Смуглую, черноволосую, и у нее даже голова закружилась от этой внезапной черноты и жуткого воспоминания, нахлынувшего на нее темной волной и на одну секунду или целую вечность раздавившего ее своей тяжестью.
Женька как будто снова вернулась в ту далекую июньскую ночь, испугавшую ее до безумия, в сон, разбивший ее покой и превративший ангела в черта… Когда-то она, дрожа и судорожно дыша, прервала свой кошмар и вызволила себя из сновидения, в котором Лада прокляла ее и рассмеялась ей в лицо сухим старческим смехом. А теперь эта новая, незнакомая ей Ладка с волосами как смоль и змеящейся на губах улыбкой действительно превратилась в страшную пани Марианну с Проспекта, напророчившую ей столько бед и несчастий! Белая Ладка почернела, словно обуглилась, и Женька готова была закрыть глаза, лишь бы не видеть этой метаморфозы, не бояться мрака, глядящего на нее со сцены Ладкиным ярко накрашенным лицом…
Но потом восточный ритм разбился на отдельные аккорды и рассыпался горохом по сцене, музыка взвизгнула скрипкой и призывно застонала флейтой, и Жеиькино сердце, ухнув и больно ударившись о грудную клетку, вдруг само собой успокоилось и перестало дрожать от страха. В то же мгновение Ладкина смуглость оказалась гримом, черные как зимняя ночь волосы — париком, и сама она, последний раз поклонившись черноглазой жене хана, скрылась в толпе рабынь, растворилась в пестроте и яркости шелка, слилась с танцующими фигурами, и Женька облегченно перевела дыхание.
Зазвенели бубны, и красавицы, среди которых Лада больше не угадывается, почтительно согнувшись, волной откатили назад, а в центре ярко освещенного круга осталась одна, с черными очами, насурмленными бровями и звенящими браслетами на руках и ногах. Черноглазая призывно двинула бедром — раз, другой, потом изогнула стройный стан и топнула ножкой. Рабыни покорно разбежались в разные стороны, и на их место встали полуобнаженные юноши, танец возобновился, бубны и барабаны забили с новой силой, и жена хана, порочно сверкнув оком, поманила к себе одного из рабов.
Если бы Женька точно не знала, что этот полуголый человек — Лешка, она бы его никогда не узнала, хотя из всей одежды на нем — только узкая набедренная повязка. Но сцена изменила все, и внешность, и характер, и это не тот веселый молодой человек, с которым она летом пила пиво и с которым даже пару раз станцевала в кафе. Нет, сейчас это раб, готовый выполнить любой каприз своей хозяйки, мужчина, угождающий красивой и вздорной женщине… У Лешки удивительное тело — стройное и сильное, но в то же время гибкое, легкое… Женька с удовольствием приблизила бинокль к глазам. Замечательный танец — и эротический, и целомудренный, вон, что выделывает жена хана, пока муж в отъезде!..
Улыбнувшись, Женька повернулась к Денису, но замерла, как будто наткнувшись на невидимую стену. Наверное, ее кавалер очень сильно привязан к своему театру, и тоскует, оказавшись вне сцены…
Так смотреть, вложив всего себя во взгляд, может только тот, кто сильно любит. Денис похож сейчас на натянутую тетиву лука — кажется, дотронься, и стрела сорвется, взовьется в воздух и вопьется в яблочко. Женька отвернулась и снова вооружилась биноклем. Что ж, ей это понятно… Пока танцевал хан, она, наверное, выглядела так же, как теперь Денис — застыв напряженной статуей, следила за каждым движением любимого артиста, временами даже забывая дышать. Но все-таки это немного странно… может быть, Денис смотрит на Лешку с профессиональной точки зрения? — у них ведь одна партия на двоих…
Впрочем, какая разница.
На сцене сменились декорации — хан, вернувшийся из дальнего путешествия, застал свою любимую супругу с полуголым рабом. Обоих без жалости казнил и очень долго переживал, не верил в любовь и не надеялся на счастье. Но тут появилась Шахерезада и сумела-таки обворожить нелюдимого хана и вернуть ему утраченную было веру в людей, любовь и счастливую долгую жизнь вдвоем.
Когда Ворон нежно поднял новоиспеченную жену высоко над головой, Женька поймала себя на том, что отчаянно завидует этой девушке. Как бы ей хотелось хоть раз оказаться в руках у сильного мужчины (у Ворона), который бы одним своим прикосновением мог бы вселить в нее уверенность в чем угодно: в том, что она красива, что все будет хорошо, что все плохое непременно закончится… Сам вид мужских ладоней, осторожно сжимающих женские стройные ножки в бирюзовых шароварах, изумил и растрогал ее, и почему-то настолько сильно взволновал, что Женька не осталась в кресле ни секунды дольше положенного. Как только занавес закрылся, она вскочила со своего места и понеслась к выходу, ни разу не оглянувшись на Дениса.
— Денис, Лада все так же работает в театре? Это ведь я ее видела? — в начале, среди рабынь, потом еще в конце, когда девушки выносили блюда с фруктами, — они уже обогнули театр и остановились на Первомайской, возле разоренного стенда. Фотографий на нем по-прежнему нет, и деревянные рамы без стекол и внутренностей неприятно напомнили Женьке беззубый старушечий рот.
На улице вдруг похолодало, и Женька почувствовала себя в куртке неуютно. Денис попробовал завести светскую беседу, но в какой-то момент сбился и замолчал, а у нее не оказалось желания поддержать его и спасти умирающий разговор. И теперь они стоят так близко друг от друга, что Денис легко мог бы обнять ее за плечи и притянуть к себе, и она бы, наверное, не только позволила бы ему это сделать, но даже сама подалась навстречу, уютно пристроилась бы у него под рукой. И стоя так, она бы задрала голову и разглядывала бы его лицо, любуясь и удивляясь этой дивной красоте.
— Ну да, работает, а куда бы она делась? — Денис рассеянно затянулся, неотрывно глядя на дверь черного хода, и Женька заметила, что его сигарета направлена туда же. Вообще-то, она не думала, что ее новый знакомый курит, но что она о нем знает? Наверное, сейчас ей лучше уйти, оставив его наедине с сигаретой, потому что — такое у нее ощущение — уже все закончилось, и никакого продолжения романтического вечера не будет! И пусть он стоит в одиночестве и тоскует, глядя на эту невзрачную дверь, как на свое спасение!
Денис подался всем телом вперед и выкинул сигарету, в то же мгновение дверь черного хода распахнулась и из нее на улицу вывалилась веселая толпа артистов. Женька отступила в тень, не понимая, что с ней происходит, но чувствуя острое, непереносимое желание сейчас же убежать, скрыться в ближайшей подворотне, спрятаться, лишь бы не видеть и не слышать того, что останься она здесь еще хотя бы на пять минут — непременно увидит и услышит!.. Опять дежа-вю, все это уже было с ней — и веселый гомон, и смех, и толпа, приветливо обтекающая ее со всех сторон и без слов принимающая ее в свои ряды… Всего этого ей больше не нужно. Ей срочно надо уйти, чтобы ни в коем случае не наткнуться взглядом на Ворона!.. Потому что ей мучительно хочется этого, но это неправильно, нехорошо, неинтересно! Она уже знает конец этой сказочки — синий лед в глазах и ни слова в ответ.
— Ты не обидишься, на меня, если я тебя не провожу? А хочешь, пойдем с нами, ты же многих знаешь, — Денис дернул Женьку за рукав, и она чуть не упала, поскользнувшись на мокром асфальте. — Мы с Лешкой договаривались, он меня ждет, но он не будет против, так что давай…
Женька качнула головой. Странное дело, еще час назад она сидела в темном зале и ломала голову, откуда такое восхищение в голосе Дениса, почему он взволнован, что такое… А все так просто. Проще и быть не может. Это возбуждение в прекрасных глазах, лихорадочный румянец и губы, которые Денис то и дело, волнуясь, облизывает кончиком языка, и даже сама идеальная красота его лица… Куда она раньше смотрела?
Ободряюще улыбнувшись своему приятелю, Женька повернулась и почти бегом припустила в сторону Проспекта. Конечно, она не будет настаивать на том, чтобы он ее проводил, пусть идет туда, где его ждут! Заворачивая за угол, она краем глаза заметила большую компанию, в гуще которой исчез Денис, и даже как будто услышала голос Ворона… Нигде не останавливаясь, она миновала проспект и пришла в себя только на Чапаева. Медленно, старательно глазея на горящие витрины магазинов и редких прохожих, Женька побрела домой.
Странно у нее заканчивается пятница. Она думала, что сегодня у нее произойдет свидание, и после этого вечера она будет жмуриться от удовольствия, размышляя о своем будущем. А все получилось как обычно, и снова вместо приятной концовки — ее излюбленное многоточие… И все-таки она ни о чем не жалеет. Как будто она с самого начала знала, что так и будет все, и поэтому никакого разочарования она не испытывает. Абсолютно. Наверное, ей очень хотелось, чтобы Денис ей понравился, и в какой-то мере, он ей действительно приятен, с ним легко, они оба любят театр танца… и она придумала себе любовное продолжение их приятельских отношений. Не случилось, ну и не надо. Все к лучшему.
Поднявшись на родное крыльцо, Женька остановилась, тщательно шаркая грязными ботинками о решетку. Три дня назад на этом самом месте она встретила Венеру, надо будет на выходных созвониться с ней и куда-нибудь вместе сходить… В тот же театр, вряд ли теперь они с Денисом будут часто выбираться туда вдвоем. Ухмыльнувшись, Женька стряхнула последний комок грязи, ударив ботинком о ботинок, и вошла в подъезд.
Если бы не «наскальная» живопись, украшающая стены первого этажа, она вряд ли вспомнила бы то, что встревожило ее в театре… Тогда мысль тенью мелькнула у нее в голове и пропала, и даже потом, разговаривая с Денисом о Ладе, она не насторожилась и почувствовала беспокойства. Но теперь, когда Женька увидела нарисованную па грязно-белой стене каким-то неизвестным художником длинную черную фигуру то ли женщины, то ли куклы, она снова ощутила во рту неприятный привкус страха и вдруг поняла, что ее задело.
В холле театра она внимательно посмотрела фотографии солистов театра русского танца, даже больше — она рассмотрела их все, ни одной не пропустив! Но ни на едином снимке не было Лады, она готова в этом поклясться! Игорь Ворон глядел на нее с каждой второй фотографии, и Лешка там был, и даже Денис на одной, а Лады — не было. Потом, в спектакле, Женька ее видела, да и Денис говорит, что она по-прежнему работает в театре, но что-то тут все равно не так. Что это все значит, Женька не знает: может быть, многое, а может, ничего.
Но почему-то ей стало так неприятно, как будто она, задыхаясь от жажды, хватанула вместо минералки водку. Такое с ней однажды приключилось в детстве — все вокруг, помнится, смеялись, глядя, как она беззвучно шлепает ртом и машет руками, но ей-то самой было не до смеха!.. Вот и сейчас она почувствовала, что ее легким как будто не хватает воздуха, хотя почему мысль о Ладке так на нее подействовала? Во всем, скорее всего, виноват не вовремя припомнившийся сон, не стоит придавать этому значения… Но даже если это не заслуживающий внимания пустяк, она все равно затратит время на то, чтобы все узнать. Хотя бы для того, чтобы больше не думать об этом.
Глава 7
Выходные прошли скомканно и бестолково. Всю субботу она отсыпалась и читала книжки, ощущая себя скрипкой в футляре, которой лень двигать смычком и не хочется никаких концертов и чужих рук.
В ночь с субботы на воскресенье вся страна перевела часы на один час назад, кроме Женьки, которая, конечно же, забыла это сделать, и в результате все воскресенье у нее пошло наперекосяк. Сперва она вскочила ни свет ни заря, потом, сообразив, наконец, перевести часы, измучилась ждать полудня — они с Венерой договорились пойти на голографическую выставку в Краеведческий музей. Но все-таки конец воскресного дня порадовал ее и внес разнообразие в ее жизнь.
Конечно же, Женька не удержалась и рассказала Венере про Дениса, про пятничный поход в театр и фотографии на стендах, на которых она не увидела Ладу… Они как раз прогуливались по большому залу, на стенах которого рядами висели голограммы всех видов и родов, и где-то между оборотнем и Кинг-Конгом Женя задала подруге вопрос, занимающий ее уже вторые сутки.
— Я не понимаю, что это значит, но если Лада солистка, то ее фотография должна быть на стенде, а ее там нет. Она мне говорила, что училась в Москве и ее специально пригласили в этот театр, и хотя она тут редко танцует, ей трудно под рост подобрать партнеров, но… фотографии-то должны быть?
— Ну, может, она наврала тебе, что солистка? — Венера отошла от голографического оборотня на шаг и усмехнулась. — Ты посмотри, это ж волшебство какое-то… Такое ощущение, будто он сейчас меня укусит!
— А мне больше Франкенштейн понравился, там, у двери, — Женька прошла мимо этой картинки на полусогнутых от ужаса ногах, потому что чудовищная голова по-настоящему следила за ней горящими глазами и ухмылялась оскаленным ртом, и только ряды ламп, создавали какую-никакую преграду между Франкенштейном и посетителями выставки. — И все-таки я не понимаю, зачем ей было врать? Мне-то, какая разница, кто она — солистка или нет? Зачем?..
— Да всем нам хочется выглядеть лучше, чем мы есть на самом деле… Ну, хорошо, ты бы врать не стала, и я, наверное, тоже, а Ладка врет, ей так проще жить. Не думаю, что она только тебе это говорила, может быть, у нее комплекс какой-нибудь? Из-за роста, например, или из-за возраста… типа вон уже, сколько лет, а до сих пор в… как это у них называется? в массовке танцует!
— В кордебалете… Наверное, ты права. Но мне все это как-то странно. Хотя какое мне дело до Лады? Пусть себе врет. Просто… Не знаю, мне это не понравилось, — Женька вспомнила изящную высокую блондинку и качнула головой. Как будто вдруг прекрасная снегурочка, вырезанная из цельного куска льда, на ее глазах начала таять, некрасиво оплывая и превращаясь в гигантскую бесформенную сосульку. Сосульку, покрытую пылью и копотью и дорожной грязью… До чего же она не любит лжи!
— Да ладно тебе, просто выбрось все из головы. Ты живешь по-своему, а она — вот так, иначе у нее не получается, будь к ней снисходительна! — Венера насмешливо сверкнула черными глазами и пристроилась к длинному хвосту очереди за голографическими открытками. Женька встала рядом, в сотый раз, удивляясь чутью этой девушки. Наверное, из нее бы вышел замечательный психолог! Всякий раз, как Женька пообщается с Венерой, у нее светлеет на душе и мысли сами собой начинают раскладываться по пунктам, словно весь этот спутанный клубок аккуратно причесали расческой. Действительно, у всех разные жизни, и это непреложный факт, изменить его нельзя, остается только принять его как данность.
Потом они до позднего вечера гуляли с Венерой по проспекту, спускались на набережную, ели мороженое в уютном баре «Волна» недалеко от пристани. У Женьки после встречи с подругой осталась масса приятных впечатлений и маленькая открытка-голограмма с моргающим глазом… Она сперва хотела повесить ее над кроватью, но потом передумала — пусть там висит только Ворон, а новенький глаз она найдет куда приткнуть.
И нашла ведь — сегодня утром принесла его на работу и прилепила жвачкой в правый верхний угол своего монитора. Теперь вот сидит и смотрит на бледно-желтое закрытое веко с длинными густыми ресницами… Но если Женька откинется назад и чуть повернет голову, глаз тут же радостно откроется и засияет серой радужкой. Впрочем, может он вовсе не такого цвета, как ей думается, на голограмме не разберешь этого… Но почему-то глаз кажется ей знакомым. Как будто она уже смотрела в него когда-то и точно знает, что взгляд был светлым, умным и пристальным.
Фыркнув, Женька выскользнула из-за стола и привычно устроилась на подоконнике, разглядывая пустой двор. Как правило, после выходных ей трудно настроиться на рабочий лад, как будто за дни безделья ее голова заполняется туманом и весит втрое больше обычного. Но сегодня почему-то она ощущает себя на редкость бодрой и работоспособной. Удивительно, но утром она довольно легко проснулась и на работу полетела, как на крыльях, даже не стала дожидаться трамвая и две остановки прошла быстрым шагом. И до самого тихого часа ни разу даже не присела!
Какое-то необъяснимо приподнятое настроение. Венерка пригласила ее на свой день рождения, который на самом деле в среду, но празднование назначено на субботу, может быть, поэтому Женьке так радостно? Или из-за приятной новости, которую ей вчера «по секрету» сообщила мать, когда она вернулась с прогулки и доедала бутерброды на кухне? Вообще-то, никакой неожиданности не было, Женька и сама догадывалась, что к этому все идет, но все-таки! Думать и предполагать можно сколько угодно, а получить подтверждение своим мыслям совсем другое дело! И мама выглядела такой счастливой!
— Жень, я думаю, ты не будешь иметь ничего против… Я же вижу, у вас с Иваном Семеновичем вроде бы хорошие отношения, — вздох из глубины души и решительно вздернутый подбородок, что называется, мама пошла в атаку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Женька как будто снова вернулась в ту далекую июньскую ночь, испугавшую ее до безумия, в сон, разбивший ее покой и превративший ангела в черта… Когда-то она, дрожа и судорожно дыша, прервала свой кошмар и вызволила себя из сновидения, в котором Лада прокляла ее и рассмеялась ей в лицо сухим старческим смехом. А теперь эта новая, незнакомая ей Ладка с волосами как смоль и змеящейся на губах улыбкой действительно превратилась в страшную пани Марианну с Проспекта, напророчившую ей столько бед и несчастий! Белая Ладка почернела, словно обуглилась, и Женька готова была закрыть глаза, лишь бы не видеть этой метаморфозы, не бояться мрака, глядящего на нее со сцены Ладкиным ярко накрашенным лицом…
Но потом восточный ритм разбился на отдельные аккорды и рассыпался горохом по сцене, музыка взвизгнула скрипкой и призывно застонала флейтой, и Жеиькино сердце, ухнув и больно ударившись о грудную клетку, вдруг само собой успокоилось и перестало дрожать от страха. В то же мгновение Ладкина смуглость оказалась гримом, черные как зимняя ночь волосы — париком, и сама она, последний раз поклонившись черноглазой жене хана, скрылась в толпе рабынь, растворилась в пестроте и яркости шелка, слилась с танцующими фигурами, и Женька облегченно перевела дыхание.
Зазвенели бубны, и красавицы, среди которых Лада больше не угадывается, почтительно согнувшись, волной откатили назад, а в центре ярко освещенного круга осталась одна, с черными очами, насурмленными бровями и звенящими браслетами на руках и ногах. Черноглазая призывно двинула бедром — раз, другой, потом изогнула стройный стан и топнула ножкой. Рабыни покорно разбежались в разные стороны, и на их место встали полуобнаженные юноши, танец возобновился, бубны и барабаны забили с новой силой, и жена хана, порочно сверкнув оком, поманила к себе одного из рабов.
Если бы Женька точно не знала, что этот полуголый человек — Лешка, она бы его никогда не узнала, хотя из всей одежды на нем — только узкая набедренная повязка. Но сцена изменила все, и внешность, и характер, и это не тот веселый молодой человек, с которым она летом пила пиво и с которым даже пару раз станцевала в кафе. Нет, сейчас это раб, готовый выполнить любой каприз своей хозяйки, мужчина, угождающий красивой и вздорной женщине… У Лешки удивительное тело — стройное и сильное, но в то же время гибкое, легкое… Женька с удовольствием приблизила бинокль к глазам. Замечательный танец — и эротический, и целомудренный, вон, что выделывает жена хана, пока муж в отъезде!..
Улыбнувшись, Женька повернулась к Денису, но замерла, как будто наткнувшись на невидимую стену. Наверное, ее кавалер очень сильно привязан к своему театру, и тоскует, оказавшись вне сцены…
Так смотреть, вложив всего себя во взгляд, может только тот, кто сильно любит. Денис похож сейчас на натянутую тетиву лука — кажется, дотронься, и стрела сорвется, взовьется в воздух и вопьется в яблочко. Женька отвернулась и снова вооружилась биноклем. Что ж, ей это понятно… Пока танцевал хан, она, наверное, выглядела так же, как теперь Денис — застыв напряженной статуей, следила за каждым движением любимого артиста, временами даже забывая дышать. Но все-таки это немного странно… может быть, Денис смотрит на Лешку с профессиональной точки зрения? — у них ведь одна партия на двоих…
Впрочем, какая разница.
На сцене сменились декорации — хан, вернувшийся из дальнего путешествия, застал свою любимую супругу с полуголым рабом. Обоих без жалости казнил и очень долго переживал, не верил в любовь и не надеялся на счастье. Но тут появилась Шахерезада и сумела-таки обворожить нелюдимого хана и вернуть ему утраченную было веру в людей, любовь и счастливую долгую жизнь вдвоем.
Когда Ворон нежно поднял новоиспеченную жену высоко над головой, Женька поймала себя на том, что отчаянно завидует этой девушке. Как бы ей хотелось хоть раз оказаться в руках у сильного мужчины (у Ворона), который бы одним своим прикосновением мог бы вселить в нее уверенность в чем угодно: в том, что она красива, что все будет хорошо, что все плохое непременно закончится… Сам вид мужских ладоней, осторожно сжимающих женские стройные ножки в бирюзовых шароварах, изумил и растрогал ее, и почему-то настолько сильно взволновал, что Женька не осталась в кресле ни секунды дольше положенного. Как только занавес закрылся, она вскочила со своего места и понеслась к выходу, ни разу не оглянувшись на Дениса.
— Денис, Лада все так же работает в театре? Это ведь я ее видела? — в начале, среди рабынь, потом еще в конце, когда девушки выносили блюда с фруктами, — они уже обогнули театр и остановились на Первомайской, возле разоренного стенда. Фотографий на нем по-прежнему нет, и деревянные рамы без стекол и внутренностей неприятно напомнили Женьке беззубый старушечий рот.
На улице вдруг похолодало, и Женька почувствовала себя в куртке неуютно. Денис попробовал завести светскую беседу, но в какой-то момент сбился и замолчал, а у нее не оказалось желания поддержать его и спасти умирающий разговор. И теперь они стоят так близко друг от друга, что Денис легко мог бы обнять ее за плечи и притянуть к себе, и она бы, наверное, не только позволила бы ему это сделать, но даже сама подалась навстречу, уютно пристроилась бы у него под рукой. И стоя так, она бы задрала голову и разглядывала бы его лицо, любуясь и удивляясь этой дивной красоте.
— Ну да, работает, а куда бы она делась? — Денис рассеянно затянулся, неотрывно глядя на дверь черного хода, и Женька заметила, что его сигарета направлена туда же. Вообще-то, она не думала, что ее новый знакомый курит, но что она о нем знает? Наверное, сейчас ей лучше уйти, оставив его наедине с сигаретой, потому что — такое у нее ощущение — уже все закончилось, и никакого продолжения романтического вечера не будет! И пусть он стоит в одиночестве и тоскует, глядя на эту невзрачную дверь, как на свое спасение!
Денис подался всем телом вперед и выкинул сигарету, в то же мгновение дверь черного хода распахнулась и из нее на улицу вывалилась веселая толпа артистов. Женька отступила в тень, не понимая, что с ней происходит, но чувствуя острое, непереносимое желание сейчас же убежать, скрыться в ближайшей подворотне, спрятаться, лишь бы не видеть и не слышать того, что останься она здесь еще хотя бы на пять минут — непременно увидит и услышит!.. Опять дежа-вю, все это уже было с ней — и веселый гомон, и смех, и толпа, приветливо обтекающая ее со всех сторон и без слов принимающая ее в свои ряды… Всего этого ей больше не нужно. Ей срочно надо уйти, чтобы ни в коем случае не наткнуться взглядом на Ворона!.. Потому что ей мучительно хочется этого, но это неправильно, нехорошо, неинтересно! Она уже знает конец этой сказочки — синий лед в глазах и ни слова в ответ.
— Ты не обидишься, на меня, если я тебя не провожу? А хочешь, пойдем с нами, ты же многих знаешь, — Денис дернул Женьку за рукав, и она чуть не упала, поскользнувшись на мокром асфальте. — Мы с Лешкой договаривались, он меня ждет, но он не будет против, так что давай…
Женька качнула головой. Странное дело, еще час назад она сидела в темном зале и ломала голову, откуда такое восхищение в голосе Дениса, почему он взволнован, что такое… А все так просто. Проще и быть не может. Это возбуждение в прекрасных глазах, лихорадочный румянец и губы, которые Денис то и дело, волнуясь, облизывает кончиком языка, и даже сама идеальная красота его лица… Куда она раньше смотрела?
Ободряюще улыбнувшись своему приятелю, Женька повернулась и почти бегом припустила в сторону Проспекта. Конечно, она не будет настаивать на том, чтобы он ее проводил, пусть идет туда, где его ждут! Заворачивая за угол, она краем глаза заметила большую компанию, в гуще которой исчез Денис, и даже как будто услышала голос Ворона… Нигде не останавливаясь, она миновала проспект и пришла в себя только на Чапаева. Медленно, старательно глазея на горящие витрины магазинов и редких прохожих, Женька побрела домой.
Странно у нее заканчивается пятница. Она думала, что сегодня у нее произойдет свидание, и после этого вечера она будет жмуриться от удовольствия, размышляя о своем будущем. А все получилось как обычно, и снова вместо приятной концовки — ее излюбленное многоточие… И все-таки она ни о чем не жалеет. Как будто она с самого начала знала, что так и будет все, и поэтому никакого разочарования она не испытывает. Абсолютно. Наверное, ей очень хотелось, чтобы Денис ей понравился, и в какой-то мере, он ей действительно приятен, с ним легко, они оба любят театр танца… и она придумала себе любовное продолжение их приятельских отношений. Не случилось, ну и не надо. Все к лучшему.
Поднявшись на родное крыльцо, Женька остановилась, тщательно шаркая грязными ботинками о решетку. Три дня назад на этом самом месте она встретила Венеру, надо будет на выходных созвониться с ней и куда-нибудь вместе сходить… В тот же театр, вряд ли теперь они с Денисом будут часто выбираться туда вдвоем. Ухмыльнувшись, Женька стряхнула последний комок грязи, ударив ботинком о ботинок, и вошла в подъезд.
Если бы не «наскальная» живопись, украшающая стены первого этажа, она вряд ли вспомнила бы то, что встревожило ее в театре… Тогда мысль тенью мелькнула у нее в голове и пропала, и даже потом, разговаривая с Денисом о Ладе, она не насторожилась и почувствовала беспокойства. Но теперь, когда Женька увидела нарисованную па грязно-белой стене каким-то неизвестным художником длинную черную фигуру то ли женщины, то ли куклы, она снова ощутила во рту неприятный привкус страха и вдруг поняла, что ее задело.
В холле театра она внимательно посмотрела фотографии солистов театра русского танца, даже больше — она рассмотрела их все, ни одной не пропустив! Но ни на едином снимке не было Лады, она готова в этом поклясться! Игорь Ворон глядел на нее с каждой второй фотографии, и Лешка там был, и даже Денис на одной, а Лады — не было. Потом, в спектакле, Женька ее видела, да и Денис говорит, что она по-прежнему работает в театре, но что-то тут все равно не так. Что это все значит, Женька не знает: может быть, многое, а может, ничего.
Но почему-то ей стало так неприятно, как будто она, задыхаясь от жажды, хватанула вместо минералки водку. Такое с ней однажды приключилось в детстве — все вокруг, помнится, смеялись, глядя, как она беззвучно шлепает ртом и машет руками, но ей-то самой было не до смеха!.. Вот и сейчас она почувствовала, что ее легким как будто не хватает воздуха, хотя почему мысль о Ладке так на нее подействовала? Во всем, скорее всего, виноват не вовремя припомнившийся сон, не стоит придавать этому значения… Но даже если это не заслуживающий внимания пустяк, она все равно затратит время на то, чтобы все узнать. Хотя бы для того, чтобы больше не думать об этом.
Глава 7
Выходные прошли скомканно и бестолково. Всю субботу она отсыпалась и читала книжки, ощущая себя скрипкой в футляре, которой лень двигать смычком и не хочется никаких концертов и чужих рук.
В ночь с субботы на воскресенье вся страна перевела часы на один час назад, кроме Женьки, которая, конечно же, забыла это сделать, и в результате все воскресенье у нее пошло наперекосяк. Сперва она вскочила ни свет ни заря, потом, сообразив, наконец, перевести часы, измучилась ждать полудня — они с Венерой договорились пойти на голографическую выставку в Краеведческий музей. Но все-таки конец воскресного дня порадовал ее и внес разнообразие в ее жизнь.
Конечно же, Женька не удержалась и рассказала Венере про Дениса, про пятничный поход в театр и фотографии на стендах, на которых она не увидела Ладу… Они как раз прогуливались по большому залу, на стенах которого рядами висели голограммы всех видов и родов, и где-то между оборотнем и Кинг-Конгом Женя задала подруге вопрос, занимающий ее уже вторые сутки.
— Я не понимаю, что это значит, но если Лада солистка, то ее фотография должна быть на стенде, а ее там нет. Она мне говорила, что училась в Москве и ее специально пригласили в этот театр, и хотя она тут редко танцует, ей трудно под рост подобрать партнеров, но… фотографии-то должны быть?
— Ну, может, она наврала тебе, что солистка? — Венера отошла от голографического оборотня на шаг и усмехнулась. — Ты посмотри, это ж волшебство какое-то… Такое ощущение, будто он сейчас меня укусит!
— А мне больше Франкенштейн понравился, там, у двери, — Женька прошла мимо этой картинки на полусогнутых от ужаса ногах, потому что чудовищная голова по-настоящему следила за ней горящими глазами и ухмылялась оскаленным ртом, и только ряды ламп, создавали какую-никакую преграду между Франкенштейном и посетителями выставки. — И все-таки я не понимаю, зачем ей было врать? Мне-то, какая разница, кто она — солистка или нет? Зачем?..
— Да всем нам хочется выглядеть лучше, чем мы есть на самом деле… Ну, хорошо, ты бы врать не стала, и я, наверное, тоже, а Ладка врет, ей так проще жить. Не думаю, что она только тебе это говорила, может быть, у нее комплекс какой-нибудь? Из-за роста, например, или из-за возраста… типа вон уже, сколько лет, а до сих пор в… как это у них называется? в массовке танцует!
— В кордебалете… Наверное, ты права. Но мне все это как-то странно. Хотя какое мне дело до Лады? Пусть себе врет. Просто… Не знаю, мне это не понравилось, — Женька вспомнила изящную высокую блондинку и качнула головой. Как будто вдруг прекрасная снегурочка, вырезанная из цельного куска льда, на ее глазах начала таять, некрасиво оплывая и превращаясь в гигантскую бесформенную сосульку. Сосульку, покрытую пылью и копотью и дорожной грязью… До чего же она не любит лжи!
— Да ладно тебе, просто выбрось все из головы. Ты живешь по-своему, а она — вот так, иначе у нее не получается, будь к ней снисходительна! — Венера насмешливо сверкнула черными глазами и пристроилась к длинному хвосту очереди за голографическими открытками. Женька встала рядом, в сотый раз, удивляясь чутью этой девушки. Наверное, из нее бы вышел замечательный психолог! Всякий раз, как Женька пообщается с Венерой, у нее светлеет на душе и мысли сами собой начинают раскладываться по пунктам, словно весь этот спутанный клубок аккуратно причесали расческой. Действительно, у всех разные жизни, и это непреложный факт, изменить его нельзя, остается только принять его как данность.
Потом они до позднего вечера гуляли с Венерой по проспекту, спускались на набережную, ели мороженое в уютном баре «Волна» недалеко от пристани. У Женьки после встречи с подругой осталась масса приятных впечатлений и маленькая открытка-голограмма с моргающим глазом… Она сперва хотела повесить ее над кроватью, но потом передумала — пусть там висит только Ворон, а новенький глаз она найдет куда приткнуть.
И нашла ведь — сегодня утром принесла его на работу и прилепила жвачкой в правый верхний угол своего монитора. Теперь вот сидит и смотрит на бледно-желтое закрытое веко с длинными густыми ресницами… Но если Женька откинется назад и чуть повернет голову, глаз тут же радостно откроется и засияет серой радужкой. Впрочем, может он вовсе не такого цвета, как ей думается, на голограмме не разберешь этого… Но почему-то глаз кажется ей знакомым. Как будто она уже смотрела в него когда-то и точно знает, что взгляд был светлым, умным и пристальным.
Фыркнув, Женька выскользнула из-за стола и привычно устроилась на подоконнике, разглядывая пустой двор. Как правило, после выходных ей трудно настроиться на рабочий лад, как будто за дни безделья ее голова заполняется туманом и весит втрое больше обычного. Но сегодня почему-то она ощущает себя на редкость бодрой и работоспособной. Удивительно, но утром она довольно легко проснулась и на работу полетела, как на крыльях, даже не стала дожидаться трамвая и две остановки прошла быстрым шагом. И до самого тихого часа ни разу даже не присела!
Какое-то необъяснимо приподнятое настроение. Венерка пригласила ее на свой день рождения, который на самом деле в среду, но празднование назначено на субботу, может быть, поэтому Женьке так радостно? Или из-за приятной новости, которую ей вчера «по секрету» сообщила мать, когда она вернулась с прогулки и доедала бутерброды на кухне? Вообще-то, никакой неожиданности не было, Женька и сама догадывалась, что к этому все идет, но все-таки! Думать и предполагать можно сколько угодно, а получить подтверждение своим мыслям совсем другое дело! И мама выглядела такой счастливой!
— Жень, я думаю, ты не будешь иметь ничего против… Я же вижу, у вас с Иваном Семеновичем вроде бы хорошие отношения, — вздох из глубины души и решительно вздернутый подбородок, что называется, мама пошла в атаку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26