— Я знаю. — Она заложила за уши густые пряди волос, падавшие ей на плечи.
— Но вы вдруг отчетливо осознали, что лишились его навсегда, ведь так?
— Я осознала, что чувствую себя оторванной от корней. Папа обычно любил сидеть вот здесь, где сейчас сидите вы. Воскресными вечерами мы всегда ели на ужин макароны с сыром — я даже не сразу поняла, когда их сегодня готовила, что делаю это по привычке.
Он посмотрел на нее долгим взглядом, встал и подошел, чтобы помочь ей выйти из-за стола, взял за руку и повел в гостиную, усадил в уютное кресло и придвинул скамеечку для ног. Затем подбросил в камин полено и поставил в стереопроигрыватель какой-то диск.
— Музыку я распаковал сам, — застенчиво улыбнулся Энгус и разлил по бокалам оставшееся вино. — Отдыхайте, а я пока приготовлю кофе.
Комнату наполнила чарующая музыка Мендельсона.
— Какая красота, — блаженно вздохнула Доминика и, закрыв глаза, откинулась на спинку кресла. Через некоторое время какой-то посторонний звук заставил ее пробудиться от грез.
— Вы в самом деле любите музыку, — констатировал он, опуская поднос на стол и присаживаясь на край скамеечки. Доминика поспешно сдвинула ноги, чтобы освободить ему место.
— Да. Так же как и вы, я полагаю. Тот африканский диск просто чудо. Некоторые его мелодии прочно засели у меня в голове.
Он засмеялся и разлил кофе по чашкам, затем откупорил бутылку коньяка и добавил понемногу в каждую чашку.
— По-вашему, мне необходимо подкрепиться спиртным? — удивилась Доминика.
— Вы сейчас выглядите намного лучше, — отметил он. — Уже не такой сосредоточенной.
Доминика осторожно сделала первый глоток.
— Как продвигается ваш бизнес? — спросил он, помолчав.
— Я продала модель костюма для аэробики в несколько магазинов спортивной одежды. Через неделю начинаем прямые поставки. — Доминика вскинула голову. — Я нанимаю новых швей и закройщиц… — Она замолчала и внезапно встрепенулась. — Завтра мне придется вставать ни свет ни заря! В девять часов люди начнут приходить на собеседование.
— Ничего страшного, — небрежно произнес он. В ночь па субботу я останусь в городе. В Ботаническом саду вечером будет концерт Моцарта, хотите пойти?
— Вы только ради этого проведете выходной в городе?
— Не только, есть еще кое-какие дела.
— Я бы пошла с удовольствием.
— Тогда я заеду за вами. Начало в восемь, значит…
— Приезжайте к шести, вместе поужинаем. Это сэкономит время. — Она внезапно зевнула и с шутливой подозрительностью посмотрела на чашку с кофе.
— Пора спать, — Энгус поднялся. — Одолжить вам тенниску?
Доминика встала и огляделась.
— Нет, спасибо, я обойдусь этим…
Она взяла со стула арабскую кашемировую шаль, которую принесла с собой из автомобиля и без которой редко куда-либо выезжала.
— Это пелерина? — спросил он шутливо.
— Не пелерина и не попона, а пашмипа, — объяснила Доминика. — Едва ли не самый красивый и полезный предмет моего гардероба. — Она пропустила мягкую струящуюся ткань сквозь пальцы, затем развернула шаль во всю длину.
— Что такое пашмина?
— Это тончайший кашемир. В этой шали кашемира семьдесят процентов, а тридцать — шелка. В наши дни у каждой элегантной дамы непременно должна быть такая шаль из пашмины, — добавила Доминика, лукаво блеснув глазами.
— Ага… Но я все же до сих пор не вполне представляю, каким образом ее надевают…
— Наподобие индонезийского саронга. — Она снова встряхнула шаль и обернула ее вокруг себя. — Вот так.
Энгус ничего не сказал, но когда Доминика подняла на него глаза, то безошибочно догадалась, что он сейчас представляет, что па ней, кроме этого куска ткани, больше ничего нет… Она быстро размотала шаль и скомкала ее в ладонях.
Энгус продолжал молчать, но невозможно было не почувствовать властную силу его мужской притягательности. Весь воздух был наполнен ею.
Очертания его лица, падавшие на лоб темные волосы, шрам над бровью, атлетически сложенное тело, воспоминания о его прикосновениях заставили ее дыхание участиться, а тело жаждать новых ласк. Она поняла вдруг, что, даже если запрется в своей спальне и ляжет в свою постель, эти ощущения вряд ли оставят ее в покое.
Доминика беспомощно разжала пальцы, и шаль скользнула на пол. Наконец Энгус заговорил, перебегая взглядом с ее волос то на губы, то на грудь:
— Мы можем решиться на это, Доминика, если только вы завтра утром не раскаетесь.
— Откуда мне знать, что будет утром?
Энгус улыбнулся, но его глаза остались серьезными.
— Если вы не уверены, давайте подождем до тех пор, пока.., ваша голова не прояснится. Спокойной ночи, моя дорогая.
Он немного помедлил и, не дождавшись ответа, широко улыбнулся — слишком растерянной и разочарованной выглядела Доминика. Он шагнул к ней и легко поцеловал ее в губы.
— Идите спать, — и с этими словами вышел.
Вечером в четверг Энгус позвонил ей домой и сказал, что не успевает на завтрашний ужин в шесть часов, но, если она возьмет такси и приедет в Ботанический сад, встретит ее там.
— Хорошо, — согласилась Доминика, надеясь, что разочарование в ее голосе звучит не слишком откровенно.
— Мне очень жаль, что так получилось, Доминика. Но, — продолжал он, — я должен лететь рано утром в Сингапур. Произошло кое-что непредвиденное, и до семи у меня весьма плотный график встреч.
— Ничего страшного, — бодро ответила Доминика. — Можно встретиться на набережной… Она назвала точное место.
— Хорошо. И может быть.., после концерта превратим обед в ужин?..
— Конечно. До встречи. — Она положила трубку и задумалась.
Утром в понедельник Доминика покинула «Лидком-Плейс» впопыхах. Заснула она только на рассвете, и так глубоко, что Энгусу пришлось несколько раз стучать в дверь, чтобы ее разбудить.
Доминика быстро приняла душ и, спустившись на кухню, обнаружила завтрак: ветчину, яичницу, тосты и крепкий чай. Сам Энгус тщательно побрился, его глаза жизнерадостно блестели, и весь его вид демонстрировал бодрость. Несомненно, он успел прогуляться на свежем утреннем ветерке.
А у Доминики под глазами залегли тени, она не успела накраситься, у нее ничего не нашлось, чтобы перехватить на затылке волосы, и платье на ней, естественно, было вчерашнее. И то, что это причиняло ей беспокойство, и ее страх опоздать на работу — все это его явно забавляло.
— Вы, Доминика, вряд ли жаворонок, насколько я могу судить. — Серые глаза весело блеснули.
— Ошибаетесь, — пробурчала она сердито, — и я по утрам бываю энергичной и веселой, но только не сегодня.
— Почему вы ничего не едите?
— Моя пищеварительная система еще не проснулась.
Энгус коротко рассмеялся и придвинул ее тарелку к себе.
— Попробуйте съесть хлеб с медом, — посоветовал он и принялся уплетать ее порцию яичницы с ветчиной.
Доминика уставилась на него.
— Это вы второй раз завтракаете или…
— Второй, — с готовностью согласился Энгус. У меня сегодня очень насыщенный день, и я терпеть не могу, когда что-то пропадает зря.
— Вы меня поражаете! Неужели вы все это способны съесть?
— Доминика… — Он, все еще смеясь, отложил нож и вилку. — А чего вы хотите? Чтобы я выбросил завтрак в ведро или.., целовал вас до тех пор, пока вы не посмотрите на мир веселее?
Она загадочно улыбнулась и принялась намазывать масло на хлеб.
— Побыстрее доедайте мой завтрак, пока я не передумала. — Она потянулась за медом. — Через пять минут я должна выезжать.
Доминика вернулась в настоящее и огляделась.
Она разговаривала по телефону в своей спальне с темно-розовыми обоями, таким же ковром на полу, покрывалом цвета спелой клубники на двуспальной кровати с горой подушек в разноцветных наволочках. Спинка кровати, тумбочки и трюмо были старинные, красного дерева, привезенные из «Лидком-Плейс», так же как висевшие на стенах картины и высокое зеркало в углу прихожей. На тумбочке среди книг лежали альбом для эскизов и несколько отточенных карандашей, потому что вдохновение часто посещало Доминику, когда она сидела в кровати, утопая в подушках.
Доминика поймала себя на том, что поглаживает свои руки, как это делал Энгус перед тем, как они расстались в понедельник.
— Будьте осторожны за рулем, — попросил он на прощанье.
И с этими словами вложил ей в ладонь роскошный бутон кремовой розы. Горло у Доминики сжалось, а к глазам подступили слезы, хотя она сумела удерживать их до тех пор, пока не села в машину и не поехала. Тогда пара слезинок все же скатилась по ее щекам. О чем были эти слезы?
Конечно, ответ на этот вопрос был однозначным.
Но готова ли она была признать, что с каждым днем влюбляется в Энгуса Кейра все сильнее?
Следующим теплым тихим вечером она сидела на набережной недалеко от здания Оперы. Энгус опаздывал.
Доминика надела длинную прямую черную юбку и темно-синюю рубашку с короткими рукавами.
Губы она накрасила алой помадой — это было единственное яркое пятно во всем ее лице, — волосы распустила, ноги обула в легкие кожаные туфли.
Мимо спешили на концерт люди, но летели минуты, а Энгус не появлялся. Постепенно людской поток поредел и иссяк, и Доминика почувствовала себя одинокой и забытой.
Но вот он показался! Остановился в нескольких шагах от нее, и, пока они молча смотрели друг на друга, Доминика почувствовала, как все начинается снова. Одного его присутствия было достаточно, чтобы она погрузилась в сладкие грезы. Все ее чувства оцепенели под воздействием его мужской силы и взгляда внимательных пепельно-серых глаз.
Энгус шагнул к ней и, протянув руку, провел кончиками пальцев по ее щеке и подбородку. Доминика зажмурилась, поцеловала его ладонь и уткнулась головой ему в живот. Они оставались так минуту или дольше, словно все между ними было уже сказано, а то, что не сказано, блекло перед этой душевной и физической близостью.
Ощущение близости стало еще сильнее, когда они после концерта рука об руку направились к его «рейпджроверу», зачарованные не столько музыкой Моцарта, сколько обществом друг друга.
По дороге к Доминике они говорили мало, и не успели войти в дверь, как бросились друг другу в объятия. Началось все с поцелуя, долгого и томительного, который постепенно перешел в поцелуй пьянящий и пылкий, опустошающе чувственный, ставший торжеством всего плотского.
Прерывисто дыша, Энгус нетерпеливо расстегнул и стянул с ее плеч темно-синюю блузку.
Его взору предстал кружевной черный лифчик, туго обхвативший нежную грудь сливочного цвета. Он провел пальцами от ее тонкой талии вверх, а она запрокинула голову назад от удовольствия, предоставляя ему полную свободу действий.
— Ты понимаешь, что за этим последует, Доминика? — проговорил он с усилием спустя некоторое время.
Она молча взяла его за руку и повела в спальню. Там он закончил раздевать ее, поднял на руки и положил на кровать. Когда он лег рядом, Доминика вся дрожала — не от холода, а от страсти, которую они наконец выпустили на волю. Она испытывала лихорадочное возбуждение, прежде ею не испытанное, восхитительное и в то же время пугающее…
Словно почувствовав это, Энгус некоторое время сдерживал ее, бережно лаская, произнося ее имя и легко целуя, пока она не успокоилась. И тогда снова сосредоточил внимание на чувствительных участках ее тела.
Доминика упивалась его силой и нежностью и наслаждением, которое доставляла ему, не говоря о наслаждении, которое он дарил ей. Темп нарастал, и она уже едва переводила дыхание, а ласки становились все более бурными, и вот это мучительное наслаждение взорвалось, и она почувствовала себя незащищенной и истомленной восторгом. И утонула в его объятиях, радуясь тому, что все ее ощущения разделены им в полной мере…
Они поужинали в два часа ночи. Энгус оделся, а на Доминике был только шелковый пеньюар цвета ванили и под ним такая же ночная рубашка.
Она заранее приготовила ужин — куриное рагу со сладким луком и испанский салат с тунцом. Она откупорила бутылку кларета и подумала, что никогда еще так не нуждалась в бокале хорошего вина. Доминика чувствовала, что после случившегося ей уже не удастся оставаться прежней.
— Можно?.. — заговорил наконец Энгус.
Она настороженно взглянула на него из-под опущенных ресниц.
Он подхватил ее па руки и опустил на кушетку. Потом вернулся за бокалами, сел и посадил ее к себе на колени. Доминика вздохнула и отвела взгляд, впитывая в себя тепло и спокойствие, исходившие от его рук.
— Меня до сих пор не оставляет чувство, что я падаю вниз с обрыва, — пробормотал он, приглаживая ей волосы. — И это прекрасно.
Доминика закрыла глаза, испытывая громадное облегчение.
— Я чувствую то же самое. Словно я в одиночку упала с огромной высоты.
Энгус приподнял подбородок Доминики и поцеловал в губы. Она утонула в этих пепельно-серых глазах, бережно дотронулась до его шрама, затем провела кончиками пальцев по щеке.
— Не знаю, что мне с собой делать, пока тебя не будет рядом.
Он перехватил ее пальцы и поцеловал их.
— Я уеду только на три дня.
— Это все равно что тысяча лет.
— Ты права, — согласился Энгус. — Почему бы тебе не поехать со мной?
Она выпрямилась и взяла со столика бокал с вином.
— Прежде всего, у меня нет билета.
— Это я как-нибудь сумею устроить.
Она взглянула на него с некоторым сомнением.
— Сейчас я не смогу оставить работу…
— Но из этих трех дней только один будет рабочим.
— Не для меня. Мне придется работать все выходные, но главное… — Она отпила вино и снова прижалась к нему. — На самом деле у меня просто нет сил, как моральных, так и физических, чтобы ехать куда бы то ни было, тем более в Сингапур.
Он негромко рассмеялся.
— Поверь, мне самому придется собрать все силы, чтобы отправиться в путь.
Она сделала еще глоток и неожиданно спросила:
— Ты знал, что это произойдет сегодня?
— Нет. А ты?
— Нет, — медленно выговорила Доминика. — Хотя я всю неделю об этом думала.
— Возможно, мы начинаем влюбляться друг в Друга?
По ее телу пробежала дрожь, она повернула голову и взглянула ему прямо в глаза.
— Да. Да, но… — И замолчала.
— Не стоит делать поспешные выводы? — подсказал Энгус.
Она промолчала, затем кокетливо улыбнулась.
— Мне кажется, что я должна, если только во мне имеется капля здравого смысла… — она помедлила и сделала суровое лицо, — покрепче заарканить вас и дотащить до ближайшего алтаря, мистер Энгус Кейр!
Наступила мертвая тишина. Затем Энгус рассмеялся и ответил ей в тон:
— А сидящий рядом с тобой мужчина будет всегда любить тебя за эти слова.
Он привлек ее к себе и поцеловал. После этого вся скованность Доминики исчезла, и она смогла наконец съесть свой ужин. Они сидели рядом и разговаривали ни о чем. Но атмосфера была теплая и по-своему прекрасная, и эта ночь, как поняла Доминика позже, воплотила в себе суть их отношений. Непринужденное, веселое общение, которое согревало сердце, но составляло разительный контраст с фейерверком их страсти, которую они испытывали друг к другу.
— Мне надо идти, — наконец сказал он, взглянув на часы. — А ты снова ложись в кроватку. — Он встал, помог ей подняться и в который раз заключил ее в свои объятия.
— Так и сделаю, — пробормотала Доминика, переплетая пальцы на его затылке и целуя его в уголок рта. — Берегите себя, мистер Кейр.
— И вы себя, мисс Харрис. — Он погладил ее по волосам и провел руками по ее телу под тонким шелком, отчего она задышала неровно и уткнулась головой ему в плечо. У нее едва не закружилась голова от воспоминаний о том, что они совсем недавно делали в постели… В следующую секунду они одновременно отстранились друг от друга и обменялись смущенными улыбками. — Не думай, что мне легко.
— Я вообще не могу думать. — Доминика стиснула кулаки. — Не стоило тебе ко мне прикасаться.
— Я не мог устоять. — Он взял ее за руки, поднес по очереди каждую ладонь к губам, заглянул ей в глаза и произнес едва слышно:
— Я вернусь, Доминика. Ничто не удержит меня вдали от тебя надолго.
Доминика вернулась в постель и заснула почти немедленно. В десять часов ее разбудил звонок в дверь. Придерживая на груди пеньюар и пытаясь закрутить на затылке волосы, она открыла дверь.
На площадке стоял служащий из цветочного салона с огромным букетом роз — и без карточки. И самым удивительным в них помимо аромата и прохладной бархатистой прелести лепестков, были цвета — розовый, белый и клубничный, словно розы были специально подобраны в соответствии с цветовой гаммой ее спальни.
Совпадение? Доминика медленно вернулась в комнату с цветами в руках. Или продуманный выбор в ознаменование того, что здесь произошло?..
Она поставила розы в вазу, еще раз приняла душ и полетела на работу словно на крыльях.
Последние недели они все свободное время проводили вместе. Доминика открывала в Энгусе все новые и новые черты характера.
Особенное наслаждение ей доставляло узнавать подробности из его прошлого. Оказывается, несмотря на то, что учился Энгус от случая к случаю, он имел степень магистра экономики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14