— Он прав, Куинн. Заперев тебя в кладовке, Билл переступил все мыслимые границы. Нам нужно что-то предпринять.
— Что именно? — спросила Куинн. — Позвонить в полицию и заявить, что Билл Хиллиард, городской кумир, запер меня в кладовой и отказался выпустить? Они сочтут это ребяческой выходкой. Кому больше веры — Биллу или женщине, выкравшей из питомника свою собаку?
— Давай-ка я потолкую с Фрэнком Этчити, — предложил Джо. — Мы с ним играем в покер. Я введу его в курс дела. Но отныне тебе не следует ходить одной.
— До конца жизни?
— Джо прав, — заметила Дарла. — Ты нигде не должна появляться одна. И скажи Бобби, что, если он не усмирит Билла, ты обратишься в полицию. Думаю, это подействует.
Случилось так, что первым, кого встретила Куинн, приехав наутро в школу, оказался именно Бобби. Он ждал ее у дверей студии, переминаясь с ноги на ногу.
— Джессон бросил бейсбол, — сообщил он, пока Куинн отпирала замок. — Сегодня утром он наотрез отказался выступать за команду. Можно подумать, он ничем не обязан Биллу.
«Черт побери!» — подумала Куинн и, войдя в комнату, включила свет.
— Сожалею об этом, но ничуть не удивлена. Джессон стал свидетелем вчерашней выходки Билла. Я не шучу, Роберт. С Биллом что-то неладно. Либо ты заставишь его держаться подальше от меня, либо я пойду в полицию и потребую, чтобы ему запретили приближаться ко мне. Можешь представить, какие сплетни пойдут. И тогда прощай заем.
Бобби побагровел.
— Это ты виновата. Все, что нужно Биллу, — только ты, хотя и не понимаю зачем. Ты — самая неблагодарная…
— Бобби, оставим это. Что же мне сделать?
— Вернись к Биллу только до июня, до той поры, когда мы выиграем кубок. А потом я сам помогу тебе переехать.
— Ты такой же псих, как и он, — отрезала Куинн. — Даже и не мечтай об этом. Либо усмири Билла, либо я отправлюсь в полицию.
— Это ты виновата, — повторил Бобби и удалился.
«Остальные думают точно так же», — решила Куинн. Пока она не бросила Билла, тот вел себя совершенно нормально. Во всяком случае, не хуже любого другого тренера в Америке.
В студию начали стекаться ученики, заспанные и надутые, как всегда, и Куинн выбросила из головы мысли о Билле, готовясь к перекличке. Только это вполне удавалось ей — она еще не разучилась считать детей. Но пока длилась перекличка, призрак Билла маячил в дальнем уголке ее сознания, отказываясь оставить Куинн в покое.
Она должна что-то предпринять. Но что именно?
Джессон ушел из команды. Билл пытался понять, почему Джессон предал его после долгих лет совместной работы. Четыре года занятий бейсболом и футболом — и вдруг парень является на утреннюю тренировку по тяжелой атлетике и, глядя на него пустым взглядом, говорит: «Извините, тренер, но меня больше не интересует спорт».
— Джессон, — начал Билл, но тот, покачав головой, вышел из зала.
Билл посмотрел на Кори Моссерта.
— Отговори его.
Кори тоже покачал головой.
— Что-то случилось вчера после занятий. Джессон не сказал мне, что именно произошло, но он не хочет продолжать тренировки. Он ушел, тренер. Можете поставить на нем крест.
Билл похолодел. Размолвка в студии Куинн. Пока он пытался уговорить ее, Джессон вмешался и все испортил. Что же вчера сказала Куинн? Что такого она сказала Джессону, после чего тот решил бросить спорт?
Нужно что-то предпринять. Его дела идут все хуже. Все пошло наперекосяк. Все валится из рук.
На большой перемене Билл отправился в дом Куинн — он вынужден был это сделать, потому что забыл вчера обмерить помещения на втором этаже. Оказавшись там, Билл почувствовал себя гораздо лучше. Войти в дом — почти то же самое, что войти в Куинн… Нет, он неверно выразился. Точнее — быть с ней рядом.
Билл с нетерпением ждал того дня, когда переедет сюда.
Завидя Билла, собака спряталась под кресло и зарычала на него, но не приближалась. Поднимаясь на второй этаж, он заметил, как хлипки лестничные перила. Они всего-навсего привинчены к стене. Поселившись здесь, он позаботится о том, чтобы в доме были крепкие перила. Нет, Куинн без него определенно не обойтись.
Приближаясь к лестничной площадке, Билл замедлил шаг. Кажется, он придумал. Возможно, когда Куинн осознает, до какой степени она в нем нуждается…
Билл спустился по лестнице к заднему крыльцу и отыскал ящик с инструментами. Взяв отвертку, ослабил шурупы перил, после чего прошелся по всему дому, ослабляя крепления дверных ручек и электрических розеток, а заодно и ведущих к ним проводов. Ему пришло в голову кое-что еще. Нужно ослабить уплотнения газовых труб, чтобы получилась маленькая утечка, заметная, но не опасная. Ступени парадного крыльца были в ужасном состоянии. Он ослабит одну-две доски, чтобы не наделать большой беды. Можно также расшатать перила крыльца. Можно много чего сделать. И тогда Куинн поймет, как нужен ей Билл.
Через час он вновь поднялся по лестнице энергичным шагом, ничуть не сомневаясь в том, что уже очень скоро поселится в этом доме. Вторая дверь на верхнем этаже вела во вторую спальню, устроенную под крышей. Здесь стояли две одинаковые кровати — вероятно, Куинн и Зоя спали на них в детстве. Билл улыбнулся, оживившись при мысли о том, как хорошо будет здесь их мальчишкам. Еще два помещения на задах занимали кабинет с кроватью и отдельной ванной. Ванная слишком тесная, ее придется расширить либо пристроить за ней другую и увеличить площадь кабинета, превратив его в хозяйскую спальню с раздельным санузлом. Очень даже недурно.
Билл занес результаты измерений в блокнот и спрятал его в карман вместе с рулеткой. Он сделал то, что нужно, и теперь все будет гораздо проще, как только Куинн поймет, что ей без него не обойтись. В один прекрасный день она попросит его вернуться.
Как же Куинн удивится, когда Билл поведает ей о своих планах. «Ну и глупо, — скажет он Куинн. — Тебе следовало понять, что я продумаю все до мелочей».
Проходя по коридору, Билл из любопытства открыл пятую дверь.
Кладовая Куинн.
Он увидел ее платья. Зеленое с рисунком было на Куинн, когда они впервые ходили куда-то вместе; голубое в клетку она надевала с жакетом на День открытых дверей; во фланелевом из красной шотландки Куинн была на последнем бейсбольном матче, который они посетили вместе, — при этом воспоминании Билл чуть поежился, так хорошо им было тогда, — а в черном она ходила на уроки, когда дети не занимались какой-нибудь грязной работой; мозаичное коричневое, и джинсовое, и…
От сильной боли в груди Билл закрыл глаза. Вряд ли у него сердечный приступ — он слишком молод и здоров. Наверное, что-то с пищеварением. Пожалуй, нужно прилечь.
Опустившись на кровать Куинн и натянув на себя покрывало, Билл почувствовал себя лучше. На мгновение он едва не рассердился на Куинн за ее упрямство — ведь это ее поведение вынудило его натворить такое. Если бы Куинн выслушала его, то могла бы сейчас лежать с ним здесь, под этим покрывалом, но она не слушала. Вот если бы ему только удалось заставить ее слушать…
Билл размышлял о том, что было бы, если бы Куинн его слушала, о том, как заставить ее слушать, о том, что ее упрямство должно быть наказано, что он злится на нее за то, что она не слушает его…
«И не станет слушать».
Почувствовав, как его тело сжимается, будто громадный кулак, Билл поднялся с постели. Ничего, все хорошо, Куинн выслушает его, и все наладится.
Он обошел комнату, открыл дверцу шкафа — здесь оказались рубашки Куинн, юбки, на верхней полке — сложенные джинсы; открыл тумбочку — простыни и наволочки, — и, наконец, выдвинул ящик комода.
Нижнее белье. «Моя тайная жизнь», — называла его Куинн. Нелепые расцветки, кричаще-яркие, золотистые и стального цвета, ядовито-зеленые и…
Запустив руки в ящик, Билл зарылся в кружева, шелк и атлас. «Чтобы преподавать искусство, я должна одеваться вульгарно, как простой рабочий, — сказала однажды Куинн. — Но все это должно быть спрятано от посторонних взглядов». Ему не нравились эти тряпки, эти яркие цвета. Биллу не нужна была яркая, броская Куинн; его Куинн скромна, опрятна, добродетельна. Билл стиснул в кулаке ненавистное тряпье. Куинн принадлежит ему и должна знать об этом.
Он швырнул белье в ящик, словно оно было нестиранное и грязное, словно оно пачкало Куинн. Ему захотелось порвать эти тряпки на куски, сжечь их, чтобы они больше не прикасались к Куинн. Билл набрал полные пригоршни белья, намереваясь расправиться с ним, и тут увидел на дне ящика что-то белое.
Это были не простые хлопчатобумажные трусики, а короткие и шелковые — часть купальника, не совсем то, что он желал бы видеть на Куинн, но все же белые, и Билл затаив дыхание взял их. Кое-кто называет такие трусики «бикини», это слово казалось ему неприличным, для него они были и остаются «трусиками» — славное чистое название. В основном они состоят из шелка и резинки, и только промежность атласная… промежность, какое грубое слово. Билл ни за что не применил бы его в отношении Куинн… атласная промежность, то самое место, которое находится у нее между ног, то место, которое…
Он вздрогнул и задвинул ящик, все еще стискивая трусики в кулаке.
Нижнее белье.
Белое и шелковое. Куинн будет носить эти трусики, когда они поженятся.
Ей придется выслушать его. Билл заставит ее слушать. Он слишком долго терпел. Порой приходится немного подождать, давая женщине время на размышление, но потом следует проявить твердость.
Билл проявит твердость, и Куинн поймет его. Она будет благодарна ему, поскольку тоже хочет, чтобы их размолвка наконец завершилась. Куинн вернется к нему в этих трусиках, раскроет ему объятия, раскроется перед ним в темноте…
Все будет хорошо.
Билл сжимал трусики в руке, стараясь унять бурное дыхание, и смотрел на них, смотрел… и вдруг голос Бобби произнес:
— Так вот где ты проводишь большую перемену.
Билл рывком поднял голову. Бобби стоял, прислонившись к дверному косяку, и улыбался.
— Жалкое зрелище, Хиллиард, — сказал он.
— Как ты…
— Я тебя выследил. — Бобби пожал плечами. — Ты проиграл, Хиллиард. И что еще хуже, ты проигрываешь матчи один за другим. Этому нужно положить конец. — Он говорил вызывающим тоном, а его лицо выражало самодовольство.
Билл судорожно сглотнул.
— Убирайся отсюда!
Бобби покачал головой.
— Слишком поздно. Давай, клади эти тряпки в карман, коли они тебе так нужны, и пора уносить отсюда ноги. Мне совсем не хочется объясняться с кем-либо по поводу нашего присутствия здесь.
— Ты ничего не понимаешь, — заговорил Билл. — Я не…
— Отлично понимаю, — возразил Бобби. — А теперь заткнись и выметайся отсюда, пока тебя не поймали. Господи, какой же ты болван!
— Не смей говорить со мной таким тоном! — вспылил Билл, но внутри у него все похолодело. В последнее время его преследовали неприятности, но такого позора с ним еще не случалось.
— Я имею право говорить с тобой так, как мне заблагорассудится. — Губы Бобби растянулись в гадкой ухмылке. — Особенно после этого. — Кивком головы он указал на трусики, которые Билл все еще сжимал в кулаке. — Теперь я босс, и ты сделаешь все, как я скажу. — Он указал в сторону лестницы и вышел, всем своим видом демонстрируя уверенность в том, что Билл последует за ним.
Сбитый с толку тошнотворным чувством, мучаясь вновь начавшейся головной болью, Билл не нашел в себе сил сопротивляться.
— Какого черта она вытворяет? — рявкнул Макс, швырнув на рычаг трубку телефона, установленного в конторе.
Ник высунул голову из чрева «субару» и, прищурившись, выглянул в окно.
— Кто?
— Нет, не там. Я о Дарле, — раздраженно пояснил Макс. — Она только что оставила на нашем автоответчике сообщение, велев парням опять идти ужинать к Куинн. Меня не пригласили, только мальчишек.
— Наверное, решила, что ты предпочитаешь ужинать в «Якоре».
— Пошел ты… — проворчал Макс. — Это глупо. Мы с Дарлой муж и жена. Ее место дома.
— Ну-ну.
— Это переходит всякие границы. По городу уже пошли сплетни.
Ник сунул голову под капот.
— Хотел бы я послушать.
— Тебе хорошо шутить! Ты-то ведь ничего не теряешь!
«Черта с два», — подумал Ник.
— Целый месяц прошел! — Макс кипел от негодования. — Так долго я не был без женщины с тех пор, как заканчивал школу!
— Так вот отчего ты взбесился.
— А ты бы на моем месте не взбесился?
Ник подумал, не объяснить ли Максу, что дело не в длительности разлуки. Ведь больше всего брата бесит то, что это никогда больше не повторится. Нет, есть проблемы, которые не стоит обсуждать с Максом, хотя сам Ник не в силах избавиться от мыслей о них.
День за днем ему приходилось преодолевать желание заглянуть к Куинн и узнать, не нуждается ли она в чем-нибудь. Например, не хочет ли еще раз переспать с ним. Конечно, теперь в ее доме живут Джо и Дарла, а это довольно серьезное препятствие. Сама же Куинн больше не появлялась в его квартире, и Нику было бы стыдно подстеречь ее на улице, сделав вид, будто он столкнулся с ней совершенно случайно. А может, оно и к лучшему. Куинн — его друг, но, даже будь иначе, Ник не привык подолгу поддерживать отношения с одной и той же женщиной. Он не из тех мужчин, которые привязываются к женщине.
Ему лишь хотелось вновь почувствовать под собой ее тело.
Нет, ему этого не хочется.
— Я заглянул в салон, — продолжал Макс, поглощенный своими неурядицами. — Но она говорит «нет». Ума не приложу, что мне делать. Я пьянствую у Бо — и Дарла в ответ смеется. Я назначаю свидание Барбаре, чтобы заставить Дарлу ревновать, — и она советует в следующий раз не заказывать омара.
— Я же говорил тебе, что это глупый ход.
— Я попросил объяснить, чего она хочет. — Макс пропустил его слова мимо ушей. — Пообещал сделать все, чего бы она ни пожелала. Но Дарла ответила, что объяснения тут не помогут.
— Мне бы это тоже не понравилось, — отозвался Ник, вновь начиная сочувствовать брату.
— Ей нужны перемены, а мне нравится наша прежняя жизнь. Почему я должен меняться?
— Может, чтобы вернуть прежнюю жизнь?
— Дарла — моя жена. Она принадлежит мне. Я подожду. Рано или поздно она возьмется за ум.
«Если к этому времени ты сам не сойдешь с ума», — хотел сказать Ник, но отчетливо понимал, что в голове у Макса настоящий кавардак. К тому же он не имел права критиковать брата, поскольку его собственные дела шли ничуть не лучше. Как ни говори, ему так и не удалось избавиться от мыслей о женщине, которую он уже никогда больше не увидит голой, не обнимет, не прикоснется к ней, не погладит, не приласкает, не вонзится в ее тело…
Впрочем, нельзя сказать, что ему уж очень этого хочется.
— Езжай в салон и укради свою жену, — сказал он Максу. — Чего ты ждешь?
Макс что-то пробурчал и ушел в контору. Ник смотрел на «субару», пытаясь найти рациональное объяснение своим отношениям с Куинн, а вместе с тем поменьше думать о своих чувствах к ней.
Все в порядке, все в его руках. Ник потерял Куинн еще две недели назад, после вечера на ее тахте, и мысль об этом больно ранила его, но только потому, что он хотел видеть эту женщину рядом, слышать ее голос и смех, видеть ее лицо, развевающиеся волосы… Куинн с остриженными волосами, извивающаяся под ним, ее великолепно вылепленные скулы, голова в его ладонях, он впивается в нее… Да, она нужна ему как друг, с которым можно встретиться и поговорить.
И вот теперь, почти неделю спустя после того дня, когда он видел ее обнаженной, возбужденной, взмокшей, Ник жаждал вернуть ее.
Чтобы поговорить.
Он сам не ожидал, что будет так скучать по ней. Скучать, как скучают по близкому другу. Куинн, его лучший друг, теперь ушла из его жизни. «Послушай, — сказал бы ей Ник. — Теперь ты видишь, как мы ошиблись, переспав друг с другом. Я же предупреждал тебя…» Ник тосковал по ней. Ему очень хотелось поговорить с ней.
Он не понимал, как важна для него возможность общаться с женщиной, пока не побывал наедине с представительницей прекрасного пола, совершенно не способной поддерживать беседу. Барбара — хороший человек, если не считать ее неистребимую тягу к замужним рабочим, но Ник нипочем не согласился бы провести в ее обществе хотя бы еще пять минут.
Куинн всегда было что сказать. Они разговаривали о книгах, кинофильмах, о людях, о его мерзком отношении к женщинам, но только на этой неделе, после свидания с Барбарой, Ник осознал, что больше всего ему не хватает общения с Куинн. Они друзья. Им необходимо общаться.
Вот почему он хочет вернуть Куинн. Ник кивнул собственным мыслям. Да, все верно, разумно и резонно.
Он любит Куинн как сестру и, конечно же, не хочет разлучаться с ней. Нет, Ник любит не ее тело, роскошное, тугое, скользящее под его пальцами, — впрочем, не следует говорить о братских чувствах, это неуместно, не следует заходить так далеко; нет, он любит ее ум, любит в ней человека, любит ее такую, какая она есть, но только не ее тело.
Очень даже разумно.
Главная трудность, не имевшая никакого отношения к любви — это совершенно разные вещи, несопоставимые, даже несовместимые, — состояла в том, что Ник до сих пор не мог забыть, как содрогалась от страсти Куинн, прижатая к постели его телом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34