Посещение стройки оказалось важнее. Естественно. Она взяла пузырек с лаком и яростно потрясла его.
Пружины дивана просели под его весом. Парис выпрямилась, стараясь не сползать в его сторону.
— Что это ты так рано?
Джек подавил улыбку. Она очень старается выглядеть холодной, только вот ничего не получается.
— Слышал, тебе требуется специалист по маникюру?
Она принялась трудиться над своими ногтями, но короткие злые мазки явно были бесполезным упражнением.
Джек невольно улыбнулся.
— Слушай, ты так все совсем испортишь, — сказал он, пытаясь завладеть ее руками. Последовала короткая борьба, прежде чем она позволила ему положить ее руки к себе на колено. Он щелкнул пальцами. — Давай сюда.
Она протянула ему кисточку.
— Сначала удалим лишнее. — Джек скептически оглядел ее работу. Левая рука выполнена терпимо, но три пальца на правой, над которыми она только что потрудилась, выглядят плачевно. — Ясно, почему тебе требуется профессионал, — небрежно заметил он.
После того, как он смыл поврежденный лак, Парис поблагодарила и убрала свои руки. Он терпеливо вернул их к себе на колено и взял маленькую бутылочку с лаком.
— А я-то считал тебя жаворонком, — с подчеркнутым добродушием заявил он.
— У меня должно быть время, чтобы наложить макияж, — тогда можно считать, что утро началось, — огрызнулась она.
— Я надеюсь видеть тебя с утра без макияжа и без всего остального. Придется тебе перестраиваться, золотко.
Парис моргнула, открыв рот. Джек ощутил легкое удовлетворение. Он правильно поступил, придя рано и застав ее врасплох. С сегодняшнего дня он собирается регулярно выводить ее из равновесия — вид у нее при этом изумительный: взлохмаченное и трогательно застенчивое создание затрагивает в его сердце какие-то тайные струны. Это та самая женщина, которую он надеялся найти за идеально оформленным фасадом. Женщина для него. С легкой улыбкой удовлетворения он встряхнул флакончик, уложил ее руки именно туда, где желал их видеть, и приступил к работе.
Он так же сосредоточен, как и в кабинете, заметила Парис. И вчера в гимнастическом зале. Точнее, на полу зала. Ее рука дрогнула при воспоминании о вчерашнем, и он жестко удержал ее. Сквозь мягкую ткань она ощущала тепло его тела, силу крепких мускулов, а он наклонился еще ближе, так близко, что головы их столкнулись. Она вдохнула запах недавно вымытого тела, ощутила мощное притяжение… и одернула себя.
Пряди волос перемешались, золотистые с черными, потом они медленно выпрямились, разрывая это мимолетное переплетение. Обоих будоражили чувственные образы. Парис хотелось протянуть руку к его голове, погрузить пальцы в темные волосы. Целовать и целовать его, не переставая. Господи, ей хочется этого так сильно, что желание пугает.
— Готово. — Он поднял ее руки и потряс ими в воздухе, с одобрительным ворчанием проверяя свою работу.
Охватывающие ее запястья пальцы, видимо, ощутили ускорившееся биение пульса, а может, он прочитал ее мысли… какова бы ни была причина, настроение его поменялось. Неспешным обольщающим движением он наклонился и подул на ее пальцы. Дуновение пробежало по ее нервным окончаниям. Парис показалось, что одежды слетают с нее, а теплое дыхание омывает кожу.
Джек наклонился. Она было решила, что он хочет поцеловать ее, и боже, боже, как она жаждала этого, но он только одну за другой приподнял ее руки и аккуратно уложил их на диван.
— Не хочу, чтобы мой тяжкий труд пошел прахом, пояснил Джек, снова отодвигаясь.
Парис заморгала, пытаясь прочистить затуманенное жарким туманом зрение. Нынче утром ей никак не удается понять, что у него на уме. Он выглядит нереально спокойным. Его молчаливое разглядывание лишает ее последних остатков самоконтроля. Как противно это пристальное внимание, противно быть пойманной таким вот образом. Ей надо причесаться, заняться лицом, узнать, о чем он думает и для чего заявился в ее гостиную.
— Ты не объяснил, почему появился так рано, — выпалила она.
— А что?
— Я не готова.
Джек позволил себе насладиться быстротой ее реакции и нарастающим нетерпением. Он заметил и разгорающийся на щеках румянец, и слегка раздувающиеся ноздри, и оборонительную позу. Ее глаза потемнели, напоминая небо, затягиваемое тучами перед штормом.
— По мне, ты отлично выглядишь.
Лучше, чем отлично. Густые спутанные волосы смотрелись так, словно она только что поднялась с постели. Если убрать руки, эта штучка, напяленная на нее сверху, обтягивает грудь просто невероятным образом. Бюстгальтер отсутствует. Его взгляд опустился ниже. Нет даже отдаленного напоминания о впадинке живота, приветствовавшей его у двери. Плохо дело!
Его глаза неторопливо поднялись вверх, к ее глазам, и в них опять вспыхнула восхитительная искорка гнева. Зря он ее дразнит, но искушение слишком велико. Наклонившись поближе, он медленно прочертил пальцем дорожку вдоль ее руки. Она резко выдохнула, грудь под тонкой кофточкой поднялась и опустилась. Определенно кофточка ему пришлась по вкусу. Очень даже.
— К чему это ты не готова? — спросил Джек, продолжая путешествие вдоль ее обнаженной руки, задержавшись во впадинке у локтя.
Она задрожала, облизала губы.
— К тебе… нет! Я хотела сказать, к ланчу с тобой.
Поспешность, с которой она исправила оговорку, вкупе с туманными глазами и ярким румянцем на лице говорили с гормонами Джека открытым текстом.
Его тело мгновенно от ленивой расслабленности перешло в состояние боевой готовности. Он откинулся на спинку дивана, убрал свою руку. Если он постарается не торопиться, то, возможно, и сумеет выполнить свой план: поговорить — первое, поесть — второе, и лишь после этого можно думать о самом главном, со всеми сопутствующими ухаживаниями и ухищрениями.
— Прежде нам надо договориться по некоторым вопросам.
— Каким?
— Относительно наших взаимоотношений. — (Парис посмотрела на него. Казалось, воздух сейчас взорвется от напряжения.) — Да. Закончим мы в постели, но не раньше, чем поговорим, поедим и еще немного поговорим.
Она испустила громкий долгий вздох. Лицо ее теперь уже просто пылало, глаза зловеще прищурились, и Джек знал, что дело теперь не только в потрескивающем в воздухе электричестве. Она была возмущена.
— Стоит мне уложить тебя в постель, и мы долго, очень долго не сможем заниматься ничем другим. Но до того, как мы туда попадем, нам надо согласовать некоторые базовые правила.
— Базовые? Ты желаешь установить кодекс поведения? — Голос ее постепенно становился все выше и выше.
Джек подался вперед и одним пальцем опустил ее подбородок вниз.
— Правило первое: ты оставляешь царственные замашки и жесты за дверью спальни. Правило второе: там же мы оставляем все, что касается Грентемов.
Правило третье…
— А если я не буду играть по твоим правилам? прервала она.
— Что вызывает твои возражения?
— Я возражаю против самой концепции. Терпеть не могу правил.
— Лишь потому, что тебе никогда не приходилось подчиняться ни единому, — спокойно ответил Джек.
Он что, всерьез? Как он может смотреть на нее, прикасаться к ней и завязывать ее нервы в невероятные узлы желания, а после откидываться на спинку дивана и преспокойно перечислять правила? Она теперь один из его проектов, который можно спланировать и выполнять шаг за шагом?
Досада усугубилась дискомфортом: она сидит тут, неловко вытянув руки, потому лишь, что нельзя испортить результаты его тяжкого труда. Парис вскочила на ноги.
— Скажи мне, Джек. Среди всего задуманного тобой есть ли место для того, что могу захотеть я?
— Чего ты хочешь?
Голос ровный, возмутительно спокойный. Злость Парис перехлестнула через край. Подбоченившись, она уставилась на него.
— Я тебе говорила. Секса. Горячего, без комплексов, без правил.
— Нет.
Она вздернула подбородок.
— Тогда, думаю, тебе лучше уйти. Ничего другого не получится.
Он не ответил, не двинулся с места, только вздулись желваки на скулах. И изменилось что-то в глазах. Они словно потемнели от мрачной решимости.
— Ты действительно желаешь, чтобы я ушел? спросил Джек, голос его, мягкий и обволакивающий, вливался в ее уши, опутывая невидимой паутиной, лишая воли. Его глаза не отпускали ее, взгляд проникал в самые потаенные глубины души, он просто читал ее помыслы. И ответа ему не требовалось. Он понял. Его лицо смягчилось. Уголок рта пополз вверх, Иди сюда, — сказал он мягко и похлопал по сиденью рядом с собой.
Она присела и мгновенно была пересажена к нему на колени — настолько быстро, что воздух с шумным «уф» вырвался из ее легких.
— Так-то лучше. Теперь внимание, дорогая. Я не собираюсь повторять дважды. — Он обвел линию ее подбородка большим пальцем руки. Голос его удивительно соответствовал ощущениям от касающегося ее лица пальца. Шершаво-грубоватый снаружи и хранящий манящую чувственную суть внутри. Парис боролась с его магией, боролась изо всех сил, но это походило на тщетные усилия пловца, сражающегося с отливом. Она вложила остатки сил в последнее возражение.
— Снова правила?
— Нет. — Палец отправился вверх по щеке. — После постели неизбежно возникнут обязательства. Понятно тебе? — Палец потрогал уголок ее рта.
Нет, ей было непонятно. О чем он толкует? Сердце ее застучало в бешеном темпе, словно и оно только что боролось против враждебного отлива. Она открыла рот, чтобы спросить, и его палец сразу же скользнул внутрь. Случайный, абсолютно непреднамеренный, но одновременно невероятно провокационный жест. Мягко, неуверенно ее губы сомкнулись, из его горла вырвался хриплый невнятный возглас.
Она лизнула подушечку одним быстрым движением языка, и Джек позабыл о запланированных разговорах и еде, о правилах и самоконтроле. Забыл обо всем в то мгновение, когда погрузился в ее горячий влажный рот. Перестать касаться ее для него было так же невозможно, как перестать дышать. Ее грудь полновесным грузом легла к нему в руку, напрягшийся сосок хорошо прощупывался сквозь одежду. Он начал ласкать его, Парис застонала в ответ. Стон отозвался во всем его существе.
Никогда еще он не возбуждался так быстро и так сильно. Его тело молило о теплой влажной ласке, взывало, требуя разрядки. Он отдернул палец, она прошептала:
— Поцелуй меня.
И он подчинился. В губы, яростно прижимаясь к ним жаждущим ртом, в мочку уха, в шею. Огонь разливался по его жилам.
Его пальцы мяли ткань, сражались с непослушными пуговицами ее кофты.
— И кто придумал это приспособление для пыток? пробормотал он вне себя.
Она рассмеялась ему в шею.
— Ты можешь просто разорвать ее.
Не потребовалось. Последние пуговки сдались под отчаянным напором, ее голова откинулась назад, сигнализируя о полной и безоговорочной капитуляции. Мгновение Джек оцепенело взирал на открывшуюся ему красоту, пытаясь насытить ею глаза, сохранить картину во всей ее полноте. Но лишь мгновение. Потом ему уже потребовалось прикоснуться, вкусить, заполнить руки, рот, чувства. Надо было попробовать, так ли нежна кожа, как кажется, прикоснуться языком, своей кожей. Надо было слышать ее короткие возгласы поощрения, ощущать ее руки на себе.
Он сорвал с нее джинсы, она боролась с его рубашкой. Звук пуговиц, падающих и катящихся по полу, казался неестественно громким. Может, потому, что ее чувства обострились до предела, или потому, что время остановилось.
Он нащупал горячую влажность внутри, она пролепетала о своей жажде прямо ему в губы. Сладкая боль желания сдавила его. Он едва мог дышать. Ее рука у него на талии, она ласкает его под джинсами. Дикая свирепость мелькала в ее глазах, он ожидал, что и первое прикосновение будет таким же. И жаждал его.
Но когда Парис коснулась его мягкими, нежными руками, показалось, что она дотрагивается до драгоценного произведения искусства. Ее глаза сияли, щеки раскраснелись, влажные губы приоткрылись от благоговейного восторга. Джек ощутил странную раздвоенность. Ему хотелось уложить ее на спину, накрыть своим телом, стереть все ласки, которые могли бы быть до этого, наполнить ее только собой. И — одновременно — растягивать каждое мгновение надолго, чтобы калейдоскоп огней, ощущений, прикосновений никогда не прекращал свое верчение.
Она провела пальцем по его животу, едва касаясь, словно в сомнении, и последние остатки его самоконтроля разлетелись на куски. Он ссадил ее с колен и опустил рядом с собою на диван. В следующий раз можно будет не спешить, а сейчас ему необходимо оказаться внутри нее. Прямо сейчас.
Он стянул трусики и ласково дотронулся до горячей влажной плоти. Парис приподняла бедра и раскрылась. Он слился с ней одним быстрым движением. Остановился. Ощутил ошеломляющее плотное, влажное и сладкое прикосновение. И удовольствие столь сильное, такое раскаленно-жаркое, что не мог больше терпеть… не сейчас, когда она поднимается навстречу, обвивает его длинными ногами, притягивая все ближе и глубже, пока ему не стало казаться, что он растворяется в пламени желания.
Глава 11
Парис мягко опустилась на землю… точнее, на пол гостиной. У нее покалывало ступни, под коленками, в кончиках пальцев. С Эдвардом она никогда не испытывала подобных ощущений, даже слабых их отблесков. Удивительно: она одновременно чувствует себя и расслабленной, и возбужденной. Она пошевелила пальцами ног и подумала, как долго может продлиться это воодушевление? На данный момент вполне возможным казался ответ — остаток всей жизни.
Парис решила потянуться, но обнаружила, что одна ее рука и обе ноги плотно прижаты к полу мускулистым мужским телом. Но она не жалуется. Нет, сэр! Она вам рада и такому расслабленному, как была не так давно в восторге от напряженного, дикого, необузданного и требовательного, подумала Парис. Ее улыбка прорвалась наружу. Испугавшись, что она может граничить с ухмылкой, девушка осторожно приоткрыла глаза. Испытывать самодовольство — это одно, а быть застигнутой с нестерпимо самодовольным видом — совсем другое.
Его глаза все еще были закрыты. Густые черные ресницы полукружьями лежали на щеках. Не в силах удержаться от искушения, она подняла руку, разглаживая морщинку между бровями. Сегодня она не выглядит такой глубокой.
Он вздрогнул, веки на секунду сжались плотнее.
— Скажи мне, что мы этого не сделали, — пробормотал Джек.
Парис попыталась обуздать неуместную ухмылку.
— Напротив, я совершенно уверена, что сделали.
Его глаза открылись, темные, с болью, затаившейся в глубине. Ухмылка Парис исчезла. Разве для него все случившееся не замечательно? Она уверена, что так и есть.
— Расстраиваешься, что пара пунктов повестки дня пропущена? — громко предположила она.
Он поджал губы. Затем поднялся и долго, томительно-долго натягивал на себя джинсы. Нетерпеливо дергая их в разные стороны, он с трех попыток справился с поставленной задачей и сел на полу, рядом с диваном.
Распростертая на полу в ярком утреннем свете Парис неожиданно остро ощутила свою обнаженность.
Она схватила ближайший предмет одежды — его рубашку — и натянула на себя. Пуговиц не обнаружилось. Неужели она сорвала ее, не расстегивая? Не вспомнить.
Она не могла припомнить и момент, когда они упали с дивана, но закончили они, несомненно, на полу.
Предательский жар начал разливаться по ее щекам, но она не собиралась обнаруживать свое смущение. Она останется спокойной и невозмутимой, будет делать вид, что подобное проявление необузданной страсти для нее в порядке вещей. Как будто она занимается этим каждый день. Поплотнее запахнувшись в его рубашку, она вздернула подбородок и встретила его неловкий взгляд.
— Я не предохранялся, — с трудом выговорил Джек.
Парис попробовала унять сердцебиение. Трудно поверить, что она не подумала, не заметила и… относится к этому спокойно.
Джек — воплощение правильного образа жизни настолько потерял контроль над собой, так хотел ее, что забыл об одном из основных правил. Абсолютно неприличное ликование вскружило ей голову.
— Если ты волнуешься относительно нежелательной беременности, то не стоит. Я принимаю таблетки, врач мне рекомендовал, чтобы поддерживать нормальный гормональный фон. — Ей неведомо как удалось придать голосу спокойствие.
— Речь не только об этом.
— Понятно. — Парис выпрямилась со всем достоинством, возможным в теперешней ситуации. — Эдвард всегда был очень щепетилен в таких вопросах. Всегда.
— А другие?
— Какие?
Джек уставился на нее.
Она надменно выдержала его взгляд.
— Эдвард — единственный мужчина, с которым я спала.
Его глаза потемнели, став почти черными от непонятных ей эмоций. Потом он встряхнул головой.
— Все равно. Главное, что я даже не подумал, черт возьми! — В растерянности он вцепился себе в волосы. — Не предполагал, что все пойдет не так.
Его лицо окаменело.
Она переместилась поближе к нему, села рядом на корточки.
— Я тебе доверяю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15