаем.
Патрик встает и подходит к громадному шкафу, наверное, красного дерева. Впрочем, не уверена. Он совершенно не похож на металлические бандуры, стоящие у нас внизу. Патрик останавливается перед шкафом и кладет ладони на его поверхность, словно измеряя температуру. А может, он читает сквозь стены? Наконец выдвигает один из ящиков. Я замечаю свое имя в верхней части папки, которую он достал. Начинает пролистывать с конца. Хмыкает, бросает взгляд на меня.
– Я бы хотела продолжать работать здесь. Здесь или в новом офисе. Спросите кого угодно, вам любой скажет, что я очень ответственный человек, старательно работала все девять лет. А эта докладная… Я бы хотела оправдаться, защитить себя. То, что там написано, это неправда.
Патрик вновь улыбается:
– Не уверен, что вообще видел какую-либо докладную.
– О! Ну что ж, тогда все в порядке, полагаю. Чувствую, что мои пальцы дрожат, но, может, это хороший знак. Может, это означает, что в моих руках восстановилось кровообращение.
– И мы, разумеется, – отвечает Патрик, – всегда рады видеть здесь наших редакторов. Мне очень приятно, что вы заглянули.
– Спасибо, все было замечательно. – Я направляюсь к выходу из кабинета.
Патрик вскидывает руку на прощание жестом, характерным для политиков и коронованных особ. Я вижу, как он включает аппарат, уничтожающий бумагу, и кладет в него листок. С обратной стороны выползает бумажная вермишель. Патрик достает следующую папку, вынимает следующий листок, улыбается мне вслед и продолжает свое дело.
Спускаюсь на пятый этаж. Из кухни доносится привычный запах кофе, на полу разбросаны карточки, пара редакторов мучаются, пытаясь открыть вечно застревающее окно.
* * *
Несколько недель спустя я сижу в своем новом «кубике» в издательстве «Всякая всячина». Новое рабочее место представляет собой слегка усовершенствованную версию прежнего. Перегородка затянута голубой тканью, мягкой на ощупь, – я уже не раз успела погладить ее. Вдоль одной из стен стоят табуретки, но есть и стул для посетителей – доброжелательного желтого цвета. Я не только не потеряла работу, но и получила повышение – должность заместителя начальника отдела, которую мы занимаем вместе с Моник, моей бывшей начальницей. Надеюсь, мой визит к Патрику Маккорклу сыграл определенную роль в этих переменах. Я рассказала о нем Моник в тот же день, но она лишь скептически бросила: «А, Патрик», и глубоко вздохнула. Возможно, у них был роман или она закрыла Патрика в лифте на всю ночь.
Мы стараемся, чтобы жизнь в новом офисе была такой же мирной и спокойной, как прежде. Многие из редакторов остались на своих постах и переехали из нашего старого здания сюда, пришло несколько новых ребят. Некоторые продолжают сомневаться, что «Всякая всячина» – подходящее название для издательства, но мы держим свое мнение при себе.
Нина, Том и кое-кто еще остались в подчинении Моник, но у нее появилось и несколько новичков, пытающихся привыкнуть к ее стилю руководства.
– Люблю молоденьких, – приговаривает Моник. – Пугаются. Трепещут. Если будут плохо вести себя, заставлю их сидеть на твоих табуретках.
И у меня появились подчиненные, девять новых редакторов, которых можно назвать моими. Моя задача состоит в том, чтобы помочь им изучить основы производства, руководить их работой, присматривать за ними. Но и сама я продолжаю работать над книгами.
– Теперь у тебя есть право первого выбора, – сообщает мне Моник.
– Я постараюсь быть справедливой и не забирать себе все интересные книжки.
– Тебе еще многому предстоит научиться, – качает головой Моник и выходит из моего кабинетика, крутанув на прощание желтый стул.
Ее уголок отделан темно-зеленым. Сам цвет внушает уважение. На стене в углу Моник уже начала собирать коллаж из фотографий, которые издалека напоминают абстрактную картину. При ближайшем рассмотрении вы обнаруживаете, что это крайне неаппетитные снимки больных внутренних органов. Желание подойти поближе сразу пропадает, что, видимо, и было основной целью Моник.
Для меня внове руководить людьми. Генри, приятель Марии, тоже получил повышение. И теперь он, по словам Марии, «отвечает за других людей в оранжевых жилетах». Мы втроем теперь частенько обсуждаем проблемы руководства. Об умении ладить с людьми, как сказала бы моя мама. Или об умении заставить других делать то, что хочешь ты, как сказала бы Джейни. Мария, помощник фармацевта, уже научилась ладить с другими, поскольку всегда прислушивается к своим клиентам и считает их партнерами, почти коллегами. Она полагает, что поддержание здоровья ее бабулек зависит от них не меньше, чем от медицины, если не больше.
– Вы должны работать с ними, – говорит Мария о своих преданных клиентках, – убедить их занять активную позицию. И вам следует прислушиваться к ним.
Мы с Генри киваем. Мы слушаем и готовы учиться слушать и впредь. Советы Марии заставляют задуматься, и я понимаю, что, вероятно, все реже и реже буду включать свой плейер.
В нашем новом помещении – а мы все по-прежнему сидим в одном большом зале – по-домашнему уютно. Хотя из повседневной жизни исчезли некоторые привычные развлечения. Карл, наш главный разносчик сплетен, ушел работать в конкурирующее издательство. Оказалось, что Карл – эта новость потрясла всех – спал с Сондрой, этим лиловым чудом, женщиной, писавшей обо мне ядовитые гадости. Сондру в конце концов, уволили после многочасового заседания. Разумеется, на нем никто из нас не присутствовал. Прошел слух, что она ободрала напоследок лиловую ткань со стен кабинета. Ее подчиненные празднуют это событие уже несколько недель, никак не придут в себя от радости.
Но Карл и Сондра? Даже если не принимать во внимание разницу в возрасте и отношение Карла к женщинам, это все равно дико.
– Отвратительно, – говорит Моник.
– Потому что она настолько старше? – спрашиваю я.
– Потому что это Карл. Кое-что лучше не представлять. – И Моник прикалывает очередное фото к своей коллекции.
– Интересно, а постельное белье у нее тоже лиловое? – обращаюсь я к Нине.
– Я ее боялась, – признается Нина, – но, может, мужчины воспринимали ее иначе.
– Нет, – замечает Том. – Я тоже ее боялся. Думаю, этот страх не связан с половыми пристрастиями.
– А знаете, – вдруг осеняет Моник, – при их отношениях Карл мог получать достоверную информацию для своих сплетен.
– Он, должно быть, читал все докладные, – догадывается Том.
Но Карл и Сондра покинули нас. Как и наш вице-президент Шерил. Новое начальство сократило число вице-президентов, но вот Шерил ужасно жаль. Зато ее прощание со всеми было потрясающим. В свой последний рабочий день она появилась на ступеньках лестницы и исполнила песенку «До свидания» из «Звуков музыки». Несколько ребят помогали на подтанцовке. Шерил устроили овацию, и не только потому, что она сумела взять верхние ноты в финале.
При новом руководстве у нас теперь большой обеденный перерыв, что в настоящий момент очень удобно. У нас праздник, подарок от любимой радиостанции. Нина выиграла конкурс, и призом в нем стал «ленч для тридцати коллег». Так что сейчас у нас роскошный закусочный стол, а в углу диджей развлекает группу самых активных редакторов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22