Мне сказали, что старик никогда не стал бы плохо обращаться с дочерью, потому что она — единственное, что у него осталось после смерти жены, а теперь Марта стала сиротой. Я понял, что, должно быть, совершил ужасную ошибку.
Прошли месяцы. Карл исчез, и о происшествии постепенно забыли. Овощи теперь покупали в другом месте, так как воз больше не приезжал. Но жители деревни по-прежнему относились ко мне с подозрением, и я стал изгоем.
Однажды вечером я шел вдоль реки. Сгущались сумерки, узкая тропинка между деревьями стала почти не видна. Внезапно сзади меня кто-то схватил и приставил нож к горлу. Я знал, что это был Карл, и вспомнил о зеркалах из моего сна и о фигуре, затерявшейся между ними. Я вообразил себя таким же потерянным, как та фигура».
* * *
— Только теперь до него дошло, — сказал Пфиц, — что его собственная жизнь была не более чем летучим видением, фигурой, мелькнувшей в смутном проеме между последовательностью образов в бесконечном множестве отражений, идентичных, но уменьшающихся друг в друге.
Они услышали лязг ключа в замочной скважине. Пфиц и Гольдман встали.
— Мы свободны! — воскликнул Гольдман.
— Благодарение небесам, — добавил Пфиц. — Еще немного, и я напустил бы в штаны. Почему они не дали нам ведро?
Надзиратель назвал имя Гольдмана.
— А мой спутник?
— Только вы, Гольдман.
Его отвели наверх, к офицеру.
— Герр Гольдман, я понимаю, что вы — уважаемый гражданин Ррейннштадта, и то нарушение закона, в которое вы были вовлечены, не соответствует вашему характеру. Я готов отпустить вас.
— А Пфица?
— Нищего? Мы ничего не знаем о нем. Думаю, что его мы повесим.
Гольдман вскрикнул:
— Сжальтесь над ним, господин офицер. Он не сделал ничего плохого!
— Это не так просто, как кажется, — заговорил офицер. — Арестовать по ошибке одного человека — это недоразумение, но арестовать двоих — это уже небрежность. Я уверен, что он нарушил закон.
— Прошу вас, не спешите. Я могу внести за него штраф. Сколько вы хотите?
Офицер задумался.
— Принесите мне тысячу талеров. Я подумаю, что можно сделать.
Гольдмана вывели на улицу через главные ворота, и он зажмурился от яркого солнца. Тысяча талеров! Это большие деньги, но выбора не было. Он поспешил к дому. Минна была поражена, увидев хозяина в столь растрепанном виде,
— Фрау Гольдман дома? — спросил он.
Минна ответила, что хозяйка наверху принимает гостей. Проходя мимо гостиной, он услышал заливистый смех своей супруги. Гольдман прошел к своей конторке, достал оттуда два мешка монет, торопливо сунул их в штаны и, пройдя мимо Минны, которая удивленно вскинула брови, заметив странную метаморфозу, происшедшую с фигурой ювелира, спустился по лестнице, нанял экипаж и велел везти себя во Фреммельгоф.
— Вот деньги, — сказал он и положил перед офицером мешки с монетами. Один из надзирателей проводил Гольдмана вниз, в камеру, где остался арестованный Пфиц. Камера оказалась пустой.
— Куда его увели? — Гольдман едва не плакал. — Может быть, вы повесили беднягу?
Никто не мог ответить на этот вопрос. Гольдмана впустили в камеру, чтобы он убедился, что в ней никого нет. Пфиц никуда не мог деться. Все, что от него осталось, — это лужа на полу. Когда Гольдман вышел на улицу, его переполняла печаль. Ему даже не вернули денег! Офицер сказал, что это научит самого ювелира впредь вести себя прилично.
С тех пор Гольдман ни разу не видел Пфица. Слух о приключениях ювелира распространился по городу, и Гольдману пришлось приложить массу усилий, чтобы утихомирить жену. Некоторые утверждали, что Гольдман сошел с ума или спьяну вообразил себе всю историю, другие же говорили, что Пфиц — привидение или дух, вызываемый рассказчиками злобных и легковесных историй. Прошло много лет, прежде чем Гольдман смог найти в большой библиотеке Ррейннштадта биографию графа Цельнека. Из нее ювелир узнал, что история Пфица является целиком апокрифической и что почти наверняка у графа не было слуги с таким именем. Кто бы ни был сокамерник Гольдмана, звали его не Пфиц. Это послужило утешением Гольдману, который — и это обязательно следует добавить — никогда больше не попадал в темные казематы Фреммельгофа и не отлучался из дома, не посоветовавшись предварительно с женой. Так по крайней мере звучит эта история в изложении Мюллера в его «Сказках Ррейннштадта». Лично я не могу засвидетельствовать истинность любой из этих историй и должен на сем закончить свое повествование — боюсь, что тем читателям, которые жаждут дальнейших развлечений, придется искать их в другом месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Прошли месяцы. Карл исчез, и о происшествии постепенно забыли. Овощи теперь покупали в другом месте, так как воз больше не приезжал. Но жители деревни по-прежнему относились ко мне с подозрением, и я стал изгоем.
Однажды вечером я шел вдоль реки. Сгущались сумерки, узкая тропинка между деревьями стала почти не видна. Внезапно сзади меня кто-то схватил и приставил нож к горлу. Я знал, что это был Карл, и вспомнил о зеркалах из моего сна и о фигуре, затерявшейся между ними. Я вообразил себя таким же потерянным, как та фигура».
* * *
— Только теперь до него дошло, — сказал Пфиц, — что его собственная жизнь была не более чем летучим видением, фигурой, мелькнувшей в смутном проеме между последовательностью образов в бесконечном множестве отражений, идентичных, но уменьшающихся друг в друге.
Они услышали лязг ключа в замочной скважине. Пфиц и Гольдман встали.
— Мы свободны! — воскликнул Гольдман.
— Благодарение небесам, — добавил Пфиц. — Еще немного, и я напустил бы в штаны. Почему они не дали нам ведро?
Надзиратель назвал имя Гольдмана.
— А мой спутник?
— Только вы, Гольдман.
Его отвели наверх, к офицеру.
— Герр Гольдман, я понимаю, что вы — уважаемый гражданин Ррейннштадта, и то нарушение закона, в которое вы были вовлечены, не соответствует вашему характеру. Я готов отпустить вас.
— А Пфица?
— Нищего? Мы ничего не знаем о нем. Думаю, что его мы повесим.
Гольдман вскрикнул:
— Сжальтесь над ним, господин офицер. Он не сделал ничего плохого!
— Это не так просто, как кажется, — заговорил офицер. — Арестовать по ошибке одного человека — это недоразумение, но арестовать двоих — это уже небрежность. Я уверен, что он нарушил закон.
— Прошу вас, не спешите. Я могу внести за него штраф. Сколько вы хотите?
Офицер задумался.
— Принесите мне тысячу талеров. Я подумаю, что можно сделать.
Гольдмана вывели на улицу через главные ворота, и он зажмурился от яркого солнца. Тысяча талеров! Это большие деньги, но выбора не было. Он поспешил к дому. Минна была поражена, увидев хозяина в столь растрепанном виде,
— Фрау Гольдман дома? — спросил он.
Минна ответила, что хозяйка наверху принимает гостей. Проходя мимо гостиной, он услышал заливистый смех своей супруги. Гольдман прошел к своей конторке, достал оттуда два мешка монет, торопливо сунул их в штаны и, пройдя мимо Минны, которая удивленно вскинула брови, заметив странную метаморфозу, происшедшую с фигурой ювелира, спустился по лестнице, нанял экипаж и велел везти себя во Фреммельгоф.
— Вот деньги, — сказал он и положил перед офицером мешки с монетами. Один из надзирателей проводил Гольдмана вниз, в камеру, где остался арестованный Пфиц. Камера оказалась пустой.
— Куда его увели? — Гольдман едва не плакал. — Может быть, вы повесили беднягу?
Никто не мог ответить на этот вопрос. Гольдмана впустили в камеру, чтобы он убедился, что в ней никого нет. Пфиц никуда не мог деться. Все, что от него осталось, — это лужа на полу. Когда Гольдман вышел на улицу, его переполняла печаль. Ему даже не вернули денег! Офицер сказал, что это научит самого ювелира впредь вести себя прилично.
С тех пор Гольдман ни разу не видел Пфица. Слух о приключениях ювелира распространился по городу, и Гольдману пришлось приложить массу усилий, чтобы утихомирить жену. Некоторые утверждали, что Гольдман сошел с ума или спьяну вообразил себе всю историю, другие же говорили, что Пфиц — привидение или дух, вызываемый рассказчиками злобных и легковесных историй. Прошло много лет, прежде чем Гольдман смог найти в большой библиотеке Ррейннштадта биографию графа Цельнека. Из нее ювелир узнал, что история Пфица является целиком апокрифической и что почти наверняка у графа не было слуги с таким именем. Кто бы ни был сокамерник Гольдмана, звали его не Пфиц. Это послужило утешением Гольдману, который — и это обязательно следует добавить — никогда больше не попадал в темные казематы Фреммельгофа и не отлучался из дома, не посоветовавшись предварительно с женой. Так по крайней мере звучит эта история в изложении Мюллера в его «Сказках Ррейннштадта». Лично я не могу засвидетельствовать истинность любой из этих историй и должен на сем закончить свое повествование — боюсь, что тем читателям, которые жаждут дальнейших развлечений, придется искать их в другом месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24