Однажды, увидев Дорис на экране, мир вздохнет и скажет: «Опять она…» И Дорис к этому дню нужно иметь изрядную долю самоуверенности и солидный банковский счет.Безупречно гладкую шею нарисованной леди Джулиет украшало эксклюзивное ожерелье от Булгари. Красное золото и сталь, яркий изумруд и насыщенный рубин, – Дорис мгновенно поняла, что просто обязана его заполучить. Они с Барли сегодня видели в бутике «Булгари» нечто похожее, но не совсем. И решили не покупать, а выбрали вместо него то, что сейчас украшало ее шею. Вещь не такую яркую, возможно, более приглушенную, более сегодняшнюю, поскольку Барли с Дорис и пребывали в настоящем. И цена была совсем другая: восемнадцать, а не двести семьдесят пять тысяч, и Дорис горячо надеялась, что не эта разница повлияла на выбор Барли. Раньше она, конечно, говорила, что вернет ему деньги, но ведь он наверняка понял: на самом деле этот вопрос не стоит на повестке дня. Она – работающая девушка, а он – богатый мужчина, он любит ее и должен это доказать. Больше всего на свете Дорис ненавидела мелочных мужчин. Ей нравилось надетое на ней ожерелье с древнеримскими монетами и флером современного Рима, конечно, нравилось, просто теперь ей хотелось иметь еще и ожерелье леди Джулиет.Вообще-то Дорис не помнила, чтобы ей так же сильно чего-то хотелось с того самого дня, двадцать лет назад, когда ее отец Эндрю, строитель из Югославии, подарил на юбилей свадьбы ее матери Марджори, официантке, бриллиантовое кольцо, купленное в «Ратнерс». Это случилось на тринадцатый день рождения Дорис Зоак. Отец женился на матери как раз вовремя: не успела Марджори произнести «я согласна», как ее увезли рожать. Во всяком случае, так гласило семейное предание. Поэтому Дорис считала себя очень даже причастной к свадьбе и полагала, что тоже некоторым образом заслуживает кольца с бриллиантом, но получила лишь туалетный столик из жуткого оранжевого пластика, закатила скандал и была отправлена к себе в комнату. У всех свои проблемы.Аукцион начался. Дорис дернула Барли за руку:– Барли, я хочу это ожерелье. То, что на картине.Несмотря на всю свою любовь к ней, Барли ощутил укол раздражения. Хочу, хочу, хочу! Он вспомнил, что обычно говорила его мать, когда он был ребенком и просил то новые ботинки, то кусок хлеба перед тем, как уйти в школу. И будешь ты во власти желаний.Грейс по крайней мере понимала, что такое бедность. Сама она, конечно, никогда не испытывала нужды. Она была старшей из трех дочерей преуспевающего врача с Харли-стрит, который также происходил из хорошей семьи. Она никогда не знала голода, лишений и холода, ей не приходилось раз за разом обувать сырые туфли из-за того, что других попросту не было. Ее родители были добрыми и милыми людьми, пусть и лишенными воображения. Когда Грейс привела Барли к себе домой, они приняли его довольно доброжелательно, он дал им возможность гордиться отсутствием снобизма. Они восхищались его внешностью, энергией и целеустремленностью, но он был не совсем таким, каким бы они хотели видеть мужа своей дочери. Они не могли точно сформулировать, что им нужно – «Мы только хотим, чтобы ты была счастлива», – но ожидали, что источником ее счастья станет молодой человек с титулом или хотя бы с хорошим произношением. Они растили дочерей, прививая им, чувство гражданской ответственности, и теперь, возможно, пожинали плоды собственного труда. Детям свойственно выслушивать родителей, схватывая лишь внешнюю сторону и не замечая подтекста. Провозгласи они принцип равенства – и юнцы примут его всем сердцем. Во время каникул, вернувшись из закрытой школы, Грейс и ее сестры спорили, кто из них сможет работать с обездоленными – подвергшимися насилию женами, детьми-инвалидами, нищими. Все три нашли себе любовников, так сказать, на задворках, но только Грейс оказалась последовательной до конца.– Этим семьям на самом деле нужна вовсе не девушка из буржуазной среды, рассказывающая им, как жить, – говорил Барли в период ухаживания, когда они с Грейс устраивались на заднем сиденье автомобиля или прятались в каком-нибудь закоулке, – а чек, причем сразу на десять тысяч фунтов стерлингов.Но как бы то ни было, он видел, что Грейс в конечном итоге знала о превратностях жизни куда больше, чем Дорис. Дорис считала, что все – такие же, как она, только имеют меньше способностей и денег. Она не чувствовала жалости ни к кому, разве что к девушкам, которые носили двенадцатый размер и не могли похудеть до десятого. У нее были амбиции, она испытывала похоть, ощущала себя счастливой, возможно, любила, но милосердия была лишена начисто. И все же Барли любил ее и восхищался ею такой, какой она была: ему льстило ее внимание, сияние ее славы, осыпающей все вокруг золотой пыльцой. К свободе от ответственности привыкаешь. Он все это заслужил, и единственным минусом было то, что пришлось причинить боль Грейс, если Грейс было до него хоть какое-то дело. Вообще-то по большому счету он даже оказал Грейс услугу. Через год с ней все будет в порядке, ему все об этом твердят. Она пойдет дальше, найдет себя и начнет новую жизнь. Она расцветет, как, по утверждению многих, начинают цвести женщины, потерявшие мужей после долгих лет брака. Брак ведь заключается не навечно. Грейс всем своим поведением показала, что намерена встретить старость как можно раньше, а он – нет, вот и все. И теперь она сидит одна в другом конце зала с такой знакомой полуулыбкой на лице и вроде бы его не замечает, И даже не ответила, когда он помахал ей.За все эти годы Барли бывал с ней в этом самом зале раз двадцать. Он был верен ей, в соответствии со свадебными обетами, но кто нынче принимает всерьез всю эту чушь? И вот теперь она – чужой человек, которому он машет рукой через набитый людьми зал, и именно этого он, в конце концов, и добивался. Грейс редко о чем-то просила. Когда он давал ей денег, она просто отсылала их Кармайклу в Австралию, которому было куда полезнее самому пробиваться в жизни, если у него есть бойцовские качества, в чем Барли глубоко сомневался. Но Кармайклу нужно дать шанс.А потом Грейс пошла в разнос и испортила то, что он запланировал как цивилизованный развод, и попыталась на автостоянке задавить Дорис Дюбуа, великую Дорис Дюбуа. Барли даже съездил к ней в тюрьму, поссорившись из-за этого с Дорис, и что? Грейс наотрез отказалась его видеть.Что же касается Дорис, то сегодня он потратил на нее примерно двадцать тысяч, и вот теперь она увеличивает свои запросы. Как-то раз Барли поселил в симпатичной маленькой квартирке любовницу, и с ней было то же самое. Она ныла и ныла, что центральное отопление не работает, что холодильник нужен получше, и так далее и тому подобное. Ему тогда все быстро надоело. Но сегодня! Это не счет на сто двадцать девять фунтов за газ, надо добавить еще три ноля и удвоить!– И чего ты от меня хочешь? – спросил Барли. – Чтобы я пошел к леди Джулиет и предложил продать? Выписал ей чек здесь и сейчас, снял ожерелье с ее шеи и повесил на твою?– Если бы ты меня действительно любил, то именно так бы и сделал, – ответила Дорис, но ей хватило ума хихикнуть. – На худой конец ты мог бы надавить на этого мерзкого маленького толстяка, ее мужа, чтобы заставить ее продать. У вас ведь какие-то деловые отношения, верно? Он не захочет ссориться с тобой, великим Барли Солтом.– Вот что я тебе скажу. – Барли хотел принять участие в аукционе. Стартовая цена была восемь тысяч и теперь росла по двести фунтов зараз. Молодой художник явно был удивлен и польщен. Он радостно улыбался, причем почему-то Грейс. – Лучше вместо этого я куплю тебе картину.И присоединился к торгам. Дорис раздраженно заерзала.– Не хочу я картину! Я хочу настоящее ожерелье от Булгари из драгоценных камней. Зачем мне в доме изображение чужой бабы? У нее как минимум четырнадцатый размер, это принесет несчастье. К тому же после всех денег и усилий, что я потратила ради тебя на Уайлд-Оутс, это просто неподходящее место для картин. Заливное из баранины на столе еще, куда ни шло, но только не в рамке на стене. Неудивительно, что никто не принимает всерьез этого бедного славного молодого художника.«Черт бы все это побрал, – подумал Барли. – Она потратила деньги? Это я потратил, и если захочу картину, то кровь из носу, а заимею ее, и повешу на стенку». И продолжил торг.– Двенадцать тысяч пятьсот, – предложил Барли.– Вот мужчина с отличным вкусом, – прокомментировал аукционист. Это был известный актер, согласившийся выступить в роли ведущего, и его голос звучал весело и доброжелательно.– Тринадцать тысяч, – произнес мужчина, в котором Барли узнал коллегу сэра Рональда. Биллибой Джастис из Южной Африки. Зачем ему картина? Из соображений благотворительности? Может, и так. Но, скорее всего из желания подлизаться к сэру Рональду, получить возможность добиться желаемого с помощью его жены. Вероятно, это связано с заключением какого-нибудь правительственного контракта. У сэра Рональда хорошие связи на Даунинг-стрит. Джастиса интересует люизит, быстродействующая версия иприта, – теперь, когда повсеместно идет конверсия, во всяком случае, теоретически. Если, конечно, не считать Багдад. Благодаря новым технологиям уничтожения химического оружия сейчас из переработанных отравляющих веществ можно получить высококачественный чистый мышьяк и продать его с хорошей прибылью производителям газа в любой стране мира. Отличный новый бизнес – если хватит смелости им заниматься, а сэр Рональд быстро продвигался от переработки ядерного оружия в сторону химического, поскольку великие державы договорились избавиться хотя бы от части своего арсенала. Наверняка для того, чтобы освободить место новому.– Тринадцать тысяч пятьсот, – предложил Барли.«Ну и ладно, – подумала Дорис, – раз уж ему так хочется быть идиотом, ради Бога». Она всегда сможет повесить леди Джулиет в своей квартире на Шеферд-Буш, которую она, в конечном счете, решила все же не продавать. Судя по сегодняшнему дню, ей часто нужно будет хорошее пристанище, когда ехать домой слишком далеко. И не такой уж маленькой кажется квартира, когда в ней находишься. К тому же в особняке все-таки ощущается присутствие бывшей жены Барли, словно ее дух каким-то образом впитался в деревянные полы Уайлд-Оутс. Надо было их тоже поменять, а она передумала в последний момент, испугавшись еще большей пыли, и беспорядка. И почему так заметно призрачное присутствие Грейс, она ведь жива? Это место ее по праву первенства. Как маори требуют Новую Зеландию, австралийские аборигены – Австралию, а палестинцы – Израиль. Они были здесь первыми.Конечно, это полная чушь, но странно убедительная. У Дорис было мировоззрение мамаши Кураж. Земля принадлежит тем, кто ее возделывает. Дети принадлежат тем, кто о них заботится. Дом принадлежит тем, кто его любит. Но что же сделала Грейс для Уайлд-Оутс, кроме как развела там мышей и ржавчину, а труб никто не касался с тех самых пор, как Грейс вселилась в особняк в восемьдесят каком-то году.Может, Барли закажет ее портрет? Если молодой художник, Уолтер Уэллс, придет к ней на квартиру, то она сможет выкроить время, найти одно или два окна в перегруженном расписании. В конце концов, квартира буквально в пяти шагах от работы. Она будет просто сидеть, а он – ею восхищаться. Чем больше она думала об этом, тем сильнее склонялась к тому, чтобы оставить квартиру за собой. Леди Джулиет можно будет переселить в ванную, а ее собственный портрет займет коронное место в гостиной, которая почему-то казалась вполне симпатичной, пока на горизонте не замаячил Барли и не сунул ей под нос Уайлд-Оутс. Кроме того, время от времени ей нужно проводить ночь одной. Секс с Барли довольно утомителен. Не то чтобы он был для нее ценой, которую она вынуждена была платить за нового мужчину, потому что, если честно, она тоже получала наслаждение, но все же это было утомительно, особенно если ты при этом еще и ведущая программы по искусству на телевидении.– Четырнадцать тысяч, – заявил Биллибой Джастис, коллега сэра Рональда.– Мой Бог, – раздался мелодичный голосок леди Джулиет, – как приятно, когда тебя так высоко ценят! Вы все такие льстецы!– Не знаю, зачем это нужно Барли Солту, – тихонько проговорил жене на ухо сэр Рональд, – но если этот мужлан Джастис полагает, что я окажу ему услугу из-за того, что он покупает твой портрет для своей ванной комнаты, то он совершает крупную ошибку.Сэр Рональд любил леди Джулиет, Леди Джулиет, казалось, любили все, в том-то и была проблема. Она настолько привыкла к обожанию, что не могла отличить зерен от плевел. Сэр Рональд назвал ее именем противопехотную мину в те скверные времена, когда куда больше денег делалось на производстве оружия, чем на его уничтожении.– Пятнадцать тысяч, – заявил Барли.– Ты так добр ко мне, Барли, – промурлыкала Дорис, думая совсем о другом.– Шестнадцать, – тут же ответил Биллибой. Он начал свою карьеру как химик. Ему обожгло лицо при взрыве, когда он проводил экскурсию для сотрудников министерства обороны на своем заводе в штате Юта. Экологи чуть из штанов не выпрыгнули из-за выбросов зарина. Сам по себе процесс утилизации прост: снаряды разрезают, затем вываривают в воде, и большая часть химических элементов разлагается, или разлагалась бы, не будь летучих фракций и взрывчатых компонентов. Эти фракции в горячей воде могут легко вновь соединиться и попросту, старым добрым способом, рвануть. К счастью, никто из представителей министерства не пострадал, и контракт был заключен. Но для его возобновления требовалось лоббирование в парламенте, которое и мог обеспечить сэр Рональд.– Семнадцать тысяч, – произнес коренастый мужчина, стоящий рядом с Биллибоем. Акцент у него был русский.Барли повернулся к леди Джулиет:– Это что за комиссар?– Его привел Биллибой. Макаров, если не ошибаюсь. Он выглядит несколько жестким, как все эти люди из Москвы, но на самом деле просто душка. Впрочем, мне нравятся все, кто поднимает ставки.– Восемнадцать, – громко произнес Барли.– Вот как надо! – воскликнул аукционист. – Кто больше?– Двадцать, – раздался голос сзади, и все обернулись к Грейс, тут же покрасневшей. Глава 8 Когда Уолтер Уэллс поднялся на подиум, чтобы произнести свою краткую речь о влиянии искусства на сокращение нищеты в мире, он казался до неприличия юным и красивым. Такого трудно принимать всерьез. Он не был ни достаточно развращенным для молодого художника, ни достаточно пресыщенным для старого. Ему просто необходимы морщины, подумала Грейс, но время и так благословит или проклянет его ими. Если бы молодость знала, если бы старость могла…Грейс предположила, что Уолтер – гей. Он напоминал ей сына, Кармайкла, который сейчас жил в Сиднее, куда удрал от Барли. Роскошные черные кудри, узкое лицо греческого бога, изящное телосложение, мягкий голос, непозволительно красив, одет во все черное: шелковый свитер с воротником поло, куртка из плотного хлопка, джинсы. Кармайкл как-то сказал Грейс, что у черного много всяких оттенков, что истинно черного не существует. И с тех пор она стала это замечать. В случае с Уолтером Уэллсом в отличие от Кармайкла, как она со временем обнаружила, этот эффект достигался не при помощи каких-либо усилий, а простым и действенным способом: вся одежда вперемешку засовывается в машинку и стирается при какой придется температуре. Но ведь Уолтер – художник, а Кармайкл – дизайнер одежды.Доктор Джейми Дум, психотерапевт Грейс, сказал ей, что она должна «отпустить Кармайкла». Что у него своя жизнь и что он мудро поступил, уехав в Австралию, подальше от отца, который его подавляет. Его вовсе не убедили слова Грейс, что Кармайкл – нареченный при крещении Джоном Кармайклом Солтом (сын предпочитал второе имя) – сначала старательно выработал в себе заикание, а потом и гомосексуализм лишь для того, чтобы позлить Барли. Доктор заявил, что Грейс не желает видеть реальность из-за того, что разочарована: Кармайкл не примчался, чтобы вмешаться и встать на ее сторону, когда Дорис впервые появилась на их семейном горизонте. Она глупо надеялась, что он придет на суд, чтобы оказать ей моральную поддержку. «Даже не пришел, чтобы посмотреть, как меня отправляют в каталажку!» Нет никаких сомнений, заявил доктор Джейми Дум, что у Кармайкла хватает своих эмоциональных проблем в Сиднее. Возможно, когда речь идет о родителях, он желает им обоим провалиться. С этим трудно было спорить.Иногда она начинала подозревать, что доктор Дум находится у Барли на содержании.Что же до особняка Мэнор-Хаус, где они провели с Барли так много счастливых лет, то Джейми Дум никак не мог понять, почему мысль о том, что Дорис Дюбуа поменяла название на Уайлд-Оутс и разобрала дом на части, так огорчает Грейс.– Вы же утверждали, что он вам не нравился, – говорил он. – Слишком большой, слишком мрачный и слишком претенциозный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21