Когда Льюис стал настаивать, Тэд, хихикнув, сказал, что по-французски это звучит куда лучше.Раздражало Синклера в течение всех минувших шести недель и то, что он, оплативший половину расходов и обеспечивший бесплатное размещение для всей съемочной группы почти ничего не знал о картине. Вот и последний день съемок, а Льюис так ни в чем и не разобрался. Он стоял на верхней площадке лестницы в палаццо княгини в одной пижаме и пил содовую. Было шесть утра, Синклера мучило сильное похмелье. В просторном мраморном фойе директор картины, француз, распоряжался погрузкой оборудования в грузовики. Вокруг него сновали сотрудники – один француз, один американец, остальные итальянцы, – не столько помогая, сколько мешая. Их многоязычная болтовня и разбудила Льюиса.Он угрюмо взирал на всю эту суматоху. Тэд и Хелен уже уехали в Трастевере снимать последний эпизод. Льюис никому здесь не был нужен – и так все полтора месяца. Он допил остаток содовой. Откуда-то с кухни донесся отдаленный вой собак. Что ж, на худой конец можно пойти выгулять этих чертовых шавок, хоть какая-то польза.Все дело в том, подумал Синклер, что Тэд по природе очень скрытен. Вернувшись в комнату, Льюис позвонил, чтобы ему принесли крепкого черного кофе. Да, в работе Тэд доходил в своей скрытности просто до патологии. Он даже не показал сценария, хотя болтал о нем без конца. Каждое утро Тэд приходил на съемки, комкая в руках какие-то листочки, исписанные мелкими каракулями. Шептался о чем-то с актерами, с оператором по свету Виктором, с техперсоналом. Заглядывал в записи, дергал себя за бороду, тер очки, бормотал нечто невнятное себе под нос. Ему не нравилось, что Льюис путается под ногами, а когда тот пытался подслушать профессиональные разговоры, Тэд сразу выходил из себя.Синклер, конечно, ничего не понимал в киносъемках, но ему казалось, что Тэд нарочно создает вокруг себя атмосферу хаоса. Он без конца менял свой замысел: одному актеру излагал смысл эпизода так, другому этак, переделывал текст. Один раз Льюис наблюдал, как Тэд снял весьма невразумительную сцену, а потом многократно ее продублировал, причем каждый последующий дубль был хуже предыдущего. Тэд никогда не сидел на месте, хотя Льюис представлял себе режиссера непременно на полотняном стульчике и с мегафоном. У Тэда и стульчика никакого не было – он постоянно суетился, протискивал свое толстое тельце между ящиками с аппаратурой, спотыкался о кабель, все время что-то щупал, прилаживал, вертел в руках. Иной раз целый час репетировал, потом еще час водил двух главных актеров по кругу, пока они не превращались в каких-то заводных кукол. Ногу поставить сюда, голову повернуть туда – нет, не туда, а прямо к окну. После реплики Хелен досчитать до пяти и обернуться к камере – вот так. Нет, не под таким углом, а вот так…Исполнитель главной мужской роли, молодой американец по имени Ллойд Бейкер, подвернулся постановщику где-то в Париже. Тэду приглянулись его брови. Синклер не возражал, так как контракт обошелся дешево. Ллойд не блистал умом и талантом, но какое-никакое образование имел – отучился полгода в актерской школе.– Но какова мотивация моего поведения? – жалобно взывал он к Тэду, когда тот передвигал его локоть на четверть дюйма в сторону. – Что у меня на лице-то должно отражаться? О чем я в этот момент думаю?– Да мне плевать, – отвечал Тэд. – Думай о какой-нибудь шлюхе. Или маму вспоминай. Хочешь – представь себя Бингом Кросби, главное, пялься точнехонько на оконную раму.– Я так не могу. – Смазливое лицо Ллойда обиженно кривилось. – Без мотивации не умею.– Слушай, – брал его под руку Тэд, – ты про Грету Гарбо слышал?– Конечно, слышал. Что я, из деревни, что ли?– Знаешь, как она сделала свою лучшую сцену? Один из величайших эпизодов в истории кинематографа. Самая концовка «Королевы Христины», там еще такой крупный план ее лица… загадочное выражение, непостижимая тайна и все, что хочешь. Ты знаешь, как Мамулян это снял? Что он сказал Грете? «Ни о чем, рештельно ни о чем сейчас не думай, Греточка». Так она сделала… Долгая пауза. Ллойд Бейкер вздыхает.– О'кей, ясно. Значит, поворачиваюсь к камере и ни о чем не думаю. Ну а какая мотивация-то?– Господи Иисусе. Ладно, забудь все, что я сказал. Двигайся как хочешь, на окно можешь не смотреть. Давай, поехали.Сняли. Льюису показалось, что получилось черт-те что, но Тэд коротко объявил: «Снято», – и потом выглядел совершенно довольным.В тот день Синклер отправился в близлежащий бар в утешение крепко напился. Он решил, что имеются две возможности: или Тэд действительно гений, или он – шут гороховый. Шансы на первое и на второе представлялись Льюису примерно равными.Конечно, несколько лет спустя, когда Тэд стал самым бойким голливудским товаром и вундеркиндом американского кино, Синклер ни за что не признался бы в своих прежних сомнениях. «Я всегда знал, – с важным видом говорил он. – Никогда не ставил под вопрос его гениальность». Оспорить его было некому – слава Богу, у Синклера хватило ума оставить свои терзания при себе.Смолчал он по двум причинам, о которых сейчас как раз и размышлял, прихлебывая кофе и оттягивая момент, когда придется признать, что день уже начался: во-первых, он побаивался Тэда, хоть и тщательно это скрывал; во-вторых, окружающие отнюдь не разделяли его сомнений – какую бы чушь режиссер ни нес, Элен прочие актеры внимали ему с истинным благоговением.Вся съемочная группа Тэда просто боготворила, большинство актеров были французы, он познакомился ними в прошлом году, когда работал ассистентом у молодого режиссера Франсуа Трюффо. Тот фильм, «Четыреста ударов», прогремел на всю Европу Только оператор по свету Виктор был американцем; он учился с Тэдом в киношколе при Калифорнийском университете, и они вместе сделали в Штатах несколько короткометражек. Виктор тоже смотрел на Тэда снизу вверх Группа твердо верила, что постановщик знает свое дело, а поскольку все они были профессионалами с хорошей репутацией. Льюис не мог игнорировать их мнение.Они казались ему очень нервными, чересчур интеллектуальными и плохо понимающими шутки. Все время трепались о каких-то «черных фильмах» и «мизансценах», часами обсуждали теорию авторского кино, а в перерывах читали журнал «Кайе де синема». Вкусы у них были престранные: они превозносили до небес режиссеров, о которых Льюис либо вовсе слыхом не слыхивал – какого-то Вайду, Франжу, Ренуара, – либо восхищались новичками вроде Годара, Шаброля и Трюффо; на другой день им вдруг взбредало в голову петь гимн американскому кино – детективам, комедиям и вестернам, которые Льюис знал с детства, но ему и в голову не приходило, что можно всерьез обсуждать эту дребедень кадр за кадром и эпизод за эпизодом, как великие произведения искусства. Слушая подобные разговоры, Льюис чувствовал себя идиотом; если обсуждение затягивалось, ему делалось просто тошно.Он не был интеллектуалом и не доверял этой публике, а в такие моменты вообще переставал понимать, как его занесло в этот сумасшедший дом и что он тут делает. Вот и сейчас, допив кофе и принимая душ, Льюис задавал себе этот вопрос. Ответ, впрочем, был ему отлично известен. Угодил он в эту историю из-за Тэда, а остался до конца из-за Хелен.Он думал про нее, про очарование и тонкую красоту ее лица. Какой у нее голос – холодный и слегка хрипловатый. Всегда молчалива, спокойна, скромна. Как же возбуждала его эта скромность! Он представлял себе ее тело, которое ни разу не видел обнаженным. Воображение пробуждало желание, и это было естественно, но откуда возникало душевное смятение? Мысли о Хелен будили в Льюисе какие-то смутные, неясные чувства, в которых он никак не мог разобраться.Пожалуй, ему хотелось быть ее защитником. Поняв это, Льюис встревожился – что-то здесь было не так.Несколько раз он не мог уснуть по ночам. Тогда он тихонько прокрадывался к двери ее комнаты и, в пижаме или халате, торчал там как последний идиот, не решаясь постучать и не желая возвращаться к себе. Пару раз изнутри донеслись звуки, похожие на плач. Синклер даже попробовал повернуть ручку двери, но она оказалась закрыта. В конце концов всякий раз он на цыпочках удалялся.Такое малодушное поведение было ему не свойственно; Льюис сам не понимал, что с ним происходит. Иногда он воображал, что дверь окажется незапертой и н войдет. Однако вместо эротических фантазий Льюис, считавший себя сущим жеребцом, мог представить лишь, как сидит рядом с Хелен на кровати. Она в нем нуждается, и он нежно обнимает ее за плечи.Льюис вылез из-под душа, стал растираться полотенцем. Ему было над чем поразмыслить. Во-первых, вечером будет праздник в честь окончания съемок – надо приготовиться. Надо взять в банке деньги – он хотел купить подарок для Хелен и отвезти ей в Трастевере. Но вместо практических дел голова была занята воспоминаниями о Хелен. Особенно одним. Это случилось несколько недель назад, когда с начала съемок прошло дней десять.Снимался эпизод в палаццо. Хелен должна была стоять у окна, потом обернуться и посмотреть на одного из двух своих возлюбленных, Льюис уже не помнил, на кого именно. Все очень просто, никакого текста. Тэд заставил ее сделать двадцать четыре дубля. Встала, обернулась, посмотрела. Двадцать четыре раза.В промежутках между дублями режиссер что-то шептал Хелен на ухо. Она пробовала снова и снова. Ни разу не пожаловалась, не раздражалась, ни малейших признаков нетерпения или усталости, хотя позади был уже целый день работы. Хелен не спорила, как Ллойд Бейкер, просто молча выслушивала Тэда, иногда что-то произносила в ответ, но очень тихо – слов Синклеру было не слышно. До этого момента отношение к ней Льюиса было очень простым: он ее хотел, и точка. Но в тот день что-то изменилось. Он стоял у стены, в дальнем конце комнаты, среди аппаратуры и членов группы, и ему было совершенно неважно, сколько впереди еще дублей и долго ли его еще будут толкать со всех сторон. Он чувствовал, что может простоять так целую вечность, глядя на ее лицо, наблюдая за ее движениями.Встала, обернулась, посмотрела. Встала, обернулась, посмотрела. Вот уже которую неделю Льюис видел перед собой этот ее образ и не мог избавиться от наваждения, даже понять, в чем его чары. Потом он попросил Тэда объяснить смысл эпизода, но тот только улыбнулся с таинственным, многозначительным видом. Синклер почувствовал, что эта улыбка закрывает перед ним некую дверь, за которой хранятся недоступные ему чудеса.– Ну расскажи мне про героиню Хелен, – потребовал однажды Льюис. – Я в ней ни черта не понимаю. Почему она так себя ведет? Кто она вообще такая?– Она отсутствующая женщина, – мягко улыбнулся Тэд.Этот ответ еще больше разозлил Синклера, но запал в память. Теперь, видя перед собой Хелен, вновь и вновь оборачивающуюся к нему от окна, Льюис начал понимать, что имел в виду Тэд.– В каком смысле отсутствующая? – поднял брови Ллойд Бейкер. – Моему герою известно, где она живет. Он же ее трахает, Тэд, верно? И не только он, еще и второй. Потом я узнаю об этом, начинаю беситься, так? Ну и в чем же проявляется ее отсутствие? – Ллойд помотал башкой, словно хотел вытряхнуть что-то из своих упрямых мозгов. Потом лицо его вдруг прояснилось. – А-а, понял. Кажется, начинаю врубаться. Ты имеешь в виду, что она как бы потеряна, а когда знакомится со мной…– Нет, – терпеливо поправил его Тэд. – Я имею в виду совсем не это.Ллойд насупился.– Ну тогда нас несет куда-то не туда. Ведь это одна из моих главных сцен. Я всю ночь не спал, готовился. Давай хоть минутку поговорим о моем герое. Мне не вполне ясна его мотивация.– Ллойд, мотивация вообще редко бывает ясной. Такова жизнь.– Ты уверен?– На все сто. – Тэд зевнул. – Ладно, давай снимать. Надо двигаться дальше.Элен наблюдала за этой беседой, сидя на стуле в противоположном углу комнаты. Дело происходило в спальне, где большую часть места занимала кровать, а все остальное пространство было заставлено аппаратурой. После команды начинать съемку Элен поднялась.Это была ключевая сцена. В картине она монтировалась в начале, но очередь до ее съемок дошла в самом конце. Элен подумала: «Вот и все. Как быстро пролетело время».В первую неделю она была очень напугана. Все казалось таким странным, сложным, неуютным. Каждое утро у нее были влажные от пота ладони, и она буквально тряслась от страха. При этом Элен ровным счетом ничего не понимала. Очень мешало то, что эпизоды снимались не последовательно, по ходу сюжета, а как придется. Она не имела представления о киносъемочной аппаратуре, не понимала половины терминов. Очень трудно было найти точное место, где надо встать перед камерой, Элен все время стояла не там, где нужно. Руки и ноги затекали от скованности позы, голос звучал как чужой. Каждую секунду Элен ждала, что Тэд заорет на нее, обзовет ее бездарной самозванкой.Но Тэд орал на кого угодно, только не на нее. Никогда не высмеивал ее, не терял терпения, как с Ллойдом. Просто подходил и начинал говорить своим смешным тоненьким голосом, и все становилось понятно.– Доверяй себе, – повторял он.Доверять себе? Элен чуть не расхохоталась, когда впервые услышала это. Как же она может себе доверять? В первые дни съемки она чувствовала, что вообще не понимает, кто она такая. Робко, боясь услышать насмешку, Элен призналась в этом Тэду. Тот мягко улыбнулся, показав желтые, прокуренные зубы. Вид у него был довольный.– Это не имеет значения. Так даже еще лучше. Ты не Хелен, а Анна.Так звали героиню, и после этого разговора Элен полюбила ее. Анна дала ей свободу, позволила забыть о положении рук и ног, о месте перед камерой. Анна жила собственной независимой жизнью и с течением времени становилась все более близкой. Теперь, стоя в свете юпитеров, Элен не ощущала страха – наоборот, чудесную легкость и свободу. Говорила и двигалась не она, а Анна; Элен просто одалживала ей свое тело.По мере того как героиня фильма развивалась, сама Элен сжималась. Она принимала это с радостью. Ей хотелось, чтобы побыстрее началась съемка очередной сцены и свершилось чудесное превращение. Во время работы все остальное переставало существовать. Элен забывала про Оранджберг, про Эдуарда, про ребенка. Не было ни боли, ни тревоги. Она умирала – оставалась только Анна. Элен с нетерпением ждала этих часов забытья; через месяц она поняла очевидную вещь, раньше не приходившую ей в голову: эта работа принадлежит ей одной. Ни высокопрофессиональная съемочная группа, ни талант Тэда не способны были бы вдохнуть в Анну жизнь. Это может сделать только она – и делает (как инстинктивно чувствовала Элен) хорошо.Никогда не испытывала она ничего подобного. И воздействие происходящего было очень важным – Элен ощущала себя сильной.Правда, не всегда. Иногда вновь обретенная уверенность исчезала, и она опять становилась прежней Элен – растерянной, слабой. Но это происходило только вдали от Тэда и камеры. Во время съемок уверенность не покидала Элен.Вот и сейчас, когда шла сцена с Ллойдом Бейкером, Элен чувствовала себя отлично. Анна встретила ее как хорошую, старую подругу. Второй дубль, третий, четвертый.Тэд вскочил на ноги и объявил: «Снято». Потом взглянул на Элен, сверкнув стеклами очков, и улыбнулся.– О'кей, переходим к последнему эпизоду. Работаем втроем – я, Виктор и Хелен. Остальные свободны.Тэд выглядел странно взволнованным, то и дело всплескивал своими розовыми ручками. Это оттого, что фильм почти закончен, подумала Элен, и ей стало очень грустно.
Льюис поручил банку «Чейз Манхэттен» перевести десять тысяч долларов в отделение «Банка Национале» на Виа Венето. Уже у самых дверей конторы он понял, что вышел из дому слишком рано – банк был еще закрыт.Надо было как-то убить полчаса. Что ж, улица Виа Венето вполне для этого годилась. Он немного погулял, зашел в открытое кафе напротив отеля «Эксцельсиор». Заказал чашку эспрессо, закурил сигарету. Солнце пригревало совсем не по-ноябрьски, а по-летнему. Льюис откинулся на спинку стула и приготовился ждать. Ленивым взглядом он окинул соседние столики: там в основном сидели бизнесмены-итальянцы в темных костюмах и солнечных очках; по дороге на работу они присели на минутку выпить кофе и прочесть утреннюю газету. Льюис задрал лицо к солнцу и стал строить планы на будущее. Он и не заметил, что один из соседей не сводит с него глаз. Синклер думал о Хелен.Если Тэд сегодня, как планировал, закончит съемку (очевидно, так и будет), то следующие шесть-восемь недель, до самого Рождества, ему предстоит заниматься монтажом. Работа будет вестись в Риме, в мастерской одного из друзей Тэда. Тот уже сказал Льюису, что он вполне может на это время устроить себе каникулы. С добродушной улыбкой Тэд прибавил, что хорошо было бы и Хелен взять с собой. «Мы же не хотим ее снова потерять», – пояснил он.Элен слышала этот разговор, но ничего не сказала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Льюис поручил банку «Чейз Манхэттен» перевести десять тысяч долларов в отделение «Банка Национале» на Виа Венето. Уже у самых дверей конторы он понял, что вышел из дому слишком рано – банк был еще закрыт.Надо было как-то убить полчаса. Что ж, улица Виа Венето вполне для этого годилась. Он немного погулял, зашел в открытое кафе напротив отеля «Эксцельсиор». Заказал чашку эспрессо, закурил сигарету. Солнце пригревало совсем не по-ноябрьски, а по-летнему. Льюис откинулся на спинку стула и приготовился ждать. Ленивым взглядом он окинул соседние столики: там в основном сидели бизнесмены-итальянцы в темных костюмах и солнечных очках; по дороге на работу они присели на минутку выпить кофе и прочесть утреннюю газету. Льюис задрал лицо к солнцу и стал строить планы на будущее. Он и не заметил, что один из соседей не сводит с него глаз. Синклер думал о Хелен.Если Тэд сегодня, как планировал, закончит съемку (очевидно, так и будет), то следующие шесть-восемь недель, до самого Рождества, ему предстоит заниматься монтажом. Работа будет вестись в Риме, в мастерской одного из друзей Тэда. Тот уже сказал Льюису, что он вполне может на это время устроить себе каникулы. С добродушной улыбкой Тэд прибавил, что хорошо было бы и Хелен взять с собой. «Мы же не хотим ее снова потерять», – пояснил он.Элен слышала этот разговор, но ничего не сказала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31