«Только женщина может понять женщину и по-настоящему ее трахнуть. Женщина – это ходячий винегрет из самых абсурдных идей, которыми живет человеческое общество.
Женщины близоруки, но дальновидны, они нелогичны в чувствах, но четко прагматичны в быту и делах. Женщина говорит: „Я ненавижу тебя!” и бросается в твои объятия. Она говорит: „Я люблю тебя. ..” и уходит от вас навсегда. Нас, мужчин, своими капризами создают женщины…»
Далее я продолжал нагнетать страсти:
«Не помню, кто о женской жестокости сказал (помню, но не скажу – Г. Б. ): „Это огромное счастье, что до сих пор войны затевали только мужчины. Если бы их вели женщины, в своей жестокости они были бы до того последовательны, что нынче на земном шаре не осталось бы ни одного человека”.
…Что касается этики и эстетики, то для женщины они пересекаются где-то в районе публичного дома. …Если она не станет как можно раньше матерью, то обязательно превратится в мелкую и лживую шлюшку… которая всегда будет возвращаться на место своих любвей, как преступник возвращается на место преступления.
И что бы ни декларировали нам полусумасшедшие эмансипантки и истеричные феминистки, женщина останется только телом, телом прежде всего. А еще точнее, веществом, из которого художники будут лепить свой недостижимый идеал. Ибо в их длинных ногах больше смысла, чем в их умных головах.
Что касается супружества – это „да" в смысле „нет" и „нет" в смысле „да". Для обоих это осознанная необходимость отказаться от свободы во имя…
Во имя чего? Придумайте сами, я, ей-богу, пока еще для себя не решил… Мужчине необходима умная жена и красивая любовница. Этот треугольник поможет ему выйти из замкнутого круга и избежать опасности кончить жизнь черным квадратом…»
Здесь я плавно переходил к проблемам проституции и жесткой порнографии. Не буду останавливаться на этом подробно, желающие могут взять подшивку «Вечернего Волопуйска» и прочитать статью целиком. Скажу только, что в жизни все гораздо правдивее и страшнее.
Вот после этой публикации и появилось знаменитое коллективное письмо местных поборников нравственности и морали. Письмо называлось «САЛЬЕРИ, ДРУГ! ТВОЙ ЯД В ВЕКАХ НЕИСТОЩИМ!».
Среди подписантов в основном фигурировали престарелые дамы с филфака волопуевского универа, несколько маргинальных журналистов да пара-тройка несостоявшихся литераторов-неудачников. Итого – более тридцати подписей.
Господа, встаньте, снимите шляпы и головы: грядет, грядет минута немолчания!
(Здесь: музыкальная пауза, Карл Орф, «Кармина Бурана», Ария Жареного Гуся. – Прим. ред. )
Возмущению убитых преждевременным климаксом университетских дам и придавленных рутиной захолустной жизни литературных насекомых не было предела. Ведь кто-то без спроса посмел сказать, что яблоко пахнет яблоком, а вода – мокрая. (Вот только при чем здесь бедный Сальери, упомянутый в заголовке письма, я до сих пор не понял.)
Это письмо было разослано во все СМИ города Волопуйска, в городскую и областную администрации, в прокуратуру и милицию, во все школы, детские садики, ЖЭУ, СМУ, а также в бюро прогнозов погоды.
Не буду пересказывать содержание их истеричных завываний. Они банальны, скучны и неинтересны, даже с филологической точки зрения. Тем более что в тот же день, когда в областной газете «Правда моря» опубликовали это письмо, пришла телеграмма от Дж. Кришнамурти, датированная 28 мая 1917 года. Кришнамурти высказывал мне свою поддержку, а ровно в полдень на небе Волопуйска появилась такая надпись:
«Я утверждаю, что истина – территория без дорог…»

«ДЕТДОМ ДЛЯ ПРЕСТАРЕЛЫХ УБИЙЦ»
(Далее сюжет мог бы развиваться так. Крупный план – мир смотрит в камеру.)
Получив в газете гонорар за последние публикации, всю ночь мы протусовались с Сэмом в ночном клубе «Тигры и Кролики».
– Я бисексуал, – подсев к нашему столику, сказал мне один из завсегдатаев клуба Митрофан Отбросов (он же Кетчуп, он же ди-джей Мао, он же мистер Хохол). – Ты мне нравишься. Мы можем проводить свободное время вместе.
– Мак тебе в ребро, сынок, и конопля в бороду, – добродушно сказал я, затягиваясь сигареткой и выпуская вверх струйку дыма.
Хороший парень. Оказывается – никакого секса. Грязная работа. Мы с ним дважды сдавали большие партии фальшивых долларов.
Баксы были сделаны на черно-белом ксероксе и потом раскрашены от руки цветными карандашами.
В провинции доллары были еще в новинку. Но моя совесть чиста. Я действовал, руководствуясь принципом: зачем честному человеку баксы?
А нувориша кинуть – почти что духовный подвиг.
Неплохой был приработок, пока этого молодого педрилу не подловили на том, что он продавал нечистый кокаин, добавляя в него сахарную пудру. У кого-то из клиентов случилась в заднице серьезная аллергия.
Вот за эти мелкие шалости с коксом Митрофан Отбросов бывал неоднократно бит, в том числе кирзой по яйцам. Он уехал жить в Питер и через три-четыре года стал известным рокером, играющим в панк-группе «Детдом Для Престарелых Убийц».
«Мой жизненный принцип, – сказал он мне как-то, когда еще жил в нашем городе, – падая, обязательно утянуть за собой скатерть – чтобы шуму побольше было».
– СЕКС – ТОЛЬКО С РЕЗИНОЙ, – пропагандировал тогда Митрофан, – НАРКОТИКИ – ТОЛЬКО ТРАВА. – И добавлял: – Женщины – моя внешняя слабость. Мужчины – моя внутренняя сила.
«Детдом Для Престарелых Убийц» прославился своим англоязычным хитом «Dead Byddha!». Песенка стала популярной не только в России, но и в Европе. Даже в снобистской Англии и чванливой Америке заметили удачный дебют наших питерских парней.
В песенке, в частности, говорилось: «Иди всегда своей дорогой, малыш, и если тебе встретится на пути дядька, который назовет себя Будда, Христос или Магомет, – убей его! Своими нравоучениями он засерит тебе мозги и не даст увидеть мир таким, какой он есть. Убей Будду хотя бы для того, чтобы потом стать им, малыш! И помни, на Земле богов не бывает. Здесь живут только лжепророки…»
Панк-группа «Детдом Для Престарелых Убийц» просуществовала ровно до того момента, как стала знаменитой. Потом, видимо, каждый действительно возомнил себя Буддой и пошел своей дорогой. Митрофан Отбросов пошел дальше всех: промахнувшись с дозой героина, он ушел в Нирвану и, говорят, до сих пор не вернулся. Надо думать, что не вернется уже никогда.
А песенка их жива. Недавно слышал по радио «ЕВРОПА ПЛЮС АЗИЯ» ее танцевальный римейк в стиле эйсид хаус. Ничего, слушать можно, настоящую вещь испортить не так-то просто.
Я вышел из «Тигров и Кроликов» в половине шестого утра и, как говорили в XIX веке, пошатнулся вместе со своим здоровьем.
Ночью, во сне, навеянном сильнодействующим снотворным, я увидел пейзаж с луной и сломанным деревом. Я плыву по лунной дорожке навстречу огромной луне и не могу найти силы свернуть в сторону. Луна манит к себе, и мной овладевает ужас, что не хватит сил на обратный путь. «Обратного пути не будет», – слышу я голос и справа на берегу вижу сломанное дерево.
Под ним в позе лотоса в одеянии буддийского монаха сидит Семен. Расстояние до него и берега огромно, но, как это бывает во сне, я как бы одновременно вижу его и на расстоянии, и прямо перед собой. Рот его зашит суровыми нитками. Но это сказал он.
Проснувшись после обеда, долго вспоминал, забрал ли я Сэма с собой из клуба или он так и остался спать за столиком в баре, когда я вышел в туалет. Так и не вспомнил.
Хотел было позвонить на работу и сказаться больным, но меня опередил Строчковский.
– Слыхал очередной ньюс-хит? – захлебываясь от восторга, кричал он в трубку. – Вчера ночью чья-то бригада разнесла вдребезги «Тигров и Кроликов», просто, блин, превратила там все в груду битого стекла! А знаешь, кто этот клуб контролировал? Кадык Рыгалов, конкурент Яниса-Крысы! Все говорят о новой мафиозной войне в Волопуйске и переделе бандитской собственности!
– Ну что ж, будет хотя бы о чем писать, – констатировал я и глубоко задумался.
Значит, я вовремя свалил из «Тигров и Кроликов». Может быть, за несколько минут до погрома. Но вот Семен!
Я по-настоящему обеспокоился его судьбой и тут же позвонил ему домой. Телефон молчал. Включился автоответчик: «Вы позвонили по номеру Семена Батаева. Прежде чем оставить свое сообщение после сигнала, подумайте, нужно ли оно хозяину квартиры?» Автоответчик, который ни за что не отвечает. Я решил прогуляться, проветрить мозги и вызвонить Сэма с улицы либо вечерком зайти к нему домой.
– Крыса! Я тебя предупреждаю! – орал по сотовому раскалившийся добела Кадык Рыгалов. – Я тебя предупреждаю, если ты еще хоть раз наедешь на мою братву, будем разбираться на стрелке.
– Ты чо, охерел? – немного растерялся Янис-Крыса. – Что случилось-то, обоснуй?
– Не прикидывайся лохом, Крыса, – в бешенстве кричал в трубку Кадык. – Вчера ночью расхерачили мой клуб. Завалили троих бойцов из охраны, распугали на хер клиентуру.
– Ну и чо? Что ты блажишь, Кадык, у тебя проблемы, а я-то тут при чем?
– Те, кто там был, божатся, что видели среди громил тебя, Янис, тебя и твоих пацанов.
Янис покраснел, потом побледнел и, совладав с голосом, спокойно ответил в трубку:
– У меня тоже есть, что тебе предъявить, Кадык. И я это сделаю в самое ближайшее время.
Они почти одновременно выключили свои сотовые.
Янис-Крыса подошел к окну и через жалюзи стал смотреть на центральную улицу города. В ту ночь, когда разнесли кабак Рыгалова, Янис был в своем загородном доме с Асей и еще двумя-тремя своими близкими друзьями, здесь он чист.
Значит, можно сделать следующие выводы. Первый – Рыгалов намеренно, без повода, наехал на него, чтобы вызвать его на конфликт. То есть Кадык поступил по принципу: лучшая защита – это нападение.
Второй – кто-то очень похоже косит под Крысу, чтобы подставить и окончательно поссорить с Рыгаловым. (Вариант – происки сук-оперов.)
И третий… Вот о третьем Крыса, суеверный, как все бандиты, боялся даже думать. Третье касалось области мистики, где ничего не могли решить ни «Узи», ни «АК», ни тротиловые бомбы. Третье, думал Янис, насмотревшийся по видаку фильмов ужасов, где-то есть двойник, мой двойник, о котором я не знаю. Да, двойник или тот, кто легко может превращаться в кого угодно, то есть оборотень.
Янис передернул плечами, как от холода. В таком случае возможно, что и Рыгалов не имеет никакого отношения к разборкам в порту, где замочили моих бойцов.
Нет, решил Янис, лучше не заморачиваться, а то точно крыша съедет, станешь, как те зоновские «овощи», жрать свое дерьмо колхозными вилами.
«Однако Рыгалову нужно предъявить, – вновь заводил себя Крыса, – обязательно надо предъявить. Я забью ему стрелку».
На улице июльская тридцатиградусная жара. Мысли плавятся, как мороженое, упавшее на раскаленный асфальт. Переполненный, душный, пыльный трамвай. Поношенная одежда и обувь, набитые продуктами авоськи и хозяйственные сумки. Запах пота, тухлой рыбы, женских выделений, дешевого одеколона, застарелого водочного перегара. Хмурые лица. Из-за любого пустяка люди начинают огрызаться и переругиваться. Разговоры: очередные выборы, клянут демократов, надеются на коммунистов. Рост цен. Нищета, безработица, преступность, отсутствие перспектив.
Мимо трамвая, обгоняя его, мимо этих тесно прижатых друг к другу, как кильки в бане , исходящих потом людей, в роскошных, просторных иномарках с кондиционерами едут другие люди. Лучше ли они? Не знаю. Знаю только, что они другие. А тут еще десятилетний мальчик упал в обморок. Думали, от духоты. Оказалось – от голода. Кто-то стоит, кто-то сидит, кто-то уже лежит, тесно и нечем дышать; трамвай как метафора нашего общества.
ПОКОЛЕНИЕ-85
Где ты, мое поколение? Мучаясь духотой и похмельем, думал я.
Мое поколение – это поколение между . Мы как мостик между советской эпохой и первыми годами перестройки: мы окончили школу в 1985-м, и нам говорили, что именно мы, новая молодая интеллигенция, станем творцами будущего нашей великой страны, нерушимого Советского Союза.
Но СССР рухнул. По нам пройдут следующие, а мостик в конце концов обветшает – и тоже рухнет.
Поэтому-то я и мои одногодки никогда не смогут искренне полюбить ваш мир, вашу жизнь, ваши ценности, люди из светлого капиталистического будущего! Однажды я заснул в одной стране, а проснулся совершенно в иной. Как будто бы попал на чужую планету. Есть от чего слететь с катушек, ведь правда? В чем тут моя вина? Я по-другому понимаю, что такое дружба и любовь, честность и порядочность, доброта и искренность. Я ведь до сих пор верю и во взаимовыручку, и в сострадание, и в самопожертвование ради жизни другого. Представляете, как мне трудно сейчас жить в вашем ебаном мире капитала и общества потребления? Ну да ладно. Я глубоко, а вы – высоко. Авось, не пересечемся.
Для меня, когда я учился в школе, государство, СССР, генеральный секретарь КПСС дорогой Леонид Ильич Брежнев воплощали идею бессмертия. И вот великая советская империя рухнула. Как жить теперь, если ничего бессмертного больше нет? И значит, все дозволено? Вопрос: что приобрела Россия взамен тех колоссальных потерь проклятого десятилетия? Я уверен, мы выпустили на свободу демонов и монстров и очень скоро с ужасом в этом убедимся.
Мы проиграли холодную войну, потому что наша совковая пропаганда затрахала всех своей тупостью, скукой и серостью. Мое поколение назло старым пердунам из политбюро стало любить все западное, американское. Черта с два мы это по-настоящему любили! Но эти придурки из КПСС, такие как мой папик, не оставили нам хоть какой-то идеологической альтернативы, иллюзии свободного ВЫБОРА.
Мое поколение 85-го дважды пережило мировоззренческий кризис: сначала коммунистический, когда исчез с карты мира СССР, затем демократический, когда в 1991 году развеялись все мечты о светлом капиталистическом будущем. Итак, что вы от нас хотите еще? После 1991 года «романтики превратились в невротиков». Лучше бы нам тогда было навсегда заблудиться в лабиринтах духа, чем найти тот выход, который был найден.
Дайте мне слово «свобода», и я научу вас говорить слово «нет». Не переступайте порога, говорят пророки, но мы их не слушаем, и переступаем, вот он – порог. Ну здравствуй, Бог, говоришь ты, кого мы сегодня с тобой будем убивать?
Человек поколения-85 сегодня скорее мертв, чем жив, и воскресить его можно, только загнав в какое-нибудь пограничное состояние: между явью и сном, между жизнью и смертью, между злом и еще большим злом. Что, собственно, я с собой постоянно и делаю.
ЧЕРВЯК В ЯБЛОКЕ
Видели вы хоть раз лицо человека, который рассыпал на улице три грамма кокаина? Нет? Вам повезло. Трагедия Хиросимы и Нагасаки ничто в сравнении с тем ужасом и горем, которые отразились на лице этого бедняги. В провинции за грамм кокаина нужно работать года два, а то и больше.
Мы с Сэмом, совершенно ужеванные после дня рождения Шарлотты, ранним утром пытаемся выйти к остановке.
– Я один из немногих, кто один, но кого достаточно много, и я взорву в пизду весь этот дурдом! – кричу я.
– Чем? – вяло поддерживает разговор уставший и зевающий Сэм. – У тебя есть с собой динамит?
– Да у меня в штанах – сто килограммов динамита! Все эти люди живут, чтобы умирать, а я живу – чтобы жить!
– Ну да, корень зла обретается в кроне. Понимаешь, – пытается мне что-то пьяно объяснить Семен, – мы – песчинки в руках Бога. И таких песчинок у него в руках – целая пустыня. И вот он, сильный и могущественный, держит эту пустыню в руках и дышать на нее боится. А ты…
– А я бы дунул на нее хорошенько, чтобы песчаная буря – на тыщи лет!
И как раз в этом месте появляются менты. Злой после бессонной ночи патруль. Предложили предъявить документы. Сэм разволновался и рванул из внутреннего кармана паспорт. А вместе с паспортом выдернул из кармана пакетик с кокаином. Где-то на полпути пакетик порвался, и все его содержимое белым облачком осело на Сэме, на мне и на трех ментах.
Ситуация была критическая. И вдруг Сэм вытаращил глаза и зарыдал, причем очень даже убедительно.
– Боже, – причитал он, – мама, мамочка, это был прах моей любимой мамочки, все, что у меня осталось после ее кремации!
И опять реветь в голос. Я обнял его, всхлипывающего, и прижал к своей груди. Менты, не зная, что делать, вернули нам документы и отвалили, растворившись в утреннем тумане.
– Боже, мама, мамочка! – не унимался Сэм, когда ментов уже и след простыл. – Я разорен. Черт, господи ты боже мой, три грамма коксу, я же до смерти не рассчитаюсь! Эти же суки, бандюки московские, буржуины проклятые, они же меня в асфальт закатают! Менты поганые! Слушай, а может собрать с земли, а потом как-нибудь вычленить порошок, а? У тебя нет знакомых алхимиков? Все, на хер, завтра же уезжаю к ебене Фене к фрицам!
– Пришло время, – мужественно-пьяным голосом продолжал я свою утреннюю проповедь, поднимая с колен и уводя плачущего Сэма подальше от этого грустного места, – пришло время поднять на щит и вновь сделать культовыми фигурами благородных разбойников всех времен от Робин Гуда, Пугачева и Разина до Че Гевары, «Красных бригад» и лысого Котовского!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27