Его кошмары усилились до такой степени, что он вообще перестал спать ночами, и днем его шатало от усталости.
Если Грегор не колол дров, не чинил крышу дома или не копался в саду, то слонялся по лесу, пытаясь собраться с мыслями, справиться со своими чувствами.
Через три недели после отъезда Джины он вытащил дневник из кухонного стола и прочитал его. Перед ним снова ожили картины обвинения, суда, вынесенный приговор и тюремное заключение. Хотя ему и было трудно согласовать тогдашнее поведение Джины с ее нынешней страстью и терпением, он отнес эти перемены за счет ее зрелости и проницательности, которые она приобрела после смерти отца.
Теперь Грегор подробно узнал, как плелись интриги вокруг него, как состряпали обвинение и почему. Он читал мольбу о прощении теперь мертвого человека, но это не трогало его. Грегор сомневался в том, что сможет простить или перестанет ненавидеть своего бывшего тестя, потому что, наконец, увидел его таким, каким он и был амбициозным, самолюбивым человеком, который, не задумываясь, принесет в жертву всех и вся, включая единственную дочь, во имя успеха и места федерального прокурора.
Несмотря на потрясение и гнев, которые не отпускали его несколько дней, Грегор осознал, какие возможности откроются для него, если он предоставит признания Стоуна судебным властям. И еще он осознал ту жертву, которую принесла Джина, отдав ему дневник отца.
Грегор отчаянно хотел, чтобы она вернулась в его жизнь. Он нашел в себе силы и мужество простить ей предательство, примирившись с мыслью, что Джина тоже была обманута своим отцом. Она — такая же жертва! Насколько же она была права, когда советовала ему раз и навсегда разобраться с прошлым, иначе он не сможет обрести покой в будущем.
Грегор связался с офицером, под наблюдением которого находился, и с адвокатом из Детройта, которому доверял, и предпринял первые шаги, необходимые для снятия пятна с его имени, восстановления репутации.
Он слишком любил Джину и нуждался в ней, чтобы не попытаться завоевать ее вновь. И ему очень хотелось понять, что же она все-таки имела в виду, когда говорила о всей правде.
ГЛАВА 10
Прозвенел входной звонок. Джина в нерешительности постояла на лестнице, недоумевая, кто бы это мог быть в такой ранний час. Она пересекла просторный холл, подошла к двери из красного дерева и приникла к глазку. У входа спиной к ней стоял мужчина.
Словно почувствовав ее присутствие, он обернулся. Джина не верила своим глазам. Одетый в белоснежную рубашку, расстегнутую у ворота, в темно-синие брюки и сочетающийся с ними вельветовый пиджак спортивного покроя, в великолепных кожаных ботинках, Грегор выглядел так, будто только что сошел со страниц модного журнала. Его волосы, аккуратно подстриженные, оставались по-прежнему длинными и черной гривой свободно ниспадали на плечи. Огрубевшие черты лица, а не только мускулистое тело, подчеркивали его мужественность. Внезапно Джина поняла, что он выглядит намного спокойнее, чем там, в горах. Вобрав в себя побольше воздуха, молодая женщина открыла дверь. Она держалась за дверную ручку, слишком взволнованная, чтобы что-то сказать.
— Я разбудил тебя? — спросил Грегор.
— Нет, — нервно воскликнула Джина. — Я уже больше часа на ногах.
— Я понимаю, что еще слишком рано, но мне необходимо поговорить с тобой. Ты была права, когда обвиняла меня в том, что я слишком погружен в себя. Я так погряз в своих проблемах, что даже не удосужился поинтересоваться, как на тебе отразился весь этот судебный процесс и наш развод. Но теперь я спрашиваю тебя об этом и готов выслушать все, что ты захочешь мне рассказать.
Ошеломленная Джина отступила.
— Заходи.
Она не отрывала от него взгляда, когда он переступил порог дома, унаследованного ею от отца. Закрыв дверь, Джина прислонилась к ней спиной, бессильно опустив руки. К горлу подступила тошнота.
Грегор обернулся, посмотрел на нее и нахмурился.
— Ты ужасно бледная. С тобой все в порядке? Она кивнула и выпрямилась, стараясь не показывать свою слабость.
— Я прекрасно себя чувствую. Как раз собиралась варить кофе. Ты выпьешь чашечку?
— Звучит заманчиво.
Джина пошла через холл. Черный шелковый халат обрисовывал ее фигуру. Она шла впереди, но приостановилась и оглянулась, услышав, что он замедлил шаги. Грегор разглядывал гостиную.
— Мне нравится. Ты здесь все изменила.
— Темные панели и тяжелые бархатные портьеры действовали угнетающе. Я переделала интерьер дома после смерти отца, продав с аукциона его мебель.
— Тебе всегда нравились ослепительно белые стены, сводчатые потолки и жалюзи в колониальном стиле.
— Думаю, что это последствия клаустрофобии, которая была у меня в детстве.
Пока Джина приходила в себя от его неожиданного вторжения и вежливых замечаний, а Грегор вел себя как посетитель художественной выставки. Стоя в дверях кухни, она наблюдала, как он с восхищением разглядывал картины, те, что они собирали во время совместной жизни, и которые она со вкусом развесила в широком коридоре, ведущем в кухню. Грегор задержался перед тремя картинами импрессионистов, изображавших обнаженные натуры.
— Я рад, что ты их сохранила.
— Мы купили их в наш медовый месяц, напомнила Джина, втайне радуясь тому, что он помнит коллекцию. Грегор посмотрел на нее и отвел взгляд.
— Счастливое время, — заметил он, входя за ней в кухню с совершенно белыми стенами, с розовато-лиловой стойкой, и такой же плиткой на полу.
— Это не те же цвета, что были на нашей кухне в квартире?
— Меня удивляет, что ты это помнишь.
— Теперь я помню многие вещи, Джина. Особенно твое сострадание и доброту.
Она нахмурилась, не готовая к его комплиментам, но хорошие манеры, привитые ей с детства, дали о себе знать.
— Спасибо.
— Я принял кое-какие решения и хочу поделиться с тобой.
— Хорошо, — прошептала Джина, затем рассеянно взяла кухонное полотенце и подошла к кофеварке. Включив ее, она повернулась к Грегору, который стоял на другом конце просторной кухни.
— Мне сегодня не нужно на работу, и у нас полно времени.
— Ты порвешь полотенце, если будешь так крутить его в руках, — с улыбкой заметил он.
Джина уставилась на бывшего мужа. Полотенце выпало из ее рук. Грегор подошел, поднял полотенце и со вздохом положил его на кухонную стойку. Он стоял так близко, что Джина затаила дыхание. Грегор изучающе смотрел на нее. Ей показалось, будто он чем-то встревожен. На скулах выступили красные пятна.
— Ты вся дрожишь. Если это из-за меня, то я могу уйти.
Она отрицательно покачала головой.
— Нет, все в порядке. Я просто устала. Плохо спала ночью.
— Ты нервничаешь, Джина. Когда дело касается тебя, то я знаю разницу между усталостью и нервным напряжением.
— Я поражена, увидев тебя, вот и все.
— Мне следовало позвонить.
— Нет, я рада, что ты решил заглянуть. Ты выглядишь таким красивым.
— Я наконец-то купил кое-какие приличные вещи. — Он смущенно засмеялся. — Я хотел, чтобы ты сама увидела, что дела у меня пошли лучше, особенно после того, как я внял твоему совету.
— Ты прочитал дневник?
— Мне потребовалось несколько недель, чтобы решиться. Я нанял адвоката. Мы обратились в суд для пересмотра дела. На это уйдет много времени, но Джим убежден, что с меня снимут обвинение и восстановят в адвокатской практике.
— О, Грегор! Я очень рада! Ты был так непримиримо настроен и не желал даже взглянуть на дневник. Что заставило тебя переменить решение?
— Ты.
— Это невозможно! Ты отвергал мою помощь, напомнила она ему. — Ты сказал, что я подавляю тебя. Ты не отвечал на мои письма и бросал трубку, когда я звонила тебе. Нет, я не помогала. Более того, я раздражала и злила тебя.
— Прости, я не был готов разговаривать с тобой, когда ты звонила. Но сейчас все изменилось. Я хотел поговорить, глядя в твои глаза. Понимаешь, даже бумаге не мог доверить своих чувств.
— Ты теперь спишь лучше, да? Он кивнул.
— После того, как я прочитал дневник, меня перестали мучить кошмары. Книги, которые ты прислала, тоже помогли. Я научился укрощать свой гнев.
Потрясенная его признанием, Джина почувствовала легкое головокружение.
— Почему бы нам не пройти в столовую и не присесть, пока будет готов кофе?
— Показывай дорогу.
Они сели напротив друг друга около широкого окна с панорамой на залив озера Сент-Клэр.
— Ты все еще перемалываешь кофейные зерна?
Она слегка улыбнулась его попытке завязать непринужденную беседу и вспомнила, как в прошлом Грегор поддразнивал ее насчет свежемолотых зерен для кофе.
— Это маленькое удовольствие, в котором я не могу себе отказать.
Он смотрел в окно на лазурный залив с белой каймой пены. Синее небо широким мазком пролегло от края до края. А Джина не могла оторвать от него глаз и не знала, что делать со своими руками. Ей так хотелось прикоснуться к его теплому, упругому телу, но она удержала себя от этого желания, сцепила на коленях руки и продолжала просто смотреть на него.
— Я уже забыл, какой красивый вид открывается отсюда. Когда проезжал через мост, было еще темно.
— А я сижу здесь ночью и наблюдаю за огнями кораблей. Прекрасно таким образом начинать и заканчивать свой день.
— Я бы не узнал интерьер дома. Как все здесь изменилось!
Грегор вздохнул и посмотрел на нее.
— А что с нашей квартирой? Напоминание о ней опечалило Джину, но она не стала скрывать правду.
— Я должна была продать ее, чтобы заплатить твоему адвокату. Отец отказался помочь оплатить долги или дать взаймы, когда у меня совсем не было денег. После его смерти я унаследовала этот дом и еще кое-какую недвижимость. Он думал, что достаточно обеспечил меня.
Грегор заметил ее негодование, но сделал вид, что ничего не происходит, и переменил тему.
— Этот район намного лучше.
— Да, правда, но дом слишком большой. Я думаю сдать одну-две спальни студентам художникам.
— Я удивлен тем, что ты собираешься отказаться от своего уединения, особенно, если, как и прежде, устраиваешь вечеринки.
Джина покачала головой.
— Не помню даже, когда последний раз это было. Я давно отстранилась от всякого шума. И теперь, оглядываясь назад, понимаю, как ненавидела все эти вечера, на которых собирались малознакомые и малосимпатичные мне люди. Сначала я это делала для отца, а потом для тебя. Только работа дала мне возможность выбраться из этой карусели, и я воспользовалась ею.
— Никакой светской жизни вообще? — спросил он, пытаясь побольше узнать о ее жизни.
Джина не ответила, вспоминая о своем разговоре с врачом, который сообщил, что она беременна уже девять недель. Джина действительно последнее время неважно себя чувствовала и чаще всего сидела дома, покидая его только для того, чтобы сходить за продуктами и на работу.
Не сводя с Грегора нежного взгляда, она думала о том, как сильно любит его и как трудно смириться с тем, что ее жизнь и жизнь их ребенка будет проходить без него. Несмотря на то, что ее мечты неосуществимой, Джина все еще тайно надеялась, что они все-таки найдут дорогу друг к другу.
— Джина?
Она очнулась от своих мыслей.
— Нет, Грегор, о светской жизни говорить не приходится.
Он стиснул зубы и отвел взгляд. Создавалось впечатление, что ему трудно продолжать разговор. Джина терпеливо ждала.
— Последние три недели я работал с книгами по юриспруденции. Спасибо за то, что ты мне их переслала.
— Надеюсь, они напомнили тебе, что когда-то ты был отличным юристом и опять станешь им. Ты собираешься восстановиться в прокуратуре, когда с тебя снимут обвинение?
— Когда?
— Да, когда, — упрямо повторила она. — Это только вопрос времени.
Грегор улыбнулся. Это была его первая искренняя улыбка за последние годы.
— Мне бы твою уверенность.
— Могу поделиться.
— Меня наняли адвокатом для заключенных, обвинение которых может быть пересмотрено. Возможно, я буду придерживаться этого места, невзирая на решение суда.
— Им повезло с тобой. Я знаю, что ты первоклассно выполнишь работу для своих клиентов.
Он придвинулся поближе и взял ее руки в свои.
— Откуда в тебе такая уверенность? — спросил Грегор, нежно перебирая ее пальцы. — у тебя есть тысяча и одна причина ненавидеть меня, а ты проявляешь такое великодушие поддерживая и хваля меня. Не понимаю, как это у тебя получается, Джина?
Опасаясь, что она не сможет себя сдержать и бросится к нему, признаваясь в любви, Джина неохотно высвободила свои руки и, беззаботно пожав плечами, отошла от окна. Она чувствовала, что Грегор наблюдает за ней, затем повернулась и посмотрела ему в глаза, непроизвольно дотрагиваясь до живота, Грегор нахмурился.
— Тебя беспокоит желудок? Джина убрала руку.
— Нет. Ты остановился в городе? Он нахмурился еще больше.
— Я снял квартиру, но по выходным я возвращаюсь к себе. Мне по-прежнему необходимы тишина и простор. Думаю, что так будет всегда.
— Тебе понадобится моя помощь в суде?
— Да.
— Пусть твой адвокат свяжется со мной. Есть специальный счет для оплаты расходов, связанных с процессом. Обещай мне, что ты воспользуешься им, Грегор.
— В этом нет необходимости.
— Обещай мне, пожалуйста.
— Если это так важно для тебя, то я использую его.
Она сжала пальцами виски и зашагала по комнате.
— Для меня это много значит, потому что это позволит оправдать тебя.
— Я хочу, чтобы ты понимала, что тебе предстоит, — сказал Грегор с предостережением в голосе. — Тебя забросают вопросами личного характера, поскольку именно твой отец засадил меня за решетку. Я выпутаюсь из всего сам, если ты предпочтешь остаться в стороне. Мне не хочется, чтобы тебе причинили боль, Джина. С тебя достаточно.
Ощутив внезапную слабость, Джина опустилась на ближайший стул. Ей так хотелось, чтобы он обнял и сказал, что все еще любит ее. Грегор должен знать, что они зачали еще одного ребенка во время тех бурных дней в его доме. Почему он не может понять, что она хочет помочь ему?
— Я готова выдержать все, что потребуется, а ты? Ты будешь поражен, услышав некоторые мои откровения.
«Что ты почувствуешь, когда узнаешь, что я потеряла нашего ребенка? — хотелось ей знать. Хочешь ли ты ребенка, которого я ношу сейчас?»
— Я хочу, чтобы правда выплыла наружу, но не за твой счет. Слушание будет открытым. Ты справишься, Джина?
Пресса, — прошептала она, вспомнив, как газетчики преследовали ее шесть лет назад, поджидая около дома, всюду следуя за ней по пятам, тыча в лицо микрофон. Джина расправила плечи и поклялась себе, что теперь ее ничто не запугает. — Я пройду через все, что потребуется. Мы сделаем это для тебя, я обещаю.
— Мой адвокат хочет предварительно поговорить с тобой.
— Где и когда?
— Здесь, если ты не возражаешь, и чем скорее, тем лучше. Я хотел спросить твоего разрешения, прежде чем позволить ему позвонить сюда. — Грегор немного поколебался. — Тебе тоже понадобится адвокат, когда ты будешь давать показания.
— Мне никто не нужен, если ты будешь рядом.
Он удивленно посмотрел на нее.
— Я буду там, если ты этого хочешь.
— Я верю тебе, Грегор.
Джина встала и начала ходить из угла в угол, пытаясь побороть подступившую тошноту и успокоить нервы.
— Я пытаюсь понять, почему ты не была со мной до конца, Джина? Я никак не могу этого понять. Ты недостаточно меня любила или не верила в мою невиновность?
Джина резко остановилась, пораженная его вопросом. Ее лицо смертельно побледнело. Она схватилась за стену в поисках опоры.
Грегор вскочил и мгновенно очутился около нее. Обняв, он повел Джину к ближайшему стулу.
— Джина?
— Как ты можешь об этом спрашивать? Я любила тебя больше жизни и верила в тебя как в бога.
— Мне пришлось спросить об этом, но теперь я действительно понимаю, через что тебе пришлось пройти. Я здесь, и ты должна сказать то, что мне необходимо узнать, что ты называешь всей правдой. Я готов услышать это.
— Нет, — простонала она.
— Слушай, ты перестала появляться в суде, когда все доводы в мою защиту рассыпались, как карточный дом. Ты была нужна мне, как воздух, но тебя рядом не было. Твой отец сказал, что ты считаешь меня виновным и хочешь развестись еще до вынесения приговора.
— Это безумие. Я была больна и чуть не умерла. А когда пришла в сознание, то билась в истерике, потому что не могла быть с тобой. Они удерживали меня силой. — Воспоминания причиняли ей почти физическую боль. — Привязывали к кровати, чтобы я не убежала из больницы.
Грегор в недоумении уставился на нее.
— О чем, черт возьми, ты говоришь?
— Я была в больнице Святой Девы Марии. Тебя уже не выпускали под залог. Дни и ночи ты проводил в камере, — мягко сказала Джина. Врачи пытались меня успокоить, поскольку я все время звала тебя. Я старалась вырваться к тебе. Как я старалась! Но мне не удалось. Они пичкали меня транквилизаторами, и я потеряла счет дням и ночам.
В ее глазах появились слезы, и она смахнула их. Высвободившись из объятий Грегора, она опять начала ходить по комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
Если Грегор не колол дров, не чинил крышу дома или не копался в саду, то слонялся по лесу, пытаясь собраться с мыслями, справиться со своими чувствами.
Через три недели после отъезда Джины он вытащил дневник из кухонного стола и прочитал его. Перед ним снова ожили картины обвинения, суда, вынесенный приговор и тюремное заключение. Хотя ему и было трудно согласовать тогдашнее поведение Джины с ее нынешней страстью и терпением, он отнес эти перемены за счет ее зрелости и проницательности, которые она приобрела после смерти отца.
Теперь Грегор подробно узнал, как плелись интриги вокруг него, как состряпали обвинение и почему. Он читал мольбу о прощении теперь мертвого человека, но это не трогало его. Грегор сомневался в том, что сможет простить или перестанет ненавидеть своего бывшего тестя, потому что, наконец, увидел его таким, каким он и был амбициозным, самолюбивым человеком, который, не задумываясь, принесет в жертву всех и вся, включая единственную дочь, во имя успеха и места федерального прокурора.
Несмотря на потрясение и гнев, которые не отпускали его несколько дней, Грегор осознал, какие возможности откроются для него, если он предоставит признания Стоуна судебным властям. И еще он осознал ту жертву, которую принесла Джина, отдав ему дневник отца.
Грегор отчаянно хотел, чтобы она вернулась в его жизнь. Он нашел в себе силы и мужество простить ей предательство, примирившись с мыслью, что Джина тоже была обманута своим отцом. Она — такая же жертва! Насколько же она была права, когда советовала ему раз и навсегда разобраться с прошлым, иначе он не сможет обрести покой в будущем.
Грегор связался с офицером, под наблюдением которого находился, и с адвокатом из Детройта, которому доверял, и предпринял первые шаги, необходимые для снятия пятна с его имени, восстановления репутации.
Он слишком любил Джину и нуждался в ней, чтобы не попытаться завоевать ее вновь. И ему очень хотелось понять, что же она все-таки имела в виду, когда говорила о всей правде.
ГЛАВА 10
Прозвенел входной звонок. Джина в нерешительности постояла на лестнице, недоумевая, кто бы это мог быть в такой ранний час. Она пересекла просторный холл, подошла к двери из красного дерева и приникла к глазку. У входа спиной к ней стоял мужчина.
Словно почувствовав ее присутствие, он обернулся. Джина не верила своим глазам. Одетый в белоснежную рубашку, расстегнутую у ворота, в темно-синие брюки и сочетающийся с ними вельветовый пиджак спортивного покроя, в великолепных кожаных ботинках, Грегор выглядел так, будто только что сошел со страниц модного журнала. Его волосы, аккуратно подстриженные, оставались по-прежнему длинными и черной гривой свободно ниспадали на плечи. Огрубевшие черты лица, а не только мускулистое тело, подчеркивали его мужественность. Внезапно Джина поняла, что он выглядит намного спокойнее, чем там, в горах. Вобрав в себя побольше воздуха, молодая женщина открыла дверь. Она держалась за дверную ручку, слишком взволнованная, чтобы что-то сказать.
— Я разбудил тебя? — спросил Грегор.
— Нет, — нервно воскликнула Джина. — Я уже больше часа на ногах.
— Я понимаю, что еще слишком рано, но мне необходимо поговорить с тобой. Ты была права, когда обвиняла меня в том, что я слишком погружен в себя. Я так погряз в своих проблемах, что даже не удосужился поинтересоваться, как на тебе отразился весь этот судебный процесс и наш развод. Но теперь я спрашиваю тебя об этом и готов выслушать все, что ты захочешь мне рассказать.
Ошеломленная Джина отступила.
— Заходи.
Она не отрывала от него взгляда, когда он переступил порог дома, унаследованного ею от отца. Закрыв дверь, Джина прислонилась к ней спиной, бессильно опустив руки. К горлу подступила тошнота.
Грегор обернулся, посмотрел на нее и нахмурился.
— Ты ужасно бледная. С тобой все в порядке? Она кивнула и выпрямилась, стараясь не показывать свою слабость.
— Я прекрасно себя чувствую. Как раз собиралась варить кофе. Ты выпьешь чашечку?
— Звучит заманчиво.
Джина пошла через холл. Черный шелковый халат обрисовывал ее фигуру. Она шла впереди, но приостановилась и оглянулась, услышав, что он замедлил шаги. Грегор разглядывал гостиную.
— Мне нравится. Ты здесь все изменила.
— Темные панели и тяжелые бархатные портьеры действовали угнетающе. Я переделала интерьер дома после смерти отца, продав с аукциона его мебель.
— Тебе всегда нравились ослепительно белые стены, сводчатые потолки и жалюзи в колониальном стиле.
— Думаю, что это последствия клаустрофобии, которая была у меня в детстве.
Пока Джина приходила в себя от его неожиданного вторжения и вежливых замечаний, а Грегор вел себя как посетитель художественной выставки. Стоя в дверях кухни, она наблюдала, как он с восхищением разглядывал картины, те, что они собирали во время совместной жизни, и которые она со вкусом развесила в широком коридоре, ведущем в кухню. Грегор задержался перед тремя картинами импрессионистов, изображавших обнаженные натуры.
— Я рад, что ты их сохранила.
— Мы купили их в наш медовый месяц, напомнила Джина, втайне радуясь тому, что он помнит коллекцию. Грегор посмотрел на нее и отвел взгляд.
— Счастливое время, — заметил он, входя за ней в кухню с совершенно белыми стенами, с розовато-лиловой стойкой, и такой же плиткой на полу.
— Это не те же цвета, что были на нашей кухне в квартире?
— Меня удивляет, что ты это помнишь.
— Теперь я помню многие вещи, Джина. Особенно твое сострадание и доброту.
Она нахмурилась, не готовая к его комплиментам, но хорошие манеры, привитые ей с детства, дали о себе знать.
— Спасибо.
— Я принял кое-какие решения и хочу поделиться с тобой.
— Хорошо, — прошептала Джина, затем рассеянно взяла кухонное полотенце и подошла к кофеварке. Включив ее, она повернулась к Грегору, который стоял на другом конце просторной кухни.
— Мне сегодня не нужно на работу, и у нас полно времени.
— Ты порвешь полотенце, если будешь так крутить его в руках, — с улыбкой заметил он.
Джина уставилась на бывшего мужа. Полотенце выпало из ее рук. Грегор подошел, поднял полотенце и со вздохом положил его на кухонную стойку. Он стоял так близко, что Джина затаила дыхание. Грегор изучающе смотрел на нее. Ей показалось, будто он чем-то встревожен. На скулах выступили красные пятна.
— Ты вся дрожишь. Если это из-за меня, то я могу уйти.
Она отрицательно покачала головой.
— Нет, все в порядке. Я просто устала. Плохо спала ночью.
— Ты нервничаешь, Джина. Когда дело касается тебя, то я знаю разницу между усталостью и нервным напряжением.
— Я поражена, увидев тебя, вот и все.
— Мне следовало позвонить.
— Нет, я рада, что ты решил заглянуть. Ты выглядишь таким красивым.
— Я наконец-то купил кое-какие приличные вещи. — Он смущенно засмеялся. — Я хотел, чтобы ты сама увидела, что дела у меня пошли лучше, особенно после того, как я внял твоему совету.
— Ты прочитал дневник?
— Мне потребовалось несколько недель, чтобы решиться. Я нанял адвоката. Мы обратились в суд для пересмотра дела. На это уйдет много времени, но Джим убежден, что с меня снимут обвинение и восстановят в адвокатской практике.
— О, Грегор! Я очень рада! Ты был так непримиримо настроен и не желал даже взглянуть на дневник. Что заставило тебя переменить решение?
— Ты.
— Это невозможно! Ты отвергал мою помощь, напомнила она ему. — Ты сказал, что я подавляю тебя. Ты не отвечал на мои письма и бросал трубку, когда я звонила тебе. Нет, я не помогала. Более того, я раздражала и злила тебя.
— Прости, я не был готов разговаривать с тобой, когда ты звонила. Но сейчас все изменилось. Я хотел поговорить, глядя в твои глаза. Понимаешь, даже бумаге не мог доверить своих чувств.
— Ты теперь спишь лучше, да? Он кивнул.
— После того, как я прочитал дневник, меня перестали мучить кошмары. Книги, которые ты прислала, тоже помогли. Я научился укрощать свой гнев.
Потрясенная его признанием, Джина почувствовала легкое головокружение.
— Почему бы нам не пройти в столовую и не присесть, пока будет готов кофе?
— Показывай дорогу.
Они сели напротив друг друга около широкого окна с панорамой на залив озера Сент-Клэр.
— Ты все еще перемалываешь кофейные зерна?
Она слегка улыбнулась его попытке завязать непринужденную беседу и вспомнила, как в прошлом Грегор поддразнивал ее насчет свежемолотых зерен для кофе.
— Это маленькое удовольствие, в котором я не могу себе отказать.
Он смотрел в окно на лазурный залив с белой каймой пены. Синее небо широким мазком пролегло от края до края. А Джина не могла оторвать от него глаз и не знала, что делать со своими руками. Ей так хотелось прикоснуться к его теплому, упругому телу, но она удержала себя от этого желания, сцепила на коленях руки и продолжала просто смотреть на него.
— Я уже забыл, какой красивый вид открывается отсюда. Когда проезжал через мост, было еще темно.
— А я сижу здесь ночью и наблюдаю за огнями кораблей. Прекрасно таким образом начинать и заканчивать свой день.
— Я бы не узнал интерьер дома. Как все здесь изменилось!
Грегор вздохнул и посмотрел на нее.
— А что с нашей квартирой? Напоминание о ней опечалило Джину, но она не стала скрывать правду.
— Я должна была продать ее, чтобы заплатить твоему адвокату. Отец отказался помочь оплатить долги или дать взаймы, когда у меня совсем не было денег. После его смерти я унаследовала этот дом и еще кое-какую недвижимость. Он думал, что достаточно обеспечил меня.
Грегор заметил ее негодование, но сделал вид, что ничего не происходит, и переменил тему.
— Этот район намного лучше.
— Да, правда, но дом слишком большой. Я думаю сдать одну-две спальни студентам художникам.
— Я удивлен тем, что ты собираешься отказаться от своего уединения, особенно, если, как и прежде, устраиваешь вечеринки.
Джина покачала головой.
— Не помню даже, когда последний раз это было. Я давно отстранилась от всякого шума. И теперь, оглядываясь назад, понимаю, как ненавидела все эти вечера, на которых собирались малознакомые и малосимпатичные мне люди. Сначала я это делала для отца, а потом для тебя. Только работа дала мне возможность выбраться из этой карусели, и я воспользовалась ею.
— Никакой светской жизни вообще? — спросил он, пытаясь побольше узнать о ее жизни.
Джина не ответила, вспоминая о своем разговоре с врачом, который сообщил, что она беременна уже девять недель. Джина действительно последнее время неважно себя чувствовала и чаще всего сидела дома, покидая его только для того, чтобы сходить за продуктами и на работу.
Не сводя с Грегора нежного взгляда, она думала о том, как сильно любит его и как трудно смириться с тем, что ее жизнь и жизнь их ребенка будет проходить без него. Несмотря на то, что ее мечты неосуществимой, Джина все еще тайно надеялась, что они все-таки найдут дорогу друг к другу.
— Джина?
Она очнулась от своих мыслей.
— Нет, Грегор, о светской жизни говорить не приходится.
Он стиснул зубы и отвел взгляд. Создавалось впечатление, что ему трудно продолжать разговор. Джина терпеливо ждала.
— Последние три недели я работал с книгами по юриспруденции. Спасибо за то, что ты мне их переслала.
— Надеюсь, они напомнили тебе, что когда-то ты был отличным юристом и опять станешь им. Ты собираешься восстановиться в прокуратуре, когда с тебя снимут обвинение?
— Когда?
— Да, когда, — упрямо повторила она. — Это только вопрос времени.
Грегор улыбнулся. Это была его первая искренняя улыбка за последние годы.
— Мне бы твою уверенность.
— Могу поделиться.
— Меня наняли адвокатом для заключенных, обвинение которых может быть пересмотрено. Возможно, я буду придерживаться этого места, невзирая на решение суда.
— Им повезло с тобой. Я знаю, что ты первоклассно выполнишь работу для своих клиентов.
Он придвинулся поближе и взял ее руки в свои.
— Откуда в тебе такая уверенность? — спросил Грегор, нежно перебирая ее пальцы. — у тебя есть тысяча и одна причина ненавидеть меня, а ты проявляешь такое великодушие поддерживая и хваля меня. Не понимаю, как это у тебя получается, Джина?
Опасаясь, что она не сможет себя сдержать и бросится к нему, признаваясь в любви, Джина неохотно высвободила свои руки и, беззаботно пожав плечами, отошла от окна. Она чувствовала, что Грегор наблюдает за ней, затем повернулась и посмотрела ему в глаза, непроизвольно дотрагиваясь до живота, Грегор нахмурился.
— Тебя беспокоит желудок? Джина убрала руку.
— Нет. Ты остановился в городе? Он нахмурился еще больше.
— Я снял квартиру, но по выходным я возвращаюсь к себе. Мне по-прежнему необходимы тишина и простор. Думаю, что так будет всегда.
— Тебе понадобится моя помощь в суде?
— Да.
— Пусть твой адвокат свяжется со мной. Есть специальный счет для оплаты расходов, связанных с процессом. Обещай мне, что ты воспользуешься им, Грегор.
— В этом нет необходимости.
— Обещай мне, пожалуйста.
— Если это так важно для тебя, то я использую его.
Она сжала пальцами виски и зашагала по комнате.
— Для меня это много значит, потому что это позволит оправдать тебя.
— Я хочу, чтобы ты понимала, что тебе предстоит, — сказал Грегор с предостережением в голосе. — Тебя забросают вопросами личного характера, поскольку именно твой отец засадил меня за решетку. Я выпутаюсь из всего сам, если ты предпочтешь остаться в стороне. Мне не хочется, чтобы тебе причинили боль, Джина. С тебя достаточно.
Ощутив внезапную слабость, Джина опустилась на ближайший стул. Ей так хотелось, чтобы он обнял и сказал, что все еще любит ее. Грегор должен знать, что они зачали еще одного ребенка во время тех бурных дней в его доме. Почему он не может понять, что она хочет помочь ему?
— Я готова выдержать все, что потребуется, а ты? Ты будешь поражен, услышав некоторые мои откровения.
«Что ты почувствуешь, когда узнаешь, что я потеряла нашего ребенка? — хотелось ей знать. Хочешь ли ты ребенка, которого я ношу сейчас?»
— Я хочу, чтобы правда выплыла наружу, но не за твой счет. Слушание будет открытым. Ты справишься, Джина?
Пресса, — прошептала она, вспомнив, как газетчики преследовали ее шесть лет назад, поджидая около дома, всюду следуя за ней по пятам, тыча в лицо микрофон. Джина расправила плечи и поклялась себе, что теперь ее ничто не запугает. — Я пройду через все, что потребуется. Мы сделаем это для тебя, я обещаю.
— Мой адвокат хочет предварительно поговорить с тобой.
— Где и когда?
— Здесь, если ты не возражаешь, и чем скорее, тем лучше. Я хотел спросить твоего разрешения, прежде чем позволить ему позвонить сюда. — Грегор немного поколебался. — Тебе тоже понадобится адвокат, когда ты будешь давать показания.
— Мне никто не нужен, если ты будешь рядом.
Он удивленно посмотрел на нее.
— Я буду там, если ты этого хочешь.
— Я верю тебе, Грегор.
Джина встала и начала ходить из угла в угол, пытаясь побороть подступившую тошноту и успокоить нервы.
— Я пытаюсь понять, почему ты не была со мной до конца, Джина? Я никак не могу этого понять. Ты недостаточно меня любила или не верила в мою невиновность?
Джина резко остановилась, пораженная его вопросом. Ее лицо смертельно побледнело. Она схватилась за стену в поисках опоры.
Грегор вскочил и мгновенно очутился около нее. Обняв, он повел Джину к ближайшему стулу.
— Джина?
— Как ты можешь об этом спрашивать? Я любила тебя больше жизни и верила в тебя как в бога.
— Мне пришлось спросить об этом, но теперь я действительно понимаю, через что тебе пришлось пройти. Я здесь, и ты должна сказать то, что мне необходимо узнать, что ты называешь всей правдой. Я готов услышать это.
— Нет, — простонала она.
— Слушай, ты перестала появляться в суде, когда все доводы в мою защиту рассыпались, как карточный дом. Ты была нужна мне, как воздух, но тебя рядом не было. Твой отец сказал, что ты считаешь меня виновным и хочешь развестись еще до вынесения приговора.
— Это безумие. Я была больна и чуть не умерла. А когда пришла в сознание, то билась в истерике, потому что не могла быть с тобой. Они удерживали меня силой. — Воспоминания причиняли ей почти физическую боль. — Привязывали к кровати, чтобы я не убежала из больницы.
Грегор в недоумении уставился на нее.
— О чем, черт возьми, ты говоришь?
— Я была в больнице Святой Девы Марии. Тебя уже не выпускали под залог. Дни и ночи ты проводил в камере, — мягко сказала Джина. Врачи пытались меня успокоить, поскольку я все время звала тебя. Я старалась вырваться к тебе. Как я старалась! Но мне не удалось. Они пичкали меня транквилизаторами, и я потеряла счет дням и ночам.
В ее глазах появились слезы, и она смахнула их. Высвободившись из объятий Грегора, она опять начала ходить по комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12