Он сделал музыку громче. «Что в нем происходит, – подумала я, – может, эта песня напоминает ему о времени, когда он еще любил свою жену?»
Я думала обо всех женщинах, благодаря которым их мужья стали такими, какими стали: успешными, самодовольными, относительно хорошо воспитанными и одетыми людьми, которые ежедневно меняют трусы, посылают матерям цветы ко дню рождения и, возвращаясь домой после своих важных дел, любят, чтобы их дети были уже в постели.
Никогда ради мужчины я не отказывалась ни от чего, если не считать моего душевного покоя, многих, многих плиток шоколада с нугой, равно как и многих часов блаженного послеобеденного отдыха, которые, вместо дивана, провела на тренажере. Я всегда утверждаю, как и все мои знакомые женщины, что ем обезжиренную пищу и сжигаю калории самыми мазохистскими способами только затем, чтобы чувствовать себя вольготно в собственном теле, но на самом деле это минимум на шестьдесят процентов ложь. Главным образом я хочу, чтобы так себя чувствовали другие, вступая в контакт с моим телом.
Но правда и то, что ни один мужчина на свете еще не сделал карьеры благодаря мне. Я никогда никому не обеспечивала тыл и не подчиняла своих желаний его желаниям. Для этого я слишком ориентирована на свои потребности. Практически я почти всегда только на них и ориентируюсь. И тем не менее я уважаю таких жен, как у Юлиуса Шмитта.
Марита Шмитт. Уже двадцать семь лет супруга Юлиуса Шмитта. Прервала свое образование, чтобы – пока учится муж – родить сына. Который спустя двадцать четыре года шептал мне на ухо всякую мерзость. На вечеринках готовила для шефа мужа, когда у того еще был шеф, разные необыкновенные кушанья. При этом Марита поправилась на два или три размера. Так же, впрочем, как и ее супруг.
Юлиус и Марита, как и многие люди, долго прожившие вместе, все сильнее походят друг на друга. С Маритой я познакомилась на пятидесятилетии Юлиуса. Они произвели на меня впечатление брата и сестры. У них одинаковая манера держать бокал с вином, разделывать рыбу и повышать голос в конце предложения – похоже на звук двухмоторной «Щессны», берущей неожиданное препятствие.
Трогательно. Когда супруги перенимают черты и манеры друг у друга. Для этого не обязательно так уж любить друг друга, достаточно просто проводить вместе определенное количество часов в неделю. Обмен привычками иногда приводит к курьезам. Так, муж моей школьной подруги Кати из-за перенесенного воспаления глуховат на левое ухо. В разговорах он всегда слегка поворачивает голову, чтобы приблизить к собеседнику здоровое, правое ухо. И что бы вы думали? В мой последний визит я обнаружила у Кати тот же наклон головы, хотя она отлично слышит обоими ушами.
Шмитты даже внешне похожи. Оба среднего роста, широкие в бедрах и с удивительно толстыми носами. Или нос одного за годы брака стал толще? Стану ли я похожа на Филиппа? Может, через пятнадцать лет я стану такой же толстой, как он, то есть вдвое выше, чем сейчас? Или, чего доброго, он уменьшится? А может, я смогу перенять его уверенность в себе? Эту абсолютную убежденность в достижении любой цели, которая иногда просто не дает Филиппу радоваться успеху. Потому что он и так в нем не сомневался. Я тоже не очень-то радуюсь успехам, потому что всегда сомневаюсь, – ведь не могло это быть так уж сложно, раз удалось даже мне. Обрету ли я, как Филипп, когда-нибудь его уверенность? Научусь ли не воспринимать дельную критику лично в свой адрес? Неужели я буду покупать только такие книги, которые потом прочитаю, и употреблять только те иностранные слова, которые действительно понимаю? Прекращу ли я когда-нибудь задавать глупые вопросы? Например, такие:
«Тебе Гизела Бюндхен нравится больше меня?»
«Тебе ведь не нравится большая грудь, правда?»
«Посмотри-ка на ту похожую на крысу супермодель – она только что зашла в ресторан, – ты бы стал с нею спать, если бы не встречался со мной?»
«Ты уже готов был когда-нибудь мне изменить?»
«О ком ты думаешь, когда онанируешь?»
«Будешь ли ты считать меня красивой, когда мне будет сорок девять?»
«Ты какую-нибудь женщину любил больше меня?»
Почему мужчины не задают такие вопросы?
Действительно, почему? Потому что не хотят, чтобы им врали? Или боятся, что женщины ответят честно:
«Нет, пончик, я ничего не имею против твердых, как доска, мускулов на животе. Джордж Клуни, конечно, обворожителен, но в тебе меня привлекают скрытые достоинства. Уж я бы не выталкивала Джорджа из постели, тем более что в своих фантазиях я уже раз сто пережила с ним потрясающий секс. С твоими возрастными признаками я смирюсь только тогда, когда буду уверена, что со своими возрастными признаками не смогу найти никого моложе».
Нет, я не знаю ни одного мужчины, который бы задавал подобные вопросы, и к счастью, ни одного, который был бы так бессердечен, чтобы сказать правду в те моменты, когда ложь нужна, даже ожидаема. Можно лишь вообразить следующий апокалиптический диалог:
«Любимый, что было бы, если бы меня у тебя не было?»
«У меня была бы другая».
Фу, совершенно невозможно представить. Куда бы мы зашли, если бы женщинам грозила опасность всегда получать честные ответы на свои глупые вопросы? Человечество бы вымерло. В самом деле.
Юлиус разлил шампанское и прервал мои важные для антропологии размышления.
«Знаете, моя дорогая куколка, что особенно печально? Через двадцать пять лет брака я совсем не грущу, что больше не люблю свою жену».
«Если ты не грустишь, то радуйся», – бестактно закричал толстяк.
«Это действительно грустно», – сказала я с пониманием и сжала под водой руку Филиппа. Он обнял меня очень крепко, как будто хотел сказать: «Мы всегда будем любить друг друга, не беспокойся».
«Конечно, мы тоже раньше думали, что будем любить друг друга всегда», – сказал Юлиус.
Мне не хотелось, чтобы он так продолжал, я хотела верить в свои иллюзии о вечной любви, о действенности восстановительного крема и правдивости телерекламы.
«Нельзя любить по принуждению», – сказала я с сожалением и попыталась сконцентрироваться на моей любимой песне Элтона Джона «Your song»:
I hope you don't mind
that I put down in words
how wonderful life is
while you're in the world.

23:38
«Ну, моя милая куколка Штурм, вы все еще верите в великую вечную любовь?»
«Нет, в данный момент нет».
Мы с Юлиусом дошли до моей машины. Не произнесли по дороге ни слова, но это молчание не было неприятно. Казалось, он не ждет от меня никаких объяснений. Он был где-то далеко, в своих мыслях и выглядел каким-то озабоченным. Тем не менее у меня создалось впечатление, что мое присутствие ему не неприятно.
Вот он берет мою руку в свои.
«Что произошло, меня не касается, и я не буду вас расспрашивать, надеюсь, что вскоре мы снова встретимся и снова будем верить в любовь».
«Юлиус?»
«Что?»
«Меня это, конечно, тоже не касается, но все-таки я спрошу. У вас все в порядке? Вы выглядите таким подавленным».
«В данный момент у меня все не в порядке. С завтрашнего дня все в моей жизни станет не так, как было. Но знаете что? Я радуюсь этому. Это хорошо. Нет, все будет хорошо».
Обычно я не прекращаю расспросы, когда мне становится по-настоящему интересно. Но на этот раз я была непривычно скромна и тактична.
«Я буду очень рада за вас, Юлиус, правда».
Мы еще пару секунд смотрим друг на друга с полным пониманием, потом Юлиус целует меня в щеку и уходит.
Какое-то время я слышу его шаги. Потом все стихает. И я не могла бы сейчас вспомнить, когда еще в своей жизни чувствовала себя такой одинокой.
23:57
Еще три минуты до моего дня рождения. До моего нового года.
До моей новой жизни. Я не хотела никакой новой жизни, в моем возрасте уже не хочется становиться старше, поэтому моя радость удерживает себя в четких рамках. Я жму на газ, как безумная, чтобы только успеть. К тому магическому месту, высоко над миром.
Я припарковалась прямо над обрывом у Красной скалы. В тридцати метрах подо мной пляж. Сейчас прилив, и если откинуться на сиденье и крепко зажмуриться, то можно представить себе, что летишь над темной водой.
Луна этой ночью такая ясная и светлая, как будто хочет доставить мне особую радость. Я люблю ее, как старого чудака-друга, которому все прощают. Я люблю ее, потому что когда смотрю на нее, то представляю себе тех, кто любовался ею до меня. Каждый человек, который когда-то жил, тоже смотрел на Луну. Первый человек. Цезарь. Гёте. Колумб. Нифертити. Лютер. Рок Хадсон. Ганди. Амелия Чуппик. Ситтинг Булл, Мэрилин Монро.
Все они когда-нибудь в своей жизни, в точности как я сейчас, смотрели наверх и искали утешения. И иногда находили.
Никогда еще звезды не были ближе, чем сегодня. Я высунула руку, сорвала с неба парочку и положила на сиденье рядом со спящей Марпл. Я их заслужила. И они мне пригодятся.
23:58
Сейчас.
Для этого момента есть только одна песня: «Пинк Мун». Я убеждена, что мудрый, рано умерший Ник Дрейк написал ее специально для меня, а не для рекламного ролика фольксвагена «Гольф». Он думал:
«Однажды одна женщина придет на Красные камни и представит себе, что она летит над морем к Луне, с которой у нее давние дружеские отношения. Она будет грустна, а до полуночи останется еще целых две минуты. До ее дня рождения. Но с каждым днем рождения начинается что-то новое. На этот раз – особенное. И поэтому я напишу для нее песню, которая будет звучать две минуты. Ровно две минуты. Песню, с которой она может лететь в гости к своей подружке, Луне. Pink Moon. Happy Birthday, куколка Штурм».
И он поет:
I saw it written and I saw it say
Pink moon is on its way.
And none of you stand so tall
Pink moon gonna get ye all
And it's a pink moon
Yes, a pink moon.

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 00:00
Какое-то мгновение я подумывала: а что, если просто дать газ и взлететь? Bay!
Это было бы нечто! Какой уход!
Пастор будет глотать скупые слезы, несмотря на то что он совершенно не знает меня, потому что пятнадцать лет назад я покинула ряды прихожан. Но он интуитивно почувствует, какая выдающаяся личность безвременно покинула этот мир. Моя школьная подруга Кати, эксперт по театральным жестам, будет истерически кричать у открытой могилы, бросаясь на Филиппа: «Убийцаааа!» и только совместными усилиями мужа и любовника удастся удержать ее от того, чтобы она не убила его лопатой.
А Филипп, совершенно сломленный, рухнет на мою могилу, вцепится в мой белый гроб и откажется вставать.
Ах, я люблю представлять в красках собственное погребение. Всех этих отчаявшихся, раскаивающихся людей, которым я, можно сказать, делаю честь своей смертью. Вот они ее получили. Раскаиваться слишком поздно! Сами виноваты!
Что плохо в этих фантазиях, которые, впрочем, всегда приятны, так это чрезмерная необратимость смерти и тот факт, что на собственных похоронных торжествах главное действующее лицо часто бывает мертвым. Как же так: ты наконец получила свою звездную роль, а ничего иметь с этого не будешь. Нет, такой вариант не для меня. Если уж речь обо мне, то лучше я еще поживу. Поэтому я предпочитаю умереть в преклонном возрасте – ведь у живого больше шансов отомстить.
Итак. За новый год. За хороший год. Самое прекрасное в том, что он может быть только лучше.
Пожалуй, мне даже можно позавидовать.
«С новым счастьем!» – рявкаю я что есть мочи. Марпл испуганно поднимает голову и вздыхает из-за того, что прервали ее сон. Я крепко целую ее в мокрый нос. После чего она выглядит, если это вообще возможно, еще более удрученной, чем обычно. Я включаю заднюю передачу, машу рукой Луне на прощание и начинаю новую жизнь.
10:13
Ооооооо! Уууууу! Ктоооояяяя! Гдеееяяя! Кто долбит меня по голове? И почему?
11:45
Ооооо. Эта боль.
У меня болит все тело – ни единого живого места – и непонятно, где болит больше. Хорошо, головную боль я быстро локализовала и диагностировала. Алкогольное отравление вкупе с непривычно высокой дозой никотина. Безрадостно, но ничего серьезного. Но, черт возьми, что с моей спиной, ногами, руками? Чувствую себя так, как будто угодила в потасовку между панками и скинхедами.
О чем, честно говоря, не могу судить правильно, потому что меня еще никогда не били. Я немного труслива, когда дело касается физических разборок. Да и вообще, любых разборок. Влезать в конфликты – это не мое. На меня стоит только злобно посмотреть, и я готова все, то есть абсолютно все, что говорила когда-нибудь в своей жизни, взять обратно.
Вот самое брутальное, что я сделала другому человеку: когда мне было одиннадцать лет, я в приступе гнева бросила мокрую губку в ненавистную одноклассницу. В то время я не только плохо бросала, но и плохо целилась, чему, впрочем, так никогда и не смогла научиться. Губка пролетела в нескольких метрах от моего врага и попала в лицо лучшей подруги, отчего наша дружба тут же и кончилась.
Я с отвращением щурюсь на солнце, которое неизвестно откуда светит мне прямо в лицо, и бросаю хмурый взгляд на свое истерзанное тело.
Ничего удивительного. Конечно, довольно практично что из-за небольшого роста меня можно уложить спать почти где угодно. Я способна задремать в малюсенькой нише, в тесном кресле… Но если я могу спать почти везде, это еще не означает, что везде я сплю хорошо.
Сейчас, например, я лежу, измученная болью, на заднем сиденье своего автомобиля. Слегка прикрытая купальным полотенцем. Голова самым неудобным образом лежит на пакете с книгами. На ногах уютно устроилась мисс Марпл, но это даже хорошо, потому что ног я не чувствую, а если бы чувствовала, то они бы, конечно, болели.
Постепенно вспоминаю последние часы прошедшей ночи. В своем небесно-голубом кабриолете я покатила на стоянку перед ночным рестораном в деревне Кампен. Подвела губы, подкрасила ресницы и в сопровождении Марпл отправилась праздновать свой день рождения. Несколько мужчин приятной наружности не бросились ко мне, что меня огорчило, но по причине не существующего больше чувства собственного достоинства по-настоящему не оскорбило.
Лишь около двух часов я увидела знакомое лицо: жену Юлиуса Шмитта. Как ее зовут? Рената? Петра? Моника? Я незаметно за ней наблюдала. Как раз тот тип женщин, чье имя не запомнишь. Бедная женщина. Пару секунд она смотрела прямо на меня. Сейчас она подойдет и начнет жаловаться. Только этого мне не хватало. При всей женской солидарности этого не надо. Я уже собралась отвернуться и демонстративно посмотреть в окно, но тут она отвернулась и посмотрела в окно. Она меня не узнала. Какая наглость! Больше всего мне хотелось подойти к ней и сказать, что я не собираюсь ей навязываться, потому что вообще не могу вспомнить, как ее зовут.
Но, присмотревшись, я увидела, что ей и без моих выступлений плохо. Она выглядела невероятно одинокой. Возможно, как и я. Пила джин тоник, как и я. Ходила туда сюда по танцплощадке. Одна. Эта полная дама. С толстым носом, похожая на своего мужа, который собирался начать новую жизнь. Без нее.
Она увлеченно танцевала под песню Глории Гейнор, под которую любят танцевать все страдающие женщины. И те, кто подпевает громче всех, – самые несчастные. Я не танцевала, но тихо подпевала себе под нос:
Oh no not I
I will survive!
Oh as long as I know how to love
I know I ll stay alive.
Я считала.
Когда я уходила, она все еще танцевала. Рената, Петра или Моника Шмитт. Женщина, чье имя не запомнишь, а фамилия принадлежит ее мужу.
Go on now, go
Walk out the door
Just turn around now
Cause you're not welcome anymore…
Мне было жаль нас обеих.
Я пошла к машине, положила голову на пластиковый пакет с книжками, а руку на мягкую шерсть мисс Марпл. И заснула.
13:55
«Это номер Ингеборг Химмельрайх. Оставьте свое сообщение после звукового сигнала, и я вам перезвоню. Пииип».
«Ибо, это куколка. Жаль, что тебя нет. В Химмельрайх я уже звонила, но я знаю, что сегодня ты дома. Хотела сказать тебе, что еду в Гамбург. Я пока на острове, но уже встала в очередь на паром. Звоню из телефонной будки с вокзала, потому что мобильник сел. Можем мы увидеться сегодня вечером? Тогда я наконец расскажу, что произошло. Попробую позвонить тебе еще раз, когда буду в Гамбурге. Пока, до встречи».
Я наотвлекалась досыта. Пора с этим кончать. Я еду домой, чтобы воспользоваться классическими, испытанными методами преодоления проблем: вино, подруга и пение. Выпью ледяной коктейль Кави ди Кави на террасе. Изображу перед любимой Ингеборг весь долгий путь моих страданий. Под нежное сопровождение «The only one» Лайонела Ричи. У него голос, как ванильный сироп.
Let me tell you now
all that's on my mind.
А когда Ибо узнает страшную, ужасную правду, я буду много плакать. А она будет долго гладить меня по голове, все поймет и, надеюсь, скажет:
«Теперь я могу тебе сказать. Этот Филипп мне с самого начала не нравился».
Или: «Ты можешь его только пожалеть, куколка, парень испортил себе жизнь».
Или: «Теперь прекрати реветь и давай поговорим о главном: о мести».
В отличие от меня Ингеборг – потрясающая, изобретательная мстительница. Она из Остфрисланда. Все время забываю название места, в любом случае, где-то за Эмденом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19