Мифология склонна к преувеличениям, которые, впрочем, только подчеркивают истинный смысл: так, например, она соединила в лице Павки Корчагина спортивный, организаторский и научный таланты, приписав ему одновременно победу на всесоюзных соревнованиях, успешную защиту диссертации и стремительное вступление в партию. Честно говоря, у меня нет оснований всерьез не верить этому: время требовало своих героев, эпоха бурлила и играла всеми цветами радуги, эпоха восхищалась и гордилась собой, так что ей, по сути, ничего не стоило взрастить Павку Корчагина именно таким, каким его рисует нам миф. Однако, о том, что случилось дальше, миф умалчивает, ибо известные нам последствия трагичны: изгнание из рядов, из сборной и из университета, личная драма, предательство друзей и прочее. Версии, конечно, есть; наиболее патетической из них следует считать участие в некоем диссидентском кружке, сочинение листовок и даже попытка учинить демонстрацию. Сам спасатель Сергей, хранитель памяти Павки Корчагина, преемник его по Будке, склонен все упрощать: "Ну, была у него одна девка, ее папашка сильно Би-Би-Си любил слушать... ну, она тоже там тряпки всякие себе покупала, лекции прогуливала, в комсомол не вступила... ну, ему сказали, мол, кончай с этой дурой, она несоветский элемент, с ними со всеми в другом месте очень скоро разбираться будут, о себе, мол, подумай... ну, а он ни в какую, буром попер... ну, тут ему и устроили... зависть человеческая, блядь..."
Обывателю такой вариант подходит, конечно, больше, но моя задача соблюсти объективность, поэтому от оценок воздержусь. Главное в том, что Павка исчез из своего Омска или Новосибирска и объявился в Лисьей Бухте. По-моему, такая работа - спасать тонущих людей - подходила его характеру больше любой другой. На пляже свои законы, свой порядок, свои взгляды на жизнь, и по всей совокупности этих законов, порядков и взглядов выходило, что Павка - король. Достаточно было посмотреть на то, как неспешно подходит он к подножию своей Будки, в ослепительно белой рубашке и таких же брюках, подстриженный и выбритый, как покровительственно оглядывает зрителей, даря им скупые улыбки, затем медленно, наслаждаясь каждым движением, поднимается по скрипучей лесенке, выходит на мостки и так же медленно, смакуя, снимает сперва рубашку... брюки... Тощие москвичи, бледные ленинградцы, холодные, как рыбы, прибалты, толстые волосатые гости из Азии рыдают от тоски и ревности, замечая горящие взгляды своих подруг, направленные на него одного, Ахиллеса, Меркурия, молодого легкокрылого бога. Но это еще не все: Павка сладко потягивается всем телом, отчего по пляжу прокатывается восхищенный вздох, и идет к самому краю мостков... делает пару шагов назад... разбегается... Ах, как великолепно, наверное, летел он в воду, скользя в упругом воздухе, как бесшумно ввинчивался в волну, как долго - так, что весь пляж замирал - плыл среди невидимых рыб, и как ликовали все, когда его голова спустя несколько неправдоподобно долгих минут появлялась так далеко, у самого буйка, за буйком!..
Неудержимая фантазия мифотворцев предлагает нам самые разнообразные картины: вот Павка у ночного костра покоряет молодежь игрой на гитаре и пением, вот он спорит с заезжим столичным умником о поэзии Цветаевой, вот соревнуется в плавании с неким бывшим олимпийцем и, конечно, побеждает, вот выпивает, не отрываясь, на спор, не пьянея, целый литр вина, вот доставляет в отделение милиции сразу троих мускулистых хулиганов, униженно молящих о пощаде, вот соблазняет законную жену известной особы, раня ее сердце навеки... Не будем утруждать себя опровержением этих фактов, поскольку никаких фактов для опровержения у нас нет. Зато есть совершенно реальные вымпелы, почетные грамоты и медали - их нам показывал Сергей. За семь лет своего владычества в Лисьей Бухте, свидетельствуют они, Павка Корчагин спас ровно 42 утопающих, 70% из которых - женщины и дети.
Говорят, он был действительно гомеровский персонаж, атлет, герой, рыцарь без страха и упрека, спасатель человеческих жизней, эстет и умница. Почему же он ушел из Лисьей Бухты, покинул свою Башню-храм, своих многочисленных поклонниц, этот теплый благодатный край, щедрый вином и солнцем? Почему мы ничего о нем больше не знаем? Вот что сообщает нам официальная версия.
24 сентября 19... года, под конец бархатного сезона, который в тот год необыкновенно затянулся, молодая пара из Кзыл-Орды взяла лодку и совершала прогулку по воде. К вечеру погода испортилась: подул сильный юго-западный ветер, резко заштормило, к тому же небо затянуло тучами, разразился ливень, и пара потеряла ориентацию. Около 20.00 лодка перевернулась, люди оказались в воде и стали звать на помощь. Женщина совсем не умела плавать, ее муж плавал кое-как, но море уже было довольно холодным, а силы стремительно убывали. Трагедия разыгрывалась в зоне буйков, в пределах видимости и, конечно, слышимости с Башни, где в это время находился смертельно пьяный Павка. Он спал; люди звали на помощь, а он спал, хотя обязан был бодрствующим и трезвым находиться на посту, где вел ночное дежурство. Наконец, случилось неизбежное: отдыхающие из Кзыл-Орды, молодая пара, ему 25, ей 20 лет, утонули в морской пучине. На следующий день заслуженный спасатель, трижды награжденный медалью, многократно вымпелами и почетными грамотами, снискавший бессчетное количество устных благодарностей, был с позором выдворен с Башни, ввергнут под следствие, оправдан на суде, и затем следы его теряются.
Но могло ли случиться такое?
Нет, я не верю вымыслам милицейского протокола, они слишком пошлы и плоски для такой личности, как Павка Корчагин. Миф - а мы все, законные хозяева "Лисы", творим этот миф, укрепляем и шлифуем его в наших сердцах - говорит совсем о другом. Перенеситесь на Башню 24 сентября, почувствуйте, как скрипит она под напором могучего югозападного ветра, злого Борея близкой осени, налетающего всегда внезапно, словно шайка грабителей на ночной дороге или сама Смерть; услышьте его вой, как будто гигантские органные трубы ревут под пальцами безумного Вагнера, летящими по скользким от морской пены клавишам, и вслед за ними врываются в бухту ненасытные валькирии, чудовищные берсерки, обрушивая свои мечи и молоты на скалы; целые утесы, куски гранитной породы низвергаются в море, и оно вскипает, расступаясь в гневе во все стороны и снова смыкая свои ледяные объятия, и вот уже все вместе - море, ветер, брызги камней - все сливается в дьявольском водовороте, и берсерки, истекая слюной, выхватывают из воды на лету перепуганных серебристых наяд, чтобы вонзить в них кроваво-красные фаллосы, исписанные заклинаниями на древнем языке арийских прародителей, а валькирии рвут на себе пряди седых волос от гнева и швыряют в берсерков сверкающие молнии, которые рассыпают искры; море вскипает под ударами этих молний, и в клубах пара кричат и стонут от страсти голосами чаек серебристые наяды...
И вот, у самого края бездны, на хрупких мостках, которые вот-вот оборвутся в первозданный хаос миротворения, возвышается, играя мускулами, молодой легкокрылый бог, Ахиллес, Вотан, герой легенды Павка Корчагин, неуязвимый для судьбы. Это он, никто иной, именно он превратил себя из рахитичного ребенка в атлета, витязя, он первым достигал финиша и стоял на пьедестале почета, внимая восторженным возгласам, он был первым во всем, чего бы ни касалась его рука, он посмел встать лицом к лицу с самыми мрачными из всех демонов и выжил, пожертвовав всем - карьерой, будущим, успехом, славой, но не предал, не уронил себя, он начал все заново и спасал человеческие жизни, он заслужил любовь женщин и уважение мужчин, он молод, силен и бесстрашен, у самого края бури он весел и невозмутим, как небожитель. Да человек ли он сам? Разве осмелился бы человек созерцать сейчас эту пляску космических энергий, вдыхать, не обжигаясь, полыхающий огонь самого ада? Нет, люди прячутся в своих каменных норах, под крышей, они затворяют плотнее окна и качают головами, глядя во двор. Нет, людям здесь не место, в этой схватке Сил, они слишком малы и ничтожны, чтобы участвовать в великом камлании Космоса, их сотрут здесь в порошок и развеют в бесконечном пространстве...
Но что это за голоса? Кто там стонет среди волн, кто там захлебывается криком? Неужто нашлись такие смельчаки? О, нет, это несчастные жертвы, которых застигла буря, они взывают о помощи, они зовут его, глотая соленые брызги, их страшит скорая и страшная смерть в водоворотах пены, они вне себя от ужаса при виде разъяренных валькирий и истекающих семенем берсерков, чьи кроваво-красные фаллосы исписаны древними рунами, понятными лишь ему одному, молодому легкокрылому богу, побывавшему в Запретном Саду и сохранившему в сердце прапамять поколений, которые из этих мест, именно отсюда растеклись затем в страны северных варваров, в Вавилон, к Эгейскому морю и к далекой реке Ганг... Но чем же он, еще не воспетый герой, отличается от них, жалких и бессильных существ, барахтающихся в воде? Разве не смертными были его мать с отцом? Какой же шаг отделяет его от воплощенного божества? Какая последняя победа ждет его?
Он слышит крики бедствия, которые тонут в завываниях ветра и шуме громового прибоя, он слышит эти крики и уже инстинктивно выгибает свое тело из упругой стали, чтобы швырнуть его в воду, чтобы стремительно плыть, рассекая волны несокрушимым плечом воина, чтобы спасать, спасать, спасать... И вдруг он все понимает, все - до последней точки, он видит истину так же ясно, как видел ее тогда, много лет назад, когда затворилась за ним тихая калитка Запретного Сада. Он видит Волю, которая отличает смертное существо от бессмертного, он сознает, что сила Божества в том, чтобы и спасать, и ввергать в пучину, он понимает, что стал рабом обыкновенной человеческой слабости, возбуждающей маленькое зловредное эго, которому не место в этом божественном литом теле, должном стать вместилищем такого же совершенного духа... И он делает шаг назад... еще один шаг назад... Свет и Мрак обрушивают на него одновременно бесчисленные тяжкие удары, но он тверд и прям, он стоит, словно монумент, когда тайфуны и цунами пытаются сорвать его с шатких дощатых мостков, он высоко держит голову, и когда крики окончательно стихают, неповторимое блаженство окутывает Павку Корчагина...
Таким я хочу его видеть, этого безвестного спасателя, достигшего в ту грозовую ночь высшей победы, которая подвластна человеку. Он ушел, неся на себе тайную печать изначальной правды, окончательного свершения, и где бы ни лежала сейчас его тропа, в этом мире или в ином, Павка всегда останется для нас путеводной звездой, единственным доказательством того, что наша бессмысленная борьба когда-нибудь несомненно окончится величайшим торжеством.
БЕЛКИ
Ух и заморозило в тот год, что за холода стояли! Слыхал про такие места: Инта, Пуркулай, Лебединовка, 85-й километр? Ничего, может, еще услышишь. А то и увидишь. Шучу, шучу... Жизнь - она знаешь, какая штука: сегодня ты здесь, а завтра - завтра поминай как звали. К утру снежок выпадет, и следов не найдешь... Эх, да Север, Север крайний!.. Мишку косолапого встречал когда-нибудь живьем? В зоопарке и дурак может, а так? Что - я-то? Льва? Не-е, какой на хрен лев, сынок. А ты молодец, смотри-ка... И кино снял? И карточки есть? С собой? Жаль, жаль... Лев - это да-а... А жирафу видел? А обезьян? А носорога? Ну, повезло тебе, ей-Богу, прямо "Клуб кинопутешествий". Вам, молодым, вишь, везде дорога, а старого дурня кто на сафари возьмет. Внукам будешь рассказывать: вот, мол, батя ваш в Африку ездил. Представляешь, сынок, и у тебя внуки родятся. Не веришь? Посмотри на деда. У меня знаешь, сколько внучат? Дай Бог памяти... шесть... нет, семь, кажется. Двое, значит, в Архангельской области проживают, один в Волоколамске, Галька - в Бишкеке, еще пацан - в Краясноярске... Ой, голова, сынок, совсем слабенькая. Завидую молодости. Ты так не смотри, я в твои годы... м-да... как сейчас помню: узкоколейка, снегу выше плеч... и лопатами его, лопатами... Такое дело. Тебя, сынок, еще и в задумке не было, а дед первый раз через всю Сибирь-матушку... ладно.
Небось, гадаешь, как такой, как я, в этот вагон попал? Ничего вагончик, скажи? Ты, небось, в других и не ездишь. Не-е, у меня в билете все правильно написано, могу показать. Да не гадай, сынок, все одно ничего не выгадаешь. Может, решил старик на всю пенсию в последний разок гульнуть, прокатиться с шиком. Билетик в кассе купил, законно. Ой ты смешной, сынок! Не обращай на деда внимания, пускай себе мелет, уважай старость. Почти как радио. Ну, принял немножко, да. А что, нельзя? Ты сам непьющий? По глазам вижу - ну! Вот именно. Отчего бы не кирнуть перед дальней дорогой? Святое дело. Да что ты волком на меня таращишься, сынок, отдыхай, спи, не обращай внимания. Деду, между прочим, восьмой десяточек пошел, из ума выживает, так за что же на него так смотреть? Думаешь, небось, девочку бы сюда вместо меня молоденькую? А-аа, кто бы отказался! Я по этому делу ходок был еще тот. Ох, никогда не забуду... однажды на спор... ха-ха, смех... козу!.. На что спорили? То тебе, сынок, неважно знать, еще во сне примерещится. Уй, время было, жизнь прошла, кошка мышку родила...
Что насупился? Думаешь о чем-то? Вот послушай старика: брось думать, от думок башка болит. Я за свои годы такого навидался, что и вспоминать страшно, а ты сидишь в тепле, в уюте - о чем думать-то? Отдыхай, расслабляйся, смотри в окно... 45-й километр, 50 градусов мороза... птицы замерзали на лету, собаки ссать не могли!.. Так что ни о чем не думай, едешь себе, и едь спокойненько.
Пиджак на тебе, я смотрю, будь здоров, шикарный пиджачок. Ну, еще бы! Небось, этот... как его... Ив-Монтан... Шантан... не вспомнить. Чего? Как ты сказал? Кин... что? Не слыхал. Да ладно тебе, Кинза и Кинза, хоть петрушкой назови. Небось, хорошо стоит. А? Ух ты! Не врешь? Ну, сынок... Дай пощупать - можно, нет? Деньжищи-то какие!.. У твоего папки был такой пиджачок? То-то же. Стыдно мне, конечно, в моем тряпье с тобой в одном купе сидеть, да ничего не поделаешь, уж потерпи. Кого судьба свела, тем терпеть надо. Думаешь, зря мы встретились? Так не зря, уж будь уверен, не зря. Ты на человека смотри, а вещь - дело такое. Яков Ефимович Гольдфарб - слыхал имя? Еще бы, откуда... Самому товарищу Маленкову костюмы шил. История! Ее, эту историю, вместе с безродными космополитами - тю-тю... Золотой был человек, только холода боялся. А в ту зиму заморозило, сынок, так, что до сих пор костей не согрею...
Помянуть бы надо Яшу Гольдфарба, Царствие ему Небесное. Он мне перед смертью так говорил: костюмчики мои, говорит, меня переживут. И плакал. Так что ты, сынок, лучше не покупай Кинзу эту свою, не бросай денег на ветер. Жизнь, она такая штука: сегодня ты есть, а завтра баю-баиньки... Да что я каркаю, разве ж я каркаю! Пойми, сынок: старому человеку поговорить охота. Поставь перед ним стакан чаю, он стакану будет свою судьбу рассказывать, так что не обращай внимания, отдыхай. Может, и что полезное для себя услышишь. Ты ведь не из простых, я погляжу, деловой, да? Кто ж еще сейчас в таких вагонах катается. Как? Ме-нед-жер? Не слыхал про такую профессию. Начальник, что ли? По торговле? Нет? А как? Да ладно, ладно, не мое дело, конечно. "В особо крупных", я так думаю. Вот что значит свобода! Еще молоко на губах не обсохло, а уже... Прости, прости старого дурня, сам не знаю, что мелю, просто каждый раз в глазах свое стоит. Знаешь, какая у нас страна огромная? День едешь - степь, два едешь - степь, три едешь - опять степь, рехнуться можно. А потом тундра - день, два, три...
Ух, зараза, часы встали. Сколько времени, сынок? Всего-то? А как будто целый вечер прошел. Часики у тебя такие интересные... Камушки настоящие? Зачем ругаться, сынок, зачем обижать старика? Чего я не понял? Ах, не жопа!.. Еще разочек... "Шопард", значит... Совсем оглох, как пень. Не боишься? Зачем меня бояться, ты кого надо бойся. Костик Циркач все повторять любил, покойный: "Скромность не украшает, она оберегает". Мудрость! Запомни ее, сынок, Циркач не последний был человек на свете, а ведь все равно не уберегся... Ну, опять, скажешь, каркаю? Голову свою беречь надо. Ты молодой, шалый, а мне уже задницу ободрали, живого места не осталось, так что слушай мудрость, учись, пока старики живы.
Ты куда, сынок? Почем же мне знать, где здесь вагон-ресторан? Я по ресторанам не ходок. Что тебе там делать, в этом ресторане? Поди-ка лучше сюда, дедушка чего покажет. Поди-поди, не бойся, не укушу. Обижаешь, сынок. Ну, нагнись, понюхай, не отравишься. Пахнет, ага? Вот именно. Ну, сядь на секундочку. Чем коньяки ихние распивать, попробуй своего, настоящего, домашнего. Нет, постой, давай так: по 50 капель, а там хоть в ресторан, хоть куда. За дедушкино здоровье, ага? По маленькой, по чуть-чуть, для пробы. Да не кочевряжься, садись, старших уважать надо. Во-о, другое дело. Вот столечко, не больше...
Что я говорил? Нет, что я говорил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19