Я только надеялся, что они не… — Он посмотрел на Оливию. — Но они переспали, так? То есть я хочу сказать, что едва ли Пол принуждал ее, а она отчаянно сопротивлялась, верно?
— Пол говорил, что все произошло… по обоюдному согласию.
Алек покачал головой.
— Я не думал, что тебе об этом известно, Оливия. Помнишь, я обвинил тебя в том, что в тебе нет честности и открытости Анни? С моей точки зрения, если бы ты знала об их близости, то ты бы бросила мне это в лицо в тот вечер.
— Я хотела так поступить, — призналась Оливия, — но мне не хотелось причинять тебе боль.
Алек подошел к ней, взял ее лицо в ладони и нежно поцеловал в лоб.
— Спасибо. — Он вздохнул, его руки легли на талию Оливии. — Теперь мне придется подумать о том, как и когда сказать моей девочке, что ее настоящий отец Том Нестор.
— Лэйси, вероятно, должна об этом узнать, — согласилась Оливия. — Наследственность и все прочее…
— Сначала я должен свыкнуться с этим, — сказал Алек. — Я хочу найти такие слова в разговоре с Лэйси, чтобы она не стала плохо думать о своей матери, чтобы она испытала к ней сострадание. Пока я на это не способен.
— Ты хороший отец, Алек.
— Мне казалось, что у тебя есть сомнения на этот счет. Оливия покачала головой.
— Сомнения у меня вызывали лишь некоторые из твоих методов воспитания. Но я ни разу не усомнилась в том, что ты любишь Лэйси и желаешь ей только добра. — Она коснулась его щеки. — Ты рад, что теперь знаешь правду?
— Да. Это избавило меня от чувства вины за то, что я люблю тебя.
— Ты снял кольцо.
— И ты тоже.
Оливия улыбнулась, прижалась к нему теснее.
Они любили друг друга неторопливо и нежно. Ароматный, прогретый солнцем воздух вливался в раскрытое окно спальни, неся с собой негу летнего дня, заставляя забыть о времени. Оливия была сверху, когда Алек достиг пика наслаждения. Она видела, как выгнулось и застыло его тело в золотистом свете, точно так же, как она замирала под ним несколькими секундами раньше.
Когда блаженный покой снизошел на них, Алек открыл глаза и посмотрел на Оливию.
— Какая ты красивая. — Он провел пальцем по золотой цепочке на ее груди. — Я люблю тебя, Оливия.
Она вдруг осознала свою наготу, хотя совсем недавно это ее нисколько не смущало.
— И я люблю тебя, но это меня пугает, — призналась она.
— Почему?
— Я совсем недавно перестала любить мужчину, который хотел бы видеть на моем месте Анни. Я боюсь, что любовь к тебе кончится так же.
Алек покачал головой.
— Мне нужна ты, Оливия. — Его пальцы сжали ее бедра. — Я хочу тебя такой, какая ты есть, с твоей страстью к порядку, с твоими амбициями и твоей способностью думать в первую очередь о себе. — Он легко коснулся ее в том месте, где их тела соединялись, и Оливия вздрогнула. — И с твоими неукротимыми плотскими желаниями.
— И с моей беременностью?
Его руки легли на купол ее живота.
— Я уже вырастил и воспитал ребенка другого мужчины, — сказал Алек, — так что я могу сделать это еще раз.
55
Сентябрь 1991 года
Вечером, около половины девятого, в доме престарелых в Мантео погас свет. Обитатели дома и немногочисленный персонал собрались в гостиной при свете свечей.
Мэри спокойно сидела в углу, сложенная газета с отгаданным до конца кроссвордом лежала на коленях. Ей ни к чему было радио, она и так знала, что происходит на улице. Буря отзывалась болью в ее костях.
Несколькими часами ранее она открыла окно в своей комнате. Ворвался ветер, остудив ей кожу. Мэри вдохнула его, попробовала на вкус и поняла, что ураган близко. «Пора», — сказала она себе. Уже несколько дней подряд Мэри предчувствовала его приближение. Еще до того, как жителям Внешней косы предложили эвакуироваться, она знала, что эта буря будет намного страшнее прочих. Она ударит со всей силой в беззащитный берег, и это будет лишь визитной карточкой неукротимой безжалостной стихии.
Труди попыталась уговорить Мэри поиграть вместе с другими в канасту.
— Уж вам-то, Мэри, пора привыкнуть к ураганам, — проворчала она, когда Мэри отказалась. — А вы сидите в уголке, как испуганная маленькая девочка.
Мэри ничего не боялась, но не стала спорить с Труди.
Она ушла спать намного позже обычного, но уснуть так и не смогла. Ветер был ужасным. Он проносился по большому дому, словно невидимый злой колдун, и время от времени Мэри слышала треск ломаемых деревьев. Ночью в комнате Джейн разбилось окно, и своими криками она перебудила остальных, заставив всех выскочить в коридор. Остаток ночи Джейн провела на раздвижном диване в гостиной.
Перед самым рассветом Мэри немного поспала. Когда она проснулась, небо было затянуто тучами, туман скрывал окрестности. Яркие цвета витража на ее окне стали приглушенными и словно размытыми.
Мэри присоединилась к остальным в столовой, но есть не смогла. После завтрака, когда все отправились на веранду посмотреть на поваленные деревья и выбитые окна в домах по соседству, Мэри пошла на кухню, где Гейл и Сэнди, единственные из всего персонала, кто смог добраться до работы, загружали посуду в посудомоечную машину.
— Что случилось, Мэри? — спросила Гейл.
— Кто-то из вас должен отвезти меня в Киссривер, — сказала она.
Сэнди рассмеялась.
— Вы сошли с ума, Мэри. Прошлой ночью Косу затопило, по радио передали, что многие дороги еще под водой. Если бы мы даже захотели туда поехать, мы бы застряли по дороге.
— Пожалуйста, поедем, — попросила Мэри. Ее бесила необходимость просить, во всем зависеть от этих молодых девчонок. — Я заплачу.
Гейл рассмеялась.
— Откуда у вас деньги, дорогая? Или вы припрятали кое-что, о чем мы не знаем?
Мэри тяжело оперлась на палку. Этим утром бедро напоминало о себе пульсирующей болью.
— Если вы меня не отвезете, я найду способ туда добраться.
Сэнди и Гейл переглянулись, поняв, что Мэри говорит серьезно. Несколько недель назад кто-то разгадал кроссворд в газете, опередив Мэри. А когда они отказались отвезти ее в магазин за другой газетой, Мэри прошагала пешком милю туда и милю обратно, но купила газету.
Сэнди отставила тарелку, вытерла руки бумажным полотенцем.
— Хорошо, Мэри. Я отвезу вас. Но не рассчитывайте, что мы отъедем слишком далеко.
Мэри сидела на переднем сиденье, Сэнди вела машину и пыталась завести с ней разговор, но после нескольких неудачных попыток сдалась. Мэри не хотелось разговаривать. Она постукивала пальцами по набалдашнику палки, вглядывалась в молоко тумана, пытаясь понять, где они находятся.
Главное шоссе не пострадало от воды, но ураган вволю покуражился над домами вдоль него. Когда туман рассеивался на пару минут, Мэри видела разбитые окна, доски и сломанные ветки на песке.
Они свернули на дорогу, ведущую в Саут-Шорс, и Мэри вспомнила о семье Анни. Эвакуировались ли они? Поехала Оливия с ними или осталась, чтобы помогать пострадавшим? Теперь она стала заведующей отделением неотложной помощи. Скорее всего, ей пришлось остаться.
Неделей раньше Алек пригласил Мэри на ужин. Ее удивило и само приглашение, и то, что Алек не сердится на нее за ту роль, которую она сыграла в изменах Анни. Там была Оливия, ее беременность стала очевидной. Оливия, Алек и Лэйси готовили ужин, а Мэри сидела и наблюдала, что вышло из ее откровений в доме смотрителя маяка. Трое счастливых людей, вот что. Это была ее последняя операция по спасению людей.
Пол Маселли вернулся в Вашингтон, снова стал работать в газете «Вашингтон пост» и писать стихи, которые читал по субботам своим верным слушателям.
— Так, начинается, — объявила Сэнди, когда машина остановилась перед участком дороги, залитым водой. Она осторожно направила машину в воду, и через несколько минут они снова выехали на сухое место. Им пришлось еще не раз преодолевать залитые водой участки, прежде чем они добрались до Киссривер.
Сэнди свернула на узкую дорогу, ведущую к маяку, и остановила машину на краю парковки.
— Оставайся здесь, — велела Мэри.
— Ни за что. Я иду с вами.
— Ты мне не нужна, — Мэри выбралась из машины и хлопнула дверцей с такой силой, что сама удивилась.
Сэнди поняла, что спорить не стоит.
— Если вы не вернетесь через пятнадцать минут, я пойду вас искать, — предупредила она.
Не слушая ее, Мэри двинулась к маяку. Она сошла с мощеной парковки на мокрый песок, сначала ступая осторожно, проверяя, держат ли ее ноги. Потом зашагала быстрее. Боль впивалась острым жалом в ее бедро при каждом шаге, палка вязла в песке, но через пару минут боль притупилась, и Мэри перестала о ней думать.
Как часто бывало в прошлом, Мэри пришлось полагаться только на внутренний компас, не позволявший ей сбиться с пути. Она нашла тропинку, идущую сквозь заросли, и, миновав их, приблизилась к дому. Она всматривалась в него, ища повреждения. Дом остался, только ураганом выбило несколько окон.
Мэри поняла, что море подходило к самому крыльцу. И если оно добралось сюда, значит…
Она обернулась, вглядываясь в небо в поисках знакомого силуэта башни маяка с чугунной галереей наверху. Наверное, его скрывает туман. Мэри направилась к маяку, забыв о палке. Она не сводила глаз с неба. Неужели она заблудилась и идет не в том направлении? Но сердцем Мэри уже знала ответ. Еще с ночи, когда она прислушивалась к шуму ливня, барабанившего по крыше дома престарелых, и треску ломающихся деревьев, Мэри догадывалась, что увидит.
Она сделала еще несколько шагов. Внезапно порывом ветра туман унесло в сторону, и Мэри увидела перед собой маяк так отчетливо, словно смотрела на картину в музее. Волны шипели и пенились вокруг останков Киссриверского маяка. Несколько десятков ступеней винтовой лестницы сиротливо чернели в тумане. Песок вокруг устилали обломки кирпичей. Фонаря нигде не было видно, и Мэри представила, как линзы лежат на дне океана, напоминая большую прозрачную раковину.
Она снова оглянулась и посмотрела на бульдозеры, на грузовик. Все было готово для возведения платформы, но это уже не требовалось. Мэри покачала головой, вспоминая, как они с Анни сидели на галерее и она сказала молодой женщине: «Если придет время океану забрать маяк, то мы должны отпустить его».
Мэри медленно пошла к парковке, и боль в бедре снова напомнила о себе, как только она ступила на мокрый песок. Когда она подошла к зарослям восковницы, она обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на маяк.
— Время пришло, Анни, — сказала Мэри, — оно наконец пришло.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44