И Санька болел. Я зашел к нему тогда же, шестого, думаю, может, подскажет чего. Санек не любил Серегу. Тот ему еще ничего плохого не сделал, а Санька будто знал, что обязательно сделает. Да что-нибудь такое, за что и убить не жалко… Но внешне они поддерживали нормальные отношения. Никаких таких особых отношений меж ними, конечно, не было. Они здоровались, и только.Когда я к Саньку шестого вечером заскочил, у него была температура 38, 9. Он лежал весь сухой, огненный, но улыбался. А глаза, как лакированные. Матушка угостила меня чаем, а мне бы стакан портвагена с горя… В общем, я рассказал ему. «Да, — говорит, — надул тебя дружок». — «Кинул, — говорю, — как пацана… Хотя, может, и вправду у него фазер заболел. Это ведь от него не зависит… Если у него действительно фазер заболел, — подмигнул я Саньку, — значит, у него дача свободна… А там у него наливки, закусон, настойки… Ну ладно, — сказал я, — пусть мне будет хуже».Мы встретились со Светиком на вокзале. Я пятерик у сеструхи занял до позавчера, и мы купили две бутылки «Салюта». Потом сели в электричку и поехали в Щедринку. Там прямым путем к Серегиной даче. Подошли. Я ей говорю — подожди здесь на лавочке, а я сейчас. Забор у них сплошной — перескочил, и нет тебя. Щеколду на кухонной форточке я поднял ножом, открыл окошко, залез. Ключи, как обычно, лежали в жестяной банке с надписью «корица». На двери летней кухни у них английский замок. Я открыл его и вышел через дверь как человек. А в калитке у них врезной замок. Я открыл калитку, вышел на улицу и позвал Светку. «Здорово! — сказала она, когда я ей показал бутыли с наливками, закрутки, рыбные консервы, тушенку, холодильник, старый телевизор, приемник „Фестиваль“, она сказала: „Вот живут, паразиты!“ Приемник, правда, был без проигрывателя, но музыки нам хватало. Я сразу поймал какую-то зарубежную станцию и врубил на полную катушку. „Ты чего?“ — испугалась она. „Для маскировки“, — объяснил я. Потом мы холодильник включили и „Салют“ — в морозильник. Потом я в погребок сходил и специальной трубочкой отсосал пару литровых банок домашнего винца и тоже поставил в холодильник. А Светик тушенку грела и банки с помидорами и огурцами открывала. Потом я принес трехлитровую банку с маринованными патиссонами. „Вот класс!“ — завизжала Светка. „Пусть нам будет хуже!“ — сказал я, и мы вмазали по стаканчику. А потом Светик стала картошку чистить. Только хлеба у нас не было…Первым приперся, конечно, Фомин. Получил свой стакан и свалил. Потом заглянул Васильев. Как же без него! А я заметил, что у него на багажнике велосипеда авоська с хлебом, и расколол его на полбуханки. А пить он не пил, он вообще не пьет, так что никакого вреда, кроме пользы, от Васильева не было. Уже сев на велосипед, он спросил: «А хозяин-то где?» — «За невестой в Москву уехал». — «А когда приедет?» — «А кто его знает? Он вам нужен?» — «Да нет, — говорит, — не особенно… Хотел предупредить его, что за всю компанию он один отвечает, как единственный совершеннолетний». — «Почему единственный? — вдруг выступила Светка. — Мне уже девятнадцать». — «Ну, тогда все в порядке», — сказал Васильев и уехал. Я налил по стакану и сказал: «Пусть нам будет хуже!» Потом мы заперлись и решили никого не пускать, хотя никто больше и не приходил. Можно сказать, что только в эту ночь я по-настоящему во всем разобрался. Я был не прав тогда. Секс — классная штука! Кайф невыносимый!..Все-таки у баб голова устроена как-то по-другому… Какие-то у них там лишние извилины имеются. Понять их невозможно. Мы со Светиком уже после всего сидели и смотрели праздничный «Огонек», как вдруг она говорит:— А Сережка дома…— А родители? — спросил я.— А родители уехали, как и собирались.— Да ладно тебе, — сказал я, — он нормальный парень… Не будет он меня так парить. Мы же свои ребята.— А ты позвони, — хитрым голосом сказала она.— Ну пошли! А если его нет?— Он дома.— А если нет?— Тогда с меня что хочешь…— Тогда с тебя желание…— Хоть два.— Ох ты, расхрабрилась!— Да ты сам не испугайся!— Ну пошли.— Ну пошли! — сказала она.— Подожди… — сказал я.— Нет, пусти.— Ну немножко подожди…— Нет, пойдем, я тебе докажу…— Ну ладно, подожди, успеем.— Нет, пойдем.— А там дождь идет.— И пусть. Ты мне не веришь? Не веришь?— Верю, верю… Ну серьезно, ну подожди…— Нет, пусти…Конечно, если б она захотела, то скинула бы меня как котенка. У нее мускулы будь здоров! Гребчиха ведь. Потом, после этого, мы все-таки оделись, выпили «на посошок» и пошли на станцию. Свет и телевизор не выключили для конспирации… Светик сама набрала номер, подождала два гудка, повесила трубку и набрала снова.— Условный сигнал, — сказала она.Светка мне рассказала, что была с Серым раньше, полгода назад. Я не сильно переживал по этому поводу… Но когда она звонила условным кодом, меня немножко царапнуло… Она передала мне трубку.Долго не отвечали, потом подошла Зверева и замяукала, как пьяная кошка. Я специально изменил голос и попросил Сергея.— Серенький! Тебя…Потом подошел он, тоже вмазанный, веселенький.— Алле-е-е!— Серый, это я, Игорь… Чего же ты, Серый, — все это я говорил уже по инерции, потому что трубку моментально повесили, на первом же слове. Я набрал снова. Никто не подходит. Я и так, и по-другому — дохлый номер.— Можешь не стараться, он отключил телефон, — сказала Светка.— Вот сука! Подожгу я его дачку-факачку с четырех углов!— При чем же здесь его родители? — спросила она.Мы решили лишних ртов не собирать. Я, Витек, Толян, который недавно с зоны вернулся, и Саня. Больше никого не надо. Сперва все было хорошо. Они же все нас знают, как облупленных. Кусок ливерной колбасы — и вперед. Жучка, Жучка, Жучка, на, на, на… Потом веревку на шею, и к Фомину. И вся работа. Расчет на месте. Пятерка в кармане. Три раза так получилось, а потом как отрезало. Они, дуры, как возьмешь их на веревку, хай поднимают на весь поселок. Визжат, как резаные. В общем, перестали даваться… А одну черную Толян своим пальто накрыл. Веревку мы ей на шею накинули, только отпустили, только отпустили, а она на Толяна как кинется… А тот еще пальто не успел надеть, пальто у него драповое, на вате. Пальто его спасло. А так она ему рукав пиджака порвала и всю руку от плеча до локтя располосовала. Мы говорим, надо к врачу, а Толян смеется. Он говорит, что на зоне его сразу четыре покусали, и то ничего. Он веревку к забору привязал, оторвал штакетину подлиннее и сказал, что сейчас приведет эту суку к присяге. «Это кобель», — сказал Санек. «Все равно», — сказал Толян и перетянул ее по хребту, она завизжала, как резаная, вжалась в забор, но бежать-то ей было некуда. «Подожди», — сказал Саня и встал перед Толяном. «Чего?» — сказал Толян. «Знаешь, почему она тебя укусила?» — спросил Санек. Я понял, что ему самому это только что пришло в голову. «Ну?» — спросил Толян. «Она никуда не хочет с тобой идти». «А кто ее спрашивает? — усмехнулся Толян, — это ее трудности…». «Понимаешь, ей совсем не хочется быть на веревке и идти с тобой… Даже если ты ведешь ее в колбасный магазин», — задумчиво сказал Санек, придерживая на всякий случай его руку, которая была со штакетиной. Но говорил он вроде не Толяну, не Витьку и даже не мне, он говорил все это как бы одному себе, и сам сильно удивлялся своим словам. «Но ведь ты сам это все придумал», — сказал Толян и шевельнул рукой с зажатой штакетиной. «Подожди, — уже прямо ему сказал Санек и улыбнулся, будто он виноват, — я, наверное, ошибся…»А ведь действительно это он нам сказал, что в какой-то космический институт для каких-то там «экскрементов» (Это Толян так говорит) нужны собаки. И что за каждую собаку нам заплатят по пятерке. Витек три дня бегал по всей Щедринке и прикидывал, сколько всего собак. По его подсчетам, получалось около сорока… Это же сумашедшие деньги! — как скажет Райкин. А сколько их в других поселках…«Понимаешь, я не думал, что они не захотят…». «А что же ты думал?» — ехидно спросил Толян. «Я думал, что им все равно. Я думал, что в институте им лучше. Там их кормить будут. Там они пользу принесут». «А ты им объясни, что им там лучше, может, они тебя послушают», — предложил Толян и снова шевельнул здоровой рукой со штакетиной. А из покусанной руки у него текла кровь. Они разговаривали спокойно, будто сидели на лавочке и болтали от нечего делать, только смотрели при этом не на проезжающие машины, а друг на друга. Они даже не повышали голоса, но всем было ясно, что Толян вот-вот потянется свободной рукой в кармашек за «перышком», а Санек все равно не отпустит его руку. «Я не думал, что так будет, — сказал Саня. — А эту пятерку в общий котел отдам я». — «Нет», — сказал Толян и сузил свои и так узкие глазки. Рукой он больше не дергал пока. «Но ведь нужны здоровые собаки, целые». — «Нет, — сказал Толян, — эту пятерку в общак заплачу я».А я тихонько подкрался к забору и отцепил веревку. Ош. так смотрели друг другу в глаза, а Витек так следил за свободной рукой Толяна, что никто этого не заметил. Опомнились, когда собака у них между ног прошмыгнула и дунула напрямик по сугробам. Витек рыпнулся ласточкой и даже за кончик веревки ухватил, но был в рукавицах, и веревка выскользнула.Мы эту собаку только через неделю поймали. Сачком, который придумал Саня. Сам он больше с нами на охоту не ходил, но сачок сделал. Чтобы ни они нас, ни мы их… Большой сачок, сантиметров семьдесят в диаметре. А сетку он взял около овощного магазина. В таких сетках капусту осенью продавали. Он из двух сеток и сшил сачок. Я часто думаю, чем бы тогда дело кончилось, если б я не отвязал втихаря собаку? Ясно, что никто бы из них не отступил. Саня был намного сильнее Толяна, но Толян был злее. И «перышко» всегда у него при себе. Острое, как бритва.С этим сачком Толян с Витьком охотились, а я тогда недели на две выбыл из игры. У меня такие дела пошли… Я говорил, что мы с Ларисой Зверевой, давно еще… Ну, встречались не по-настоящему, а так… Я давно ходил за ней. В общем, можно сказать, и не встречались… В кино ходили, на танцы. А насчет чего посерьезнее — она ни в какую, хоть режь. Потом у нас как-то само по себе кончилось… Она начала встречаться с Серегой, с Бесом. Уже по-настоящему. Потом у них кончилось. А я со Светиком… Ну, когда у нее время свободное от работы и тренировок. Я же говорил, что она гребчиха. Плечи — во! А ноги!.. Если шуткой коленку зажмет — не выдерешь, а грудь маленькая. Спортсменка… И характер слабый, ей чего скажи, она со всем согласна. Ну, в общем, Светик, как Светик. Нормальный Светик!И тут вдруг Звериха подваливает к нам с сеструхой вечерком. Ну то, се, чайку попили. А я никак не врублюсь, зачем пришла. Ну, чаю попили, она у сеструхи выкройку, что ли, какую-то попросила или еще чего-то, я уж и не помню, не имеет значения. Она мне потом сама призналась, что все это придумала, чтоб повод был. Потом Ларка засобиралась, но чего-то мнется… Сеструха ей — ты чего, мол? Страшно, говорит, темно, собаки бегают. И как это ловко у них получается, даже не сговариваются, даже не перемигнутся, а все делается как по нотам. Сеструха тогда и говорит: «Игорек, будь джентльменом, проводи девушку». Мне бы самому и в голову не пришло. Я взглянул на нее и почувствовал, что она сама хочет… Честное слово! Только не говорит. Голову наклонила и так исподлобья смотрит, словно спрашивает, неужели не пойдешь? Ну, я оделся, и мы пошли. Вышли, а я не знаю, что говорить. Ну просто язык к небу прилип. «Почему бы тебе не предложить даме руку?» — сказала она. «Пожалуйста». Я согнул руку крендельком. Неудобно страшно. Было бы пальто, можно за отворот или за пуговицу уцепиться, а когда куртка с молнией, да еще нейлоновая, рука елозит туда-сюда. Идешь как дурак — не люблю. Но она взяла как-то и к себе прижала, к самой груди. У меня все внутри замерло. Иду и виду не подаю, боюсь шевельнуться. Рукав у меня тоненький, мягкий, все чувствую. А она еще больше прижимается. А грудь у нее… Подошли к ее дому. Я думаю, ладно, была ни была… Ну что она мне в конце концов сделает? В подъезд зашли, я ее прижал к батарее, а она сама губами тянется… А потом руки вдруг подняла и меня за шею обняла. Как в кино! У меня даже шапка слетела. Я дернулся, чтоб поднять, а она держит, не пускает… Потом взяла мои руки и говорит: «Какие холодные». Расстегнула верхние пуговицы и мои руки к себе под пальто… А там так горячо, меня сразу пот прошиб. А грудь у нее, а губы!..Я думаю, что у всех так бывало. Вот ты чего-то хочешь. Очень сильно. Ну, там не есть, не пить, не всякую такую мелочовку, про которую знаешь, что она у тебя все равно будет, не сегодня, так завтра, — а что-то другое, чего никогда не будет… Вот смотришь в кино, как там миллионер на собственной яхте и матрос в белом ему коктейль подает, а рядом в шезлонге красотка… Ведь знаешь, что никогда у тебя не будет ни яхты, ни красотки, а все равно хочется! Сильно! И только оттого что хочется, ты уже вроде удовольствие получаешь… Или когда читаешь про путешествия по Америке или по Индии, или когда по телевизору про космонавтов передают…Когда мне было лет тринадцать, я в дикторшу одну влюбился… И вот ходил, ходил вес время, думал о ней. Один раз я школу даже из-за нее прогулял. Поехал в Москву в Останкино и целый день там проторчал. Пока сообразил, что можно внутрь войти, что милиционеры только на лестнице пропуска проверяют, чуть дуба не дал. А внутри хорошо, светло, ветерок около двери теплый, кайф! Потом какой-то артист знаменитый вошел (фамилию не помню, у меня с этим делом туго), потом артистка. Потом милиционер пришел, встал рядом и стоит посматривает. Я, конечно, делаю вид, что жду кого-то. Ну, в общем, освоился, на милицию ноль внимания. Смотрю во все глаза, чтоб не пропустить МОЮ… Так я ее называл всегда про себя… В тот день я ее так и не увидел. Часов в пять, когда уже темнеть начало, свалил я домой. И как-то поостыл к ней с тех пор. Будто это она виновата, что я ее не увидел, будто она обманула меня.Ну вот теперь представьте, что было бы, если в самый разгар моего дежурства ОНА появилась бы в дверях и прямиком ко мне. И руки бы мне на плечи положила и наклонилась бы (я думаю, она выше меня тогда была) и поцеловала бы меня прямо в губы… Конечно, я бы тогда этого не вынес. Или убежал бы, или расплакался, или сморозил какую-нибудь глупость со стыда.Конечно, я о Лариске не мечтал, как о той, МОЕЙ. И все же то, что она сама обняла меня руками за шею, просто вырубило меня. Я же ведь точно знал, что этого никогда не будет, что этого не может быть. И вот она сама пришла. Что уж тут удивляться, что я выбыл из игры на две недели. А деньги нужны были позарез…Игорек, Витек и Толян (тот, что недавно освободился) ловили беспризорных собак с каждым днем увереннее и ловчее. Огромный сачок, придуманный Саней, они заменили компактной складной удавкой, составленной из двух палок наподобие бамбукового удилища. Вдоль палок были набиты проволочные пропускные кольца. Сквозь эти кольца проходил тонкий металлический тросик, один конец которого был закреплен на палке, а другой находился в руке у ловца. Шнур образовывал подвижную петлю-удавку. Петля накидывалась на собачью шею, и ловец затягивал петлю. Броситься на обидчика собака не могла, ей мешала двухметровая палка.Собаке надевали прочный брезентовый ошейник с длинной веревкой, потом кто-то из ребят подставлял большой мешок, и ловец засовывал в него упирающуюся и хрипящую собаку. Потом горловину мешка перекручивали и завязывали веревкой, йотом отпускали свободный конец петли и вынимали из завязанного мешка всю удавку.Конец толстой веревки от ошейника оставался снаружи. Потом мешок со скулящей собакой (они почти никогда в мешке не лаяли) грузили на детские санки и везли к Фомину. Тот привязывал конец торчащей из мешка веревки к старой груше, развязывал мешок и отходил на безопасное расстояние.Когда собака выбиралась из мешка, он платил ребятам пятерку и намекал, что с них причитается. Ребята предлагали ему получить с Академии наук и уходили.Они были убеждены, что собаки поступают в какой-то закрытый космический институт для сверхсекретных экспериментов.В начале зимы Сашка обратился к Геннадию Николаевичу за советом. Ему нужны были деньги, и он не знал, как их заработать. Геннадий Николаевич предложил ему отлавливать бродячих собак для космической науки. Сашка согласился, но потом отказался от этого дела.Первым шел Витек, за ним — я, а за мной с санками — Толян. Он шел последним не потому, что с тех пор боялся… Я имею в виду тот случай, когда его покусала собака. Он не боялся. Наоборот. Просто у каждого была своя работа. Витек хорошо работал с удавкой, я быстрее всех завязывал веревку на шее, а Толян наловчился одним движением набрасывать на собаку мешок из-под сахара. Еще он должен был отгонять остальных собак, если они кинутся защищать своего. Для этого у Толяна был здоровенный березовый дрын. Толян просто мечтал, чтоб они кинулась…Потом мы все вместе грузили мешок на санки и везли к Фомину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40