Их дрожащий свет скользил по лицам. У стены, свернувшись клубком, лежали две огромные змеи. Одна была неподвижна, будто спала. Другая с любопытством вертела из стороны в сторону огромной головой.Гюн вгляделся в сидящих и стоящих. Это сплошь были гении.Лицо одного из гениев постоянно менялось — вместо человеческих черт вырастала то ли лисья, то ли волчья морда, и гений старательно мял щеки и нос, будто лепил маску из воска, возвращая себе человечье обличье. На коленях у молодой брюнетки лежал огромный рыжий кот и постоянно бормотал раздраженным человечьим голосом:— Мне это все не нравится… мне это ужасно не нравится…— Садись, — приказал Гюну хмурый старик в темном плаще с капюшоном. Лицо его было полностью скрыто.Гюн подчинился.— Чем ты сейчас занят? — спросил человек в темном, явно глава собрания.— Ничем. Чем я могу заниматься, скажи на милость?! Пытаюсь устроиться. Можау, пойду в армию.— Мы не должны служить людям! — пронзительно закричал гений в облике тощего лысого человека с острым носом и близко посаженными глазами. — Мы должны держаться друг друга! Людям было так хорошо под нашим руководством! Но они об этом забыли, ленивые жирные твари. Без нас они не смогут создавать новых шедевров, не смогут делать открытия в науке, они лишь будут повторять достигнутое и жиреть, жиреть, жиреть…— А по-моему, мы не так уж и сильно от них отличаемся, — пожал плечами Гюн.— Они примитивны, ничтожны, суетливы, жадны, глупы, — тощий задохнулся, не в силах скрыть омерзения при мысли о человеческом роде. — Гении не могут с ними смешиваться!Гюн не успел ответить — вновь заговорил председатель собрания:— Гюн, ты устроил заговор гениев и потерпел поражение. Именно по твоей милости мы очутились на земле.Ну конечно! Обвинять легче всего. На их месте он бы предъявил все претензии к Гимпу. Гений Империи сначала предал своих собратьев, потом быстро сжился с человеческой оболочкой, посчитал людей своими и почти не грезил о прошлом, о небе, о власти.— Хотите убить меня? — спросил Гюн равнодушно.Все-таки он был гением нечеловека, то есть весьма необычным гением, хотя прежде ему случалось опекать людей. Люди в зависимости от должности меняются разительно. Гении — тоже.Председатель собрания пожал плечами:— К чему торопиться? Рано или поздно тебя убьют. Люди или болезнь. Как и любого из нас. Но гений сам по себе — дух, даже если пребывает во плоти, и значит умрет весь, без остатка. Его не ждет ни Элизии, ни Тартар, ни вода Леты и новое воплощение. Он превратится в пузырь воздуха, в облако, в песок под ногами, жирный гумус на полях. То есть в ничто…«Кто он? Кому покровительствовал прежде? — мучительно раздумывал Гюн. — Никогда раньше не встречал этого старика. Или встречал?»— Ты знаешь, что Гика убили? — выкрикнул кто-то из стоящих у стены.— Пытались убить. Гений Икела жив.— А правда, что гений Тибура живет у Гимпа под кроватью? — продолжал допытываться все тот же нетерпеливый голос.— Спроси у него самого, — огрызнулся Гюн. Любое упоминание о Гимпе его злило.— Выйдем в соседнюю комнату и поговорим, — сказал хмурый председатель собрания и поднялся.— Мы должны где-то собираться, уединиться, не общаться с людьми… создать свой культ… быть вместе… — торопливо и очень громко шептал кто-то из гениев. — Для нас это единственный выход…Гюн, опять пригибаясь из-за странно низкой двери, прошел в соседнюю каморку. Здесь не было ни стульев, ни столов, одни голые стены. Ложе, привинченное к полу. На облупившейся фреске сатир занимался любовью с белотелой нимфой. Примитивная роспись почти без светотени, а краски пожухли. Похабные надписи измарали стены вдоль и поперек.«Очень дешевый лупанарий», — подумал гений.— Как тебе в роли человека? — спросил хозяин.— Отлично, — с наигранной веселостью отвечал Гюн. — И в Элизии, и в Тартаре существование одинаково скучное. Дух — это всего лишь название книги. А тело — ее текст.— Да, имея такое тело, можно так говорить! — вздохнул неизвестный и плотнее натянул на голову капюшон. — Мне ничего не стоило натравить гениев на тебя. Но я не стал этого делать, ты мне нужен.— Можно поинтересоваться — зачем? Неведомый гений оставил его вопрос без ответа.— Я подарил тебе жизнь, а это кое-чего стоит. И ты будешь мне служить.— Гюн никому не служит, только себе. Хозяин расхохотался.— Каков наглец! Ладно. Ты будешь вновь служить самому себе. И еще одному человеку. Уверяю — тебе это понравится. А теперь держи язык за зубамц и слушай. В моем плане тебе отведена важная роль. Мы будем делать то, что делали раньше. Что только мы и умеем делать…И тут Гюн понял, почему этот тип казался ему странным. Перед ним был человек, а не гений. Почему он сразу этого не понял? Может, скоро вообще будет не разобрать, кто гений, а кто нет? Может быть, скоро это будет понять вообще невозможно?— Делать то, что мы делали раньше, — повторил Гюн. — А что мы делали прежде, позволь узнать?— Мы руководили, — отвечал человек. Гюна не удивило, что незнакомец причислил себя к гениям. Наверное, у него были на то причины. — И мы вновь этим займемся. На новый лад.— А если я откажусь? — дерзко спросил Гюн.— Ты не откажешься. Когда-то мы работали вместе.Человек откинул капюшон со лба. Перед ним был Макрин.— И что же мы будем делать? — спросил Гюн Перед Макрином он всегда терялся. И в прошлом и теперь.Бывший устроитель подпольных боев самодовольно хмыкнул.— Ни за что не угадаешь! — он сделал эффектную паузу. — Мы будем исполнять желания. Новые желания! Глава 26Прощальные игры Элия и Летиции «Вступление консулов в должность давно не обставлялось с такой пышностью». «Миссия Элия Цезаря в Месопотамии призвана укрепить связи Содружества». «Акта диурна», 4-й день до Нон января <2 января> 1975 года от основания Рима
«Где же твои варвары, почему до сих пор не нападают? — с усмешкой спросил Скавр, пока консул Силан клялся, что выполнял свои обязанности честно, чтобы тут же вступить в свою должность вновь. — Было бы забавно поглядеть, как наши легионы превратят их в кровавое месиво. Жаль, что отменили рабство — нам некуда будет деть пленных, придется строить концентрационные лагеря. Надо полагать, что ты едешь в Месопотамию искать варваров? Зря. Не езди. Скажись больным».Элий не ответил. Глупо отвечать на подобные заявления.Он лишь подумал с тоской: хорошо бы никогда больше не видеть красивую напыщенную физиономию Скавра. Жаль, что боги не выполняют больше желаний.Или исполняют порой?Нет, нет, не надо злиться. Скавр глуп, и с этим ничего не поделаешь. Элий слишком дал волю чувствам. Пора бы вспомнить подходящую цитату из Марка Аврелия.«…Боги должны видеть в тебе человека, ни на что не досадующего и не злобствующего» Марк Аврелий. Размышления". 11.13.
.Элий должен быть доброжелателен. К Скавру. К Порции. К Бениту… Нет, к Бениту он быть доброжелательным не может. Хоть убей, не может — и все.В тот день Элий написал письмо Порции. Извинился за взрыв негодования. Он, Элий, будучи сенатором, должен был заняться вопросами высшего образования. Но не уделил внимания этой проблеме. И теперь Бенит воспользовался его оплошностью. Если Порции понадобится помощь, она может обратиться к Летиции. Элий надеется, что недоразумение исчерпано.Не самое удачное письмо. Слишком путаное. И слог нехорош. Возможно, его не следовало писать. Элий раздумывал несколько минут, прежде чем положить конверт вместе с остальными для отправки. Нестерпимо хотелось порвать письмо. Но Элий не позволил нелепой слабости взять верх и вышел из таблина.Кто знал, что прощаться будет так тяжело. А ведь Элий думал, что не любит ее. Физически вожделеет, немного привык, жалеет, как ребенка, восхищается ее полудетскими выходками, опекает, волнуется за нее. А в итоге едва не воет от тоски, расставаясь. А не лгал : ли он все время себе? На самом же деле он влюбился с первого взгляда, только не хотел себе в этом признаться. Образ Марции, слишком яркий, чтобы быстро померкнуть, заслонял в его душе Летицию. Элий не ведал, придумал он свою любовь сейчас или всегда так чувствовал. Кто может разобраться в чувствах, говоря о них в прошедшем времени?Летти что-то говорила — он не слушал. Он вспомнил свою последнюю встречу с Марцией. Она предложила ему выбор, и он выбрал. Не ее. И опять кто-то предлагает ему выбирать. И опять он выбирает не любовъ. Что-то другое. Тогда он выбрал Рим. Сейчас он даже не знал, ради чего отказывается от любви.Он долго сидел, прижавшись щекою к ее щеке, ощущая тепло ее кожи, будто надеялся, что память об этом тепле не даст ему задохнуться от тоски в далекой стране.И положил ей золотое яблоко на ладонь.— Когда он родится, отдай ему.— Здесь написано «достойнейшему», — сказала Летиция, — но почему ты думаешь, что он…— Отдай ему яблоко, — повторил Элий. Они вновь долго молчали. Потом она вдруг спросила:— Нагрудник не закрывает шею? Так ведь? Он кивнул.— А нельзя ли сделать какой-нибудь воротник?— Не знаю.— Я очень прошу. Воротник из стали… Воротник из стали! Надо же! Какой толщины? И постоянно носить шлем на голове, подражая Периклу. Над ним будет хохотать вся Месопотамия. Римлянин не может быть смешным. Как объяснить это Летиции? Он не стал объяснять. Сказал только:— Я попробую. Часть II Глава 1Игры Логоса «Цезарь взял с собой в Месопотамию триста человек. При цифре триста на ум приходит история Спарты. Элий Цезарь вообразил себя Леонидом? Не слишком ли большая роскошь — такая охрана? Не чрезмерная ли трата денег налогоплательщиков ?!» «Акта диурна», 4-й день до Ид января <10 января>
Элий сидел в таблине префекта Антиохии и рассматривал выложенную на стене из драгоценных и полудрагоценных камней мозаику. Роскошный южный пейзаж. Бирюзовое небо из подлинной бирюзы, макушки пальм из малахита, песок из розоватой и желтоватой яшмы. Горы, покрытые шапками льда, сверкали нестерпимо. Элий всмотрелся. Неужели бриллианты? Ну да, настоящие бриллианты. Впрочем, после того как стали добывать алмазы в Республике Оранжевой реки, бриллианты сильно подешевели.Префект Антиохии самодовольно улыбался. Самое изысканное удовольствие — видеть Рим посрамленным. Превосходство доказывают богатство и власть. Власть — это Рим. У Антиохии — богатство. Рим выглядел нищим рядом с восточной богачкой. Жители Антиохии плескались в ваннах из чистого золота. В уличных латринах были серебряные краны.Продажные красотки демонстрировали бриллианты на полмиллиона каждый.Но префект ошибся. Роскошь не ошеломила и не покорила Элия. Она вызвала лишь некоторое любопытство. Но не более. Элий восхитился мозаикой сдержанно, но красноречиво хваля работу, а не камни, и в этом ничуть не погрешил — работа была превосходная.Префект рассыпался в ответ в комплиментах, по-восточному цветистых и неискренних. В эту минуту он воображал себя новым Гомером. А надо сказать что префекта звали Гаем Гомером, и он клялся, что ведет свой род от слепого сочинителя великих поэм. Ему верили, причем охотно. А кто не верил, находил выдумку забавной.— Боголюбимый Цезарь, — воскликнул Гай Гомер с преувеличенным восторгом, будт собирался не о деле говорить, а хвалить пурпурную тогу римлянина или его последнюю речь в сенате. — Мне не совсем ясна цель твоей миссии. Насколько я понял, Большой Совет направляет тебя в Месопотамию, Сирию и Пальмиру с инспекцией в связи с увеличением опасности вторжения варваров в границы Содружества.— Именно так, — подтвердил Элий.— Тогда зачем с тобой прибыли триста преторианских гвардейцев?Элий ожидал этого вопроса.— Тебе известно, как легко монголы совершают рейды в глубь территории. Я направляюсь в малонаселенные районы. Кто поручится, что мы не столкнемся с варварами в месте самом неподходящем.— Ты рассуждаешь логично. Цезарь! Но не проще ли в таком случае тебе не принимать участия в этой экспедиции, а направить выяснять обстановку и осматривать крепости простых инженеров?Элий принялся вновь рассматривать великолепную мозаику.— Ты полагаешь, — сказал он наконец, — что жизнь инженера для Рима менее ценна, чем жизнь простых людей можно швырнуть на про-це— судьбы без всякой охраны?—Ах прости, я высказался неудачно. Лишь хотел казать, что инженер, даже если он римский гражданин не покажется столь лакомой добычей для варвара как Цезарь. Смею напомнить, что и Сирия, и Месопотамия наводнены лазутчиками варваров. Уже около сотни схвачены. Но тысячи гуляют на свободе.Префект понял, что его речь произвела впечатление на Цезаря: тот хмуро смотрел на драгоценную мозаику, и на скулах его играли желваки.— С другой стороны, подобная охрана инженеров будет истолкована превратно, — сказал Элий, — в то время как охрана Цезаря в триста человек может показаться чрезмерной, но вполне законной. А на востоке, особенно в Месопотамии, к присутствию римлян всегда относились настороженно.— Как мудро! — Гай Гомер быстро сообразил, что пытаться переубедить Элия бесполезно, потому что решение принимал не Цезарь, и не Цезарю его отменять. — Думаю, что ты, Цезарь, сам придумал столь ловкий ход?Элий только улыбнулся в ответ.Кто бы мог подумать, что ему придется находить оправдания приказам Руфина. Возможно, Гаю Гомеру кажется, что в случае нападения варваров три центурии преторианцев могут спасти Цезаря. На самом деле триста человек спасут лишь репутацию Руфина. Никто не посмеет упрекнуть императора, что Цезаря отправили в опасное путешествие без должной охраны.Но даже Руфин, не говоря уже о префекте Антиохии, не знает, куда и зачем идет Цезарь со своей охраной.Юний Вер шел по ночному Риму. Подсвеченные прожекторами храмы чередовались со сверкающими ями витринами магазинов. Бесчисленные статуи государственных мужей оседлали мраморные колонны и гранитные базы. «Построил базилику…» «Одержал победу…» — кажется, этого уже достаточно, чтобы навсегда остаться в памяти народной. Государственники-римляне обожают тех, кто для них строит и побеждает.Вер был в тунике и плаще из тонкой шерсти. В этом году теплый западный ветер фавоний начал дуть на месяц раньше. Весна началась посреди зимы.Вер остановился на углу. Кондитерская была открыта. Римляне часто заходят в поздний час за сладостями и фруктами на десерт. Веру захотелось купить пирожных. С недавних пор он сделался сладкоежкой. Он и сам замечал, что ведет себя как ребенок: любит подурачиться, поиграть, продемонстрировать свою мощь, но устает от долгих усилий. Вот и сейчас ему хочется взмыть в небо и парить над Римом, но он сдерживается, откладывая удовольствие на более поздний час. И как ребенок, новый Вер задает тысячи и тысячи вопросов, на которые ему никто не ответит.Вер купил десяток пирожных. Хозяин перевязал коробку розовой лентой.— Для милой девицы? — спросил хозяин и подмигнул.— Для меня, — улыбнулся гладиатор. Выйдя из кондитерской, Вер понял, что его ждут. Фигура в темном плаще с капюшоном выделялась на фоне стены. Секунду помедлив. Вер направился прямо к темному силуэту. В воздухе, видимые только Веру, мелькали тени: его летучая когорта была рядом, неприметная для людского глаза. Но незнакомец заметил бойцов «Нереиды» и недоуменно покачал головой:— Тебе нечего опасаться меня. Вер.Неизвестный откинул со лба капюшон, и в отсвете уличного фонаря блеснул золотой шлем с крылышками. Сам бог Меркурий ожидал Вера.— Что надо? — спросил Юний Вер не слишком любезно.— Мне лично ничего, — отозвался Меркурий. — Ты же знаешь — по доброй воле я занимаюсь лишь кредитно-финансовыми операциями. Но меня прислали из Небесного дворца. За тобой. Твой папаша хотел сначала тебя уничтожить, но потом смилостивился и приглашает в гости.— Зачем?— Дурацкий вопрос. Хочет поглядеть на очередного прижитого на стороне сынка, — Меркурий заговорщицки подмигнул, точь-в-точь как тогда, когда летели они за Кельнским экспрессом. — У тебя есть одно преимущество перед обитателями Небесного дворца. Ты молод. И ты прошел метаморфозу. Знаешь, этим ребятам наверху не терпится узнать, что получается, если бог пройдет метаморфозу. Обновление? Омоложение? Кем он станет? Новым богом? Или простым смертным? Оказывается, боги стареют потихоньку. Старые боги — это некрасиво. Это подрывает авторитет. Боги должны быть вечно молоды — это главное условие могущества. Олимпийцам хочется омолодиться.— А ты зол на язык.— Учусь у своего дружка Мома.— Значит, я — бог? Какой именно? Ведь каждый бог, как и человек — личность?— Неужели ты еще не догадался? Ты — бог разума Логос. Тот, которого ждали столько лет. Бог разума положит конец могуществу Юпитера и свергнет старика. — Меркурий говорил об этом весело, как будто рассказывал занятную историю.Вер пожал плечами.— Я никого не собираюсь свергать.— Да ладно притворяться. Посуди сам: твою мамашу держали в плену в колодце. Потом она сбежала, родила. Тогда боги придумали ловушку для тебя. Позволили Нереиде передать тебе кувшин амброзии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
«Где же твои варвары, почему до сих пор не нападают? — с усмешкой спросил Скавр, пока консул Силан клялся, что выполнял свои обязанности честно, чтобы тут же вступить в свою должность вновь. — Было бы забавно поглядеть, как наши легионы превратят их в кровавое месиво. Жаль, что отменили рабство — нам некуда будет деть пленных, придется строить концентрационные лагеря. Надо полагать, что ты едешь в Месопотамию искать варваров? Зря. Не езди. Скажись больным».Элий не ответил. Глупо отвечать на подобные заявления.Он лишь подумал с тоской: хорошо бы никогда больше не видеть красивую напыщенную физиономию Скавра. Жаль, что боги не выполняют больше желаний.Или исполняют порой?Нет, нет, не надо злиться. Скавр глуп, и с этим ничего не поделаешь. Элий слишком дал волю чувствам. Пора бы вспомнить подходящую цитату из Марка Аврелия.«…Боги должны видеть в тебе человека, ни на что не досадующего и не злобствующего» Марк Аврелий. Размышления". 11.13.
.Элий должен быть доброжелателен. К Скавру. К Порции. К Бениту… Нет, к Бениту он быть доброжелательным не может. Хоть убей, не может — и все.В тот день Элий написал письмо Порции. Извинился за взрыв негодования. Он, Элий, будучи сенатором, должен был заняться вопросами высшего образования. Но не уделил внимания этой проблеме. И теперь Бенит воспользовался его оплошностью. Если Порции понадобится помощь, она может обратиться к Летиции. Элий надеется, что недоразумение исчерпано.Не самое удачное письмо. Слишком путаное. И слог нехорош. Возможно, его не следовало писать. Элий раздумывал несколько минут, прежде чем положить конверт вместе с остальными для отправки. Нестерпимо хотелось порвать письмо. Но Элий не позволил нелепой слабости взять верх и вышел из таблина.Кто знал, что прощаться будет так тяжело. А ведь Элий думал, что не любит ее. Физически вожделеет, немного привык, жалеет, как ребенка, восхищается ее полудетскими выходками, опекает, волнуется за нее. А в итоге едва не воет от тоски, расставаясь. А не лгал : ли он все время себе? На самом же деле он влюбился с первого взгляда, только не хотел себе в этом признаться. Образ Марции, слишком яркий, чтобы быстро померкнуть, заслонял в его душе Летицию. Элий не ведал, придумал он свою любовь сейчас или всегда так чувствовал. Кто может разобраться в чувствах, говоря о них в прошедшем времени?Летти что-то говорила — он не слушал. Он вспомнил свою последнюю встречу с Марцией. Она предложила ему выбор, и он выбрал. Не ее. И опять кто-то предлагает ему выбирать. И опять он выбирает не любовъ. Что-то другое. Тогда он выбрал Рим. Сейчас он даже не знал, ради чего отказывается от любви.Он долго сидел, прижавшись щекою к ее щеке, ощущая тепло ее кожи, будто надеялся, что память об этом тепле не даст ему задохнуться от тоски в далекой стране.И положил ей золотое яблоко на ладонь.— Когда он родится, отдай ему.— Здесь написано «достойнейшему», — сказала Летиция, — но почему ты думаешь, что он…— Отдай ему яблоко, — повторил Элий. Они вновь долго молчали. Потом она вдруг спросила:— Нагрудник не закрывает шею? Так ведь? Он кивнул.— А нельзя ли сделать какой-нибудь воротник?— Не знаю.— Я очень прошу. Воротник из стали… Воротник из стали! Надо же! Какой толщины? И постоянно носить шлем на голове, подражая Периклу. Над ним будет хохотать вся Месопотамия. Римлянин не может быть смешным. Как объяснить это Летиции? Он не стал объяснять. Сказал только:— Я попробую. Часть II Глава 1Игры Логоса «Цезарь взял с собой в Месопотамию триста человек. При цифре триста на ум приходит история Спарты. Элий Цезарь вообразил себя Леонидом? Не слишком ли большая роскошь — такая охрана? Не чрезмерная ли трата денег налогоплательщиков ?!» «Акта диурна», 4-й день до Ид января <10 января>
Элий сидел в таблине префекта Антиохии и рассматривал выложенную на стене из драгоценных и полудрагоценных камней мозаику. Роскошный южный пейзаж. Бирюзовое небо из подлинной бирюзы, макушки пальм из малахита, песок из розоватой и желтоватой яшмы. Горы, покрытые шапками льда, сверкали нестерпимо. Элий всмотрелся. Неужели бриллианты? Ну да, настоящие бриллианты. Впрочем, после того как стали добывать алмазы в Республике Оранжевой реки, бриллианты сильно подешевели.Префект Антиохии самодовольно улыбался. Самое изысканное удовольствие — видеть Рим посрамленным. Превосходство доказывают богатство и власть. Власть — это Рим. У Антиохии — богатство. Рим выглядел нищим рядом с восточной богачкой. Жители Антиохии плескались в ваннах из чистого золота. В уличных латринах были серебряные краны.Продажные красотки демонстрировали бриллианты на полмиллиона каждый.Но префект ошибся. Роскошь не ошеломила и не покорила Элия. Она вызвала лишь некоторое любопытство. Но не более. Элий восхитился мозаикой сдержанно, но красноречиво хваля работу, а не камни, и в этом ничуть не погрешил — работа была превосходная.Префект рассыпался в ответ в комплиментах, по-восточному цветистых и неискренних. В эту минуту он воображал себя новым Гомером. А надо сказать что префекта звали Гаем Гомером, и он клялся, что ведет свой род от слепого сочинителя великих поэм. Ему верили, причем охотно. А кто не верил, находил выдумку забавной.— Боголюбимый Цезарь, — воскликнул Гай Гомер с преувеличенным восторгом, будт собирался не о деле говорить, а хвалить пурпурную тогу римлянина или его последнюю речь в сенате. — Мне не совсем ясна цель твоей миссии. Насколько я понял, Большой Совет направляет тебя в Месопотамию, Сирию и Пальмиру с инспекцией в связи с увеличением опасности вторжения варваров в границы Содружества.— Именно так, — подтвердил Элий.— Тогда зачем с тобой прибыли триста преторианских гвардейцев?Элий ожидал этого вопроса.— Тебе известно, как легко монголы совершают рейды в глубь территории. Я направляюсь в малонаселенные районы. Кто поручится, что мы не столкнемся с варварами в месте самом неподходящем.— Ты рассуждаешь логично. Цезарь! Но не проще ли в таком случае тебе не принимать участия в этой экспедиции, а направить выяснять обстановку и осматривать крепости простых инженеров?Элий принялся вновь рассматривать великолепную мозаику.— Ты полагаешь, — сказал он наконец, — что жизнь инженера для Рима менее ценна, чем жизнь простых людей можно швырнуть на про-це— судьбы без всякой охраны?—Ах прости, я высказался неудачно. Лишь хотел казать, что инженер, даже если он римский гражданин не покажется столь лакомой добычей для варвара как Цезарь. Смею напомнить, что и Сирия, и Месопотамия наводнены лазутчиками варваров. Уже около сотни схвачены. Но тысячи гуляют на свободе.Префект понял, что его речь произвела впечатление на Цезаря: тот хмуро смотрел на драгоценную мозаику, и на скулах его играли желваки.— С другой стороны, подобная охрана инженеров будет истолкована превратно, — сказал Элий, — в то время как охрана Цезаря в триста человек может показаться чрезмерной, но вполне законной. А на востоке, особенно в Месопотамии, к присутствию римлян всегда относились настороженно.— Как мудро! — Гай Гомер быстро сообразил, что пытаться переубедить Элия бесполезно, потому что решение принимал не Цезарь, и не Цезарю его отменять. — Думаю, что ты, Цезарь, сам придумал столь ловкий ход?Элий только улыбнулся в ответ.Кто бы мог подумать, что ему придется находить оправдания приказам Руфина. Возможно, Гаю Гомеру кажется, что в случае нападения варваров три центурии преторианцев могут спасти Цезаря. На самом деле триста человек спасут лишь репутацию Руфина. Никто не посмеет упрекнуть императора, что Цезаря отправили в опасное путешествие без должной охраны.Но даже Руфин, не говоря уже о префекте Антиохии, не знает, куда и зачем идет Цезарь со своей охраной.Юний Вер шел по ночному Риму. Подсвеченные прожекторами храмы чередовались со сверкающими ями витринами магазинов. Бесчисленные статуи государственных мужей оседлали мраморные колонны и гранитные базы. «Построил базилику…» «Одержал победу…» — кажется, этого уже достаточно, чтобы навсегда остаться в памяти народной. Государственники-римляне обожают тех, кто для них строит и побеждает.Вер был в тунике и плаще из тонкой шерсти. В этом году теплый западный ветер фавоний начал дуть на месяц раньше. Весна началась посреди зимы.Вер остановился на углу. Кондитерская была открыта. Римляне часто заходят в поздний час за сладостями и фруктами на десерт. Веру захотелось купить пирожных. С недавних пор он сделался сладкоежкой. Он и сам замечал, что ведет себя как ребенок: любит подурачиться, поиграть, продемонстрировать свою мощь, но устает от долгих усилий. Вот и сейчас ему хочется взмыть в небо и парить над Римом, но он сдерживается, откладывая удовольствие на более поздний час. И как ребенок, новый Вер задает тысячи и тысячи вопросов, на которые ему никто не ответит.Вер купил десяток пирожных. Хозяин перевязал коробку розовой лентой.— Для милой девицы? — спросил хозяин и подмигнул.— Для меня, — улыбнулся гладиатор. Выйдя из кондитерской, Вер понял, что его ждут. Фигура в темном плаще с капюшоном выделялась на фоне стены. Секунду помедлив. Вер направился прямо к темному силуэту. В воздухе, видимые только Веру, мелькали тени: его летучая когорта была рядом, неприметная для людского глаза. Но незнакомец заметил бойцов «Нереиды» и недоуменно покачал головой:— Тебе нечего опасаться меня. Вер.Неизвестный откинул со лба капюшон, и в отсвете уличного фонаря блеснул золотой шлем с крылышками. Сам бог Меркурий ожидал Вера.— Что надо? — спросил Юний Вер не слишком любезно.— Мне лично ничего, — отозвался Меркурий. — Ты же знаешь — по доброй воле я занимаюсь лишь кредитно-финансовыми операциями. Но меня прислали из Небесного дворца. За тобой. Твой папаша хотел сначала тебя уничтожить, но потом смилостивился и приглашает в гости.— Зачем?— Дурацкий вопрос. Хочет поглядеть на очередного прижитого на стороне сынка, — Меркурий заговорщицки подмигнул, точь-в-точь как тогда, когда летели они за Кельнским экспрессом. — У тебя есть одно преимущество перед обитателями Небесного дворца. Ты молод. И ты прошел метаморфозу. Знаешь, этим ребятам наверху не терпится узнать, что получается, если бог пройдет метаморфозу. Обновление? Омоложение? Кем он станет? Новым богом? Или простым смертным? Оказывается, боги стареют потихоньку. Старые боги — это некрасиво. Это подрывает авторитет. Боги должны быть вечно молоды — это главное условие могущества. Олимпийцам хочется омолодиться.— А ты зол на язык.— Учусь у своего дружка Мома.— Значит, я — бог? Какой именно? Ведь каждый бог, как и человек — личность?— Неужели ты еще не догадался? Ты — бог разума Логос. Тот, которого ждали столько лет. Бог разума положит конец могуществу Юпитера и свергнет старика. — Меркурий говорил об этом весело, как будто рассказывал занятную историю.Вер пожал плечами.— Я никого не собираюсь свергать.— Да ладно притворяться. Посуди сам: твою мамашу держали в плену в колодце. Потом она сбежала, родила. Тогда боги придумали ловушку для тебя. Позволили Нереиде передать тебе кувшин амброзии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44