.
Неуверенно приблизившись к жениху, Эдит коснулась его плеча. Раньше она, не задумываясь, погладила бы его по голове и даже по-дружески обняла, но теперь ей стало страшно — она не знала, какую реакцию вызовет ее ласка.
Сделав над собой усилие, она медленно села к нему на колени и обняла за шею, чувствуя, как напряжено все ее тело. Но так было все-таки менее страшно, чем пассивно ждать, как он поведет себя с ней сегодня.
Но Сесил, казалось, даже не заметил того, что его невеста оказалась у него на коленях. А если и заметил, то особого удовольствия ему это не доставило. Капризно выпятив свои изящно очерченные губы, он слегка отстранил ее, словно она надоедала ему своими ласками с утра до вечера.
— Прости, Эдит… Мне сейчас не до того.
Незаметно вздохнув с облегчением, Эдит встала и пересела на стул.
— Может быть, все-таки расскажешь, в чем дело? Почему ты вернулся раньше? Что-то случилось?
— Ну да, если хочешь, случилось. У меня неприятность. Из-за сущей ерунды подняли шум!
Можно подумать, что сейчас идет война.
Она непонимающе смотрела на него, и он воскликнул с раздражением.
— Одним словом, из меня хотят сделать шпиона!
— Кто хочет сделать из тебя шпиона? — растерянно повторила Эдит.
— Есть такие, — буркнул он и, вертя бокал в пальцах, продолжал:
— Короче говоря, я показал одни документы знакомому нашей семьи.
Он член парламента от оппозиционной партии.
Ты как-то встречала его у нас в гостях, это Джерри Ройлот. Ему понадобились кое-какие данные для выступления, и он спросил у меня, вот я и вынес ему эти бумаги, а на другой день рано утром вернул на место.
Эдит изумленно раскрыла глаза. Сесил, наверное, сошел с ума.
— Зачем ты это сделал? Документы были секретные?
— Через неделю они появятся в прессе! — фыркнул Сесил. — Если не раньше. Так нет же, вездесущая Бинкс заметила, что документы не положили на место, и подняла шум. И вот всю прошлую неделю офицер службы безопасности ходил и разнюхивал, представляешь?
Эдит похолодела. Она примерно представляла, чем может грозить Сесилу подобный поступок. В худшем случае он лишится работы, в лучшем могут понизить в должности. О назначении культурным атташе в Италию можно забыть.
— Но объясни, ради Бога, зачем ты это сделал? Джерри Ройлот что, твой близкий друг?
Или ты сочувствуешь оппозиции? Ты всегда говорил, что политика тебя нисколько не интересует…
— Ну говорил, говорил! — вскричал он в раздражении, вскочил с кресла и заходил по комнате. — Теперь перед тобой надо отчитываться.
Я и так сейчас раз двадцать повторил им одно и то же.
— Кому им? — пролепетала она, нервно сжимая руки.
— Рэндальф прилетел еще вчера — и ему сразу же доложили. — Сэр Рэндальф Хоуп был начальником Сесила, с которым он вместе летал в Монако. — Вот я и оправдывался перед ним сейчас, как мальчишка, перед ним и этим Смитом.
— Смитом? — машинально повторила Эдит.
— Ну да, Смитом, это офицер из секретного отдела. Смотрит так на меня, молчит и усмехается. Другое дело Рэндальф — он все-таки человек. Сразу мне поверил. В конце концов мы оба принялись убеждать Смита не подавать докладную записку. Он почему-то промешкал и не подал ее сразу, а теперь должен это сделать в понедельник. Теперь все зависит от его прихоти, представляешь? Точнее от того, как он представит это дело своему начальству. Когда он ушел, Рэндальф сказал мне, что прикроет меня.
Сначала отругал, конечно, но потом… Потом сказал, что мне очень повезло, поскольку документы все равно предназначались для опубликования.
— Но подожди, Сесил! — Эдит поднесла руки к вискам, она все никак не могла взять в толк. — Чего ради ты показал эти несчастные документы Джерри Ройлоту?
Сесил как-то неопределенно пожал плечами.
— Ройлот — серьезный человек, знакомый отца. Он борется сейчас за кресло министра в теневом кабинете, ну.., ему понадобилась информация, и он попросил меня. Ведь никто же не пострадал из-за этого! Не вражескому же агенту я передал секрет! — Он говорил высоким, напряженным тоном, и Эдит казалось, что он вот-вот сорвется на крик. — Джерри, кстати, уже выступил в парламенте и имел успех. — Сесил отошел к раскрытому окну и облокотился на подоконник.
— Ну хорошо, хорошо, успокойся. Рэндальф, конечно, защитит тебя, он так тебя ценит, — проговорила Эдит, вставая и подходя к нему. — Но Ройлот не должен был обращаться к тебе с подобной просьбой.
— Ну не будь такой занудой, Эдит! — Он отошел от нее в противоположный конец комнаты и снова упал в кресло. — Ты собираешься читать мне нотации? Это все, что я от тебя могу ожидать! Если хочешь мне помочь — помоги, но только обойдись без проповеди.
— Чем же я тебе могу помочь? — прошептала она, удрученная его резким тоном. — Я бы, конечно, очень хотела.
— Возможно, понадобится, чтобы и твой отец замолвил слово. Ты, кажется, говорила, что твои родители скоро прилетают?
— Да, на будущей неделе. Ты знаешь, что отец…
— Кто же этого не знает? У нас в отделе уже давно об этом говорят. — Он резко встал, подошел к поникшей Эдит, взял ее за руки и крепко сжал их. — Ты понимаешь, что эта история ставит под угрозу наше будущее? Может получиться так, что меня переведут в какой-нибудь технический отдел. Мне кажется, я этого просто не вынесу!
— Это, конечно, очень досадно, но не смертельно, — выдавила из себя Эдит. — Ты в самом деле должен был это предвидеть, когда шел на такой риск.
— Какой риск? Никому не стало хуже оттого, что Джерри познакомился с этими протоколами на неделю раньше, чем журналисты.
Было бы из-за чего шум поднимать — всего-навсего речь идет о непопулярных мерах, которые мы собираемся применить к незаконным иммигрантам.
Эдит пожала плечами. Ее-то не надо ни в чем убеждать. И тут в ее голове вдруг что-то словно щелкнуло.
— А ты раньше знал этого самого Смита? — спросила она, резко вскидывая голову.
— Видел несколько раз и, представь себе, разговаривал с ним. Он изредка наведывается в наш отдел по разным делам. Ничего особенного из себя не представляет, абсолютно ничего.
Такие особенно любят показать свою власть.
Если он согласится передать дело на рассмотрение моего начальства, как предложил Рэндальф, то все обойдется. Внутренняя проблема нашего отдела, ты понимаешь? Но он может изложить всю ситуацию своему собственному начальству под совсем другим углом, ты понимаешь? Преступная безответственность, все такое.
— Значит, все зависит от этого человека.., от этого Смита? — медленно повторила Эдит, глядя в пространство остановившимся взглядом.
— А я о чем тебе толкую, — рассердился Сесил, но тут же взял себя в руки. — Прости, девочка моя, но сегодня я не самый лучший собеседник. Знаешь, у меня после всех этих шпионских страстей так разболелась голова, что я, пожалуй, пойду сейчас домой и лягу спать.
Завтра пообедаем вместе, хорошо? Пойдем в твой любимый французский ресторан, а об этом деле больше ни слова.
Он приблизился к ней. Эдит стояла как вкопанная, по-прежнему опустив глаза, и не сделала ни одного движения по направлению к нему. На нее нашло странное оцепенение. Сесил взял ее за плечи, нагнулся, коснулся губами ее щеки, провел ими по ее шее. От него пахнуло спиртным, и Эдит бессознательно удивилась — у нее в доме он всего-то выпил глоток шампанского.
— До завтра, дорогая. Я заеду за тобой в шесть.
Ложись спать и ни о чем не думай. В крайнем случае, твой отец скажет свое слово, уж он-то меня прекрасно знает.
Она кивнула. Сесил сжал ей плечи, взял свой портфель со столика и вышел. Дверь за ним закрылась.
5
Первым побуждением Эдит было позвонить Мэтью и высказать ему все, что она о нем думает. Она ни секунды не сомневалась, что художник-любитель Мэтью Смит и офицер безопасности, который занимался «делом» Сесила, — одно и то же лицо. Итак, Мэтью всю неделю проверял Сесила, но, когда она рассказала ему, что Сесил Лайтоллер — ее жених, он ни словом ей не обмолвился, что знает его.
А еще раньше, когда Эдит заговорила с ним о рисунке, на котором был изображен Сесил!
Мэтью и тогда отделался какими-то пустыми словами. Ну конечно, он привык держать язык за зубами по долгу службы. Но ясно одно — он крайне невысокого мнения о Сесиле и это может серьезно повлиять на содержание докладной записки, которую он должен представить начальству. Еще, чего доброго, выставит Сесила перед своим начальством чуть ли не шпионом. А это означает, что карьера Сесила будет безжалостно погублена в самом ее начале!
Этого она ни в коем случае не должна допустить. Надо немедленно позвонить Мэтью и объяснить ему, что он не может судить о Сесиле объективно из-за какой-то непонятной личной неприязни и что ему следует поговорить с людьми, которые знают Сесила с детства. Конечно, Сесил поступил очень глупо и опрометчиво, но никакого вреда он никому не причинил, вот и его собственный начальник оправдывает его.
Эдит уже потянулась к телефонной трубке, но тут ее взгляд упал на часы. Стрелки показывали начало первого. Неловко звонить человеку в такую пору, пусть она даже уверена, что Мэтью еще не спит, — как-то он говорил, что ложится довольно поздно. Она в растерянности уронила руки на колени, но тут же вспомнила, что завтра он собирался ехать в Пилбем за своей машиной на двенадцатичасовой электричке.
Прекрасно! Она поедет этим же поездом и по дороге поговорит с ним о Сесиле. И заодно навестит бабушку. Правда, Сесил что-то такое говорил вчера про обед в ресторане, но от этого Эдит мысленно отмахнулась. Гораздо важнее сейчас убедиться, что Мэтью не станет в своей докладной рисовать Сесила черными красками.
Может быть, она еще и успеет вернуться в Лондон к шести.
Эдит погасила свет и легла спать. Засыпая, она успела удивиться тому, что испытывает радостное волнение, словно ей завтра предстояло нечто приятное и увлекательное.
Утром Эдит включила радио, чтобы прослушать прогноз погоды, и услышала, что день опять предстоит жаркий. Она поспешно выпила чашку кофе, надела легкое, короткое платье кремового цвета, подкрасила губы розовой помадой, взяла плетеную сумочку на длинном ремешке и, спустившись вниз, побежала к метро.
Не успела она занять место у газетного киоска, откуда хорошо просматривалась вся платформа, как увидела Мэтью. Он шел от билетных касс, помахивая свернутой в трубочку газетой, одетый в темно-синюю рубашку поло с короткими рукавами и светлые брюки. Увидев его, Эдит почувствовала волнение и необъяснимую радость. Должно быть оттого, что так ловко его подкараулила. И вместе с тем возмущение — вот он идет как ни в чем не бывало, а от него практически зависит судьба другого человека.
Она шагнула вперед, чтобы он ее заметил.
Их глаза встретились, и его лицо из нейтрально-спокойного тут же сделалось удивленно-радостным. Он взглянул, и Эдит обдало теплой волной.
— Вот неожиданность. Вчера ты, кажется, говорила…
— Решила все-таки навестить бабушку, — сказала Эдит, пристально глядя ему в глаза. — Кроме того, мне надо поговорить с тобой… Ты, наверное, догадываешься, о чем.
Он кивнул и подал ей руку, чтобы помочь войти в вагон. Они уселись в пустом купе друг против друга, и поезд тронулся.
— Итак, вы прекрасно знаете Сесила Лайтоллера, господин офицер службы безопасности, — произнесла Эдит.
— Я разоблачен и сдаюсь. — Он шутливо вскинул руки. — Хотя знаю его далеко не прекрасно.
Ты хочешь упрекнуть меня, что я не рассказал тебе о том, что последнюю неделю выяснял, кому и зачем Лайтоллер показывал документы, не подлежащие выносу из офиса. Видишь ли, я хотел, чтобы ты услышала об этом от него самого. Ты разве не считаешь, что так справедливее по отношению к нему?
Эдит молчала. Возмущенная тирада, которую она заготовила, оказалась ненужной. Разумеется, Мэтью поступил даже очень благородно, что не стал обвинять и чернить Сесила в ее глазах. Но что он намерен делать дальше? Она так и спросила:
— И что ты намерен делать дальше?
— То, что должен. Он нарушил правила обращения с секретными документами. По его словам, он просто ради дружбы показал их лицу, не имеющему к ним доступа. Это значит, что такому человеку нельзя доверять..
— В твоих руках его будущая карьера, — тихо сказала Эдит. — Неужели ты способен ее погубить?
— Я не собираюсь ничего и никого губить.
Я просто должен доложить о результатах проведенной проверки своему начальству, это моя работа.
— Тебе не нравится Сесил, и поэтому ты готов выставить его в самом невыгодном свете, разве это справедливо?
— Я только изложу факты. Ответственный сотрудник весьма вольно обошелся с секретными документами.
— Ты знаешь, что через несколько дней эти документы перестанут быть секретными. Сесил никому не причинил вреда. И неужели тебе не понятно, что некоторые вещи можно действительно сделать по дружбе?
— А они что, такие большие друзья? — Он впервые с начала разговора позволил себе усмехнуться. — И ты так уверена, что он сделал это по дружбе?
— А зачем же еще? — растерялась Эдит.
— Сесил Лайтоллер не кажется мне человеком, который способен рискнуть карьерой из соображений дружбы.
— Почему ты о нем такого мнения? Можно подумать, что он продал за деньги государственный секрет! — воскликнула Эдит. — Какая чушь.
Мэтью пожал плечами, и она продолжала.
— Я не хочу мешать тебе делать твою работу, я только прошу, чтобы ты поговорил с начальником Сесила. Он очень высокого о нем мнения.
— Я уже говорил с сэром Рэндальфом, и в присутствии Сесила, и наедине. Да, он настаивает на том, что не произошло ничего из ряда вон выходящего, что все это внутренние дела его отдела. И очень положительно характеризует Лайтоллера.
— И тебе этого мало? — изумилась Эдит. — Скоро из Италии приезжает мой отец, он тоже будет защищать Сесила, вот увидишь.
— Еще бы, ведь от карьеры Лайтоллера зависит счастье его дочери, — пробормотал Мэтью.
Эдит вспыхнула.
— Вот уж о моем отце ты никак не можешь судить. Он справедливый человек и никогда не станет ничего делать вопреки своей совести.
— Скажи, Эдит, — заговорил Мэтью после небольшой паузы. — А ты сама хорошо знаешь своего жениха?
— Разумеется! — горячо воскликнула она. — Уж гораздо лучше, чем ты.
Оба замолчали, и на некоторое время в купе воцарилась тишина. Потом Мэтью произнес спокойно и как-то устало.
— Не надо волноваться. Я думаю, что для него все обойдется. Вот только с назначением в Рим ему придется распрощаться.
— Сесил так ждал этого назначения… — прошептала Эдит. Если Сесила оставят в Лондоне, для него это будет настоящей трагедией. — Может быть… — Ей стало мучительно стыдно за то, что она собиралась сейчас сказать, но она все же решилась. В конце концов, она, как невеста Сесила, должна бороться за его интересы, она просто обязана. Ее долг — всеми силами поддерживать своего жениха. — Может быть, Мэтью, ты смог бы что-то сделать.., ну как-то так представить дело, чтобы у Сесила не было никаких неприятностей? Он и так уже наказан.
А он больше никогда в жизни…
Она замолчала, чувствуя, что поступает дурно, и от смущения у нее даже выступили на глазах слезы. Мэтью резким жестом остановил ее.
— Не надо, Эдит! Я вовсе не жажду крови твоего Сесила. Можешь мне поверить, я сделаю все, чтобы для него этот поступок остался без последствий, и хватит об этом.
Он протянул руку и положил ладонь ей на локоть, его темные глаза смотрели на нее встревоженно и сочувственно.
— Ты серьезно говоришь? Ты обещаешь? — пробормотала она, презирая себя.
— Да. — Он сел рядом с ней и улыбнулся, но его улыбка показалась Эдит довольно грустной.
Мэтью вдруг понял, что и правда сделает все для этой необыкновенной девушки, которая не способна видеть в людях зло. И еще он понял, что полюбил и с этим уже ничего не поделаешь.
До сих пор Мэтью упорно говорил себе, что Эдит вызывает в нем лишь эстетическое чувство. Она словно сошла с портрета одного из его любимых ранних итальянцев — это утонченное лицо, одухотворенное и вместе с тем наивное, эти огромные глаза, загадочные и манящие.
Когда он поцеловал ее у подъезда, то испытал потрясение и исполнился незнакомого волнения. Таких поцелуев в его жизни еще не случалось. Ему казалось, что он знает о женщинах все. Отношения с ними давно перестали быть для него чем-то волнующим и таинственным.
Они были ни к чему не обязывающими, мимолетными. Правда, с Шейлой было несколько иначе… Она, казалось, была страстно влюблена, и это не могло оставить его равнодушным.
Какое-то время он даже думал, что и сам может полюбить ее. Кто знает, как могло все обернуться, если бы она не познакомилась на одной вечеринке с Сесилом Лайтоллером… А впрочем, Мэтью давно перестал винить во всем Сесила. Видимо, он сам просто не соответствовал ее запросам.
Как странно, что, встретив Шейлу через полгода, он совсем ничего не почувствовал.
И дело было вовсе не в ее измене.
Сказать «люблю» значительно легче, чем разобраться в своих чувствах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Неуверенно приблизившись к жениху, Эдит коснулась его плеча. Раньше она, не задумываясь, погладила бы его по голове и даже по-дружески обняла, но теперь ей стало страшно — она не знала, какую реакцию вызовет ее ласка.
Сделав над собой усилие, она медленно села к нему на колени и обняла за шею, чувствуя, как напряжено все ее тело. Но так было все-таки менее страшно, чем пассивно ждать, как он поведет себя с ней сегодня.
Но Сесил, казалось, даже не заметил того, что его невеста оказалась у него на коленях. А если и заметил, то особого удовольствия ему это не доставило. Капризно выпятив свои изящно очерченные губы, он слегка отстранил ее, словно она надоедала ему своими ласками с утра до вечера.
— Прости, Эдит… Мне сейчас не до того.
Незаметно вздохнув с облегчением, Эдит встала и пересела на стул.
— Может быть, все-таки расскажешь, в чем дело? Почему ты вернулся раньше? Что-то случилось?
— Ну да, если хочешь, случилось. У меня неприятность. Из-за сущей ерунды подняли шум!
Можно подумать, что сейчас идет война.
Она непонимающе смотрела на него, и он воскликнул с раздражением.
— Одним словом, из меня хотят сделать шпиона!
— Кто хочет сделать из тебя шпиона? — растерянно повторила Эдит.
— Есть такие, — буркнул он и, вертя бокал в пальцах, продолжал:
— Короче говоря, я показал одни документы знакомому нашей семьи.
Он член парламента от оппозиционной партии.
Ты как-то встречала его у нас в гостях, это Джерри Ройлот. Ему понадобились кое-какие данные для выступления, и он спросил у меня, вот я и вынес ему эти бумаги, а на другой день рано утром вернул на место.
Эдит изумленно раскрыла глаза. Сесил, наверное, сошел с ума.
— Зачем ты это сделал? Документы были секретные?
— Через неделю они появятся в прессе! — фыркнул Сесил. — Если не раньше. Так нет же, вездесущая Бинкс заметила, что документы не положили на место, и подняла шум. И вот всю прошлую неделю офицер службы безопасности ходил и разнюхивал, представляешь?
Эдит похолодела. Она примерно представляла, чем может грозить Сесилу подобный поступок. В худшем случае он лишится работы, в лучшем могут понизить в должности. О назначении культурным атташе в Италию можно забыть.
— Но объясни, ради Бога, зачем ты это сделал? Джерри Ройлот что, твой близкий друг?
Или ты сочувствуешь оппозиции? Ты всегда говорил, что политика тебя нисколько не интересует…
— Ну говорил, говорил! — вскричал он в раздражении, вскочил с кресла и заходил по комнате. — Теперь перед тобой надо отчитываться.
Я и так сейчас раз двадцать повторил им одно и то же.
— Кому им? — пролепетала она, нервно сжимая руки.
— Рэндальф прилетел еще вчера — и ему сразу же доложили. — Сэр Рэндальф Хоуп был начальником Сесила, с которым он вместе летал в Монако. — Вот я и оправдывался перед ним сейчас, как мальчишка, перед ним и этим Смитом.
— Смитом? — машинально повторила Эдит.
— Ну да, Смитом, это офицер из секретного отдела. Смотрит так на меня, молчит и усмехается. Другое дело Рэндальф — он все-таки человек. Сразу мне поверил. В конце концов мы оба принялись убеждать Смита не подавать докладную записку. Он почему-то промешкал и не подал ее сразу, а теперь должен это сделать в понедельник. Теперь все зависит от его прихоти, представляешь? Точнее от того, как он представит это дело своему начальству. Когда он ушел, Рэндальф сказал мне, что прикроет меня.
Сначала отругал, конечно, но потом… Потом сказал, что мне очень повезло, поскольку документы все равно предназначались для опубликования.
— Но подожди, Сесил! — Эдит поднесла руки к вискам, она все никак не могла взять в толк. — Чего ради ты показал эти несчастные документы Джерри Ройлоту?
Сесил как-то неопределенно пожал плечами.
— Ройлот — серьезный человек, знакомый отца. Он борется сейчас за кресло министра в теневом кабинете, ну.., ему понадобилась информация, и он попросил меня. Ведь никто же не пострадал из-за этого! Не вражескому же агенту я передал секрет! — Он говорил высоким, напряженным тоном, и Эдит казалось, что он вот-вот сорвется на крик. — Джерри, кстати, уже выступил в парламенте и имел успех. — Сесил отошел к раскрытому окну и облокотился на подоконник.
— Ну хорошо, хорошо, успокойся. Рэндальф, конечно, защитит тебя, он так тебя ценит, — проговорила Эдит, вставая и подходя к нему. — Но Ройлот не должен был обращаться к тебе с подобной просьбой.
— Ну не будь такой занудой, Эдит! — Он отошел от нее в противоположный конец комнаты и снова упал в кресло. — Ты собираешься читать мне нотации? Это все, что я от тебя могу ожидать! Если хочешь мне помочь — помоги, но только обойдись без проповеди.
— Чем же я тебе могу помочь? — прошептала она, удрученная его резким тоном. — Я бы, конечно, очень хотела.
— Возможно, понадобится, чтобы и твой отец замолвил слово. Ты, кажется, говорила, что твои родители скоро прилетают?
— Да, на будущей неделе. Ты знаешь, что отец…
— Кто же этого не знает? У нас в отделе уже давно об этом говорят. — Он резко встал, подошел к поникшей Эдит, взял ее за руки и крепко сжал их. — Ты понимаешь, что эта история ставит под угрозу наше будущее? Может получиться так, что меня переведут в какой-нибудь технический отдел. Мне кажется, я этого просто не вынесу!
— Это, конечно, очень досадно, но не смертельно, — выдавила из себя Эдит. — Ты в самом деле должен был это предвидеть, когда шел на такой риск.
— Какой риск? Никому не стало хуже оттого, что Джерри познакомился с этими протоколами на неделю раньше, чем журналисты.
Было бы из-за чего шум поднимать — всего-навсего речь идет о непопулярных мерах, которые мы собираемся применить к незаконным иммигрантам.
Эдит пожала плечами. Ее-то не надо ни в чем убеждать. И тут в ее голове вдруг что-то словно щелкнуло.
— А ты раньше знал этого самого Смита? — спросила она, резко вскидывая голову.
— Видел несколько раз и, представь себе, разговаривал с ним. Он изредка наведывается в наш отдел по разным делам. Ничего особенного из себя не представляет, абсолютно ничего.
Такие особенно любят показать свою власть.
Если он согласится передать дело на рассмотрение моего начальства, как предложил Рэндальф, то все обойдется. Внутренняя проблема нашего отдела, ты понимаешь? Но он может изложить всю ситуацию своему собственному начальству под совсем другим углом, ты понимаешь? Преступная безответственность, все такое.
— Значит, все зависит от этого человека.., от этого Смита? — медленно повторила Эдит, глядя в пространство остановившимся взглядом.
— А я о чем тебе толкую, — рассердился Сесил, но тут же взял себя в руки. — Прости, девочка моя, но сегодня я не самый лучший собеседник. Знаешь, у меня после всех этих шпионских страстей так разболелась голова, что я, пожалуй, пойду сейчас домой и лягу спать.
Завтра пообедаем вместе, хорошо? Пойдем в твой любимый французский ресторан, а об этом деле больше ни слова.
Он приблизился к ней. Эдит стояла как вкопанная, по-прежнему опустив глаза, и не сделала ни одного движения по направлению к нему. На нее нашло странное оцепенение. Сесил взял ее за плечи, нагнулся, коснулся губами ее щеки, провел ими по ее шее. От него пахнуло спиртным, и Эдит бессознательно удивилась — у нее в доме он всего-то выпил глоток шампанского.
— До завтра, дорогая. Я заеду за тобой в шесть.
Ложись спать и ни о чем не думай. В крайнем случае, твой отец скажет свое слово, уж он-то меня прекрасно знает.
Она кивнула. Сесил сжал ей плечи, взял свой портфель со столика и вышел. Дверь за ним закрылась.
5
Первым побуждением Эдит было позвонить Мэтью и высказать ему все, что она о нем думает. Она ни секунды не сомневалась, что художник-любитель Мэтью Смит и офицер безопасности, который занимался «делом» Сесила, — одно и то же лицо. Итак, Мэтью всю неделю проверял Сесила, но, когда она рассказала ему, что Сесил Лайтоллер — ее жених, он ни словом ей не обмолвился, что знает его.
А еще раньше, когда Эдит заговорила с ним о рисунке, на котором был изображен Сесил!
Мэтью и тогда отделался какими-то пустыми словами. Ну конечно, он привык держать язык за зубами по долгу службы. Но ясно одно — он крайне невысокого мнения о Сесиле и это может серьезно повлиять на содержание докладной записки, которую он должен представить начальству. Еще, чего доброго, выставит Сесила перед своим начальством чуть ли не шпионом. А это означает, что карьера Сесила будет безжалостно погублена в самом ее начале!
Этого она ни в коем случае не должна допустить. Надо немедленно позвонить Мэтью и объяснить ему, что он не может судить о Сесиле объективно из-за какой-то непонятной личной неприязни и что ему следует поговорить с людьми, которые знают Сесила с детства. Конечно, Сесил поступил очень глупо и опрометчиво, но никакого вреда он никому не причинил, вот и его собственный начальник оправдывает его.
Эдит уже потянулась к телефонной трубке, но тут ее взгляд упал на часы. Стрелки показывали начало первого. Неловко звонить человеку в такую пору, пусть она даже уверена, что Мэтью еще не спит, — как-то он говорил, что ложится довольно поздно. Она в растерянности уронила руки на колени, но тут же вспомнила, что завтра он собирался ехать в Пилбем за своей машиной на двенадцатичасовой электричке.
Прекрасно! Она поедет этим же поездом и по дороге поговорит с ним о Сесиле. И заодно навестит бабушку. Правда, Сесил что-то такое говорил вчера про обед в ресторане, но от этого Эдит мысленно отмахнулась. Гораздо важнее сейчас убедиться, что Мэтью не станет в своей докладной рисовать Сесила черными красками.
Может быть, она еще и успеет вернуться в Лондон к шести.
Эдит погасила свет и легла спать. Засыпая, она успела удивиться тому, что испытывает радостное волнение, словно ей завтра предстояло нечто приятное и увлекательное.
Утром Эдит включила радио, чтобы прослушать прогноз погоды, и услышала, что день опять предстоит жаркий. Она поспешно выпила чашку кофе, надела легкое, короткое платье кремового цвета, подкрасила губы розовой помадой, взяла плетеную сумочку на длинном ремешке и, спустившись вниз, побежала к метро.
Не успела она занять место у газетного киоска, откуда хорошо просматривалась вся платформа, как увидела Мэтью. Он шел от билетных касс, помахивая свернутой в трубочку газетой, одетый в темно-синюю рубашку поло с короткими рукавами и светлые брюки. Увидев его, Эдит почувствовала волнение и необъяснимую радость. Должно быть оттого, что так ловко его подкараулила. И вместе с тем возмущение — вот он идет как ни в чем не бывало, а от него практически зависит судьба другого человека.
Она шагнула вперед, чтобы он ее заметил.
Их глаза встретились, и его лицо из нейтрально-спокойного тут же сделалось удивленно-радостным. Он взглянул, и Эдит обдало теплой волной.
— Вот неожиданность. Вчера ты, кажется, говорила…
— Решила все-таки навестить бабушку, — сказала Эдит, пристально глядя ему в глаза. — Кроме того, мне надо поговорить с тобой… Ты, наверное, догадываешься, о чем.
Он кивнул и подал ей руку, чтобы помочь войти в вагон. Они уселись в пустом купе друг против друга, и поезд тронулся.
— Итак, вы прекрасно знаете Сесила Лайтоллера, господин офицер службы безопасности, — произнесла Эдит.
— Я разоблачен и сдаюсь. — Он шутливо вскинул руки. — Хотя знаю его далеко не прекрасно.
Ты хочешь упрекнуть меня, что я не рассказал тебе о том, что последнюю неделю выяснял, кому и зачем Лайтоллер показывал документы, не подлежащие выносу из офиса. Видишь ли, я хотел, чтобы ты услышала об этом от него самого. Ты разве не считаешь, что так справедливее по отношению к нему?
Эдит молчала. Возмущенная тирада, которую она заготовила, оказалась ненужной. Разумеется, Мэтью поступил даже очень благородно, что не стал обвинять и чернить Сесила в ее глазах. Но что он намерен делать дальше? Она так и спросила:
— И что ты намерен делать дальше?
— То, что должен. Он нарушил правила обращения с секретными документами. По его словам, он просто ради дружбы показал их лицу, не имеющему к ним доступа. Это значит, что такому человеку нельзя доверять..
— В твоих руках его будущая карьера, — тихо сказала Эдит. — Неужели ты способен ее погубить?
— Я не собираюсь ничего и никого губить.
Я просто должен доложить о результатах проведенной проверки своему начальству, это моя работа.
— Тебе не нравится Сесил, и поэтому ты готов выставить его в самом невыгодном свете, разве это справедливо?
— Я только изложу факты. Ответственный сотрудник весьма вольно обошелся с секретными документами.
— Ты знаешь, что через несколько дней эти документы перестанут быть секретными. Сесил никому не причинил вреда. И неужели тебе не понятно, что некоторые вещи можно действительно сделать по дружбе?
— А они что, такие большие друзья? — Он впервые с начала разговора позволил себе усмехнуться. — И ты так уверена, что он сделал это по дружбе?
— А зачем же еще? — растерялась Эдит.
— Сесил Лайтоллер не кажется мне человеком, который способен рискнуть карьерой из соображений дружбы.
— Почему ты о нем такого мнения? Можно подумать, что он продал за деньги государственный секрет! — воскликнула Эдит. — Какая чушь.
Мэтью пожал плечами, и она продолжала.
— Я не хочу мешать тебе делать твою работу, я только прошу, чтобы ты поговорил с начальником Сесила. Он очень высокого о нем мнения.
— Я уже говорил с сэром Рэндальфом, и в присутствии Сесила, и наедине. Да, он настаивает на том, что не произошло ничего из ряда вон выходящего, что все это внутренние дела его отдела. И очень положительно характеризует Лайтоллера.
— И тебе этого мало? — изумилась Эдит. — Скоро из Италии приезжает мой отец, он тоже будет защищать Сесила, вот увидишь.
— Еще бы, ведь от карьеры Лайтоллера зависит счастье его дочери, — пробормотал Мэтью.
Эдит вспыхнула.
— Вот уж о моем отце ты никак не можешь судить. Он справедливый человек и никогда не станет ничего делать вопреки своей совести.
— Скажи, Эдит, — заговорил Мэтью после небольшой паузы. — А ты сама хорошо знаешь своего жениха?
— Разумеется! — горячо воскликнула она. — Уж гораздо лучше, чем ты.
Оба замолчали, и на некоторое время в купе воцарилась тишина. Потом Мэтью произнес спокойно и как-то устало.
— Не надо волноваться. Я думаю, что для него все обойдется. Вот только с назначением в Рим ему придется распрощаться.
— Сесил так ждал этого назначения… — прошептала Эдит. Если Сесила оставят в Лондоне, для него это будет настоящей трагедией. — Может быть… — Ей стало мучительно стыдно за то, что она собиралась сейчас сказать, но она все же решилась. В конце концов, она, как невеста Сесила, должна бороться за его интересы, она просто обязана. Ее долг — всеми силами поддерживать своего жениха. — Может быть, Мэтью, ты смог бы что-то сделать.., ну как-то так представить дело, чтобы у Сесила не было никаких неприятностей? Он и так уже наказан.
А он больше никогда в жизни…
Она замолчала, чувствуя, что поступает дурно, и от смущения у нее даже выступили на глазах слезы. Мэтью резким жестом остановил ее.
— Не надо, Эдит! Я вовсе не жажду крови твоего Сесила. Можешь мне поверить, я сделаю все, чтобы для него этот поступок остался без последствий, и хватит об этом.
Он протянул руку и положил ладонь ей на локоть, его темные глаза смотрели на нее встревоженно и сочувственно.
— Ты серьезно говоришь? Ты обещаешь? — пробормотала она, презирая себя.
— Да. — Он сел рядом с ней и улыбнулся, но его улыбка показалась Эдит довольно грустной.
Мэтью вдруг понял, что и правда сделает все для этой необыкновенной девушки, которая не способна видеть в людях зло. И еще он понял, что полюбил и с этим уже ничего не поделаешь.
До сих пор Мэтью упорно говорил себе, что Эдит вызывает в нем лишь эстетическое чувство. Она словно сошла с портрета одного из его любимых ранних итальянцев — это утонченное лицо, одухотворенное и вместе с тем наивное, эти огромные глаза, загадочные и манящие.
Когда он поцеловал ее у подъезда, то испытал потрясение и исполнился незнакомого волнения. Таких поцелуев в его жизни еще не случалось. Ему казалось, что он знает о женщинах все. Отношения с ними давно перестали быть для него чем-то волнующим и таинственным.
Они были ни к чему не обязывающими, мимолетными. Правда, с Шейлой было несколько иначе… Она, казалось, была страстно влюблена, и это не могло оставить его равнодушным.
Какое-то время он даже думал, что и сам может полюбить ее. Кто знает, как могло все обернуться, если бы она не познакомилась на одной вечеринке с Сесилом Лайтоллером… А впрочем, Мэтью давно перестал винить во всем Сесила. Видимо, он сам просто не соответствовал ее запросам.
Как странно, что, встретив Шейлу через полгода, он совсем ничего не почувствовал.
И дело было вовсе не в ее измене.
Сказать «люблю» значительно легче, чем разобраться в своих чувствах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17