Внезапно улица оказалась заполнена полицейскими, взвыли сирены, вспыхнули синие полицейские мигалки. Несчастный случай? Очередное сообщение о якобы подложенной ИРА бомбе или настоящий взрыв? А вдруг они опять взорвали станцию подземки? А если Джини возвращалась домой на метро?
Паскаль вытянул шею и посмотрел вперед поверх бесчисленных автомобильных крыш. Из подземки выплескивался людской прибой, полицейские загоняли толпу словно стадо на тротуары. Любопытство Паскаля удвоилось. Когда транспортный поток с черепашьей скоростью добрался до следующего перекрестка, Паскаль свернул на боковую улицу. И вовремя: обернувшись назад, он увидел, как полицейские выставляют заграждения. С ревом понесся он на север, в сторону Айлингтона, петляя по запутанному лабиринту второстепенных улочек. Газанув, он едва не наехал на зазевавшегося пешехода, однако вовремя вывернул в сторону, чертыхнулся и снова набрал скорость. В четыре двадцать он добрался до Гибсон-сквер и затормозил.
Свет в квартире Джини не горел. От волнения у Паскаля перехватило горло. Спустившись по нескольким ступеням к ее двери, он стал шарить под цветочными горшками в поисках ключа. Нашел его, вставил в замочную скважину и открыл дверь. Паскаль вбежал в гостиную, включая повсюду свет и выкрикивая ее имя, надеясь, что Джини все-таки вернулась. Однако когда гостиная предстала его глазам при свете, он окаменел, застыв на одном месте.
Поначалу Паскаль озирался со страхом, потом с яростью, потом просто отказался верить своим глазам. У Джини побывали гости, оставив визитную карточку, причем весьма своеобразную. Большая и квадратная, она стояла точно посередине ее письменного стола.
Когда Джини вышла из метро, часы уже показывали шесть. Тротуары были заполнены клерками, направлявшимися по домам, в отдалении слышался плач сирен. Мимо нее на красный свет промчались две машины скорой помощи. Джини не терпелось поскорее оказаться дома и поведать Паскалю о своих успехах, поэтому, оказавшись в нескольких кварталах от Гибсон-сквер, она почти побежала. Первое, что она увидела возле дома, был его мотоцикл. Сердце радостно забилось, и девушка бегом спустилась по ступеням к своей двери. Шторы на окнах были задернуты, но свет за ними горел. «Как приятно это видеть», – подумала она. Джини уже давно привыкла возвращаться в темные комнаты и тишину.
Еще не успев открыть дверь, она уже звала Паскаля. С ее губ была готова сорваться фраза, которую она повторяла всю обратную дорогу.
– Паскаль, Паскаль, – позвала она. – Я нашла ее, женщину, которая принесла посылки. Я знаю, кто она…
Она прошла через маленькую прихожую, открыла дверь в гостиную и застыла с помертвевшим лицом. Затем, озираясь, не веря собственным глазам, вскрикнула. В ее квартире был обыск, все было перевернуто вверх дном.
Посередине чудовищного бардака стоял Паскаль. Когда она вошла, он обернулся, и Джини увидела, что в его лице нет ни кровинки. Атмосфера в комнате напоминала плотное силовое поле, Джини почувствовала, как ее пригибает к земле. В следующую секунду, метнувшись через всю комнату, Паскаль уже был возле нее. Он обнял девушку и прижал ее к себе.
– Джини, – бормотал он, – Джини… Слава Богу! На нем была мокрая куртка, и Джини прижалась лицом к ее влажному отвороту. Сквозь толстый кожаный покров она чувствовала, как бьется сердце Паскаля. Девушка закрыла глаза, еще крепче прижалась к нему и на несколько секунд позволила себе замереть в объятиях прошлого. Паскаль гладил ее. Она чувствовала его руки на своих мокрых волосах. Он поцеловал ее волосы, потом – лоб и отстранился. Они еще долго стояли, взявшись за руки. Потом Паскаль прикоснулся к ее лицу, и Джини с удивлением заметила, что его рука дрожит.
– Взорвали еще одну бомбу, – сказал он. – На Кинг-Кросс. Я видел, как полиция выгоняла оттуда людей, и по радио только что сообщили. Я боялся, что ты поехала домой именно этим маршрутом. Слава Богу, ты этого не сделала. С тобой все в порядке…
Она видела, как он пытается справиться с волнением. Отпустив ее руки, Паскаль отошел в сторону и недовольный собой проговорил:
– Извини, это нервы – наследство военного прошлого. Бомбы, снайперы… Ты видишь кого-нибудь за завтраком, а вечером узнаешь, что его уже нет в живых. Эти случайные внезапные смерти, из-за которых никто и никогда не может чувствовать себя в безопасности. Никак не могу забыть…
– Я тоже это помню, но не волнуйся, Паскаль. Я добиралась другим путем. Я ехала из Сити. Я…
Она умолкла и огляделась еще раз. Их окружал хаос, ее вещи были раскиданы по полу. Вот так же она стояла тогда в крошечной комнатке много лет назад в Бейруте. Проходили часы, люди, вдалеке рвались бомбы, трещали автоматные очереди. Как же она боялась за него! Не в силах двинуться с места, она обвела глазами гостиную.
– Кто это мог сделать? Зачем? Здесь нечего красть.
– Красть здесь никто ничего не собирался. Паскаль говорил ровным голосом, но в нем звучало какое-то неясное предостережение. События развивались слишком быстро и непредсказуемо. В ее дом кто-то вторгся, а ей казалось, что вторглись к ней в душу. Джини поежилась, глядя вокруг себя в немом отчаянии. Ей была отвратительна сама мысль о том, что чужие люди потрошили ее шкафы, копались в ее письменном столе. На полу были разбросаны предметы, которые составляли ее жизнь: письма, открытки, магнитофонные записи, книги, фотографии, дневники. Неужели они читали ее дневники, ее письма? Джини растерянно заглянула в бледное и сосредоточенное лицо Паскаля. Он с нежностью и сожалением смотрел на нее, и Джини отвела глаза в сторону, внезапно почувствовав приступ глубокой горечи, ощутив себя совершенно беспомощной. Что было тому причиной – разгром в квартире или недолгая близость Паскаля, несколько секунд, проведенных в его объятиях?
Джини сделала несколько шагов по комнате и ровным голосом сказала:
– Мне, наверное, надо позвонить в полицию.
– Нет, – возразил Паскаль, встав между ней и письменным столом. – Не надо. На твоем месте я не стал бы этого делать.
– Почему?
– Хотя бы потому, что это не является обычной попыткой ограбления, Джини. Здесь нет никаких следов насильственного взлома: ни разбитых стекол, ни сломанных замков.
Джини недоверчиво смотрела на Паскаля.
– Ты хочешь сказать, что они открыли дверь ключом?
– Да, я так думаю. И если я прав, то с их стороны было очень мило положить его обратно под цветочный горшок. Но это еще не все, Джини. – Лицо Паскаля было озабоченным. – Через минуту я покажу тебе, в чем дело. Они побывали везде: на кухне, в ванной…
– И в моей спальне? – Она проглотила комок. Ее начинало тошнить.
– Да, и там тоже. – Паскаль помолчал. – Но прежде, чем мы туда войдем, ты должна увидеть еще одну вещь. Это были не простые воры, Джини. Те обычно не оставляют подарков после ухода.
– Подарков? Не понимаю.
– Они для тебя кое-что оставили, Джини. Вот это.
С этими словами он отошел в сторону, и глазам девушки предстал ее письменный стол. На нем стояла еще одна посылка, на этот раз большего размера, чем первая. Как и предыдущая, она была аккуратно завернута в коричневую бумагу, перевязана и запечатана красным сургучом.
Паскаль разрезал веревку ножом. Внутри коробки, укутанная в черную тонкую бумагу, лежала туфля. Одна-единственная женская туфля – черная, лакированная, на левую ногу. У нее был длинный, сантиметров в десять, каблук-шпилька, острый, как кинжал. В туфлю был вложен – тоже черный – чулок-паутинка Дрожащими руками Джини выложила все это на стол. Рядом шумно вздохнул Паскаль. Ничего не понимая, Джини смотрела на чулок. Сначала ей показалось, что он был сложен каким-то необычным образом, но потом Джини разглядела то, что уже успел заметить Паскаль: наверху чулок был завязан узлом.
Джини еле слышно вскрикнула, Паскаль нахмурился сильнее. Взяв туфлю и чулок, он стал внимательно их рассматривать. Похоже было, что ни чулок, ни туфлю ни разу не одевали. Подметка у туфли была абсолютно чистой. Ни на туфле, ни на чулке не было никаких указаний на фирму-производителя.
Паскаль повернулся и посмотрел на Джини.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – мрачно сказал он. – Я думаю о том же. Примерь.
Джини сняла свою левую туфлю и сунула ногу в присланный «подарок». В первую секунду она почувствовала неудобство, поскольку никогда не носила туфли на высоком каблуке. Тем не менее и она, и Паскаль сразу же поняли: туфля идеально подходила на ее ногу – эдакий Золушкин башмачок. Джини смотрела на туфлю с ненавистью, но не могла отрицать, что эта туфля ей впору!
– Этого-то я и боялся, – обреченно произнес Паскаль. – Именно этого…
Джини сбросила мерзкую туфлю, наклонившись, одела свою собственную и выпрямилась.
– Они пытаются запугать меня, Паскаль. Они хотят, чтобы я испугалась до смерти. Ну нет, я не доставлю им такого удовольствия. Я понимаю, на что они рассчитывали. Они думали, что я приду одна в темный дом и увижу все это… – Джини умолкла, увидев, что на лице Паскаля появилось какое-то странное выражение. Она сделала шаг к нему и протянула руку.
– Разве ты не видишь, Паскаль? Не понимаешь, на что они рассчитывали? Но они ошиблись. Я не одна. Со мной ты и…
– Нет, Джини, боюсь, что ты ошибаешься. Это послание предназначено нам обоим. Я думаю, они знали, что я тоже здесь окажусь. Посылка оставлена для нас двоих.
– Они не могли об этом знать. Откуда? Это невозможно!
– Не представляю, откуда, но они об этом знали. – Паскаль нерешительно помялся, но потом все же произнес: – Пойдем в спальню. Ты все поймешь…
Спальня, как и гостиная, являла собой полный хаос. Все дверцы шкафов были открыты, ящики выдвинуты, повсюду валялась разбросанная одежда. От двери к окну вела своеобразная дорожка самых интимных вещей Джини: нижнее белье, новые рубашки, косметика, украшения – все скомкано и раскидано. На вершине этой беспорядочной гряды лежали два портрета, которые обычно стояли в изголовье у кровати Джини – фотографии Мэри и ее отца. Серебряные рамки были исковерканы, стекла разбиты, словно кто-то бросил их на пол и топтал каблуками. Стоявший сзади Паскаль осторожно обнял ее за плечо.
– Джини, – сказал он, – постарайся не принимать это близко к сердцу. Они именно этого и хотели, они намеренно стремились причинить тебе боль. Впрочем, в этом нет ничего особенного, этого можно было бы ожидать и от обычных взломщиков. Однако посмотри сюда. – Паскаль, казалось, колебался, словно сомневался, стоит ли продолжать, но потом все же показал на кровать рукой.
– Видишь? Все остальное, может быть, и можно назвать случайными разрушениями, но вот это уж никак не случайно.
Джини проследила за его взглядом и издала сдавленный крик. Она почувствовала, как от лица отлила кровь.
На ее постели была сооружена настоящая выставка, словно здесь потрудился искушенный дизайнер. Поверх покрывала лежала белая ночная рубашка, та самая, в которой она спала предыдущей ночью. А вокруг нее и на ней были разложены ее реликвии, эти маленькие грустные и тайные сувениры из ее прошлого. Засушенный цветок, страничка письма от Паскаля, пуля, которую он подарил ей на счастье, карточка с расписанием работы гостиничных служб отеля в Бейруте, «Посторонний» Камю. В середине, на ночной рубашке, лежала одинокая и маленькая золотая сережка. Джини сделала шаг вперед, и сережка блеснула, отразив свет лампы.
Джини сделала слабый, неуверенный жест, еще один шаг по направлению к постели, вытянула руки. Резко, почти грубо Паскаль дернул ее назад.
– Не надо, – отрывисто велел он, – не трогай ночную рубашку. Не надо, Джини. Я сам…
– Что? Почему? Я не понимаю… Паскаль обвил ее руками и увлек назад.
– Все это устроил мужчина. Его это, видимо… возбудило. Он воспользовался твоей ночной рубашкой… Пожалуйста, не смотри. Пойдем отсюда.
Джини вырвалась из его рук и бросилась к двери. Ее трясло от холода, потом ее бросило в жар, лицо покрылось испариной и горело. Джини показалось, что комната покачнулась и накренилась. Паскаль бросился к ней и попытался поддержать, но Джини оттолкнула его руку.
– Не прикасайся ко мне, – сказала она. – Только не прикасайся ко мне!
Она убежала от него в ванну, захлопнула дверь и заперла ее на задвижку. Затем встала на колени на белую кафельную плитку, усеянную осколками стекла и разбросанными пузырьками. Она слышала, как Паскаль зовет ее и барабанит в дверь. Вся дрожа, она стояла на коленях. Ее руки были порезаны, ванная была холодной, белой и омерзительной. Через некоторое время Паскаль перестал стучать в дверь. Наступила тишина, и Джини вывернуло наизнанку: никогда прежде у нее не было такой сокрушительной рвоты.
Она уже и не помнила, каким добрым и ласковым умел быть Паскаль. Она совсем забыла или не позволяла себе вспоминать, какую силу вселяла эта его доброта в окружающих. Когда она наконец выбралась из ванной, он обнял ее, словно ребенка. Он ополоснул ей лицо и вымыл руки, а затем привел обратно в гостиную и освободил для нее место возле камина. Он завернул ее в махровую простыню, налил ей сладкого чаю и заставил выпить немного разбавленного виски.
– Сиди здесь, – приказал он. – Сиди смирно, Джини. Это просто шок, пройдет. А мне еще нужно кое-что выяснить.
Она слышала, как он ходил по ее спальне, затем по кухне. Она услышала, как открылась дверь черного хода и звякнула крышка мусорного бака. В комнату ворвался холодный воздух. Наконец Паскаль вернулся, неся на руках Наполеона.
– Смотри, Джини, – он погладил Наполеона и посадил его девушке на руки. – Кот. Мокрый, одинокий. Он, должно быть, сидел все это время на дворе. Может, дать ему молока?
Джини кивнула, покрепче прижав к себе Наполеона. Его шерсть поднялась дыбом, кот настороженно смотрел на хозяйку своими огромными топазовыми глазами. Успокоившись, он замурлыкал, принявшись вылизывать свою мокрую шерсть. Паскаль вернулся с блюдечком молока и поставил его возле дивана. После этого встал на колени, так что его лицо оказалось прямо напротив Джини, и взял ее руку в свои.
– А теперь, – начал он ласково, но твердо, – я хочу, чтобы ты внимательно выслушала меня, Джини. Обещаешь? Не будешь перебивать?
Джини кивнула.
– Где ты хранила эти вещи? Ну те, из Бейрута? Они были у тебя в спальне?
– Нет. – Сглотнув комок, девушка потупилась. – Я держала их здесь, в письменном столе. Они лежали в коробке.
– Ну не надо, милая, не плачь. – Паскаль наклонился и прижал Джини к себе, гладя ее по волосам и выжидая, когда она успокоится. Через некоторое время поток слез утих, и Паскаль отстранился. Джини даже не поняла, сожалеет ли он об этой мимолетной ласке или нет. Возможно, это получилось у него импульсивно, случайно, возможно, он просто хотел утешить ее, вот и все. Больше он не позволил себе забыться.
– Послушай меня, Джини. – Паскаль крепко стиснул ее руки. – Понимаешь ли ты, что все это значит? Кто бы здесь ни был, кто бы его сюда ни прислал, этот человек знает очень много. Я думаю, он знает о запасном ключе. Он определенно знает размер твоей обуви. И он знает, как причинить боль тебе и мне. – Паскаль помолчал. – Джини, он знает все про Бейрут.
– Не может быть! Об этом не знает никто! – В горле у Джини пересохло, она с трудом могла говорить. – Только ты, мой отец и я. Больше никто.
– А Мэри?
– Нет, я никогда не рассказывала ей об этом.
– Ей мог рассказать твой отец.
– Нет! Он поклялся мне! Он обещал, что не скажет ни одной живой душе. Если бы он рассказал Мэри… Мэри такая бесхитростная, такая прямая… Если она знала, я бы догадалась об этом.
Паскаль нахмурился.
– В таком случае я ничего не понимаю. Я тоже никогда и никому об этом не рассказывал. Даже своей жене. Подумай, Джини. Ты уверена? Никто?
Джини нерешительно посмотрела в пол.
– Сегодня я рассказала подруге. На работе. О том, что я знала тебя раньше. Но до этого момента я действительно никому ничего не говорила о нас. Честное слово, Паскаль. А сегодняшний разговор никак не может быть связан с этим погромом. Я ушла от нее поздно, после трех часов.
– Да, в таком случае ты права. Потому что я приехал сюда сразу же после четырех. Проклятье! Это, должно быть, твой отец, Джини. Он, наверное, рассказал кому-то. Не мог не рассказать, если только…
Паскаль умолк, и Джини видела, что он колеблется, рассматривая комнату, телефон, письменный стол.
– Если только что, Паскаль?
– Ничего. Не обращай внимания, – повернулся он к ней. – Давай пока не будем ломать себе голову над тем, откуда все стало известно. Есть кое-что поважнее. Возьми-ка вот это.
На его ладони лежала какая-то маленькая вещица. Опустив глаза, Джини увидела, что это крохотная золотая сережка.
– Надень ее.
– Сейчас?
– Да.
Он внимательно следил за тем, как она вдевает сережку в мочку уха, а затем протянул руку, убрал ее волосы назад и взял ее ладонь.
– Ты действительно думала, что потеряла ее?
– Нет, я солгала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43