А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– До чего своеобразно! – сказала Анджи. – Автора следовало бы показать кому следует.
– По-моему, чарующая вещица, – сказал Клиффорд и поискал взглядом фамилию художника. Какая-то Нелл Бичи (9 л.). Он вспомнил свою Нелл и облизнул пересохшие губы. Горе все еще порой внезапно его охватывало, но теперь оно вызывало грусть, не злобу. Сколько лет было бы теперь Нелл?
– Напоминает Лалли, – сказал он. – По-своему. Только тут не бешенство, а счастье.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – сказала Анджи. – Я все еще сохраняю этот номер в «Кларидже». Может, завернем туда, раздавим бутылочку шампанского в честь близнецов?
С сожалением должна констатировать, что Клиффорд не ответил «нет», хотя все время мысленно постукивал по дереву, чтобы надежнее внушить себе, будто ничего этого не произошло. Но оно произошло. Да-да. Анджи победоносно улетела восвояси. Хелен ничего не узнала. Клиффорд промолчал. В конце-то концов, какой тут вред? Ах, читатель, в системе всего сущего есть великие весы, на которых добрые деяния кладутся на одну чашу, а дурные – на другую, и даже если зримого вреда причинено не было, тем не менее ничему хорошему это не способствовало. Вот так-то.
МИР И ПОКОЙ
Читатель, вообразите безмятежную долину где-то у границы с Уэльсом в году 1977. Вообразите прелестные холмы, бурные потоки, красивые извивы шоссе А-49 и примерно в миле от него деревушку Руллин, ничем не примечательную, кроме церкви с саксонской башней, изредка навещаемой туристами. Представьте себе Дальнюю ферму чуть в стороне от Руллина, уединенную, чарующую, запущенную, а также уезжающую из нее по утрам на школьном автобусе и на нем же возвращающуюся вечером чистенькую, хорошенькую, умненькую 12-летнюю школьницу, которая в этом году перешла в среднюю школу. И конечно же, это не кто иная, как Нелл Вексфорд, и я не сомневаюсь, вы будете рады узнать, что ей выпало хотя бы несколько лет мира и покоя, пусть и в преступной среде. Как, впрочем, и ее настоящим родителям Клиффорду и Хелен – хотя только Джон Лалли, ну и еще горстка других, назвали бы среду, в которой вращались эти двое, «преступной». Речь, естественно, идет о Мире Искусства. Теперь, десять лет спустя, когда настоящее грабит прошлое и творческое прозрение художника обесценивается алчностью тех, кто прекрасно умеет эксплуатировать это прозрение, данное слово, быть может, не покажется таким уж неуместным, таким параноичным, как тогда.
Читатель, вернемся к теме мира, покоя и девочки. Моя честолюбивая мечта – увидеть, как слово «наказание» будет изъято из нашего языка. Мне еще не встречался ребенок или взрослый, которого «наказали» бы и он стал от этого лучше. Наказание обрушивают сильные на бессильных, оно порождает упрямое неподчинение, озлобленность, страх и ненависть, но только не раскаяние, желание исправиться, самопознание. И только ухудшает положение. Вносит свой вклад в сумму человеческих печалей и ничего из нее не изымает, не уменьшает ее. Да, конечно, шлепайте ребенка, когда он всовывает пальчик в розетку или опрометью перебегает улицу – как от этого удержишься? К тому же это непроизвольная реакция, а не продуманное наказание, и ребенок тотчас прощает шлепки – но если вы хотите, чтобы ребенок вел себя хорошо, то не забывайте: нахмуренные брови и печальный вздох матери, которая обычно улыбается, пугают ребенка куда больше брани и порки, если мать и так не скупится на затрещины.
Упоминаю я об этом потому, что к большой чести этих двух преступников, Клайва и Полли, они никогда Нелл не наказывали, но неизменно гордились ею: потому-то, по моему глубокому убеждению, она, несмотря ни на что, так расцвела от их забот. Свет считал их скверными, по-настоящему скверными, но на шкале человеческой мерзости и жестокости скупка, укрывание и продажа краденого, на мой взгляд, стоят невысоко. Да и в своем деле Клайв и Полли были настолько безалаберными, что бросали французские полированные столики под дождем, а стулья из ценных пород дерева укутывали сырой соломой, так что ножки начинали гнить, и оставляли гобелены на прямом солнце, от чего те выцветали, и очень часто забывали потребовать деньги или не пересчитывали их – а стоит приобрести подобную репутацию, ухо держи востро! Нелл делала что было в ее силах. Даже в совсем нежном возрасте у нее был глаз на «хорошую вещь» и ей не нравилось наблюдать, как красивые предметы портятся и гибнут.
«Клайв, – говорила она, – давай отнесем столик в дом? Ну посмотри, крышка вся пошла пузырьками из-за солнца. Я помогу. Берись за тот конец, а я возьмусь за этот».
«Попозже, детка, – отвечал он лениво и нередко добавлял: – Что бы с нами было без тебя, Нелл?» – Причем с глубокой искренностью. Но ограничивался тем, что затягивался очередной сигаретой из целебных трав (так, во всяком случае, он объяснял Нелл ее необычный запах) и оставлял все, как было, и когда Бино и Рейди приезжали за столиком, то находили вспузыренный лак и гниль вместо дорогого, в великолепном состоянии, пусть и краденого, антикварного изделия, и происходила неприятная сцена.
Я не извиняю их преступное существование, читатель, поймите меня правильно. Я просто говорю, что Клайв и Полли хорошо заботились о Нелл, хотя и не во всех отношениях, и что они получат свою награду, как мы увидим в дальнейшем, еще здесь на земле.
– Хиппи! – говорили жители деревни о странных, рассеянных, длинноволосых обитателях Дальней фермы с их хаотичными появлениями и исчезновениями, ночными посетителями и мешками, полными банок из-под тушеной фасоли и пустых винных бутылок, которые еженедельно забирал там мусорный фургон. Мусорщик был дядей почтмейстерши, которая была двоюродной сестрой мисс Бартон, содержательницы деревенской лавки, а жители Руллина еще, слава Богу, с ума не сошли и отлично понимали что и как. Однако арендаторы Дальней фермы оказались хорошими соседями – помогали искать заблудившуюся корову и залежную свою землю отдавали под выпас, а Полли играла на пианино на еженедельных дискотеках, ну они и помалкивали. А главное, была ведь Нелл! Никто не хотел расстроить Нелл, вызвав полицию или прибегнув к иным драконовым мерам в том же духе. Они гордились своей Нелл, которая заняла первое место среди детей моложе 10 лет на выставке детской живописи, устроенной «Уитабикс» в 1973 году и, хотя больше призов не брала, неоднократно оказывалась в числе кандидатов на них и бывала «отмечена».
Мисс Бартон приберегала в лавке для Нелл вступительные анкеты разных конкурсов или получала их от своей сестры, библиотекарши в Кардиффе.
Нелл, говорила она, а как насчет лучшего очерка о Британском Содружестве (до 15 лет) для «Снова ищем юного журналиста на этот год». Или: а как насчет художественного конкурса «Спасем нашу планету!» (до 16 лет), Нелл? И, казалось, даже не вспоминала, что Нелл было всего 12, и Нелл отправлялась прилагать все свои силы и старание. Она совсем юной усвоила, что большие надежды, которые на тебя возлагают другие люди, это не только приятный комплимент, но и тяжкая обуза. Мало однажды добиться успеха. Необходимо добиваться его вновь и вновь. И вот Нелл оставалась в школе после занятий и трудилась допоздна, обложившись справочниками, или на Дальней ферме поднималась ни свет ни заря и, кутаясь в одеяло, негнущимися от холода пальцами писала маслом, рисовала, вышивала. На ферме еще до того, как Клайв с Полли ее арендовали, было установлено центральное отопление, работавшее на нефти, но если они вспоминали, что надо бы заказать нефть, выяснялось, что у них нет денег уплатить за нее – и наоборот, так что зимой там было очень-очень холодно.
По мнению деревни, Нелл жилось весьма и весьма нелегко. С самого начала она после школы и по субботам подрабатывала – ведь даже в 7 лет она умела отличить сорняки от ботвы и маленькими ловкими пальцами пропалывала морковь и чище и быстрее многих взрослых. Она выполняла всякие мелкие поручения, относила посылки к прибытию ежедневного автобуса и обирала крыжовник – колючая работа! – не дергая ветки, такая деловитая, не привыкшая хныкать. Со временем, естественно, она начала сидеть с маленькими детьми или водила их гулять, а малыши ее любили и под ее присмотром вели себя как ангелочки. Однако люди, конечно, замечали, что на другой день Нелл в лавке мисс Бартон тратила свой заработок не на хрустящий картофель или сласти, и не на куколок Синди, но на такие припасы, как хлеб, сыр, яйца, апельсины или туалетную бумагу, а потом тащила покупки вверх по склону на Дальнюю ферму. Примерно раз в месяц в лавку являлась Полли – сплошные длинные юбки и улыбки, с пухлыми пачками пятифунтовых бумажек и скупала буквально все, что стояло на полках, однако о таких предметах, как «Брилло» – металлические мочалки для отдраивания кастрюль, воск для полировки мебели и стиральные растворы ей всегда должна была напоминать Нелл. Деревня предполагала, что порядок на Дальней ферме поддерживает Нелл, а не ее мать, и деревня не ошибалась. Совсем юной Нелл усвоила еще один урок: если тебе не нравится обстановка, в которой ты живешь, то надо не причитать и жалеть себя, а постараться, насколько можно, изменить ее по собственному вкусу.
Но вот то, что она никогда не приглашала подружек к себе домой, создавало определенные проблемы. И забудьте, что есть семьи, где матери просто не в силах терпеть топот чужих детей, их вопли и привычку все раскидывать, да и как можно от них этого требовать, если их собственные не лучше? Но Полли никак не подпадала под эту категорию – с ее-то мягкой грудью и спущенными петлями на колготках! Что-то тут было не так.
«Можно я приду к тебе в гости?» – приставала к Нелл ее лучшая подруга Бренда Килдейр. «Тебе не понравится», – отвечала Нелл. «Почему не понравится?»
И Нелл говорила что-то невнятное и уклонялась, пока в один прекрасный день не нашла выход и не объяснила: «Там водятся привидения», что всех утихомирило.
А вдруг да правда?
Надо сказать, что Нелл в 12 лет отлично знала, что Клайв и Полли не ее настоящие родители, но, с другой стороны, они любили ее всей доступной им любовью. Иными словами, чем больше Нелл брала на себя планирование, уборку, зарабатывание денег, ведение хозяйства и даже поддержание связи с их друзьями-грабителями, тем благодарнее они были и тем охотнее возлагали на нее эти и другие свои обязанности.
«Нелл, ты чудо! – говорили они, когда она ставила перед ними какое-нибудь изысканное кушанье, ну, например, свинину под тминным соусом с клецками. – А на завтрак ты не приготовишь рис с овощами по-индийски?»
Нелл штудировала газетные колонки с кулинарными советами: волей-неволей ограничиваясь рецептами под общим заголовком: «Как питаться разнообразно в пределах скромного бюджета». Но каким мечтам она предавалась над воскресными рецептами – сплошные омары, перепелиные яйца, сливки и коньяк! (Боюсь, она унаследовала от отца вкус к роскоши.) Однако она была благоразумна и всегда укладывалась в бюджет.
«Только один фунт двадцать пять пенсов за весь обед, – говорила она с гордостью. А затем, быть может, осторожно осведомлялась: – Рейди и Бино вечером приедут?»
«Кто их знает». Полли и Клайв вяло, но старались скрывать от Нелл свои преступные занятия. К их чести, они хотели, чтобы она выросла «честной».
«А то на А-сорок девять сегодня полицейская засада с определителем скорости. Они чуть не к каждой машине придираются. Наверное, надо предупредить Бино и Рейди? Им же не понравится, если их остановят за превышение скорости, ведь правда?»
«Я позвоню им попозже», – отвечал Клайв, снова затягивался своей «целебной» сигаретой и тут же про все забывал, так что Рейди и Бино звонила сама Нелл.
«Если вы сегодня приедете, то не гоните машину, – говорила она. – Полицейская засада на А-сорок девять. Ну знаете, в том месте, где стоит указатель «сорок», а все едут семьдесят?»
«Спасибо, Нелл», – говорили они, благословляя тот день, когда 6-летняя беглянка забралась в их фургон, и они умчали ее по шоссе на Дальнюю ферму. Полицейские засады обнаруживают много всякой всячины помимо любителей нарушать скорость, а потому, читатель, в следующий раз, когда регулировщики вас изловят, отнеситесь к ним с симпатией.
ВОССОЗДАНИЕ ПРОШЛОГО
Нелл тоже благословляла тот день, когда попала на Дальнюю ферму, когда, озябшая, бритоголовая и испуганная, она шагнула из глубины мебельного фургона в красоту сельской нетронутой природы и поступила под сумбурную, хотя и сердечную опеку Полли. Она больше не докучала себе размышлениями на тему, чей же она все-таки ребенок. В 8 лет она решила (как имеют обыкновение решать девочки в этом возрасте, даже если у них есть свидетельства о рождении, доказывающие совсем другое), что она скорее всего королевской крови, какая-нибудь потерявшаяся принцесса. К 9 годам она решила, что это маловероятно. К 10 годам она пришла к выводу, что кто бы ни были ее родители, они во всяком случае не Клайв с Полли. Ее настоящие родители, твердо знала она, ни в коем случае не стали бы жить в дымном тумане безделия, путаницы, полных пепельниц, наполовину пустых рюмок, некормленых кур, которых воровала лиса, неисполненных обещаний и потерянных возможностей. (Нелл, не сомневайтесь, очень быстро занялась домашней птицей, результатом чего явились превосходнейшие завтраки из яиц в том или ином виде и бисквит к чаю, испеченный по рецепту самых лучших бисквитов: одно огромное гусиное яйцо, мука, сахар и вообще никакого жира.)
От прошлого у Нелл остались два-три смутные воспоминания, да жестяной пузатенький мишка на серебряной цепочке, которого она давным-давно развинтила и нашла в нем материнский изумрудный кулон. Она тихо и молча убрала кулон в жестяной тайничок и спрятала в надежное место за свой комод, где в осыпающейся штукатурке были дыры и куда никто не мог случайно сунуть руку.
Почему-то драгоценный зеленый камешек вызвал у нее желание заплакать: он навеял зыбкие воспоминания о шелковых платьях, нежном голосе и улыбке, – но что она могла из них извлечь? Этот проблеск прошлого принес с собой ощущение вины, подозрение, что изумруд к ней попал как-то не так. (Читатель, вы, конечно, помните, что Нелл, когда ей было 3, взяла его без разрешения на «выставку» в свой садик в тот день, когда начались ее приключения, и будете рады узнать, что, вопреки ее близкому знакомству с Клайвом и Полли, она все еще была способна чувствовать себя виноватой, испытывать угрызения совести – что ей, иными словами, не грозит опасность опреступниться.)
Когда ей было 12, Нелл лежала по ночам без сна, смотрела на ветку вяза, которая терлась о стекло (разумеется, ее давным-давно следовало бы обрезать) в лучах фонаря на крыльце – никто не вспомнил, что его следовало бы погасить, – и слышала шум веселья внизу. И старалась привести в какую-то систему обрывки воспоминаний. То ей словно виделась страшная гроза, и огонь, и раздавался жуткий лязг и скрежет металла – а ведь она боится огня и куда осторожней подруг переходит А-49? И еще воспоминание: точно очень противный крупный план собаки с пенящейся пастью, оскаленными жуткими зубами – и она же не любит собак?.. Тут она засыпала, сознавая, что это все – прошлое, а настоящее во всех отношениях прекрасно, потому что ощущение, что ее оберегают, что она окружена лаской и доброжелательностью, по-прежнему жило в ней.
Но, читатель, закон страны – это закон страны, и Дальняя ферма не может без конца пребывать в этих колебаниях между добром и злом. Не может и Нелл жить так, словно ее прошлого никогда не было – скоро, скоро оно восстанет из небытия и повлияет на настоящее. Клайву и Полли придется принять последствия того, что, полагаю, мы можем назвать моральной неряшливостью, и Нелл волей-неволей покинет и этот приют, также оказавшийся временным. Как знаем мы и Артур Хокни, таков ее жребий, ее природа, ее судьба.
ДВА ПЕРЕСЕЧЕНИЯ
В действительности же, пока Нелл пребывала на Дальней ферме, ее прошлое находилось куда ближе, чем ей могло хотя бы пригрезиться. Однажды, когда ей было 11, родители Клиффорда, Отто и Синтия, приехали осмотреть руллинскую церковь, а Нелл прошла мимо них по улице и привлекла к себе внимание Синтии.
– Какая хорошенькая девочка, – сказала Синтия Отто.
– Нелл была бы сейчас в этом же возрасте, – сказал Отто и вздохнул, удивив Синтию. Они теперь редко говорили о своей погибшей внучке, потому что у Хелен с Клиффордом родились близнецы – сначала Маркус, а через десять минут Макс, и настоящее было настолько полно, что каким-то образом ослабило путы прошлого. Нелл с интересом посмотрела на встретившихся ей Отто и Синтию, восхищаясь пожилой элегантной красотой Синтии и исполненным силы и достоинства Отто, и тут же приняла решение не довольствоваться Руллином, но в один прекрасный день отправиться в большой суетный мир и отыскать там свой путь.
И опять-таки Нелл, потому что боялась собак и хотела справиться с этим страхом, в 13 лет начала по субботам помогать в Приграничном собачьем питомнике, который принадлежал родителям ее лучшей подруги Бренды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43