Но Элий не может погибнуть. Так во всяком случае утверждает он сам.— Что ты предлагаешь? Ведь ты что-то предлагаешь? — хмуро спросил Рутилий. Квинт кивнул:— Я переоденусь монголом, благо их тряпок и оружия у нас достаточно, спущусь по веревке со стены, проберусь через лагерь и отправлюсь в Антиохию. Я скользок, как уторь, я все могу. Несколько фраз на их языке знаю. Бесшумно снять часового ничего не стоит… — Рутилий поморщился, давая понять что достоинства Квинта ему известны. — Сообщу Руфину, что Нисибис пал, а Цезарь убит. А ты перестанешь выходить на связь. Как будто Нисибис в самом деле уже принадлежит врагу.— Не проще ли послать шифрограмму в Антиохию с известием о гибели Цезаря? — спросил Рутилий.Квинт отрицательно покачал головой.— Руфин не поверит. Он достаточно хитер. Он поймет, что мы разгадали его игру и пытаемся добиться от него помощи. Ему нужно действовать наверняка.Нисибис пал, Цезарь мертв. Только в этом случае император двинется на монголов. А в том, что Нисибис не устоит, он уверен. Срок подходящий. Как для родов… — и Квинт подмигнул Элию.Элию план Квинта не нравился. Быть может потому, что он не мог поверить, что Руфин хочет его смерти.— Хорошо, — кивнул Рутилий. — Иди. Мы попытаемся продержаться.— Как ты объяснишь Руфину, что спасся? — спросил Элий.— Скажу, что меня приняли за мертвеца.— Тогда поторопись. Времени у нас очень мало.Квинт тут же принялся обряжаться, решив, что медлить не стоит. Важен каждый час. В эту же ночь он и уйдет. Элий зашел к нему в комнату, сел на стул и молча смотрел, как фрументарий собирается в дорогу.— Когда все кончится, ты должен служить Легации, — сказал Элий неожиданно. — … Ребенку (он не осмелился сказать — сыну, хотя уверен был, что родится сын). Скажешь — я тебя послал.— А ты… ты же говорил, что бессмертен… — Квинт опешил. Он верил Элию безоговорочно, кажется, больше, чем Элий верил себе.Цезарь прикрыл глаза и несколько мгновений сидел неподвижно.— Не думал, что осада продлится так долго.— То есть…— Что если… У нас с Марцией не было детей, и Вер знал, какое это для меня несчастье… То желание, загаданное Вером…. что если… оно исполнится скоро?.. Ты понимаешь, о чем я?Квинт кивнул через силу:— Время еще есть. Если роды будут в срок. Но Вер мог загадать что-то другое. Так ведь?Элий попытался улыбнуться. Губы дернулись, но улыбки не вышло.— Мог. Но думаю, он загадал именно это. А когда желание исполняется, отсроченное наступает неотвратимо.— Во всяком случае Легация еще не родила, — прошептал Квинт.— Тогда поторопись.— Может… ты со мной? — предложил Квинт, как будто испытуя, а не приглашая в самом деле удрать.Элий отрицательно покачал головой. Квинт надел синий чекмень, нахлобучил островерхую шапку на самые глаза.— Я похож на монгола? — спросил фрументарий.— Ты похож на проходимца, который вообразил себя образцом добродетели. — Элий обнял Квинта на прощание.— Не вздумай погибнуть. Цезарь, — шепнул Квинт. Глава 16Старые игры Руфина «Мысль объявить маленькую Руфину наследницей не так и плоха. Если бы нынешнее положение в Империи не было столь опасным. В такие времена не следует менять устоев. Но именно в такие времена все приходит в негодность, даже устой».«Промедление императора Руфина в Антиохии многим кажется необъяснимым. „Этот поход добром не кончится“, — предрек Бенит». «Акта диурна». Ноны июня <5 июня>
Перед рассветом в комнатку Элия вошел Рутилий. Не спросясь зажег лампу. Элий заснул лишь несколько минут назад, и теперь щурился и никак не мог разлепить глаз.— Полчаса назад неизвестная рация заработала где-то здесь, в крепости, и послала шифрованное донесение.— Кому? — обалдело переспросил Элий. — Монголам?— Ценю юмор. Но при других обстоятельствах. Сообщение ушло в Антиохию. Руфину. У него здесь свой агент. Так что миссия Квинта бесполезна.— Значит, мы все умрем, — прошептал Элий. — Хотя я надеялся предотвратить катастрофу.— Именно так я и думал. «Хочу спасти мир», — сообщил заяц и засунул голову льву в пасть. Хотел бы я знать, какое отношение это имеет к спасению мира. Но ты останешься жив. Кажется, это ты обещал Квинту. Впрочем… — Трибун странно посмотрел на Элия. — Даже боги инопа погибают. А ведь они бессмертны.— Смерть богов доказывает лишь одно — у смерти нет логики.— Но боги могли бы прийти к нам на помощь… Говорят, твой друг гладиатор Вер — он бог…— Кто говорит?— Ходят такие слухи.Элий вспомнил зеленое зарево поутру над горами и нечеловеческий крик, от которого кровь стыла в жилах и со скал срывались камни, и отрицательно покачал головой — Новый Бог не сможет им помочь.Стены дворца, в котором расположился Руфин, были отделаны листовым золотом с чеканными виноградными листьями и гроздьями ягод. Меж золотыми панелями располагались многоцветные мозаики, сверкая яшмой, хризолитом и янтарем. Только в Антиохии можно встретить подобную безумную роскошь. Даже Рим не может соперничать в этом с Антиохией. Стены из золота!«Варварам будет чем поживиться», — подумал Руфин злорадно.Император лежал на спине и разглядывал отделанный золотом кессонный потолок. Криспина зачмокала губами во сне, перевернулась на другой бок и обхватила Руфина за шею.«Я рожу тебе сына…» — прошептала она.Во сне и наяву она повторяла эту фразу непрерывно. Иногда Руфину казалось, что она бредит. После родов прошло меньше месяца, а она уже примчалась к нему в Антиохию и заявила, что они должны немедленно зачать нового ребенка. В этот раз это непременно будет мальчик.Руфин брезгливо сбросил ее руку и поднялся. Император едва успел накинуть шитый золотом тяжелый халат, как дверь приоткрылась и в щель протиснулась голова секретаря.— Прибыл гонец из Нисибиса.Секретарь был встревожен. Многие слишком близко принимают к сердцу происходящее в Нисибисе. Да, плохо, что несколько сотен римлян оказались запертыми в этом городишке. Рим не любит терять своих людей. Но кто их просил туда лезть?«Раз они прислали гонца, дело в самом деле плохо». Руфин прошел в таблин, отделанный так же роскошно, как и спальня. Огромный стол с инкрустацией из золота и слоновой кости украшал десятифунтовый золотой чернильный прибор. Преторианец ввел гонца из Нисибиса — грязного оборванца в лохмотьях с перевязанной тряпкой головой. Руфин с трудом узнал Квинта, этого преданного пса Цезаря, и не удивился. Он знал, что гонцом будет Квинт.— Так что в Нисибисе? — спросил Руфин, предлагая посланцу сесть.— Крепость пала, — сказал тот, демонстративно потирая разбитый в кровь локоть. — Гарнизон перебит. Цезарь мертв.— Мертв… — повторил Руфин задумчиво. — А тебе удалось уцелеть?— Я свалился со стены на груду трупов и не разбился. Меня сочли мертвецом. Под покровом ночи удалось бежать.Руфин несколько раз кивнул.— Надо же, как интересно: упал на груду трупов. Наверняка было неприятно лежать на трупах и притворяться мертвым, приятель?— Да, ничего приятного, — согласился Квинт. Руфин подошел к нему и отогнул грязную повязку. Глубокая ссадина на лбу была настоящей. Так же как и синяки на руках и ногах. Отличная инсценировка.— А ведь Нисибис все еще держится, — проговорил Руфин, глядя в упор на Квинта и улыбаясь.— Я сам…— начал было Квинт.— Сегодня рано утром я получил шифрограмму. Там сказано, что явится гонец с ложным донесением. Надо полагать, гонец этот — ты?Квинт облизнул губы.— Зачем ты решил обмануть меня?! — заорал Руфин. — А? Я спрашиваю — зачем?Квинт дернулся, как от удара, но стиснул зубы и промолчал.— Не хочешь говорить? Ну так я отвечу! Ты считаешь, что я желаю смерти Элию, так? Квинт отвернулся и не отвечал.— Говори, подонок! — заорал Руфин и замахнулся. — Говори!— Не смей меня бить! — прохрипел Квинт, откинул назад голову и глянул Августу в глаза. Глаза были совершенно безумные. — Я — римский гражданин и сражался с варварами. А ты…— не договорил — задохнулся от ярости.У Руфина задрожал подбородок.— У кого ты научился таким манерам? У Элия?— Ты, Август, первый человек в Риме. Но это не значит, что ты исключительный. Как и все, ты подчиняешься закону. Сенат может начать расследование твоей деятельности. В том числе и того, почему ты до сих пор не выступил на помощь Нисибису.— Поступило известие, что основные силы монголов двинулись на Антиохию, — ответил Руфин. Но что-то такое мелькнуло в его глазах — будто черная точка метнулась и исчезла.Лжет…— «Целий» сам запустил эту дезинформацию, Август, — нагло отвечал Квинт, глядя Руфину в глаза. — Уж в чем, в чем, а в дезинформации я кое-что понимаю. Или ты забыл, что я профессиональный фрументарий?Лицо Руфина перекосилось. Неведомо, что бы произошло, если бы в этот момент дверь не приоткрылась и в таблин не заглянула Криспина. Ее розовое после сна лицо удивленно вытянулось при виде фязного окровавленного посланца и красного от гнева императора, стоящего над ним с поднятой для уда-Ра рукой.— Дорогой, что такое…— Вон! — рявкнул Руфин. — Иди спи! Отдыхай! Расти пузо!Криспина обидчиво надула губки.— Как ты груб!— Дорогая, уйди, — просипел Руфин, сжимая и разжимая кулаки. Дверь захлопнулась.— Значит, я желаю устранить Цезаря, — проговорил Руфин. — А ты, умник, решил обхитрить меня. Только ты не умник, а глупец. Никому на свете не удастся меня обхитрить.— Август, ты должен спасти людей в Нисибисе. Ты успеешь… Посмотри правде в глаза: твою игру разгадают, сенат обвинит тебя в измене. Элий все равно спасется. Не губи остальных вместе с ним.— Что?— Элий не может умереть, пок.. — Квинт осекся.— Пока что?— Пока ему не исполнится семьдесят, — ляпнул Квинт первое, что влетело в голову.— Исполнение желания?— Да, Вер заклеймил его для Элия.— Семьдесят лет… — повторил Руфин.— Так долго Нисибис, разумеется, не продержится. Но Элий-то не умрет. — Квинт попытался закрепить успех. — Монголы перережут всех до одного, но Элия не тронут. Так что ты можешь погубить только город, но не Элия. Что бы ты ни замыслил, клеймо судьбы разрушит любые козни.Квинт говорил вдохновенно. С ним такое бывало. Не верить ему было нельзя. Руфин стоял неподвижно, глядя куда-то мимо Квинта. Казалось, упорствовать дальше не имело смысла. Император поправил халат, пригладил длинную прядь, закрывая лысую макушку, и нажал кнопку звонка. Тут же в дверях возник преторианец.— Сообщи префекту претория об аресте Квинта Приска, — приказал Руфин. — Отвести арестованного в карцер. И пусть его поместят в одиночку.Квинт вскинул голову.— Руфин Август…— Непременно в одиночку, — повторил свой приказ император. — До суда.Квинт не стал больше спорить. Что ж, он посидит в одиночке. Но Нисибис будет спасен. И Элий спасется. Только бы они продержались до прихода римской армии. Потом Квинт подумал о Легации. И только бы она продержалась.Человек, одетый в белый балахон, разговаривал с гвардейцем, когда Квинта вывели во двор. Пленник и его охранник остановились в нескольких шагах от человека в белом. Пленник был грязен и избит, на загорелом лице чернела многодневная щетина.— Приказано отвести в карцер, — сообщил гвардеец сидящему на мраморной скамье центуриону.Тот лениво приоткрыл один глаз, зевнул, хлебнул из фляги и буркнул в ответ:— Свободных фургонов нет. Веди пешком.— А если он сбежит?Центурион открыл оба глаза и глянул на Квинта оценивающе.— Вполне может быть. Парень шустрый. Закуй в цепи.— Тогда мы будем тащиться три часа! — воскликнул преторианец.— Как хочешь.Гвардеец помянул Орка, но решил рискнуть и не заковывать пленника, а только надел наручники. Двое преторианцев вывели Квинта из дворца и тут же оказались в людском потоке. Человек в белом двинулся следом. В белые арабские одежды одевалась разведка Четвертого Марсова легиона. Во-первых, потому что там было много арабов, во-вторых — им часто приходилось путешествовать по степи и пустыне. А в-третьих, в этом был особый шик. Каждый легион любит чем-нибудь выделиться. Пятый обожает петь на марше похабные песни. Первый Минервин носит вместо красной серо-зеленую хамелеонову форму, и даже броненагрудники у них закрыты серо-зелеными чехлами. Во Втором Парфянском три когорты состоят из женщин. Но Второй Парфянский в мирное время квартируется у подножия Альбанской горы, и легионеры живут на квартирах вместе с семьями. Зато Четвертый Марсов изображает из себя властителей пустыни.Все это, не относящееся к теперешним событиям, всплыло в голове Квинта. Он пытался припомнить, знает ли кого-нибудь в Четвертом легионе. Выходило, что знает и…Квинт следил за человеком в белом краем глаза. Тот вскоре обогнал пленника и его конвоиров и откинул с лица белый платок. Квинт узнал горбоносое лицо. Квинт едва заметно кивнул человеку в белом. Тот кивнул в ответ и повел глазами в сторону гвардейца, идущего справа. Теперь надо было дожидаться удобного случая.Удобный случай вскоре представился. Более хаотичного и равнодушного к войне и военным обязанностям города, чем Антиохия, вообразить трудно. Здесь каждый третий мужчина — кинэд, каждая вторая женщина — проститутка. Обряженные в яркие тряпки или почти без оных, они целый день фланируют по улицам. Огромная толпа бурлит, как море, и в шуме ее прибоя можно услышать все мыслимые наречия земли. Когда толпа окружила Квинта и двух гвардейцев особенно плотно, а рядом оказалась зеркальная витрина. Квинт боднул корпусом идущего слева гвардейца. Тот врезался в стекло и рухнул в роскошное чрево витрины вместе с лавиной осколков. Встать не успел, на него вслед за стеклянным дождем, секущим лицо и руки, бросились охочие до легкой поживы прохожие. Человек в белом рукоятью меча оглушил второго гвардейца, сдернул с его пояса ключи от наручников, схватил Квинта за плечо и увлек в ближайший переулок.— Привет, Гимп, как ты здесь оказался? — выдохнул Квинт.— Вступил в армию, хочу получить римское гражданство, — проговорил бывший покровитель Империи, отмыкая наручники.— За такую службу вряд ли наградят.— Нас никто не видел. Меня здесь не было. И тебе советую исчезнуть из Антиохии.— Надо помочь Элию. Запустить какую-нибудь потрясающую дезинформацию. Или… Еще не знаю как…— Тогда думай быстрее, а я удаляюсь, пока не явились вигилы.Квинт огляделся. Неподалеку сверкала золотом вывеска таверны.— Зайдем, посидим и поговорим, — предложил Квинт. — Сообща что-нибудь придумаем.— Тут собираются лишь кинэды. Меня к ним не тянет.— Тогда поищи место получше.— Здесь?.. — с сомнением покачал головой Гимп. Стоявшая на перекрестке статуя Приапа указывала огромным фаллосом на очередную таверну.Квинт решил не искать больше, и они вошли внутрь. Гимп заказал по бокалу крепкого вина, и фрументарии заняли место в уголке. Сидящие у входа красотки в прозрачных «стеклянных» платьях уставились на них совершенно одинаковыми миндалевидными черными глазами.— Милашки, — заметил Гимп.— Мне не до них, — прошипел фрументарии. — И откуда так много народу в Антиохии?— Игры.— Какие игры? Игр в это время нет. Флоралии отшумели, а праздник Фортуны не скоро.— Руфин назначил. Вместо тех, что отменили в прошлом году. Войска Руфина не уйдут, пока не закончатся игры. Перед военным походом всегда устраиваются игры.Зачем, ведь желания не исполняются.— Чтобы воины привыкли к виду крови.— Что? Какая кровь?Гимп наклонился к самому уху Квинта:— Ходят слухи, что оружие будет боевым. Будут сражаться гении, приговоренные к смерти.— Бред.— Правда. Все только и говорят об этом. Будет — не будет. Позволит сенат — не позволит. И как посмотрит на это Большой Совет.— Теперь я понимаю, почему все забыли про Нисибис. Кровавая потеха ожидается под боком. Никому нет дела до того, что где-то далеко льется кровь и тысячи людей обречены на смерть. И среди этих тысяч — Элий. Мне казалось, римляне его любили. Так откуда такое равнодушие?Тимп нахмурился.— Не знаю. Я и сам теряюсь в догадках.— Ты же бывший гений! Ты должен все знать! Кто мог представить такое! Вместо того, чтобы двинуться на помощь Нисибису, римляне сидят в Антиохии в ожидании игр, чтобы поглазеть на гладиаторов, которые больше не исполняют желаний! «О времена! О нравы!» Цицерон.
Обе красотки завлекательно улыбались и посылали гостям воздушные поцелуи, которые, увы, оставались без ответа.— Все точно спятили, — вздохнул Квинт. — Люди в Нисибисе ожидали штурма города и сожалели о том, что не могут сделать ставки на гладиаторов. А эта свихнувшаяся репортерша Роксана Флакк писала книгу, которая сгорит вместе с ней в осажденном городе.— Роксана Флакк? — переспросил Гимп. — Я слышал это имя. Ты знаешь о личных соглядатаях императора?— Конечно. Они подчиняются лично Руфину. Числятся охранниками. Их имена, кроме императора, известны только префекту претория.— Так вот, Роксана Флакк — один из тайных агентов императора.— Что?! — Квинт вцепился руками в край столика. — Ах, дрянь… Так вот кто меня выдал! И как ты узнал?— Мне поведал это бывший гений Тибура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Перед рассветом в комнатку Элия вошел Рутилий. Не спросясь зажег лампу. Элий заснул лишь несколько минут назад, и теперь щурился и никак не мог разлепить глаз.— Полчаса назад неизвестная рация заработала где-то здесь, в крепости, и послала шифрованное донесение.— Кому? — обалдело переспросил Элий. — Монголам?— Ценю юмор. Но при других обстоятельствах. Сообщение ушло в Антиохию. Руфину. У него здесь свой агент. Так что миссия Квинта бесполезна.— Значит, мы все умрем, — прошептал Элий. — Хотя я надеялся предотвратить катастрофу.— Именно так я и думал. «Хочу спасти мир», — сообщил заяц и засунул голову льву в пасть. Хотел бы я знать, какое отношение это имеет к спасению мира. Но ты останешься жив. Кажется, это ты обещал Квинту. Впрочем… — Трибун странно посмотрел на Элия. — Даже боги инопа погибают. А ведь они бессмертны.— Смерть богов доказывает лишь одно — у смерти нет логики.— Но боги могли бы прийти к нам на помощь… Говорят, твой друг гладиатор Вер — он бог…— Кто говорит?— Ходят такие слухи.Элий вспомнил зеленое зарево поутру над горами и нечеловеческий крик, от которого кровь стыла в жилах и со скал срывались камни, и отрицательно покачал головой — Новый Бог не сможет им помочь.Стены дворца, в котором расположился Руфин, были отделаны листовым золотом с чеканными виноградными листьями и гроздьями ягод. Меж золотыми панелями располагались многоцветные мозаики, сверкая яшмой, хризолитом и янтарем. Только в Антиохии можно встретить подобную безумную роскошь. Даже Рим не может соперничать в этом с Антиохией. Стены из золота!«Варварам будет чем поживиться», — подумал Руфин злорадно.Император лежал на спине и разглядывал отделанный золотом кессонный потолок. Криспина зачмокала губами во сне, перевернулась на другой бок и обхватила Руфина за шею.«Я рожу тебе сына…» — прошептала она.Во сне и наяву она повторяла эту фразу непрерывно. Иногда Руфину казалось, что она бредит. После родов прошло меньше месяца, а она уже примчалась к нему в Антиохию и заявила, что они должны немедленно зачать нового ребенка. В этот раз это непременно будет мальчик.Руфин брезгливо сбросил ее руку и поднялся. Император едва успел накинуть шитый золотом тяжелый халат, как дверь приоткрылась и в щель протиснулась голова секретаря.— Прибыл гонец из Нисибиса.Секретарь был встревожен. Многие слишком близко принимают к сердцу происходящее в Нисибисе. Да, плохо, что несколько сотен римлян оказались запертыми в этом городишке. Рим не любит терять своих людей. Но кто их просил туда лезть?«Раз они прислали гонца, дело в самом деле плохо». Руфин прошел в таблин, отделанный так же роскошно, как и спальня. Огромный стол с инкрустацией из золота и слоновой кости украшал десятифунтовый золотой чернильный прибор. Преторианец ввел гонца из Нисибиса — грязного оборванца в лохмотьях с перевязанной тряпкой головой. Руфин с трудом узнал Квинта, этого преданного пса Цезаря, и не удивился. Он знал, что гонцом будет Квинт.— Так что в Нисибисе? — спросил Руфин, предлагая посланцу сесть.— Крепость пала, — сказал тот, демонстративно потирая разбитый в кровь локоть. — Гарнизон перебит. Цезарь мертв.— Мертв… — повторил Руфин задумчиво. — А тебе удалось уцелеть?— Я свалился со стены на груду трупов и не разбился. Меня сочли мертвецом. Под покровом ночи удалось бежать.Руфин несколько раз кивнул.— Надо же, как интересно: упал на груду трупов. Наверняка было неприятно лежать на трупах и притворяться мертвым, приятель?— Да, ничего приятного, — согласился Квинт. Руфин подошел к нему и отогнул грязную повязку. Глубокая ссадина на лбу была настоящей. Так же как и синяки на руках и ногах. Отличная инсценировка.— А ведь Нисибис все еще держится, — проговорил Руфин, глядя в упор на Квинта и улыбаясь.— Я сам…— начал было Квинт.— Сегодня рано утром я получил шифрограмму. Там сказано, что явится гонец с ложным донесением. Надо полагать, гонец этот — ты?Квинт облизнул губы.— Зачем ты решил обмануть меня?! — заорал Руфин. — А? Я спрашиваю — зачем?Квинт дернулся, как от удара, но стиснул зубы и промолчал.— Не хочешь говорить? Ну так я отвечу! Ты считаешь, что я желаю смерти Элию, так? Квинт отвернулся и не отвечал.— Говори, подонок! — заорал Руфин и замахнулся. — Говори!— Не смей меня бить! — прохрипел Квинт, откинул назад голову и глянул Августу в глаза. Глаза были совершенно безумные. — Я — римский гражданин и сражался с варварами. А ты…— не договорил — задохнулся от ярости.У Руфина задрожал подбородок.— У кого ты научился таким манерам? У Элия?— Ты, Август, первый человек в Риме. Но это не значит, что ты исключительный. Как и все, ты подчиняешься закону. Сенат может начать расследование твоей деятельности. В том числе и того, почему ты до сих пор не выступил на помощь Нисибису.— Поступило известие, что основные силы монголов двинулись на Антиохию, — ответил Руфин. Но что-то такое мелькнуло в его глазах — будто черная точка метнулась и исчезла.Лжет…— «Целий» сам запустил эту дезинформацию, Август, — нагло отвечал Квинт, глядя Руфину в глаза. — Уж в чем, в чем, а в дезинформации я кое-что понимаю. Или ты забыл, что я профессиональный фрументарий?Лицо Руфина перекосилось. Неведомо, что бы произошло, если бы в этот момент дверь не приоткрылась и в таблин не заглянула Криспина. Ее розовое после сна лицо удивленно вытянулось при виде фязного окровавленного посланца и красного от гнева императора, стоящего над ним с поднятой для уда-Ра рукой.— Дорогой, что такое…— Вон! — рявкнул Руфин. — Иди спи! Отдыхай! Расти пузо!Криспина обидчиво надула губки.— Как ты груб!— Дорогая, уйди, — просипел Руфин, сжимая и разжимая кулаки. Дверь захлопнулась.— Значит, я желаю устранить Цезаря, — проговорил Руфин. — А ты, умник, решил обхитрить меня. Только ты не умник, а глупец. Никому на свете не удастся меня обхитрить.— Август, ты должен спасти людей в Нисибисе. Ты успеешь… Посмотри правде в глаза: твою игру разгадают, сенат обвинит тебя в измене. Элий все равно спасется. Не губи остальных вместе с ним.— Что?— Элий не может умереть, пок.. — Квинт осекся.— Пока что?— Пока ему не исполнится семьдесят, — ляпнул Квинт первое, что влетело в голову.— Исполнение желания?— Да, Вер заклеймил его для Элия.— Семьдесят лет… — повторил Руфин.— Так долго Нисибис, разумеется, не продержится. Но Элий-то не умрет. — Квинт попытался закрепить успех. — Монголы перережут всех до одного, но Элия не тронут. Так что ты можешь погубить только город, но не Элия. Что бы ты ни замыслил, клеймо судьбы разрушит любые козни.Квинт говорил вдохновенно. С ним такое бывало. Не верить ему было нельзя. Руфин стоял неподвижно, глядя куда-то мимо Квинта. Казалось, упорствовать дальше не имело смысла. Император поправил халат, пригладил длинную прядь, закрывая лысую макушку, и нажал кнопку звонка. Тут же в дверях возник преторианец.— Сообщи префекту претория об аресте Квинта Приска, — приказал Руфин. — Отвести арестованного в карцер. И пусть его поместят в одиночку.Квинт вскинул голову.— Руфин Август…— Непременно в одиночку, — повторил свой приказ император. — До суда.Квинт не стал больше спорить. Что ж, он посидит в одиночке. Но Нисибис будет спасен. И Элий спасется. Только бы они продержались до прихода римской армии. Потом Квинт подумал о Легации. И только бы она продержалась.Человек, одетый в белый балахон, разговаривал с гвардейцем, когда Квинта вывели во двор. Пленник и его охранник остановились в нескольких шагах от человека в белом. Пленник был грязен и избит, на загорелом лице чернела многодневная щетина.— Приказано отвести в карцер, — сообщил гвардеец сидящему на мраморной скамье центуриону.Тот лениво приоткрыл один глаз, зевнул, хлебнул из фляги и буркнул в ответ:— Свободных фургонов нет. Веди пешком.— А если он сбежит?Центурион открыл оба глаза и глянул на Квинта оценивающе.— Вполне может быть. Парень шустрый. Закуй в цепи.— Тогда мы будем тащиться три часа! — воскликнул преторианец.— Как хочешь.Гвардеец помянул Орка, но решил рискнуть и не заковывать пленника, а только надел наручники. Двое преторианцев вывели Квинта из дворца и тут же оказались в людском потоке. Человек в белом двинулся следом. В белые арабские одежды одевалась разведка Четвертого Марсова легиона. Во-первых, потому что там было много арабов, во-вторых — им часто приходилось путешествовать по степи и пустыне. А в-третьих, в этом был особый шик. Каждый легион любит чем-нибудь выделиться. Пятый обожает петь на марше похабные песни. Первый Минервин носит вместо красной серо-зеленую хамелеонову форму, и даже броненагрудники у них закрыты серо-зелеными чехлами. Во Втором Парфянском три когорты состоят из женщин. Но Второй Парфянский в мирное время квартируется у подножия Альбанской горы, и легионеры живут на квартирах вместе с семьями. Зато Четвертый Марсов изображает из себя властителей пустыни.Все это, не относящееся к теперешним событиям, всплыло в голове Квинта. Он пытался припомнить, знает ли кого-нибудь в Четвертом легионе. Выходило, что знает и…Квинт следил за человеком в белом краем глаза. Тот вскоре обогнал пленника и его конвоиров и откинул с лица белый платок. Квинт узнал горбоносое лицо. Квинт едва заметно кивнул человеку в белом. Тот кивнул в ответ и повел глазами в сторону гвардейца, идущего справа. Теперь надо было дожидаться удобного случая.Удобный случай вскоре представился. Более хаотичного и равнодушного к войне и военным обязанностям города, чем Антиохия, вообразить трудно. Здесь каждый третий мужчина — кинэд, каждая вторая женщина — проститутка. Обряженные в яркие тряпки или почти без оных, они целый день фланируют по улицам. Огромная толпа бурлит, как море, и в шуме ее прибоя можно услышать все мыслимые наречия земли. Когда толпа окружила Квинта и двух гвардейцев особенно плотно, а рядом оказалась зеркальная витрина. Квинт боднул корпусом идущего слева гвардейца. Тот врезался в стекло и рухнул в роскошное чрево витрины вместе с лавиной осколков. Встать не успел, на него вслед за стеклянным дождем, секущим лицо и руки, бросились охочие до легкой поживы прохожие. Человек в белом рукоятью меча оглушил второго гвардейца, сдернул с его пояса ключи от наручников, схватил Квинта за плечо и увлек в ближайший переулок.— Привет, Гимп, как ты здесь оказался? — выдохнул Квинт.— Вступил в армию, хочу получить римское гражданство, — проговорил бывший покровитель Империи, отмыкая наручники.— За такую службу вряд ли наградят.— Нас никто не видел. Меня здесь не было. И тебе советую исчезнуть из Антиохии.— Надо помочь Элию. Запустить какую-нибудь потрясающую дезинформацию. Или… Еще не знаю как…— Тогда думай быстрее, а я удаляюсь, пока не явились вигилы.Квинт огляделся. Неподалеку сверкала золотом вывеска таверны.— Зайдем, посидим и поговорим, — предложил Квинт. — Сообща что-нибудь придумаем.— Тут собираются лишь кинэды. Меня к ним не тянет.— Тогда поищи место получше.— Здесь?.. — с сомнением покачал головой Гимп. Стоявшая на перекрестке статуя Приапа указывала огромным фаллосом на очередную таверну.Квинт решил не искать больше, и они вошли внутрь. Гимп заказал по бокалу крепкого вина, и фрументарии заняли место в уголке. Сидящие у входа красотки в прозрачных «стеклянных» платьях уставились на них совершенно одинаковыми миндалевидными черными глазами.— Милашки, — заметил Гимп.— Мне не до них, — прошипел фрументарии. — И откуда так много народу в Антиохии?— Игры.— Какие игры? Игр в это время нет. Флоралии отшумели, а праздник Фортуны не скоро.— Руфин назначил. Вместо тех, что отменили в прошлом году. Войска Руфина не уйдут, пока не закончатся игры. Перед военным походом всегда устраиваются игры.Зачем, ведь желания не исполняются.— Чтобы воины привыкли к виду крови.— Что? Какая кровь?Гимп наклонился к самому уху Квинта:— Ходят слухи, что оружие будет боевым. Будут сражаться гении, приговоренные к смерти.— Бред.— Правда. Все только и говорят об этом. Будет — не будет. Позволит сенат — не позволит. И как посмотрит на это Большой Совет.— Теперь я понимаю, почему все забыли про Нисибис. Кровавая потеха ожидается под боком. Никому нет дела до того, что где-то далеко льется кровь и тысячи людей обречены на смерть. И среди этих тысяч — Элий. Мне казалось, римляне его любили. Так откуда такое равнодушие?Тимп нахмурился.— Не знаю. Я и сам теряюсь в догадках.— Ты же бывший гений! Ты должен все знать! Кто мог представить такое! Вместо того, чтобы двинуться на помощь Нисибису, римляне сидят в Антиохии в ожидании игр, чтобы поглазеть на гладиаторов, которые больше не исполняют желаний! «О времена! О нравы!» Цицерон.
Обе красотки завлекательно улыбались и посылали гостям воздушные поцелуи, которые, увы, оставались без ответа.— Все точно спятили, — вздохнул Квинт. — Люди в Нисибисе ожидали штурма города и сожалели о том, что не могут сделать ставки на гладиаторов. А эта свихнувшаяся репортерша Роксана Флакк писала книгу, которая сгорит вместе с ней в осажденном городе.— Роксана Флакк? — переспросил Гимп. — Я слышал это имя. Ты знаешь о личных соглядатаях императора?— Конечно. Они подчиняются лично Руфину. Числятся охранниками. Их имена, кроме императора, известны только префекту претория.— Так вот, Роксана Флакк — один из тайных агентов императора.— Что?! — Квинт вцепился руками в край столика. — Ах, дрянь… Так вот кто меня выдал! И как ты узнал?— Мне поведал это бывший гений Тибура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44