Когда я замолчала, она просто прикрыла своей рукой мою.
— Я не знаю, как тебе помочь, — сказала она, — но если бы могла, сделала бы это. Я здесь, рядом с тобой. Я знаю, что такое считать себя сумасшедшей. Знаю, что такое навязчивые идеи. Я тоже все это пережила. И где бы я ни была, знай, что я с тобой. Помни, ничто не может нас разлучить, Шарлен, ничто.
И теперь уже она сама обняла меня, а я внезапно почувствовала себя тоже очень хрупкой.
Ванесса дала мне номер своего телефона, новый адрес. Но я так ни разу ей и не позвонила. Просто побоялась. В тот осенний день мы виделись последний раз. И все же однажды в тюрьме я получила записку. Ванесса писала, что ей удалось справиться с болезнью, что поступает на факультет психологии, как и хотела. Она ни словом не обмолвилась о том, что произошло со мной.
Просто написала в конце письма, что навсегда останется моей подругой — что бы ни случилось. И подписалась: «Твой голубой ангел».
Я не смогу объяснить, что такое навязчивая идея. Мне кажется, ее всегда носишь в себе. И иногда достаточно пустяка, чтобы дать ей толчок. Она пробуждается в тебе и медленно, исподтишка начинает пропитывать своим ядом каждую клеточку твоего тела; она хитра, прикидывается твоим другом и тем временем заманивает тебя в ловушку. Боль во всем этом — самое невинное. Когда сходишь с ума, чаще всего сама этого не понимаешь, потому что тебе не больно. Самое мучительное — это падение. Тот момент, когда начинаешь осознавать. Я тоже не хотела ничего замечать. Но потом меня все равно швырнуло лицом в грязь.
Мартина пригласила меня вместе с ними встретить Новый год в горах, в шале, которое сняли на праздники несколько знакомых семейств. Это были ее старинные друзья, поколения шестьдесят восьмого года, и они каждый Новый год встречали вместе. Я приняла приглашение, не сомневаясь ни минуты. И поехала в горы с Сарой и ее матерью, совершенно отчетливо представляя себе, что меня ожидает. Черный «пежо» свернул с шоссе в ледяную ночь. Я прислонила голову к запотевшему стеклу, и мой взгляд утонул в подвижном конусе искусственного света, прорезавшего проселок. Машина затормозила у въезда в шале, шины заскрипели о гравий дорожки. Темнота была кромешная. Тишину этого погребенного под снегом местечка разорвали голоса, смех, кто-то взял несколько аккордов на пианино, шале светился огнями, как островок жизни в пустыне. Я пошла следом за Сарой, прихватив свои вещи, — так она распорядилась.
Внутри обстановка была праздничная, чувствовалось, что здесь встретились люди, которые хорошо и давно знают друг друга. Нас обступили со всех сторон, и многие бросились обнимать Сару: она, как всегда, оказалась в центре внимания. Я стояла рядом в нерешительности и не знала, как себя вести. Чего хотела Сара: чтобы я участвовала во всеобщем веселье или осталась незамеченной? Наверное, я выглядела смешной. Я осмотрелась. С одной стороны — кухня, вся металлическая, с другой — столовая, где возвышался уже накрытый деревянный стол, достаточно длинный, чтобы за него могли усесться человек тридцать гостей, прямо — гостиная в традиционном стиле. Широкая лестница вела на второй этаж, где располагались комнаты для гостей.
Голос Сары выделился из гула голосов. Она повернулась ко мне, но лишь скользнула по мне взглядом и небрежно бросила:
«Это Чарли, моя лучшая подруга», словно я была собачкой, которую захватили с собой, чтобы не оставлять дома одну. Я ответила на улыбки незнакомых мне людей, и Сара вновь завладела всеобщим вниманием.
Потом я поднялась следом за ней на второй этаж в спальню, отведенную для молодежи. Мы вошли. Четыре девушки нашего возраста валялись на кроватях, мило болтали, показывали друг другу фотографии своих парней. При нашем появлении они замолчали и их взгляды обратились на нас. Сара радостно вскрикнула и бросилась к ним. Объятия, смех, радость долгожданной встречи. Они уже сплотились, оставив меня в одиночестве. Я стояла в дверях, смущенная, растерянная. Ждала, когда Сара укажет, что мне делать, а пока смотрела на них и чувствовала себя очень неловко. Видимо, Сара просто забыла про меня. Но я слишком хорошо ее знала и не сомневалась, что это не просто оплошность.
А потом ее голос вывел меня из оцепенения. Слова, которые она произнесла, словно оглушили меня:
— Что ты стоишь там как пень? Займись делом, пойди помоги маме разгружать машину, ты видишь, я занята.
Повисло молчание. Девушки смотрели на меня вопросительно. Они не понимали, почему Сара разговаривает со мной в таком тоне и почему я молчу.
Ну вот. Сара только что перед другими продемонстрировала свою власть надо мной. Она дала понять, что здесь командует она, а я подчиняюсь.
Проснувшись утром на следующий день, я увидела, что осталась в спальне одна: наверно, все они уже встали и ушли завтракать. На ватных ногах я спустилась в столовую. Голова была тяжелая, словно налитая свинцом. Ночь для меня пролетела слишком быстро: весь вечер вместе с другими девушками я лежала в спальне и слушала их болтовню, сама в ней не участвуя. Они делились друг с другом своими любовными похождениями, смеялись, лакомились сладостями, курили «Мальборо», успев украсть сигареты из кладовки. Деваться мне было некуда. Я терпеливо слушала их, потом потеряла нить разговора. Они не один раз пытались втянуть меня в общую беседу, им было любопытно знать, кто я такая, что у меня за душой, есть ли у меня парень — короче, не могу ли я тоже с ними чем-нибудь поделиться. Я отмалчивалась, и тогда Сара объяснила им все вместо меня:
— Парень — у нее? Вы что, смеетесь? Да она никогда в жизни ни с кем не встречалась. Как вы себе это представляете? Какой хоть мало-мальски приличный парень станет встречаться с такой тетехой?
Она хихикнула, но, к моему изумлению, ее никто не поддержал. Все молча и даже смущенно смотрели на меня, и Сара, заметив, что они не собираются смеяться надо мной, а, наоборот, как бы растроганы моим жалким видом, тут же перевела разговор на другую тему, чтобы как-то скрасить неприятное впечатление от своего выступления. Ей это легко удалось. Все они заснулиочень поздно, но и после этого я еще долго не спала. Меня преследовал голос Сары. А потом ее сонное дыхание.
В столовой было очень шумно, шел оживленный разговор, все время раздавался смех, писк детей, звяканье ложек о чашки, свист чайника, из кухни распространялся аромат горячего кофе, шоколада и свежего хлеба, который доставили прямо из ближайшей булочной, — я почувствовала, что проголодалась.
Я села за стол и поздоровалась так тихонько, что меня, конечно, никто не услышал. Принялась за еду, спрятав глаза в чашку с мюсли. Неожиданно меня кто-то окликнул. Я подняла глаза. Это была Летиция, одна из подруг Сары. Она смотрела на меня дружески:
— Доброе утро, — откликнулась я.
— Скажи, Сара действительно твоя лучшая подруга?
Я окинула глазами стол: Сара уже ушла, теперь она щебетала где-то в гостиной. Я снова опустила голову, а потом выпалила на одном дыхании, словно заучила свою речь наизусть:
— Конечно, она моя лучшая подруга. С пятого класса. Она всегда была рядом со мной и помогала мне во всем. Мы все переживаем вместе: радости, горести, победы, неудачи. Сара — классная девчонка, я многим ей обязана. Я обязана ей всем. Она вытаскивала меня из таких передряг!.. Если бы не она, не знаю, что бы со мной сейчас было. Я так рада, что у меня такая подруга, и так благодарна ей, что сделаю для нее все что угодно. Она мне как родная сестра.
Я замолчала, последовала долгая пауза. Не знаю, зачем я все это ей выложила. Я не поднимала глаз, уже заранее зная, что сейчас услышу:
— Но тогда почему она говорит с тобой таким тоном? Как ты это терпишь?
— Она моя лучшая подруга.
— И это дает ей право так с тобой обращаться?
— Да.
— Я тебя не понимаю. Ты странная. Я не ответила. Я молчала и спокойно ждала, что она еще скажет.
— Я никак не ожидала такого от Сары. Вчера все были просто в шоке. В каком же свете она тебя выставила перед нами! Ты не должна была ей это позволять. Какая же она Дрянь!
Я пожала плечами и не стала ее удерживать, она отошла. Какое-то время я сидела неподвижно, уставившись в пустую чашку. «Какая же она дрянь!» — сказала Летиция, и я почему-то безумно обрадовалась, обрадовалась до неприличия и почувствовала полное моральное удовлетворение.
Над причудливой линией горизонта опускалась ночь. Серо-голубые горы почти слились с темно-голубым небом. Был последний вечер года.
Праздничный ужин начался уже давно. Я не могла дождаться, когда он наконец закончится.
В столовой было накурено и шумно. Отдельные голоса тонули в общем гомоне. От слишком обильного и долгого застолья меня начало подташнивать. Эта атмосфера опьяняла меня. Музыка, люди, их смех, голоса, легкомысленное веселье — все давило на меня; я держалась из последних сил.
Время от времени кто-нибудь обращал внимание и на меня: спрашивал, все ли в порядке, весело ли мне. Я отвечала: «Да, спасибо», и обо мне тут же забывали. Тем временем Сара опять завладела всеобщим вниманием и рассказывала о своих планах на будущее. Сначала она собиралась сдать экзамен на бакалавра, обязательно с отличием, потом стать первой ученицей в Школе торговли. Она видела себя современной деловой женщиной, сводящей с ума всех мужчин подряд — тех, что в костюмах, при галстуках и с дипломатами. Возможно, она сможет заниматься и политикой, у нее много талантов, а уж разглагольствовать и убеждать она умеет, как никто: ведь она просто рождена, чтобы подавлять, управлять, властвовать. К тридцати годам она, конечно, разбогатеет и купит старый хутор в Камарге, будет там разводить лошадей; выйдет замуж за Матье, родит двоих детей, а муж всю жизнь будет ходить у нее по струнке. В возрасте ста с небольшим она предполагала все же отойти в мир иной.
И никто не сомневался, что все будет именно так, как она решила, потому что Сара обязательно добьется своего.
Потом начались танцы, Сара опять оказалась лучше всех. На ней было темно-серое платье почти до полу, ткань облегала ее стройную фигуру, как легкая невесомая вуаль. В сероватой подсветке танцевальной площадки, устроенной прямо в гостиной, платье совсем сливалось с ее телом. При каждом движении оно развевалось и колыхалось вместе с ней. Сара распустила волосы, и ее рыжие кудри падали на плечи непокорными, волнистыми прядями. Она танцевала самозабвенно, не пропуская ни одного танца, не зная усталости.
Я опять томилась одна, теперь меня уже совсем перестали замечать. От нечего делать я стала потихоньку пробовать один напиток за другим. Я захмелела очень быстро, даже не заметив, как это случилось. Я пила все подряд: виски, белое вино, вишневый ликер, бордо, и мне все больше и больше нравилось мое состояние. Наконец-то мне удалось сбросить напряжение, расслабиться. Я пренебрегла приличиями, и, по-моему, ничего страшного не случилось. Больше уже ничего не могло меня удержать, я продолжала свой эксперимент. Я пила, мне казалось это очень забавным, и я продолжала пить дальше. И тут вдруг меня заметила Сара.
Она подошла ко мне вместе с другими девушками. Те смеялись, глядя на меня, и мне это было приятно. Наверно, они не ожидали, что я на такое способна, держали меня за «синий чулок». Одна только Сара не смеялась.
— Прекрати, Чарли. Не смешно. — Это прозвучало как приказ.
Но остановить меня было невозможно. Ведь теперь уже я оказалась в центре внимания. Сара ревновала — и я была в восторге оттого, что испортила ей праздник. Я становилась опасной, и мне это ужасно нравилось. Наконец-то я перехватила у Сары инициативу. Все смеялись, я продолжала пить. Еще одна рюмочка, а там будет видно…
Мы все вместе отправились в кухню, я — уцепившись за Летицию и заливаясь смехом. Сара в ярости шла впереди всех. В своем обычном состоянии я бы никогда не осмелилась так дразнить ее. Но я была уже не я.
А потом я все же перегнула палку: схватила бутылку пива. Сара рванула ее у меня из рук, бутылка упала на кафельный пол и разбилась. Ее осколки полетели мне под ноги, и в этот момент Сара с такой силой ударила меня по щеке, что я упала. Наступила долгая, гнетущая тишина. Я подняла на Сару глаза, полные слез. Она стояла надо мной, и вид у нее был устрашающий, казалось, она готова убить меня. Меня, уже снова слабую, умирающую от стыда, жалкую, всем своим видом молящую о прощении. Я сжалась в комочек. Все застыли на месте, ожидая, что будет дальше. Сара схватила меня за руку и поволокла в кладовку, молча, решительно. Я безропотно подчинилась. Не кричала и не защищалась. Я не попыталась подняться, только закрыла глаза: меня обжигали слезы. Сопротивляться я не могла, я считала, что теперь она вправе делать со мной что угодно. Сара несколько раз ударила меня, не в силах совладать с собой, но она прекрасно знала, что для меня это ничего не значит, что страдать я буду совсем от другого: от чувства вины и стыда.
Потом она что есть силы встряхнула меня, словно хотела привести в чувство, но я и сама уже давно протрезвела. Я чувствовала на себе ее дыхание. Сара опять набросилась на меня с кулаками, но меня это не путало: я уже несколько лет ждала этого момента. Я даже радовалась каждому синяку, каждой царапине и воспринимала их не как заслуженное наказание, а как свою победу. Теперь нашу игру можно было назвать экстремальной. У меня заложило уши, и поэтому я с трудом различала, что кричит мне Сара. Я слышала ее голос, а смысл слов большей частью ускользал от меня.
— Ты жалкая тварь, Шарлен… Ты меня опозорила… Ты ни на что не способна…Мне осточертели твои выходки. Ты мне отвратительна…
Она бросила меня одну в темной и холодной кладовке. Я валялась на ледяном кафельном полу, прижавшись к нему лицом. Не смея дышать и открыть глаза. Потом я услышала за дверью голос Летиции:
— Можно мне войти, Шарлен? Нам надо поговорить! Пожалуйста, разреши!
Я ничего не ответила, и она ушла. Потом я услышала, как в гостиной пробило двенадцать часов, там встречали Новый год. Свой Новый год я встретила в той же кладовке, в пыли и в тумане. Я больше не думала, я ждала. Я просидела там почти три часа. Когда я наконец решилась встать, праздник еще не кончился. Я заметила кровь на полу и на своей одежде; видно, Сара все же поранила меня. Я бесшумно открыла дверь и вышла. Тихонько прокралась в нашу спальню и легла на кровать. Меня никто не видел.
На следующий день меня разбудил утренний свет. Голова была тяжелая, во рту все пересохло. На губах все еще чувствовался терпкий вкус крови, сама я была вся в пыли и грязи. В висках стучало. Тут же перед моими глазами возник образ Сары. Я вспомнила, что ночью меня мучил кошмар. Мне снилась яростная драка между мной и Сарой. Сара даже не стремилась ударить меня, а вот во мне кипела неукротимая злоба и мне хотелось прикончить ее. Но добраться до нее мне никак не удавалось, я молотила кулаками пустоту. Я не могла даже крикнуть, голос мне не подчинялся, слова застревали в горле. Сделав во сне последний отчаянный рывок, я проснулась. Проснулась, задыхаясь от бессильной злобы. И вспомнила все, что произошло накануне.
Я посмотрела вокруг: все еще спали.
Было тихо и спокойно, но я чувствовала себя ужасно. Я встала и вздохнула глубоко-глубоко, чувствуя, как мои легкие наполняются воздухом. Потом подошла к кровати, на которой спала Летиция, и стала тихонько окликать ее по имени, пока она не проснулась.
— Шарлен, это ты? Что происходит? Который час?
— Не волнуйся, все в порядке. Еще рано.
Скажи, где Сара, ее постель пуста. Ты не знаешь, где она спала?
— В комнате матери. Она сказала, что не хочет просыпаться сегодня утром рядом с тобой.
— Ладно, спасибо. Прости, что разбудила.
Я вышла из спальни и, крадучись, стала пробираться по главному коридору. Никто еще не встал. Дом казался брошенным, вокруг не было ни души. Я подошла к комнате Мартины, с величайшей осторожностью приоткрыла дверь. Проскользнула в комнату, и ноги сами привели меня к кровати, на которой спала Сара.
Наклонившись, я некоторое время разглядывала ее. Даже во сне она сохраняла презрительный, холодный вид. Даже во сне она, казалось, все держала под контролем, даже в этом состоянии она внушала мне страх. На какое-то короткое мгновение мне захотелось нарушить этот покой, разбудить ее, взорвать тишину пронзительным криком. И еще — увидеть ее мертвой, здесь, перед собой.
А потом я услышала шум в коридоре. И убежала.
Вернувшись домой, я ничего не сказала родителям, только поздравила их с Новым годом. А потом заперлась в своей комнате, как когда-то делала это в детстве, и закрыла ставни, чтобы комната полностью погрузилась в темноту. Одна в темноте я чувствовала себя спокойнее.
А потом я включила свет и разобрала все свои сокровища: фотографии, альбомы, дневники, письма, тетради, сувениры. За один день вся моя жизнь прошла перед моими глазами, все мое прошлое, которое я пыталась спрятать, забыть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
— Я не знаю, как тебе помочь, — сказала она, — но если бы могла, сделала бы это. Я здесь, рядом с тобой. Я знаю, что такое считать себя сумасшедшей. Знаю, что такое навязчивые идеи. Я тоже все это пережила. И где бы я ни была, знай, что я с тобой. Помни, ничто не может нас разлучить, Шарлен, ничто.
И теперь уже она сама обняла меня, а я внезапно почувствовала себя тоже очень хрупкой.
Ванесса дала мне номер своего телефона, новый адрес. Но я так ни разу ей и не позвонила. Просто побоялась. В тот осенний день мы виделись последний раз. И все же однажды в тюрьме я получила записку. Ванесса писала, что ей удалось справиться с болезнью, что поступает на факультет психологии, как и хотела. Она ни словом не обмолвилась о том, что произошло со мной.
Просто написала в конце письма, что навсегда останется моей подругой — что бы ни случилось. И подписалась: «Твой голубой ангел».
Я не смогу объяснить, что такое навязчивая идея. Мне кажется, ее всегда носишь в себе. И иногда достаточно пустяка, чтобы дать ей толчок. Она пробуждается в тебе и медленно, исподтишка начинает пропитывать своим ядом каждую клеточку твоего тела; она хитра, прикидывается твоим другом и тем временем заманивает тебя в ловушку. Боль во всем этом — самое невинное. Когда сходишь с ума, чаще всего сама этого не понимаешь, потому что тебе не больно. Самое мучительное — это падение. Тот момент, когда начинаешь осознавать. Я тоже не хотела ничего замечать. Но потом меня все равно швырнуло лицом в грязь.
Мартина пригласила меня вместе с ними встретить Новый год в горах, в шале, которое сняли на праздники несколько знакомых семейств. Это были ее старинные друзья, поколения шестьдесят восьмого года, и они каждый Новый год встречали вместе. Я приняла приглашение, не сомневаясь ни минуты. И поехала в горы с Сарой и ее матерью, совершенно отчетливо представляя себе, что меня ожидает. Черный «пежо» свернул с шоссе в ледяную ночь. Я прислонила голову к запотевшему стеклу, и мой взгляд утонул в подвижном конусе искусственного света, прорезавшего проселок. Машина затормозила у въезда в шале, шины заскрипели о гравий дорожки. Темнота была кромешная. Тишину этого погребенного под снегом местечка разорвали голоса, смех, кто-то взял несколько аккордов на пианино, шале светился огнями, как островок жизни в пустыне. Я пошла следом за Сарой, прихватив свои вещи, — так она распорядилась.
Внутри обстановка была праздничная, чувствовалось, что здесь встретились люди, которые хорошо и давно знают друг друга. Нас обступили со всех сторон, и многие бросились обнимать Сару: она, как всегда, оказалась в центре внимания. Я стояла рядом в нерешительности и не знала, как себя вести. Чего хотела Сара: чтобы я участвовала во всеобщем веселье или осталась незамеченной? Наверное, я выглядела смешной. Я осмотрелась. С одной стороны — кухня, вся металлическая, с другой — столовая, где возвышался уже накрытый деревянный стол, достаточно длинный, чтобы за него могли усесться человек тридцать гостей, прямо — гостиная в традиционном стиле. Широкая лестница вела на второй этаж, где располагались комнаты для гостей.
Голос Сары выделился из гула голосов. Она повернулась ко мне, но лишь скользнула по мне взглядом и небрежно бросила:
«Это Чарли, моя лучшая подруга», словно я была собачкой, которую захватили с собой, чтобы не оставлять дома одну. Я ответила на улыбки незнакомых мне людей, и Сара вновь завладела всеобщим вниманием.
Потом я поднялась следом за ней на второй этаж в спальню, отведенную для молодежи. Мы вошли. Четыре девушки нашего возраста валялись на кроватях, мило болтали, показывали друг другу фотографии своих парней. При нашем появлении они замолчали и их взгляды обратились на нас. Сара радостно вскрикнула и бросилась к ним. Объятия, смех, радость долгожданной встречи. Они уже сплотились, оставив меня в одиночестве. Я стояла в дверях, смущенная, растерянная. Ждала, когда Сара укажет, что мне делать, а пока смотрела на них и чувствовала себя очень неловко. Видимо, Сара просто забыла про меня. Но я слишком хорошо ее знала и не сомневалась, что это не просто оплошность.
А потом ее голос вывел меня из оцепенения. Слова, которые она произнесла, словно оглушили меня:
— Что ты стоишь там как пень? Займись делом, пойди помоги маме разгружать машину, ты видишь, я занята.
Повисло молчание. Девушки смотрели на меня вопросительно. Они не понимали, почему Сара разговаривает со мной в таком тоне и почему я молчу.
Ну вот. Сара только что перед другими продемонстрировала свою власть надо мной. Она дала понять, что здесь командует она, а я подчиняюсь.
Проснувшись утром на следующий день, я увидела, что осталась в спальне одна: наверно, все они уже встали и ушли завтракать. На ватных ногах я спустилась в столовую. Голова была тяжелая, словно налитая свинцом. Ночь для меня пролетела слишком быстро: весь вечер вместе с другими девушками я лежала в спальне и слушала их болтовню, сама в ней не участвуя. Они делились друг с другом своими любовными похождениями, смеялись, лакомились сладостями, курили «Мальборо», успев украсть сигареты из кладовки. Деваться мне было некуда. Я терпеливо слушала их, потом потеряла нить разговора. Они не один раз пытались втянуть меня в общую беседу, им было любопытно знать, кто я такая, что у меня за душой, есть ли у меня парень — короче, не могу ли я тоже с ними чем-нибудь поделиться. Я отмалчивалась, и тогда Сара объяснила им все вместо меня:
— Парень — у нее? Вы что, смеетесь? Да она никогда в жизни ни с кем не встречалась. Как вы себе это представляете? Какой хоть мало-мальски приличный парень станет встречаться с такой тетехой?
Она хихикнула, но, к моему изумлению, ее никто не поддержал. Все молча и даже смущенно смотрели на меня, и Сара, заметив, что они не собираются смеяться надо мной, а, наоборот, как бы растроганы моим жалким видом, тут же перевела разговор на другую тему, чтобы как-то скрасить неприятное впечатление от своего выступления. Ей это легко удалось. Все они заснулиочень поздно, но и после этого я еще долго не спала. Меня преследовал голос Сары. А потом ее сонное дыхание.
В столовой было очень шумно, шел оживленный разговор, все время раздавался смех, писк детей, звяканье ложек о чашки, свист чайника, из кухни распространялся аромат горячего кофе, шоколада и свежего хлеба, который доставили прямо из ближайшей булочной, — я почувствовала, что проголодалась.
Я села за стол и поздоровалась так тихонько, что меня, конечно, никто не услышал. Принялась за еду, спрятав глаза в чашку с мюсли. Неожиданно меня кто-то окликнул. Я подняла глаза. Это была Летиция, одна из подруг Сары. Она смотрела на меня дружески:
— Доброе утро, — откликнулась я.
— Скажи, Сара действительно твоя лучшая подруга?
Я окинула глазами стол: Сара уже ушла, теперь она щебетала где-то в гостиной. Я снова опустила голову, а потом выпалила на одном дыхании, словно заучила свою речь наизусть:
— Конечно, она моя лучшая подруга. С пятого класса. Она всегда была рядом со мной и помогала мне во всем. Мы все переживаем вместе: радости, горести, победы, неудачи. Сара — классная девчонка, я многим ей обязана. Я обязана ей всем. Она вытаскивала меня из таких передряг!.. Если бы не она, не знаю, что бы со мной сейчас было. Я так рада, что у меня такая подруга, и так благодарна ей, что сделаю для нее все что угодно. Она мне как родная сестра.
Я замолчала, последовала долгая пауза. Не знаю, зачем я все это ей выложила. Я не поднимала глаз, уже заранее зная, что сейчас услышу:
— Но тогда почему она говорит с тобой таким тоном? Как ты это терпишь?
— Она моя лучшая подруга.
— И это дает ей право так с тобой обращаться?
— Да.
— Я тебя не понимаю. Ты странная. Я не ответила. Я молчала и спокойно ждала, что она еще скажет.
— Я никак не ожидала такого от Сары. Вчера все были просто в шоке. В каком же свете она тебя выставила перед нами! Ты не должна была ей это позволять. Какая же она Дрянь!
Я пожала плечами и не стала ее удерживать, она отошла. Какое-то время я сидела неподвижно, уставившись в пустую чашку. «Какая же она дрянь!» — сказала Летиция, и я почему-то безумно обрадовалась, обрадовалась до неприличия и почувствовала полное моральное удовлетворение.
Над причудливой линией горизонта опускалась ночь. Серо-голубые горы почти слились с темно-голубым небом. Был последний вечер года.
Праздничный ужин начался уже давно. Я не могла дождаться, когда он наконец закончится.
В столовой было накурено и шумно. Отдельные голоса тонули в общем гомоне. От слишком обильного и долгого застолья меня начало подташнивать. Эта атмосфера опьяняла меня. Музыка, люди, их смех, голоса, легкомысленное веселье — все давило на меня; я держалась из последних сил.
Время от времени кто-нибудь обращал внимание и на меня: спрашивал, все ли в порядке, весело ли мне. Я отвечала: «Да, спасибо», и обо мне тут же забывали. Тем временем Сара опять завладела всеобщим вниманием и рассказывала о своих планах на будущее. Сначала она собиралась сдать экзамен на бакалавра, обязательно с отличием, потом стать первой ученицей в Школе торговли. Она видела себя современной деловой женщиной, сводящей с ума всех мужчин подряд — тех, что в костюмах, при галстуках и с дипломатами. Возможно, она сможет заниматься и политикой, у нее много талантов, а уж разглагольствовать и убеждать она умеет, как никто: ведь она просто рождена, чтобы подавлять, управлять, властвовать. К тридцати годам она, конечно, разбогатеет и купит старый хутор в Камарге, будет там разводить лошадей; выйдет замуж за Матье, родит двоих детей, а муж всю жизнь будет ходить у нее по струнке. В возрасте ста с небольшим она предполагала все же отойти в мир иной.
И никто не сомневался, что все будет именно так, как она решила, потому что Сара обязательно добьется своего.
Потом начались танцы, Сара опять оказалась лучше всех. На ней было темно-серое платье почти до полу, ткань облегала ее стройную фигуру, как легкая невесомая вуаль. В сероватой подсветке танцевальной площадки, устроенной прямо в гостиной, платье совсем сливалось с ее телом. При каждом движении оно развевалось и колыхалось вместе с ней. Сара распустила волосы, и ее рыжие кудри падали на плечи непокорными, волнистыми прядями. Она танцевала самозабвенно, не пропуская ни одного танца, не зная усталости.
Я опять томилась одна, теперь меня уже совсем перестали замечать. От нечего делать я стала потихоньку пробовать один напиток за другим. Я захмелела очень быстро, даже не заметив, как это случилось. Я пила все подряд: виски, белое вино, вишневый ликер, бордо, и мне все больше и больше нравилось мое состояние. Наконец-то мне удалось сбросить напряжение, расслабиться. Я пренебрегла приличиями, и, по-моему, ничего страшного не случилось. Больше уже ничего не могло меня удержать, я продолжала свой эксперимент. Я пила, мне казалось это очень забавным, и я продолжала пить дальше. И тут вдруг меня заметила Сара.
Она подошла ко мне вместе с другими девушками. Те смеялись, глядя на меня, и мне это было приятно. Наверно, они не ожидали, что я на такое способна, держали меня за «синий чулок». Одна только Сара не смеялась.
— Прекрати, Чарли. Не смешно. — Это прозвучало как приказ.
Но остановить меня было невозможно. Ведь теперь уже я оказалась в центре внимания. Сара ревновала — и я была в восторге оттого, что испортила ей праздник. Я становилась опасной, и мне это ужасно нравилось. Наконец-то я перехватила у Сары инициативу. Все смеялись, я продолжала пить. Еще одна рюмочка, а там будет видно…
Мы все вместе отправились в кухню, я — уцепившись за Летицию и заливаясь смехом. Сара в ярости шла впереди всех. В своем обычном состоянии я бы никогда не осмелилась так дразнить ее. Но я была уже не я.
А потом я все же перегнула палку: схватила бутылку пива. Сара рванула ее у меня из рук, бутылка упала на кафельный пол и разбилась. Ее осколки полетели мне под ноги, и в этот момент Сара с такой силой ударила меня по щеке, что я упала. Наступила долгая, гнетущая тишина. Я подняла на Сару глаза, полные слез. Она стояла надо мной, и вид у нее был устрашающий, казалось, она готова убить меня. Меня, уже снова слабую, умирающую от стыда, жалкую, всем своим видом молящую о прощении. Я сжалась в комочек. Все застыли на месте, ожидая, что будет дальше. Сара схватила меня за руку и поволокла в кладовку, молча, решительно. Я безропотно подчинилась. Не кричала и не защищалась. Я не попыталась подняться, только закрыла глаза: меня обжигали слезы. Сопротивляться я не могла, я считала, что теперь она вправе делать со мной что угодно. Сара несколько раз ударила меня, не в силах совладать с собой, но она прекрасно знала, что для меня это ничего не значит, что страдать я буду совсем от другого: от чувства вины и стыда.
Потом она что есть силы встряхнула меня, словно хотела привести в чувство, но я и сама уже давно протрезвела. Я чувствовала на себе ее дыхание. Сара опять набросилась на меня с кулаками, но меня это не путало: я уже несколько лет ждала этого момента. Я даже радовалась каждому синяку, каждой царапине и воспринимала их не как заслуженное наказание, а как свою победу. Теперь нашу игру можно было назвать экстремальной. У меня заложило уши, и поэтому я с трудом различала, что кричит мне Сара. Я слышала ее голос, а смысл слов большей частью ускользал от меня.
— Ты жалкая тварь, Шарлен… Ты меня опозорила… Ты ни на что не способна…Мне осточертели твои выходки. Ты мне отвратительна…
Она бросила меня одну в темной и холодной кладовке. Я валялась на ледяном кафельном полу, прижавшись к нему лицом. Не смея дышать и открыть глаза. Потом я услышала за дверью голос Летиции:
— Можно мне войти, Шарлен? Нам надо поговорить! Пожалуйста, разреши!
Я ничего не ответила, и она ушла. Потом я услышала, как в гостиной пробило двенадцать часов, там встречали Новый год. Свой Новый год я встретила в той же кладовке, в пыли и в тумане. Я больше не думала, я ждала. Я просидела там почти три часа. Когда я наконец решилась встать, праздник еще не кончился. Я заметила кровь на полу и на своей одежде; видно, Сара все же поранила меня. Я бесшумно открыла дверь и вышла. Тихонько прокралась в нашу спальню и легла на кровать. Меня никто не видел.
На следующий день меня разбудил утренний свет. Голова была тяжелая, во рту все пересохло. На губах все еще чувствовался терпкий вкус крови, сама я была вся в пыли и грязи. В висках стучало. Тут же перед моими глазами возник образ Сары. Я вспомнила, что ночью меня мучил кошмар. Мне снилась яростная драка между мной и Сарой. Сара даже не стремилась ударить меня, а вот во мне кипела неукротимая злоба и мне хотелось прикончить ее. Но добраться до нее мне никак не удавалось, я молотила кулаками пустоту. Я не могла даже крикнуть, голос мне не подчинялся, слова застревали в горле. Сделав во сне последний отчаянный рывок, я проснулась. Проснулась, задыхаясь от бессильной злобы. И вспомнила все, что произошло накануне.
Я посмотрела вокруг: все еще спали.
Было тихо и спокойно, но я чувствовала себя ужасно. Я встала и вздохнула глубоко-глубоко, чувствуя, как мои легкие наполняются воздухом. Потом подошла к кровати, на которой спала Летиция, и стала тихонько окликать ее по имени, пока она не проснулась.
— Шарлен, это ты? Что происходит? Который час?
— Не волнуйся, все в порядке. Еще рано.
Скажи, где Сара, ее постель пуста. Ты не знаешь, где она спала?
— В комнате матери. Она сказала, что не хочет просыпаться сегодня утром рядом с тобой.
— Ладно, спасибо. Прости, что разбудила.
Я вышла из спальни и, крадучись, стала пробираться по главному коридору. Никто еще не встал. Дом казался брошенным, вокруг не было ни души. Я подошла к комнате Мартины, с величайшей осторожностью приоткрыла дверь. Проскользнула в комнату, и ноги сами привели меня к кровати, на которой спала Сара.
Наклонившись, я некоторое время разглядывала ее. Даже во сне она сохраняла презрительный, холодный вид. Даже во сне она, казалось, все держала под контролем, даже в этом состоянии она внушала мне страх. На какое-то короткое мгновение мне захотелось нарушить этот покой, разбудить ее, взорвать тишину пронзительным криком. И еще — увидеть ее мертвой, здесь, перед собой.
А потом я услышала шум в коридоре. И убежала.
Вернувшись домой, я ничего не сказала родителям, только поздравила их с Новым годом. А потом заперлась в своей комнате, как когда-то делала это в детстве, и закрыла ставни, чтобы комната полностью погрузилась в темноту. Одна в темноте я чувствовала себя спокойнее.
А потом я включила свет и разобрала все свои сокровища: фотографии, альбомы, дневники, письма, тетради, сувениры. За один день вся моя жизнь прошла перед моими глазами, все мое прошлое, которое я пыталась спрятать, забыть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11