Короче говоря, я отправился домой к пророку Нафану, коего застал в праздный час.
— Ах, это ты, Ефан. Едва я подумал о тебе, а ты и сам тут как тут.
— Ваш провидческий дар — одно из поразительнейших чудес нашего века. Воистину далеко не каждому посылает Господь сновидения, исполненные столь глубокого смысла, что наверняка способствует я написанию исторических трудов.
— Верно. Другие утруждают свою голову или роются в архивах, боятся, как бы не погрешить против фактов, я же просто жду наития от Господа.
— Но разве не надлежит воспоминаниям основываться на фактах?
— Чего стоит голый факт без живинки, без иносказания? Только не путай их с сумбуром и жалким лепетом у современных авторов, ибо та темнота не от Бога, а от простого неумения связно изъясниться.
— Полагаю, в вашем труде под предварительным названием «Книга Нафана» нашлось местечко для трогательной и прекрасной истории о том, как царь Давид полюбил госпожу Вирсавии?, и о том, сколь благословенно-сладостным оказался союз двух сердец, подаривший нам после множества злоключений нынешнего престоловладельца.
— Я старался изложить ее во всех подробностях.
— Смеет ли раб ваш надеяться, что вы предоставите соответствующие главы для использования их в Книге царя Давида; ваше имя, разумеется, будет должным образом упомянуто,
— Но мои записи хранятся в единственном экземпляре. Сам понимаешь, я не могу выпустить их из рук.
— Тогда нельзя ли прочитать их здесь?
— Когда на меня нисходит божественное наитие, я употребляю знаки и сокращения, которых тебе не разобрать. Впрочем, я сам тебе почитаю и даже отвечу на вопросы.
ГЛАВЫ ИЗ КНИГИ ВОСПОМИНАНИЙ ПРОРОКА НАФАНА; В СКОБКАХ ПРИВЕДЕНЫ ВОПРОСЫ ЕФАНА, СЫНА ГОШАЙИ, И ОТВЕТЫ НАФАНА
В тот вечер царь Давид пригласил для обсуждения кое-каких государственных дел своих ближайших сподвижников, в том числе меня, чтобы при необходимости выслушать мое прорицание. Против обыкновения царь опоздал, виду него был чрезвычайно встревоженный, так что я почел нужным спросить, не пригрезился ли ему на послеобеденном отдыхе сон, который потребно истолковать.
Царь взглянул на меня так, будто услышал голос с того света, и сказал: «Сон? Нет, Нафан, то был не сон, а живейшая явь!»
Священник Авиафар, писец Сераия и иные присутствующие засыпали Давида вопросами: может, все-таки видение? На кого больше похоже — на ангела или на человека? Короче, начался шум и гам. Давид, погладив бороду, сказал наконец, что это существо вполне сошло бы за ангела, не совершай сей ангел омовений, положенных женщине ежемесячно, а увидел он эту женщину, встав ото сна, с крыши своего дома при свете заходящего солнца. Писец Сераия тотчас сообразил, что это была Вирсавия, дочь Елиама, вышедшая замуж за хеттеянина Урию, тысячника, который сейчас воюет под началом Иоава, осаждающего аммонитский город Равву; как раз накануне похода Урия с женой и въехали в один из домов по западную сторону от дворца. Если будет на то царская воля, добавил Сераия, он сходит к Вирсавии и передаст ей, что она понравилась царю, а уж дальше все просто. Просто, да не очень, сказал Давид. Разве не принадлежат царю все дочери Израиля, удивился Сераия, в том числе те, кто замужем за чужеземцем вроде хеттеянина Урии?
Разумеется, ответствовал Давид, но за исключением жен, у которых мужья находятся в действующей армии. Этих никто не смеет тронуть, ни старейшина племени, ни сам царь. Иначе кто пойдет сражаться за Господа, не будучи уверен, что дом его и жена остались под надежной защитой?
Священник Авиафар подтвердил, мол, воистину такова заповедь Господа, необрезанные называют ее табу, а царь Давид, как всегда, мудр и справедлив.
Тогда Давид стукнул кулаком по столу и воскликнул: «Значит, по-твоему, пусть царь сгорает от страсти и нельзя ему затушить это пламя?»
Авиафар аж поперхнулся от страха, пришлось хлопать его по спине. Придя в себя, он сказал: «Если царь сгорает от страсти, то пламя надо, конечно, тушить, ибо благополучие избранника Божьего — заповедь наипервейшая. Сам Господь явил Свою волю тем, что соопределил на один и тот же час омовение оной женщины, закат солнца и пребывание царя на кровле дома своего».
Писец Сераия заявил, что так называемое «табу» к данному случаю неприложимо, ибо хеттеянину Урии от сожительства его жены с царем не только не сделается никакого ущерба, но, напротив, ему выпадет великая честь, то есть внакладе он не останется.
(Пора выразить свое восхищение, подумал я, и сказал, что никогда не слышал рассказа более занимательного и наблюдений более метких. Но неужели господин Нафан, самолично участвуя в том разговоре, не высказал своего мнения о так называемом «табу»?
Усмехнувшись, Нафан проговорил со скромной миной: «Я положил себе за правило не высказываться, пока Господь не вразумит меня Своим словом».
После чего он продолжил чтение.)
Давид послал слуг взять Вирсавию; и она пришла к нему, и он спал с нею, ибо она была чиста от нечистоты своей; потом она возвратилась в дом свой.
(Тут я опять перебил Нафана:
— От союза этой пары родился мудрейший из царей Соломон, поэтому негоже, чтобы читателю показалось, будто все ограничилось лишь грубым совокуплением. Неужели царь Давид ни разу не обмолвился, хотя бы намеком, о любезностях, нежностях или ласковых словечках, которыми он обменивался с госпожой Вирсавией в ту первую ночь любви?
— Царь Давид поведал мне однажды, что ни среди женщин, ни среди мужчин не знавал кого-либо более искусного в любви, нежели Вирсавия, дочь Елиама. А вот насчет слов, сказанных той ночью, придется тебе, видно, обратиться к самой царице-матери. — Мой господин близко знаком с нею? — поинтересовался я наилюбезнейшим голосом.
— Если б не мой добрый совет, — Нафан многозначительно помолчал, — и не Ванея с его хелефеями и фелефеями, то сидеть бы сейчас ее сыну не меж херувимов, а в самом темном и страшном узилище.
— Стало быть, мой господин без особого труда уговорит мать-царицу принять меня для ответов на кое-какие вопросы?
Нафан поднял белесые брови: — Боюсь, она будет не слишком разговорчивой.
И он вновь продолжил чтение.)
Женщина эта сделалась беременною, и послала известить Давида, говоря: я беременна.
Случилось так, вспоминал Нафан, что в тот день царь призвал меня для малых пророчеств. И сказал мне царь: «Слушай, Нафан, пусть Бог то и то со мною сделает, если она не подстроила это нарочно». Я спросил, на чем основаны его подозрения. Он ответил: «О том ведомо Господу, ибо Он смотрит не так, как смотрит человек. Господь смотрит на сердце; да и чутье мне подсказывает».
Я сказал Давиду, мол, каждый новый сын — благо, если, конечно, он от его семени.
На сей счет не приходится сомневаться, сказал Давид, к тому же он сам видел, как Вирсавия совершала положенное ежемесячное омовение, а привели ее спустя всего несколько часов «чистою от нечистот ее»; что же до ее мужа Урии, то ему сюда от аммонитского города Раввы самого спешного хода не менее четырех дней.
Тогда я говорю: «Значит, Господь благодетельствует раба Своего не только словом, но и делом в данном случае — дитем».
Тут Давид поморщился: «А как же быть с заповедью Господней, которую язычники называют „табу“? Можно утаить любодеяние, но ребенка-то не скроешь; возможно, когда-либо в нашем роду и будет непорочное зачатие, однако до сих пор такого не слыхали».
Я спрашиваю: «Верно ли я понял, что от Раввы. которую осаждает Иоав, а вместе с ним и хеттеянин Урия, до Иерусалима всего четыре дня спешной езды?»
Царь отвечает: «Верно».
Я говорю: «Значит, от Иерусалима до Раввы тоже всего четыре?»
Царь: «Разумеется». Тогда говорю: «Таким образом, понадобится лишь восемь дней, чтобы Урия прискакал в Иерусалим, переспал с женой и стал отцом ребенка, ибо с точностью до одного-двух дней все равно никому не дано знать, какой срок определен младенцу в материнской утробе, не так ли?»
Тут царь Давид толкает меня локтем в бок и молвит: «Нафан, друг мой, не будь ты пророком, я бы сказал, что ты отменный плут».
Господин Ванея любезно ознакомил меня позднее с несколькими письмами, сохранившимися в архиве Иоава, который командовал осадой аммонитского города Раввы.
ПИСЬМО ПЕРВОЕ
Хеттеянину Урии, тысячнику, пребывающему ныне под Раввой — от его любящей супруги Вирсавии, дочери Елиама.
Да дарует Господь моему супругу долгую жизнь и богатую добычу. Любящую жену твою снедает тоска по твоим объятиям. Приезжай. Ласки твои — рай для меня, я таю от них будто снег на солнце. Приезжай скорее! Царь Давид прослышал про тебя и благоволит тебе; ты сядешь за столом его и тебе воздадут почести, а ночью ты придешь к голубке своей. Спеши же! Да донесет до тебя Господь мои воздыхания!
Судя по всему, письмо это прилагалось к прошению Урии на имя военачальника Иоава, прошение гласило:
Дважды герою Израиля, военачальнику Иоаву, сыну Саруину — от раба его хеттеянина Урии, тысячника.
Да пошлет Господь моему господину победу во всех сражениях.
Из прилагаемого к сему письма следует, что неожиданные семейные обстоятельства требуют моего приезда домой. Поскольку осада идет планомерно, полагаю кратковременную отлучку возможной. В этой связи покорнейше прошу десятидневного отпуска. Обязуюсь по прибытию в Иерусалим незамедлительно отметиться в ставке.
Прошение Урии совпадает по времени с запиской, полученной Иоавом от царя, то есть верховного главнокомандующего.
От избранника Божьего, любимца Израиля, льва Иудейского, царя Давида — военачальнику Иоаву.
Да укрепит Господь твою силу.
Прослышал я о хеттеянине по имени Урия, воине доблестном и храбром, отменном тысячнике. Не премини послать его на несколько дней в Иерусалим, хочу познакомиться лично.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЧТЕНИЯ ГЛАВ ИЗ КНИГИ ВОСПОМИНАНИЙ ПРОРОКА НАФАНА; В СКОБКАХ ПРИВЕДЕНЫ ВОПРОСЫ ЕФАНА,СЫНА ГОШАЙИ, И ОТВЕТЫ НАФАНА
Для Господа, однако, хитроумнейшие человеческие планы — лишь пыль, которую сметает любое дуновение ветра. Кто бы мог предположить, что сей хеттеянин Урия окажется столь добродетелен, воздержан и благороден?
Прибыв в Иерусалим, Урия явился ко двору; Давид позвал его к себе, расспросил об Иоаве, о духе войска, о ходе войны. Потом он сказал Урии: «Иди домой и омой ноги свои». Тот ушел из дворца, а вслед за ним понесли дареные царские кушания.
— Но спать Урия лег при вратах царского дворца, у начальника стражи, и домой не ходил.
Я еще оставался с царем Давидом, когда от Вирсавии прибежал раб сказать: «Видели Урию, как он въезжал в Иерусалиму и госпожа коя согрела воды омыть ноги его и приготовила мясо, что подарено царем, и застелила супружеское ложе, но муж даже в дом не заглянул».
Тогда царь послал человека и узнал, что Урия действительно спит у ворот дворца. Давид велел привести Урию, которому сказал: «Вот, ты проделал дальний путь от Раввы до Иерусалима, четыре дня добирался сюда. Отчего же ты не пошел в дом свой?»
Урия, поклонившись, ответил: «Раб ваш, хотя и хеттеянии, однако принял истинную веру, а потому ставит долг выше удовольствий, Ковчег, Израиль и Иуда — в шатрах военных, господин мой Иоав и воины его — в поле, а я пойду в дом свой есть, пить и спать с женою? Клянусь твоею жизнию и жизнию души твоей, этого я не сделаю».
Давид мрачно посмотрел на меня, а хеттеянину сказал: «Похвалю тебя Иоаву, начальнику твоему. Но останься еще на день-два, я приглашу тебя к моему столу, посажу по правую руку, рядом с пророком Нафаном, человеком большого ума».
(Нафан остановился и метнул на меня быстрый взгляд.
Я поспешил заметить, что описание встречи Давида с Урией исполнено мастерски и будет очень ценным для Книги царя Давида, а побочное замечание насчет большого ума — весьма живая подробность.
Нафан кивнул:
— Тут еще много интересного! И продолжил чтение.)
Урия остался в Иерусалиме на этот день и на следующий. Давид сказал мне: «Нафан, нужно его подпоить, больше надеяться не на что, ибо Господь нарочно создал вино, чтобы люди забывали о долге». Давид пригласил Урию, он ел и пил с нами, а мы сидели от него по правую и по левую руку; царь превозносил Вирсавию и твердил Урии, чтобы тот не упускал случая, ибо когда мы состаримся, и войдем в преклонные лета, и нам будет холодно, а мы не сможем согреться, то станет поздно. Я тоже уговаривал Урию навестить жену, раз за разом приглашал выпить со мной, пока не испугался, что теперь ему и на ногах не устоять.
Не тут-то было. Урия поднялся с места, выпрямился во весь свой немалый рост и, слегка запинаясь, пробормотал, что ему пора спать, завтра спозаранок надо в седло, ибо до Раввы скакать не меньше четырех дней.
Царь Давид послал следом своего прислужника, чтобы тот отвел Урию домой к Вирсавии. Однако прислужник вскоре вернулся и, пав ниц, пролепетал, что хеттеянин домой не пошел, а лег спать у офицеров привратной стражи.
Швырнув в прислужника свою чашу, царь кликнул писца Сераию. Я же и остальные пошли по домам. Здесь уместно, продолжил Нафан, привести еще несколько документов из архива Иоава, с которыми мне удалось познакомиться благодаря господину Ванее.
Во-первых, интересно письмецо, посланное через Урию Иоаву.
Отлюбезного Господу кормильца Израиля и защитника Иуды, царя Давида — военачальнику Иоаву.
Передано с нарочным хеттеянином Урией.
Да будет тебе от Господа за верность твою новые победы.
Пошли Урию в бой, в самое пекло, и отступи от него, чтобы его поразили и он умер.
Второй документ — выдержка из ежедневной военной сводки Иоава.
Я приказал Урии выдвинуться с малым отрядом к воротам No5, выманить противника на вылазку и взять языка, дабы узнать о положении в Равве.
Третьим документом является приписка Иоава к ежедневной военной сводке, по существу — это самая важная часть наказа для гонца, которого Иоав послал к царю Давиду.
Если при докладе царю о ходе сражения он разгневается и спросит: «Зачем вы так близко подходили к городу сражаться? Разве вы не знали, что со стены будут бросать на вас? Кто убил Авимелеха, сына Иероваалова? Не женщина ли бросила на него со стены обломок жернова и он умер в Тевеце? Зачем же вы близко подходили к стене?», то скажи: «И раб твой Урия-хеттеянин также умер».
Последняя записка сделана рукой Сераии; видимо, это ответ царя Иоаву через того же самого гонца.
Так скажи Иоаву: «Пусть не смущает тебя это дело; ибо меч поедает иногда того, иногда сего; усиль войну твою против города и разрушь его».
ЗАВЕРШЕНИЕ ЧТЕНИЯ ГЛАВ ИЗ КНИГИ ВОСПОМИНАНИЙ НАФАНА; В СКОБКАХ ПРИВЕДЕНЫ ВОПРОСЫ ЕФАНА, СЫНА ГОШАИЙ, И ОТВЕТЫ НАФАНА
Когда услышала жена Урии, что умер муж ее, то плакала она по муже своем. И Елинам, отец ее, пришел к ней, и мать, и вся семья, и племянники с племянницами, все скорбели, разрывали на себе одежды, кричали и плакали, так что донеслось и это до ушей царя Давида.
Царь сказал мне: «Разумеется, покойников надлежит достойно оплакивать, но, по-моему, Вирсавия потеряла всякую меру. Боюсь, злые языки станут болтать: не потому ли так убивается жена Урии, что не чтила мужа при жизни его? Не было ли у нее любовника? Ступай-ка, Нафан, к вдове, утешь ее и скажи, чтобы отослала свою многочисленную родню, из-за которой у дома ее неспокойно».
Отправившись к Вирсавии, я застал ее в разодранных одеждах, волосы собраны простым пучком, однако и в таком виде она была прелестна. Вирсавия возмутилась: «Почему нельзя мне плакать и скорбеть по мужу моему? Почему нельзя плакать родне моей? Разве не ношу я дитя, которое родится сиротою; ведь не будет у него ни отца, ни наследства, хотя дитя это царской крови? Одно дело — послать царю за солдатской женой, бедной и беззащитной, чтобы она спала с ним и ласкала его так и этак и по-всякому, другое дело — помочь ей в беде и сдержать царское обещание». Тут Вирсавия закрыла лицо руками и громко запричитала, как будет ужасно, если ее отец Елинам, мать и вся родня узнают про ее несчастье.
Передав царю слова госпожи Вирсавии, я спросил, правда ли, что он давал обещание и в чем оно состоит. Давид ответил: «Разве упомнишь? Мало ли чего обещает мужчина, лежа с женщиной».
У меня возникло скверное предчувствие, ибо Господь заповедовал: «С женою ближнего твоего не ложись, чтобы излить семя и оскверниться с нею». Однако Давид велел: «Ступай к Вирсавии и передай — когда кончится срок траура, она сможет жить во дворце и станет моей женой, только без излишней огласки, ибо об этом деле в народе и так слишком много пересудов».
По окончании траура Вирсавия переехала в царский дворец со всеми своими узлами и корзинами, сосудами, коврами, серебром, рабами и прислугой; Иерусалим только об этом и говорил, а также о свадебном торжестве, на котором она настояла, ибо дитя в ее чреве стало уже большим; Вирсавия шла под балдахином об руку с Давидом, переваливаясь с боку на бок, точно утка.
(— Но откуда вдруг такая слабость, почему царь во всем уступал госпоже Вирсавии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
— Ах, это ты, Ефан. Едва я подумал о тебе, а ты и сам тут как тут.
— Ваш провидческий дар — одно из поразительнейших чудес нашего века. Воистину далеко не каждому посылает Господь сновидения, исполненные столь глубокого смысла, что наверняка способствует я написанию исторических трудов.
— Верно. Другие утруждают свою голову или роются в архивах, боятся, как бы не погрешить против фактов, я же просто жду наития от Господа.
— Но разве не надлежит воспоминаниям основываться на фактах?
— Чего стоит голый факт без живинки, без иносказания? Только не путай их с сумбуром и жалким лепетом у современных авторов, ибо та темнота не от Бога, а от простого неумения связно изъясниться.
— Полагаю, в вашем труде под предварительным названием «Книга Нафана» нашлось местечко для трогательной и прекрасной истории о том, как царь Давид полюбил госпожу Вирсавии?, и о том, сколь благословенно-сладостным оказался союз двух сердец, подаривший нам после множества злоключений нынешнего престоловладельца.
— Я старался изложить ее во всех подробностях.
— Смеет ли раб ваш надеяться, что вы предоставите соответствующие главы для использования их в Книге царя Давида; ваше имя, разумеется, будет должным образом упомянуто,
— Но мои записи хранятся в единственном экземпляре. Сам понимаешь, я не могу выпустить их из рук.
— Тогда нельзя ли прочитать их здесь?
— Когда на меня нисходит божественное наитие, я употребляю знаки и сокращения, которых тебе не разобрать. Впрочем, я сам тебе почитаю и даже отвечу на вопросы.
ГЛАВЫ ИЗ КНИГИ ВОСПОМИНАНИЙ ПРОРОКА НАФАНА; В СКОБКАХ ПРИВЕДЕНЫ ВОПРОСЫ ЕФАНА, СЫНА ГОШАЙИ, И ОТВЕТЫ НАФАНА
В тот вечер царь Давид пригласил для обсуждения кое-каких государственных дел своих ближайших сподвижников, в том числе меня, чтобы при необходимости выслушать мое прорицание. Против обыкновения царь опоздал, виду него был чрезвычайно встревоженный, так что я почел нужным спросить, не пригрезился ли ему на послеобеденном отдыхе сон, который потребно истолковать.
Царь взглянул на меня так, будто услышал голос с того света, и сказал: «Сон? Нет, Нафан, то был не сон, а живейшая явь!»
Священник Авиафар, писец Сераия и иные присутствующие засыпали Давида вопросами: может, все-таки видение? На кого больше похоже — на ангела или на человека? Короче, начался шум и гам. Давид, погладив бороду, сказал наконец, что это существо вполне сошло бы за ангела, не совершай сей ангел омовений, положенных женщине ежемесячно, а увидел он эту женщину, встав ото сна, с крыши своего дома при свете заходящего солнца. Писец Сераия тотчас сообразил, что это была Вирсавия, дочь Елиама, вышедшая замуж за хеттеянина Урию, тысячника, который сейчас воюет под началом Иоава, осаждающего аммонитский город Равву; как раз накануне похода Урия с женой и въехали в один из домов по западную сторону от дворца. Если будет на то царская воля, добавил Сераия, он сходит к Вирсавии и передаст ей, что она понравилась царю, а уж дальше все просто. Просто, да не очень, сказал Давид. Разве не принадлежат царю все дочери Израиля, удивился Сераия, в том числе те, кто замужем за чужеземцем вроде хеттеянина Урии?
Разумеется, ответствовал Давид, но за исключением жен, у которых мужья находятся в действующей армии. Этих никто не смеет тронуть, ни старейшина племени, ни сам царь. Иначе кто пойдет сражаться за Господа, не будучи уверен, что дом его и жена остались под надежной защитой?
Священник Авиафар подтвердил, мол, воистину такова заповедь Господа, необрезанные называют ее табу, а царь Давид, как всегда, мудр и справедлив.
Тогда Давид стукнул кулаком по столу и воскликнул: «Значит, по-твоему, пусть царь сгорает от страсти и нельзя ему затушить это пламя?»
Авиафар аж поперхнулся от страха, пришлось хлопать его по спине. Придя в себя, он сказал: «Если царь сгорает от страсти, то пламя надо, конечно, тушить, ибо благополучие избранника Божьего — заповедь наипервейшая. Сам Господь явил Свою волю тем, что соопределил на один и тот же час омовение оной женщины, закат солнца и пребывание царя на кровле дома своего».
Писец Сераия заявил, что так называемое «табу» к данному случаю неприложимо, ибо хеттеянину Урии от сожительства его жены с царем не только не сделается никакого ущерба, но, напротив, ему выпадет великая честь, то есть внакладе он не останется.
(Пора выразить свое восхищение, подумал я, и сказал, что никогда не слышал рассказа более занимательного и наблюдений более метких. Но неужели господин Нафан, самолично участвуя в том разговоре, не высказал своего мнения о так называемом «табу»?
Усмехнувшись, Нафан проговорил со скромной миной: «Я положил себе за правило не высказываться, пока Господь не вразумит меня Своим словом».
После чего он продолжил чтение.)
Давид послал слуг взять Вирсавию; и она пришла к нему, и он спал с нею, ибо она была чиста от нечистоты своей; потом она возвратилась в дом свой.
(Тут я опять перебил Нафана:
— От союза этой пары родился мудрейший из царей Соломон, поэтому негоже, чтобы читателю показалось, будто все ограничилось лишь грубым совокуплением. Неужели царь Давид ни разу не обмолвился, хотя бы намеком, о любезностях, нежностях или ласковых словечках, которыми он обменивался с госпожой Вирсавией в ту первую ночь любви?
— Царь Давид поведал мне однажды, что ни среди женщин, ни среди мужчин не знавал кого-либо более искусного в любви, нежели Вирсавия, дочь Елиама. А вот насчет слов, сказанных той ночью, придется тебе, видно, обратиться к самой царице-матери. — Мой господин близко знаком с нею? — поинтересовался я наилюбезнейшим голосом.
— Если б не мой добрый совет, — Нафан многозначительно помолчал, — и не Ванея с его хелефеями и фелефеями, то сидеть бы сейчас ее сыну не меж херувимов, а в самом темном и страшном узилище.
— Стало быть, мой господин без особого труда уговорит мать-царицу принять меня для ответов на кое-какие вопросы?
Нафан поднял белесые брови: — Боюсь, она будет не слишком разговорчивой.
И он вновь продолжил чтение.)
Женщина эта сделалась беременною, и послала известить Давида, говоря: я беременна.
Случилось так, вспоминал Нафан, что в тот день царь призвал меня для малых пророчеств. И сказал мне царь: «Слушай, Нафан, пусть Бог то и то со мною сделает, если она не подстроила это нарочно». Я спросил, на чем основаны его подозрения. Он ответил: «О том ведомо Господу, ибо Он смотрит не так, как смотрит человек. Господь смотрит на сердце; да и чутье мне подсказывает».
Я сказал Давиду, мол, каждый новый сын — благо, если, конечно, он от его семени.
На сей счет не приходится сомневаться, сказал Давид, к тому же он сам видел, как Вирсавия совершала положенное ежемесячное омовение, а привели ее спустя всего несколько часов «чистою от нечистот ее»; что же до ее мужа Урии, то ему сюда от аммонитского города Раввы самого спешного хода не менее четырех дней.
Тогда я говорю: «Значит, Господь благодетельствует раба Своего не только словом, но и делом в данном случае — дитем».
Тут Давид поморщился: «А как же быть с заповедью Господней, которую язычники называют „табу“? Можно утаить любодеяние, но ребенка-то не скроешь; возможно, когда-либо в нашем роду и будет непорочное зачатие, однако до сих пор такого не слыхали».
Я спрашиваю: «Верно ли я понял, что от Раввы. которую осаждает Иоав, а вместе с ним и хеттеянин Урия, до Иерусалима всего четыре дня спешной езды?»
Царь отвечает: «Верно».
Я говорю: «Значит, от Иерусалима до Раввы тоже всего четыре?»
Царь: «Разумеется». Тогда говорю: «Таким образом, понадобится лишь восемь дней, чтобы Урия прискакал в Иерусалим, переспал с женой и стал отцом ребенка, ибо с точностью до одного-двух дней все равно никому не дано знать, какой срок определен младенцу в материнской утробе, не так ли?»
Тут царь Давид толкает меня локтем в бок и молвит: «Нафан, друг мой, не будь ты пророком, я бы сказал, что ты отменный плут».
Господин Ванея любезно ознакомил меня позднее с несколькими письмами, сохранившимися в архиве Иоава, который командовал осадой аммонитского города Раввы.
ПИСЬМО ПЕРВОЕ
Хеттеянину Урии, тысячнику, пребывающему ныне под Раввой — от его любящей супруги Вирсавии, дочери Елиама.
Да дарует Господь моему супругу долгую жизнь и богатую добычу. Любящую жену твою снедает тоска по твоим объятиям. Приезжай. Ласки твои — рай для меня, я таю от них будто снег на солнце. Приезжай скорее! Царь Давид прослышал про тебя и благоволит тебе; ты сядешь за столом его и тебе воздадут почести, а ночью ты придешь к голубке своей. Спеши же! Да донесет до тебя Господь мои воздыхания!
Судя по всему, письмо это прилагалось к прошению Урии на имя военачальника Иоава, прошение гласило:
Дважды герою Израиля, военачальнику Иоаву, сыну Саруину — от раба его хеттеянина Урии, тысячника.
Да пошлет Господь моему господину победу во всех сражениях.
Из прилагаемого к сему письма следует, что неожиданные семейные обстоятельства требуют моего приезда домой. Поскольку осада идет планомерно, полагаю кратковременную отлучку возможной. В этой связи покорнейше прошу десятидневного отпуска. Обязуюсь по прибытию в Иерусалим незамедлительно отметиться в ставке.
Прошение Урии совпадает по времени с запиской, полученной Иоавом от царя, то есть верховного главнокомандующего.
От избранника Божьего, любимца Израиля, льва Иудейского, царя Давида — военачальнику Иоаву.
Да укрепит Господь твою силу.
Прослышал я о хеттеянине по имени Урия, воине доблестном и храбром, отменном тысячнике. Не премини послать его на несколько дней в Иерусалим, хочу познакомиться лично.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЧТЕНИЯ ГЛАВ ИЗ КНИГИ ВОСПОМИНАНИЙ ПРОРОКА НАФАНА; В СКОБКАХ ПРИВЕДЕНЫ ВОПРОСЫ ЕФАНА,СЫНА ГОШАЙИ, И ОТВЕТЫ НАФАНА
Для Господа, однако, хитроумнейшие человеческие планы — лишь пыль, которую сметает любое дуновение ветра. Кто бы мог предположить, что сей хеттеянин Урия окажется столь добродетелен, воздержан и благороден?
Прибыв в Иерусалим, Урия явился ко двору; Давид позвал его к себе, расспросил об Иоаве, о духе войска, о ходе войны. Потом он сказал Урии: «Иди домой и омой ноги свои». Тот ушел из дворца, а вслед за ним понесли дареные царские кушания.
— Но спать Урия лег при вратах царского дворца, у начальника стражи, и домой не ходил.
Я еще оставался с царем Давидом, когда от Вирсавии прибежал раб сказать: «Видели Урию, как он въезжал в Иерусалиму и госпожа коя согрела воды омыть ноги его и приготовила мясо, что подарено царем, и застелила супружеское ложе, но муж даже в дом не заглянул».
Тогда царь послал человека и узнал, что Урия действительно спит у ворот дворца. Давид велел привести Урию, которому сказал: «Вот, ты проделал дальний путь от Раввы до Иерусалима, четыре дня добирался сюда. Отчего же ты не пошел в дом свой?»
Урия, поклонившись, ответил: «Раб ваш, хотя и хеттеянии, однако принял истинную веру, а потому ставит долг выше удовольствий, Ковчег, Израиль и Иуда — в шатрах военных, господин мой Иоав и воины его — в поле, а я пойду в дом свой есть, пить и спать с женою? Клянусь твоею жизнию и жизнию души твоей, этого я не сделаю».
Давид мрачно посмотрел на меня, а хеттеянину сказал: «Похвалю тебя Иоаву, начальнику твоему. Но останься еще на день-два, я приглашу тебя к моему столу, посажу по правую руку, рядом с пророком Нафаном, человеком большого ума».
(Нафан остановился и метнул на меня быстрый взгляд.
Я поспешил заметить, что описание встречи Давида с Урией исполнено мастерски и будет очень ценным для Книги царя Давида, а побочное замечание насчет большого ума — весьма живая подробность.
Нафан кивнул:
— Тут еще много интересного! И продолжил чтение.)
Урия остался в Иерусалиме на этот день и на следующий. Давид сказал мне: «Нафан, нужно его подпоить, больше надеяться не на что, ибо Господь нарочно создал вино, чтобы люди забывали о долге». Давид пригласил Урию, он ел и пил с нами, а мы сидели от него по правую и по левую руку; царь превозносил Вирсавию и твердил Урии, чтобы тот не упускал случая, ибо когда мы состаримся, и войдем в преклонные лета, и нам будет холодно, а мы не сможем согреться, то станет поздно. Я тоже уговаривал Урию навестить жену, раз за разом приглашал выпить со мной, пока не испугался, что теперь ему и на ногах не устоять.
Не тут-то было. Урия поднялся с места, выпрямился во весь свой немалый рост и, слегка запинаясь, пробормотал, что ему пора спать, завтра спозаранок надо в седло, ибо до Раввы скакать не меньше четырех дней.
Царь Давид послал следом своего прислужника, чтобы тот отвел Урию домой к Вирсавии. Однако прислужник вскоре вернулся и, пав ниц, пролепетал, что хеттеянин домой не пошел, а лег спать у офицеров привратной стражи.
Швырнув в прислужника свою чашу, царь кликнул писца Сераию. Я же и остальные пошли по домам. Здесь уместно, продолжил Нафан, привести еще несколько документов из архива Иоава, с которыми мне удалось познакомиться благодаря господину Ванее.
Во-первых, интересно письмецо, посланное через Урию Иоаву.
Отлюбезного Господу кормильца Израиля и защитника Иуды, царя Давида — военачальнику Иоаву.
Передано с нарочным хеттеянином Урией.
Да будет тебе от Господа за верность твою новые победы.
Пошли Урию в бой, в самое пекло, и отступи от него, чтобы его поразили и он умер.
Второй документ — выдержка из ежедневной военной сводки Иоава.
Я приказал Урии выдвинуться с малым отрядом к воротам No5, выманить противника на вылазку и взять языка, дабы узнать о положении в Равве.
Третьим документом является приписка Иоава к ежедневной военной сводке, по существу — это самая важная часть наказа для гонца, которого Иоав послал к царю Давиду.
Если при докладе царю о ходе сражения он разгневается и спросит: «Зачем вы так близко подходили к городу сражаться? Разве вы не знали, что со стены будут бросать на вас? Кто убил Авимелеха, сына Иероваалова? Не женщина ли бросила на него со стены обломок жернова и он умер в Тевеце? Зачем же вы близко подходили к стене?», то скажи: «И раб твой Урия-хеттеянин также умер».
Последняя записка сделана рукой Сераии; видимо, это ответ царя Иоаву через того же самого гонца.
Так скажи Иоаву: «Пусть не смущает тебя это дело; ибо меч поедает иногда того, иногда сего; усиль войну твою против города и разрушь его».
ЗАВЕРШЕНИЕ ЧТЕНИЯ ГЛАВ ИЗ КНИГИ ВОСПОМИНАНИЙ НАФАНА; В СКОБКАХ ПРИВЕДЕНЫ ВОПРОСЫ ЕФАНА, СЫНА ГОШАИЙ, И ОТВЕТЫ НАФАНА
Когда услышала жена Урии, что умер муж ее, то плакала она по муже своем. И Елинам, отец ее, пришел к ней, и мать, и вся семья, и племянники с племянницами, все скорбели, разрывали на себе одежды, кричали и плакали, так что донеслось и это до ушей царя Давида.
Царь сказал мне: «Разумеется, покойников надлежит достойно оплакивать, но, по-моему, Вирсавия потеряла всякую меру. Боюсь, злые языки станут болтать: не потому ли так убивается жена Урии, что не чтила мужа при жизни его? Не было ли у нее любовника? Ступай-ка, Нафан, к вдове, утешь ее и скажи, чтобы отослала свою многочисленную родню, из-за которой у дома ее неспокойно».
Отправившись к Вирсавии, я застал ее в разодранных одеждах, волосы собраны простым пучком, однако и в таком виде она была прелестна. Вирсавия возмутилась: «Почему нельзя мне плакать и скорбеть по мужу моему? Почему нельзя плакать родне моей? Разве не ношу я дитя, которое родится сиротою; ведь не будет у него ни отца, ни наследства, хотя дитя это царской крови? Одно дело — послать царю за солдатской женой, бедной и беззащитной, чтобы она спала с ним и ласкала его так и этак и по-всякому, другое дело — помочь ей в беде и сдержать царское обещание». Тут Вирсавия закрыла лицо руками и громко запричитала, как будет ужасно, если ее отец Елинам, мать и вся родня узнают про ее несчастье.
Передав царю слова госпожи Вирсавии, я спросил, правда ли, что он давал обещание и в чем оно состоит. Давид ответил: «Разве упомнишь? Мало ли чего обещает мужчина, лежа с женщиной».
У меня возникло скверное предчувствие, ибо Господь заповедовал: «С женою ближнего твоего не ложись, чтобы излить семя и оскверниться с нею». Однако Давид велел: «Ступай к Вирсавии и передай — когда кончится срок траура, она сможет жить во дворце и станет моей женой, только без излишней огласки, ибо об этом деле в народе и так слишком много пересудов».
По окончании траура Вирсавия переехала в царский дворец со всеми своими узлами и корзинами, сосудами, коврами, серебром, рабами и прислугой; Иерусалим только об этом и говорил, а также о свадебном торжестве, на котором она настояла, ибо дитя в ее чреве стало уже большим; Вирсавия шла под балдахином об руку с Давидом, переваливаясь с боку на бок, точно утка.
(— Но откуда вдруг такая слабость, почему царь во всем уступал госпоже Вирсавии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28