И было бы воскресенье. Полное меланхолии уныло законченной недели. Я бы уже сейчас мог до слез тосковать по тебе. Но мысль о том, чтобы заточить тебя и себя в столь закоснелых узах, как любовь или еще какая-то полная общность, по-моему, сущее ребячество... Однако ж, пожалуй... я был бы благодарен за тебя тому, кто способен это совершить...
Мария. Знаешь, какой ты все-таки? Хотя упорно этому противишься. В тебе живет великое желание быть хорошим и добрым, которое с замиранием сердца иногда чувствуешь в детстве.
Томас (протестующе). Не забудь: теперешние нежные пузырьки уже через день-другой станут пересохшей пленкой.
Мария. Нет. Нельзя же вот так просто позволить, чтоб у тебя выбили из рук всю прошлую жизнь! Мне бы хотелось по крайней мере спрессовать ее в одну ясную мысль!
Томас. Ступай, пора, а то опоздаешь на поезд.
Mapия. Я не могу оставить тебя так. Уйти от этого стола и оставить тебя одного? Налила бы тебе чаю... пересчитала белье... не знаю что еще, в голову ничего не приходит. (Замечает чайник, который налила еще раньше, зажигает спиртовку, сыплет в воду чай.) Ты простишь меня?
Томас. Давай расстанемся, не кривя душой: об этом я вообще не думал. У меня уже такое чувство, будто все утонуло и продолжается глубоко под землей, чтобы однажды где-нибудь вырваться на поверхность. Все во мне движется вперед, сиюминутности нет... Иди, Мария, ты должна.
Мария стоит в безмолвной борьбе.
Мне ведь тоже грустно.
Мария. Тебе не грустно; ты отсылаешь меня прочь. Мне так трудно уйти от тебя, не знаю почему. У нас, женщин, любовь глубже!
Томас. Потому что вы любите мужчин. На мужчинах для вас свет клином сошелся.
Мария. Ты уже о чем-то тоскуешь.
Томас. Возможно, о раздумье.
Мария. Слезы переполняют меня - с ног до головы, до глаз.
Томас хочет подойти к ней. Она оставляет чайник и выбегает из комнаты. Томас
на миг замирает в изумлении. Потом подходит к чайнику, снимает его со
спиртовки. Дверь приоткрывается. В щель протискивается Штадер. Томас,
занимаясь чаем, не замечает его.
Штадер (несколько раз откашливается). Не хочу вам мешать... Простите...
Томас (вздрогнув от неожиданности). Что такое?!
Штадер. Собственно, ввиду моей нынешней задачи я не вправе позволить себе... но если вдуматься...
Томас. О чем вы?!
Штадер. Я сочувствую вам! При всем моем уважении к его превосходительству. Я много лет отношусь к вам с величайшим почтением. И потому осмелюсь дать вам совет: не вмешивайтесь в это безнадежное дело. Поговорим как мужчина с мужчиной. Вы без толку напрашиваетесь на разочарования.
Томас. Ах, ну да... Я, правда, не знаю, каким это образом, но коль скоро вы, по вашим словам, относитесь ко мне с почтением, я хочу, чтобы вы молчали. Понимаете! Молчали как могила!
Штадер. Вообще-то, у меня есть к вам предложение; вы можете всецело на меня положиться, господин профессор.
Томас. Это была случайность?..
Штадер. Да.
Томас. Этого вообще не было!
Штадер. Конечно, нет.
Томас. Садитесь, пожалуйста.
Штадер. Спасибо. Его превосходительство увлечен чтением. (Осторожно садится, молчит, подыскивая слова, и в итоге выпаливает.) Я ведь слежу за вами уже долгие годы, господин профессор.
Томас. Почему? Что я натворил?
Штадер (восторженно). О, даже у вас совесть не вполне чиста! Я заметил это по вашему веку. По едва заметному подергиванию. От подсознательного чувства вины нынче страдает буквально каждый... Но дело не в этом, нет. Я слежу за вашим творчеством, за вашими поразительными работами!
Томас. Разве вы что-то в них понимаете?
Штадер. Да в общем нет. То есть кое-что понимаю, так как по роду занятий связан практически со всеми науками... но, словом... еще много лет назад Регина рассказывала мне о вас.
Томас. Не смейте называть ее Региной. Для вас она "ее превосходительство", или "милостивая государыня", или "ваша госпожа кузина". Хотите сигару?
Штадер (отказываясь). Я еще занят, как говорится, служебным расследованием против вашей госпожи кузины; спасибо, нет.
Томас. Сигарету?
Штадер (не в силах и дальше изображать перед Томасом обиженного). Спасибо. Пожалуй, да. (Берет сигарету.) Но мне было бы крайне неприятно, если б его превосходительство застал меня в такой ситуации. (Затягиваясь, каждый раз прячет сигарету в ладони.)
Томас. Так что же вам рассказывали?
Штадер. О, много чего; и я сам постоянно расспрашивал. Кой-какие высказывания даже записал слово в слово! (Достает записную книжку.) Надо сказать, теперь я понимаю их совершенно не так, как тогда. Мало того, я готов признать, что совершенно их тогда не понимал. Но все же догадывался о необычайных возможностях такого рода людей и теперь вижу их вполне отчетливо. (Найдя нужное место, цитирует.) "Мы стоим на пороге нового времени, когда наука поведет за собой или разрушит; во всяком случае, она будет властвовать эпохой. Давние трагедии отомрут, и мы не знаем, возникнут ли новые, если уже теперь в опытах на животных можно несколькими инъекциями пересадить в самца душу самочки, и наоборот. Тому, кто не умеет решать интегралы и не владеет техникой эксперимента, ныне вообще непозволительно говорить о душевных проблемах". Вы помните, кому адресовали все это?
Томас. Да, конечно.
Штадер. Это из письма его превосходительству. Я был под огромным впечатлением. Вы понимаете? Представляете себе, какое значение это имеет для морали и криминалистики, не говоря уже о перспективах искусства детективной маскировки. (Встает.) Господин профессор! Разве можно не воспользоваться этим на практике?
Томас. Ее превосходительство рассказывала мне об этом.
Штадер. Ее превосходительство? Рассказывала? В самом деле?
Томас. Вам не хочется в благодарность вызволить ее из щекотливой ситуации?
Штадер. Гм... понятно, на что вы намекаете. Повашему, я должен стащить папку? К таким приемам я обращаюсь с величайшей неохотой.
Томас. Вот как? Нет, просто у меня мелькнула мысль, что по отношению к моей кузине вы ведете себя крайне непорядочно, верно ведь?
Штадер (протестуя). Мужчина блюдет более высокие интересы. (Снова во власти эмоций.) Да, я тоже был мечтателем! Но пришел к выводу, что этого недостаточно. Позвольте сделать вам предложение; если вы его примете, я все для вас сделаю! (Опять садится.) Окажите честь фирме "Штадер, Ньютон и Ко", став ее научным компаньоном.
Томас (развеселившись). Очень уж неожиданно. Я что-то плохо представляю себе эту мою роль.
Штадер. С людьми вроде вас я начинаю разговор не с финансов; если дух не растрачивают в книгах, а коммерчески им управляют, успех не заставит себя ждать. Вы знаете, что я был лакеем?
Томас. Знаю.
Штадер. Я уже тогда был не только лакеем. Ночами...
Томас (протестующе). Я вас умоляю!
Штадер. Нет-нет, ночами я удирал из дому, всегда. Я был певцом, то есть поэтом; народным певцом, понимаете, пел в трактирах, а время у меня было только ночью. Довольно скоро я от этого отказался; был собачником, педелем, полицейским осведомителем, коммерсантом - ах, кем я только не был! Однако что-то во мне не находило покоя ни в одной из этих профессий. Неуемность духа, я бы сказал. Отсутствие окончательной уверенности. Это и не дает человеку усидеть на месте. Так и тянет в дорогу, куда глаза глядят. Так и подзуживает! Но вы, господин профессор, слушаете мои рассказы, а...
Томас (закурив сигару, внимательно слушает; потрясение сменилось горьким весельем). Нет-нет, рассказывайте, мне это куда интереснее, чем вы думаете.
Штадер. В конце концов я сообразил, что лишь наука способна даровать покой и порядок. И тогда я основал мой институт.
Томас. Я навел о нем справки.
Штадер. И знаете его научные учреждения?
Томас. Мне о них рассказали. Весьма предприимчиво.
Штадер. Ваше руководство было бы для нас редкостной удачей! Что говорить, порой мы бьемся как рыба об лед, преодолевая несовершенства методики. Наука-то не всегда устроена вполне практично, так что бывают и разочарования. Но больше всего разочарований коренится в человеческом непонимании! Именно в научных кругах мой институт покуда не встречает заслуженного понимания. Вот почему вы могли бы оказать поистине неоценимую помощь при разработке детективики как учения о жизни человека науки, который всюду задает тон.
Институт у меня всего лишь детективный, однако и перед ним тоже стоит задача формирования научного мировоззрения. Мы выявляем взаимосвязи, устанавлинаем факты, требуем соблюдения и наблюдения законов; но это лишь рутинная часть работы, которой я вас обременять не стану. Главная моя надежда - статистическое и методическое изучение человеческих обстоятельств, вытекающее из нашей деятельности.
Если нужно выбрать одну из пяти закрытых карт, у семидесяти процентов всех людей выбор будет одинаков. Если проверить записи показаний термометра или тонких замеров, при которых необходимо оценивать доли градуса или миллиметра, то оказывается, что все либо завышают оценку, либо занижают, смотря по расположению между двумя соседними делениями. Мне объяснили, что есть люди "глазные", "слуховые" и "мускульные", которых отличают друг от друга вполне определенные, скрытые от дилетантов погрешности. Говорят, что поэты от веку используют одни и те же, достаточно немногочисленные мотивы и ничего нового придумать не могут. Говорят, что формат, который художники, народ якобы крайне своевольный, придают своим картинам, увеличивается или уменьшается согласно вполне определенным закономерностям - если проследить его изменения в глубь веков. Что влюбленные вечно талдычат одно и то же, это общеизвестно. Летом происходит больше зачатий, осенью - больше самоубийств. Говорят, здесь как с пенными гребнями волн: только дилетант полагает, что белые перекаты суть неудержимое поступательное движение; это оптический обман, создаваемый отлетающими брызгами, на самом же деле вода выписывает сложную кривую, не двигаясь с места. Так что же, самому себя дурачить? Делаешь что-то, а втайне это закономерность! Просто невыносимо знать, что когда-нибудь все станет точно известно, а ты сам понятия не имеешь, что тут к чему!
Томас. Друг мой, вы положительно родились слишком рано. А меня вы переоцениваете. Я - дитя нынешнего времени. И вынужден довольствоваться тем, что сажусь наземь между двух стульев - между знанием и незнанием.
Штадер. Нет-нет, вы ведь пока не отказываетесь?! Обдумайте все хорошенько!
Томас. В любую минуту сюда могут войти. Слушайте, до поры до времени мы будет поддерживать контакт. У меня есть для вас поручение, не слишком интересное, обычное. Вы видели мою жену. Доктор Ансельм ночью уехал. Моя жена отправилась за ним, следующим поездом в...
Штадер (глядя на ручные часы). По расписанию поезд только что ушел.
Томас (подавляя какое-то легкое движение). Верно. Они встретятся в городе для разговора.
Штадер. И вам нужен такой же материал, как его превосходительству?
Томас. Нет. Я только хочу, чтобы вы точно сообщили мне, как мой друг выглядел при этом, какое у него было выражение лица; ну и про мою жену - не слишком ли она нервничала, производила ли впечатление страдалицы или наоборот, женщины свободной и бодрой; словом, все подробности, как будто я сам наблюдал. А потом вы будете обеспечивать мне текущую информацию о начинаниях доктора Ансельма.
Штадер. О, это сущий пустяк, не беспокойтесь. Его превосходительство был нами вполне доволен.
Входит Йозеф, держа под мышкой обернутый бумагой пакет с документами; он
ищет Штадера.
Йозеф (раздраженно). Где вы пропали?
Томас (быстро). Мы еще поговорим позднее.
Штадер. Ваше превосходительство, позвольте мне! (Услужливо пытается забрать у Йозефа пакет.)
Йозеф (крепко прижимая пакет к себе). Нет-нет, я сам. (Томасу, примирительно-мягким тоном.) Не дашь ли мне кусочек бечевки?
Штадер. Прошу, ваше превосходительство. (Достает из кармана клубок и принимается почтительно обвязывать пакет прямо у Йозефа под мышкой; тот поневоле кладет сверток на стол.)
Йозеф. Нам нужен еще сургуч. Тебя не затруднит?..
Штадер. Все предусмотрено. (Достает из кармана сургучную палочку.) Право же, ваше превосходительство, вы недооцениваете мою предусмотрительность. (Хочет помочь Йозефу.)
Йозеф. Нет-нет, Штадер, оставьте!
Штадер деликатно отходит. Йозеф начинает неловко, поспешно, дрожащими руками заворачивать папку в бумагу. Томас, тоже демонстрируя готовность помочь,
зажигает оставленную Штадером свечу.
(Вполголоса.) Это не любовная история!
Томас. Да, не любовная. Но что это было? (Начинает помогать Йозефу.) Закроем гроб! Засыплем землей. Пусть вырастут цветы.
Йозеф. Похоже, ты не видишь тут ничего серьезного.
Томас. Я бы открыл перед Региной пути к новой жизни.
Йозеф. Прошу тебя, Томас, без имен! Мы не одни.
Штадеp (со своего места). А печать у вас с собой, ваше превосходительство?
Йозеф поворачивается к Томасу. Они оба выпускают из рук пакет, тот снова разъезжается. Штадер несколькими ловкими движениями приводит его в порядок.
Томас. Возьмите любую монету. (Йозефу.) Ладно, без имен. И все-таки я бы просто распахнул дороги, в конце концов это азы морали.
Йозеф (чопорно протестуя). Я попрошу вас!
Штадер (примирительно). Как прикажете, ваше превосходительство, - орлом или решкой?
Йозеф. Боже мой, да делайте как угодно, не спрашиваясь!
Томас. Терять уже нечего, выигрывать - тоже.
Штадер (запечатывая пакет). Вот еще пример. (С намеком.) Все думают, орел или решка - дело случая; на самом же деле это подчиняется законам теории вероятностей и злокозненно властвует нами.
Йозеф. Я уже говорил тебе, что ты несколько переутомлен. Твердым надо быть не только ради себя, но и ради других.
Томас (упрямо; указывая на пакет). Я бы его вообще спалил.
Йозеф. Довольно, слушать не хочу. (Глядя на Штадера.) Вы закончили? Тогда ступайте, ступайте!.. (Берет себя в руки.) Подождите меня в моей комнате! Пожалуйста.
Штадер (с достоинством). Господин профессор, позднее я позволю себе переговорить с вами еще раз, а то сейчас его превосходительству, похоже, докучает повышенное давление. (Уходит.)
Томас медленно, с удовольствием задувает свечу.
Йозеф. Томас! Ты хочешь еще раз говорить об этом, но учти, я не могу, пока этот человек находится в твоем доме.
Томас. Его нет.
Йозеф. Кого - "его"? Я имел в виду, разумеется, Ансельма.
Томас. Ансельм уехал.
Йозеф (с облегчением). Стало быть, ты все же понял, что он тебя дурачил? Я хотел бы поговорить с Региной.
Томас. Сейчас нельзя... Она плохо себя чувствует.
Иозеф (убедившись, что Штадер не подслушивает. Недоверчивым шепотом). Она уехала с ним?
Томас (спокойно). С ним уехала Мария.
Йозеф. Ты шутишь? Не понимаю, как можно теперь шутить, но ты ведь пошутил?
Томас. Пожалуй, я слегка сгустил краски; он уехал один. Но Мария, скорей всего, тоже уехала - следом за ним.
Йозеф. Следом за ним? (Опять с недоверием.) Вы так и не порвали с ним до конца?
Томас (твердо). Нет, здесь другое. Мария едет по собственному решению. Она осуждает его поступки, но то, как он их совершает, пленило ее.
Йозеф. И что же это значит?!
Томас. Во-первых, мне переломали кости... или по крайней мере окостенения. Впрочем, цепкая протоплазма еще жива. Во-вторых, самый близкий человек отошел от меня - в чем я ему последую; быть может, он опередил меня лишь от страха.
Йозеф. Но Мария! Такая женщина, как Мария? О, этот ловец душ! Однако теперь я начинаю угадывать новую взаимосвязь: с самого начала этот мерзавец намеревался только унизить ее перед Марией? Тебе не кажется, что я обязан позаботиться о Регине? С тех пор как я сам, не пойму каким образом, вдруг очутился со свечой в безнадзорных спящих комнатах... я правда и сейчас еще в замешательстве... а насколько же больше замешательства у такого пассивного человека, как Регина... по-моему, очень может быть, что она была просто в смятении, когда... позволила обвинить себя в этих грехах.
Томас. Посиди лучше рядом со мной. Я так рад, что мы можем поговорить; мне очень хотелось тебе первому об этом рассказать. (Садится сам и усаживает Йозефа в кресло.)
Йозеф. Ты на удивление спокоен. Неужели не понимаешь: рука, подававшая тебе блюда, возможно, уже запятнана виной. Рот, которому ты верил, едва лишь он открывался, уже солгал. Ты думал, что живешь среди родных, а сквозь стены все время заглядывали чужие глаза. На тебя навлекли самый страшный позор, какой только можно навлечь на мужчину!.. (Пытается поправить себя.) Конечно, я не берусь утверждать, что все непременно так и есть.
Томас (отвечает, весьма задумчиво). Знаешь, что я тут вижу? Что любовь к одному избраннику, собственно, не что иное, как отвращение ко всем людям.
Йозеф. По-моему, ты... Да, по-моему, ты и впрямь бесчувственный.
Томас. У меня чувства очень шаткие.
Йозеф. Нет-нет, я хочу поговорить с Региной. Ее место в упорядоченных, надежных обстоятельствах. (Хочет встать.)
Томас (удерживая его). Что же ты ей скажешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13