Вот так бы лежать и думать о Генри! Как все будет, если...
Ход ее мыслей прервал телефонный звонок.
– Алло-о? – протянула она нараспев.
– Здравствуй, солнце мое!
Шейла сразу поняла, что у сестры на редкость хорошее расположение духа.
– Здравствуй, Стефани!
– Что с тобой? У тебя все в порядке? Ты какая-то вялая...
– Это я валяюсь, а так все в полном порядке. А что?
– Сегодня у нас четверг?
– Четверг...
– А в понедельник мы с Рупертом венчаемся и приглашаем тебя и твоего Рассела.
– Стефани, милая, я так рада за вас! Только Генри не поедет... Я уже зондировала почву на этот счет, и он привел в оправдание своего отказа сто причин.
– Завтра с утра ему Руперт позвонит, а я уже послала приглашение, как и подобает, на веленевой бумаге и с золотым обрезом. Вдруг да проникнется важностью момента?
– Вряд ли, Стефани! У него на неделе всего одна пятница...
– Ну, как знает. Тут Руперт вырывает трубку.
– Здравствуй, моя красавица! Хочу тебе сказать, что, если бы твоя сестра меня не скрутила в бараний рог, я бы на тебе точно женился.
– Да ну тебя! – засмеялась Шейла.
– Мы тебя любим и ждем! – заорала в трубку Стефани. – Пока!
Шейла положила трубку и предалась мечтам о предстоящей поездке в родную Шотландию. Венчание в старинном соборе, красавица Стефани, мерцают свечи, звучит органная музыка, море цветов... Если бы Генри поехал тоже, возможно, торжественная церемония... Шейла, не распаляй себя! – одернул ее внутренний голос. Ты, старшая сестра и посаженая мать Стефани, обязана быть собранной и спокойной.
Что же подарить на свадьбу? Может, купить что-либо для кухни? Нет, пожалуй, не стоит – кухонная утварь слишком приземленный подарок. Ну, не приземленный, а чересчур утилитарный... А если картину? Скажем, пейзаж. Утренняя заря над рекой... На крутом берегу коттедж, поодаль извилистая лента дороги...
Шейла старалась не пропускать вернисажи. Любуясь пейзажами, задавала себе вопрос, а хотела бы она там жить? Если такого желания не возникало, она заносила художника в список бездушных ремесленников.
Надо будет наведаться в галерею Герца, решила Шейла. В прессе благожелательные отзывы о его последней выставке. Вдруг что-то понравится... Если не хватит денег на большую картину, вполне подойдет что-то менее масштабное, но симпатичное! Руперт тонкий ценитель живописи, да и Стефани тоже.
В пятницу Шейла с обычной деловитостью с утра занималась корреспонденцией, отвечала на телефонные звонки, договаривалась о деловых встречах Генри, урывая время для общения с Одри, бездельничавшей по случаю летних каникул.
Стрелки часов приближались к шести, когда она спросила:
– Генри, тебе Руперт звонил?
– Звонил утром, а что?
– Ты получил приглашение?
– Да, получил.
– И что ты думаешь об этом?
– Думаю, что союз двух любящих сердец – это прекрасно.
– Ты, стало быть, приглашение не принял.
– Что значит не принял? Я занят по горло. Чарлз в понедельник отправляется в Шеффилд на переговоры, я остаюсь один.
– Стефани и Руперт, конечно, огорчатся, ведь они приглашают не на день рождения, а на свадьбу.
– На свадьбу? – раздался звонкий голосок Одри. – Стефани и Руперт женятся? Когда?
– Одри, не следует вмешиваться в разговор взрослых! – Генри поморщился. – Но раз уж ты все слышала, то да, Шейла едет в Шотландию на их бракосочетание.
У девочки загорелись глаза.
– Шейла, они будут венчаться?
– Непременно!
– Здорово! Как бы мне хотелось хоть одним глазком взглянуть на венчание! Пап, что, если я поеду с Шейлой?
Генри пресек дальнейшее обсуждение этой темы в свойственной ему безапелляционной манере:
– Одри, я поехать не могу, так как у меня много работы, а без меня тебе там делать нечего!
Девочка обиженно выпятила нижнюю губу и взглянула на Шейлу. Та покачала головой и пожала плечами: мол, ничего не поделаешь.
– Генри, я ухожу, – сказала она. – Появлюсь к концу недели.
Он проводил ее до дверей, пожелал счастливого пути и просил передать Стефани и Руперту самые сердечные пожелания счастья в супружеской жизни и любви на долгие годы.
– Я позвоню тебе в четверг или в пятницу. – Он чмокнул ее в щеку.
На следующий день Шейла купила картину, как и собиралась, у Герца. Без рамки. Десять на двадцать дюймов. В черном обливном горшочке алые маки. Прелесть! – решила Шейла, с удовольствием украсила бы свою квартиру. Она всегда дарила только то, что доставляло удовольствие самой.
После обеда Шейла забрала из магазина женской одежды, где когда-то работала ее мать, темно-синее шелковое платье. Его подгоняли по фигуре. Она заплатила за него бешеные деньги, после подгонки платье сидело как влитое. Шейла и в самом деле сильно похудела. Старшая продавщица помнила ее толстушкой. Теперь ей пришлось признать, что Шейла ни в чем не уступает Стефани. А в шляпе, которую Шейла загодя купила у них же, будет, пожалуй, покрасивее Элизабет Тейлор, заверила продавщица.
В воскресенье утром Шейла поехала к сестре. Вручила подарок. Руперт пришел в восторг и сразу повесил картину в гостиной.
– Получается, твой Генри испугался приехать на нашу свадьбу, – сказала Стефани, не сводя с сестры взгляда.
– Во-первых, он не мой. А во-вторых, чего ему пугаться? Он действительно очень занят, сроки поджимают, и все такое, – спокойно ответила Шейла.
Но Стефани, похоже, имела на этот счет собственное мнение.
– Я тебе уже говорила и еще раз скажу: он тобой пользуется. Удобно, конечно! Безотказный работник, да еще и нянька в придачу. А как доходит до личного – нет уж, извините! Ты попусту тратишь на него время... Мы с Рупертом решили сразу после свадьбы заняться устройством твоей судьбы.
– Руперт, а где будет праздничный ужин? – сменила тему разговора Шейла.
Вместо него ответила Стефани:
– Мы сняли ресторан в гостинице Роберта Скотта. Ты его, конечно, помнишь. Он вместе со своей женой, урожденной Стефенсон, приезжал на похороны мамы.
– Прекрасно помню! Хороший человек, надежный, да и ресторан его славится своей кухней на весь Далмеллингтон.
В понедельник рано утром Шейла, Стефани и Руперт прилетели в Глазго, их встречали кузены девушек Мэтт и Гарри Стефенсон. На двух машинах они быстро домчались до Далмеллингтона, где должна была состояться церемония бракосочетания и где проживала многочисленная родня.
Когда утихли первые восторги по поводу их приезда и смолкли ахи и охи, родственники оставили Стефани и Шейлу наедине с огромным, от пола до потолка, старинным трюмо в доме тетушки Сибил.
В семействах среднего достатка, как правило, идеальный порядок, требующий немалых усилий, и милый домашний уют. Пока Шейла с ностальгической грустью разглядывала фотографии на стенах и на каминной полке, Стефани со свойственной ей энергией облачалась в легендарный свадебный наряд.
Расправив юбку, она наконец уселась на пуфик перед зеркалом. Шейла взяла щетку для волос и застыла в раздумье.
– Стефани, на мой взгляд, твоей прическе не достает разве что королевской диадемы. Вряд ли я могу что-то добавить. Надевай фату, и можно считать, что ты готова идти к алтарю.
Шейла украдкой бросила взгляд на свое отражение в зеркале. Надо было примерить платье, хотя говорят, примета плохая. Но, кажется, она в него влезет, если, конечно, возникнет такая необходимость.
Раздался стук в дверь, и вошла подружка невесты – десятилетняя Мэгги в длинном розовом платье, белых перчатках и с букетиком бледно-розовых роз на корсаже. Почти не дыша, она подошла к Стефани и пролепетала:
– Вы готовы? Меня просили передать, что уже пора!
– Какая ты красивая, Мэгги! – Шейла наклонилась и поцеловала двоюродную племянницу в щечку.
– Да, я знаю! Мне об этом сегодня все говорят.
Шейла и Стефани переглянулись, улыбнулись и вышли в холл, где их дожидался дядюшка Патрик. Ему предстояло вести невесту к алтарю.
В церкви, как говорится, яблоку негде было упасть. Шейла обвела присутствующих внимательным взглядом и подумала: мужчины Стефенсон всегда идут по жизни рука об руку с женщинами Стефенсон, и только смерть в силах нарушить их брак, освященный Церковью на земле, но за гробом, где «жизнь бесконечная», супруги непременно воссоединяются вновь. Она не сомневалась, что мать и отец смотрят с Небес на нее и на Стефани.
Свадебный ужин в ресторане удался на славу. Гостей было пар пятьдесят. От волнения и шампанского Шейла разрумянилась и с удовольствием принимала участие в праздничном застолье. Тут была и нежно-кремовая малосольная осетрина с укропом, и обязательный дышащий паром пирог с глиняной фигуркой дрозда посередине, и торт, который по традиции разрезает молодая жена...
А потом до глубокой ночи пели песни и плясали.
Уже засыпая, Шейла надумала рано утром лететь в Лондон. Как там Генри и Одри? Пора возвращаться...

11

В Веллингтон Маргарет прилетела пасмурным утром. Моросил дождь. Пахло сыростью и почему-то хризантемами. Она взяла такси и поехала к матери.
Лавиния Холдер продала дом в пригороде Лондона и переехала в Новую Зеландию спустя два года, как Маргарет вышла замуж.
Она и здесь образовала кружок, куда входили три писателя, художник-абстракционист, струнный квартет и две местные львицы из благотворительного общества. По вторникам Лавиния давала обеды, а по пятницам у нее пили чай в более расширенном составе.
Гости много курили и, если приходил известный романист Браун, просили почитать очередную главу из романа, который тот писал уже второй год. При всей субтильности телосложения у этого джентльмена был неожиданно густой бас, и он явно упивался звуками собственного голоса.
А потом гурьбой ходили к ручью. Мелкий, прозрачный, он бежал по гальке меж орхидей и ирисов. На веранду выносили магнитофон и слушали либо «Остров радости» Дебюсси, либо «Болеро» Равеля.
А затем всех приглашали в овальную столовую, где подавали кофе, а к нему порто. Однако Лавиния любила херес, а гости предпочитали более крепкие напитки.
Был понедельник. Маргарет радовалась, что день неприемный. Она рассчитывала отдохнуть у матери до приезда Эрвина. Он улетел в Штаты на гастроли в один день с ней. Сказал, что пробудет там дней десять. Раньше следующего понедельника она его не ждала.
Показались ворота, машина покатила по дуге подъездной аллеи, и Маргарет наконец увидела дом, принадлежащий ей и ее матери.
Современной постройки длинное двухэтажное здание из белого камня, притягивающего утренний свет, заканчивалось по бокам закругленными каменными стенами, которые можно было принять за флигели. Дверь красного дерева меж белоснежных колонн, а над нею – изящное веерообразное окно...
Маргарет любила этот дом. Комнаты светлые, с высокими потолками, все сияет белизной. На стенах – картины в ярких тонах. В ванных комнатах мягкие полотенца, устланные ковриками полы, мыло с чудесным запахом.
Маргарет расплатилась с таксистом и пошла по дорожке к дому. Ей навстречу уже шагала рослая женщина – смуглая, с крупными чертами лица. На ней был изумрудный бархатный балахон с золотым позументом по подолу, пройме и краям широких рукавов. Черные волосы были заколоты на затылке в большой пучок золотой пряжкой.
– Маргарет! Как прошла поездка? – воскликнула она, подходя. – Что Одри?
– С Одри все в порядке, мама! Как выяснилось, я ей не нужна.
– Я так и думала. – Судя по тону, миссис Холдер ничуть не расстроилась этим обстоятельством. – Пойдем в дом. Повар приготовил твоих любимых куропаток и суфле под винным соусом.
Они ели не в столовой, а в большой кухне, и аромат в ней стоял упоительный.
– Знаешь, после твоего отъезда звонил Генри, – сообщила дочери Лавиния. – Я провела свою партию достойно. Ничего определенного ему не сказала.
– Спасибо, мама. Думаю, пора начинать бракоразводный процесс. Эрвин тоже настаивает на этом.
– А Одри, какой ты ее нашла?
– Веселой и благополучной. Повторяю, пока я ей не нужна, а там видно будет.
– Маргарет, дорогая, ты не права. Она еще маленькая, не понимает всей сложности ситуации. Хотя, помню, в свои два года она уже была с характером. Бывало, привезу игрушку, спрашиваю спустя четверть часа, кто купил ей Братца Кролика? Отвечает: папа... А кто подарил плюшевого медвежонка? Папа... Все папа да папа.
– Она к нему очень привязана. Это и понятно, Генри в ней души не чает.
Маргарет пододвинула к себе пепельницу и закурила.
– Генри нужно отдать должное, он человек надежный! – сказала Лавиния. – Великодушный, порядочный... Есть в нем рациональное зерно...
Миссис Холдер любила вставлять в разговор фразы, совершенно к делу не относящиеся.
– Брось, мама, мы не на элеваторе! – раздраженно перебила Маргарет. – Эрвин считает, что Генри, в известной мере, жлоб.
– А мне кажется, он добрый.
– Жестокость не может быть доброй, а Генри жестокий.
– Ах, детка! Быть жестоким – самое плевое дело: для этого надо просто не любить.
– Тут ты права. Он меня никогда не любил. И потом, я давно поняла: если его кто-нибудь раздражает, значит, этот человек обладает достоинствами. По-моему, он всегда завидовал моему таланту.
Лавиния неплохо относилась к зятю и старалась избегать обсуждения черт его характера. Поэтому она переключилась на другое.
– А что та женщина?
Маргарет пожала плечами.
– Умненькая, нахватанная...
– Талантов, стало быть, у нее никаких...
– По-моему, никаких. Правда, она, как и Генри, домовитая. Знаешь, я пришла к выводу, что эта его секретарша весьма напоминает покойную миссис Рассел.
– Вот видишь! Я всегда говорила, что каждый мужчина хранит в душе образ матери и старается найти спутницу жизни, похожую на нее.
– Может быть, может быть... А я человек, как говорится, не однодомный, я человек коммуникабельный. Дай Бог им счастья. Кажется, Генри нашел ту, которая ему под стать. Тихая заводь, и все такое.
– Маргарет, дорогая, я, как тебе известно, не поклонница страстных романов и скоропалительных браков...
– Тогда объясни, каким образом ты выскочила замуж за отца в девятнадцать лет? – оборвала ее Маргарет.
– Окрутил... Но давай об этом не будем. Твой отец – бабник, каких поискать, гуляка и кутила. Семья для него ничего не значила. А ведь Генри семьянин. Разве не так?
– Так! Но если, как ты любишь повторять, жизнь в браке это совместное творчество, то Генри только себя считает творцом, всех же остальных – ремесленниками, а я, как оказалось, этого не переношу.
– А я, что ни говори, за поздние браки. У них есть свои преимущества: не хватит сил и времени на развод, который укорачивает жизнь.
– А искусство на что? Это сильнодействующий исцелитель...
– Кстати, Тони просил замолвить за него словечко. Собираются ставить его новую пьесу, и он хочет, чтобы ты была оформителем.
– Ну вот, видишь!
– Маргарет, извини, что я вмешиваюсь, но как ты собираешься строить семейную жизнь с Эрвином? Он постоянно в разъездах, ты с головой в своих проектах. Это же немыслимо, я имею в виду перегрузки...
Маргарет усмехнулась.
– Он утверждает, что мы с ним по характеру – стрижи...
– То есть? – не поняла Лавиния.
– Стриж не взлетает, если ветер дует в хвост, только если в грудь.
– Сильно сказано, даже очень!
– И еще он любит повторять, что тайна всех человеческих несчастий в том, что у людей слишком много досуга для того, чтобы предаваться размышлениям, счастливы они или нет.
– Целиком и полностью согласна! И даже Черчилль, помнится, говаривал, что он слишком занят, чтобы иметь время для беспокойства. Знаешь, с другой стороны, даже неплохо, что твой Эрвин постоянно в разъездах. Ведь самые любимые женщины те, кого возлюбленные видят редко. Великий Байрон, между прочим, сказал: «Неужели вы думаете, что если бы Лаура была женой Петрарки, он стал бы писать всю жизнь сонеты?». Хорошо, правда?
– Хорошо, но я на пределе. Извини, пойду отдохну! Вечером поговорим.
– Подожди, сейчас подадут твое любимое какао. – Лавиния нажала кнопку звонка.
– Ей-богу, это смешно, но я обожаю какао, – усмехнулась Маргарет. – Наверное, потому что оно всякий раз возвращает меня в детство. А ведь сейчас его редко кто пьет.
– Все дело в том, как приготовить! – Лавиния никогда не отказывала себе в удовольствии блеснуть умением вести хозяйство. – Никак нельзя допустить, чтобы молоко закипало, а то будет пенка.
Когда Маргарет проснулась в своей спальне – небольшой, но премилой комнате – на кровати под цветастым розово-зеленым балдахином, солнце било прямо в глаза. За окном легкий ветерок чуть шевелил ветви деревьев, сквозь узорчатую листву просеивался золотистый свет.
– Что ж, пора закругляться! – произнесла она вслух. – У нас с тобой, мой милый Генри, климат был не тот.
Маргарет считала, что любовь – как погода на море. Только что был шторм, и вот уже штиль.
– У нас была страсть – явление кратковременное...
Она задумалась. Верно говорят, что чем дальше уходит дорога жизни, тем с большим удивлением двое, идущие рядом, вспоминают начало пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13