Джеймс Тэрбер
Белый олень
ЗАКОЛДОВАННЫЙ ЛЕС
Если вздумается вам плутать по горам и долам, и пойдёте вы наугад, куда глаза глядят, в туманный апрельский день, когда ни свет, ни тень, и дым не столбом стоит, а на земле лежит, то тяжко ли легко ли, близко ли далеко ли, а выйдете вы, коль случится, к Заколдованному Лесу как раз между Копями Лунного Камня и Кентавровой Горой. Узнаете вы его наверняка ещё издалека по тому неуловимому запаху, который ни забыть, ни запомнить. А ещё вы узнаете его по далёкому звону, от которого мальчишки бегут и смеются, а девчонки стоят и трясутся. Если же вы сорвёте одну из десяти тысяч поганок в изумрудной траве на опушке этого чудесного леса, то покажется она тяжелей молотка, но только выпустит её рука, поплывёт она над деревьями парашютиком, оставляя за собой след из чёрных и красных звёздочек.
Сказывают — а ведётся эта молва ещё от менестрелей давних времён — будто кролики здесь, встречаясь, приподымают из вежливости голову лапой, как мужчины приподымают шляпу, а потом ставят её на место.
Волшебный лес был некогда частью царства, где правил могучий Король Клод, у которого было три сына: Тэг, Гэл и Джорн. Тэг и Гэл, подобно своему отцу, были страстными охотниками, и когда не ели и не спали, то гнали зверя. Джорн же, самый юный и маленький из Принцев — росту-то в нём было всего шесть футов — был поэтом и музыкантом, и если не сидел за обедом и не спал, то слагал стихи под звуки лиры. Иногда и он выезжал на охоту, если отец и братья сильно настаивали, но тогда то терял стрелы, то метал копьё так, что оно никогда не попадало в зверя, за которым гналось королевское семейство.
Трижды за свой век Король с двумя старшими сыновьями до того расходились на охоте, что вовсе не оставалось в лесу никакой дичи, и приходилось им отсиживаться в замке, нетерпеливо натягивая тетиву на луки, насаживая перья на стрелы и остря пики, пока вновь не подрастали в лесах и на полях дикие вепри и олени. В это тягостное время Король Клод, Тэг и Гэл чаще ели, больше пили и дольше спали, а ещё дразнили и изводили своих слуг и дворовых, особенно карлика Квондо и Королевского Мага, всё чудотворство которого состояло лишь в том, что он умел показывать фокусы и жонглировать, потому что не допускали его к тайнам волшебников из Заколдованного Леса.
Но для Джорна такие дни были благодатной порой покоя, когда он пел о далекой Принцессе, что появится однажды и повелит каждому из Принцев совершить доблестный подвиг, открыть волшебный запор, обмануть злого дракона или разгадать головоломную загадку, которую та далекая Принцесса предложит как ключ к своей руке и сердцу. «Блажь телячья!» — ржали Тэг и Гэл на занятия своего братишки, подхватывали Квондо и перебрасывались им в воздухе, как мячиком, ничуть не внимая его утробным кличам. Задевать же самого Джорна братцы остерегались, потому что случалось ему положить кой кого на обе лопатки, а на коне он мчался с копьём на обидчика не хуже стародавних рыцарей.
Как-то вечером в третью пору тоски и скуки, когда не к чему приложить руки, и ни медведь-шатун, ни олень-скакун не объявятся и через сто лун, стал Король Клод за пивной кружкой рассказывать своим сыновьям истории, покуда Джорн тихонько бренчал на лире, а Квондо, забравшись за большой щит в темном углу зала, потирал свои синяки и шишки.
— Вот в Заколдованном Лесу была б нам сейчас охота, — пробурчал Принц Тэг за обедом, пробуя тетиву большого лука.
— Вот в Заколдованном Лесу была б нам сейчас забота! — рявкнул на него Клод и стал рассказывать, как однажды осмелился он со своим отцом и братьями погнаться за быстроногим оленем по волшебному лесу, как загнали они оленя к отвесной круче Кентавровой Горы и уж было изготовились пустить стрелы, но вдруг стал олень стройной и смуглой принцессой, которую много лет назад превратила в оленя злая колдунья, польстившись на её красоту.
— Вот и стояли мы, — продолжал Король Клод, — ваш дедушка, король Бод, и его три сына: дядя Клун, дядя Гарф и я сам. Стояли мы спешившись да опешивши, будто псы, вызверившиеся на волчью берлогу, а там оказался не волк — а красноглазая крольчиха. Тут объявился один из лесных колдунов с вечной ухмылочкой и, как сейчас помню, сотворил для принцессы прямо из воздуха верховую лошадь, и все мы поскакали к замку.
Дали мы Принцессе еды, вина и подушку, чтобы прислонить голову, а на следующий день отправились во всех доспехах со звонкой праздничной упряжью к её батюшке, королю, земли которого лежали далеко на севере. Вышли мы по белым майским садам, а пришли по белым зимним полям. Батюшка и матушка Принцессы всплеснули руками от счастья, увидев свою ненаглядную доченьку, и расставили на радостях столы с неплохими угощениями, хотя, как по мне, вино на севере отдаёт тем, чем бляхи чистят или копья смазывают, впрочем, не скажу точно — давно это было…
— Почему же, — воскликнул Тэг.
— ты не рассказывал нам эту историю раньше? — докончил Гэл.
— Вы были маленькими, — ответил Клод, — и такой рассказ мог омрачить ваши юные сердца. Так на чём я остановился?
— Давно это было, — подсказал Тэг.
— Ну, да, — продолжил Клод, — ваш дедушка, и дядюшки, и я — все хотели назад домой и на охоту, а батюшка Принцессы был человеком без воображения, домоседом, попусту тратил время за шахматами даже в лучший охотничий день и пил подогретое вино с алоэ и ещё какими-то травками. Мы, однако, не смогли уехать так быстро и легко, как нам хотелось. В той стране был отвратительный обычай, по которому спасенная принцесса имела право выбрать одного из спасителей себе в мужья. В общем, хороша она была собой, сероглазая озорница, но предпочитала арфу охоте и имела привычку красться тихонько за мужчиной, как кошка по бархату.
Кончилось тем, что ваш дедушка отправился домой, а Клуну, Гарфу и мне Принцесса стала давать трудные задания. Клуну она велела принести золотое правое крыло громадного Сокола из Ферралана. Гарфу, которому судьба отмерила быть в лучшем случае неуклюжим оруженосцем, хотя в седле он легок, как ангел, она велела вернуться с каплей крови из правого указательного пальца ста королей, а такой подвиг, конечно, ни один человек не смог бы завершить за всю жизнь. Ну, а мне она приказала принести большой алмаз, который, по слухам, держало в руках страшное чудище, то ли дракон, то ли Птица-Рух, и жило это чудище в пещере горы за несколько лиг отсюда.
Король Клод налил две кружки вина из чаши на столе и осушил их одну за другой.
— Вы тогда были совсем маленькими и, наверно, не помните странника из дальнего Ферралана, который приходил в наши края лет двадцать назад и рассказывал, что ваш дядюшка Клун одолел-таки огромного Сокола, но в битве открылось, что было у того крыло не острое стальное, а мягкое золотое, да, к тому же, не правое, а левое. А о дядюшке Гарфе и по сей день никто не слышал, да оно и понятно — ведь мой королевский Писец подсчитал, что нужно девяносто семь лет, чтобы добыть каплю крови из правого указательного пальца ста королей.
Король снова наполнил кружку вином, а Принц Джорн стал наигрывать на лире грустную мелодию.
— Чтоб не тянуть этот горький рассказ, — заключил Король Клод, — то чудище, которое я должен был одолеть, оказалось сделанным из глины и дощечек, так что вовсе ничего не стоило отобрать из его вылепленных лап громадный алмаз. Я принёс драгоценный камень Принцессе и стал обладателем её руки, а сердце моей дамы я завевал еще раньше — это и Квондо понятно.
Король откинулся в просторном кресле и закрыл глаза.
— Так в чём же, в чём же, скажите мне, мораль сей басни? —прохрипел Квондо.
Король открыл один глаз:
— Мораль сей басни, — сказал он, — никогда не охотьтесь на оленя в Заколдованном Лесу!
Тэг и Гэл, не сводившие глаз с отца, пока он вёл рассказ, посмотрели друг на друга и снова на Короля.
— Нам неприятно, — сказал Тэг.
— что наша матушка была когда-то Оленихой! — докончил Гэл.
Тут впервые вставил слово Джорн:
— Всё это лишь воображаемая и бессмысленная форма волшебства, — и вернулся к музыке.
— Верно, парень, — взревел Клод. — Точно сказано: бессмысленное волшебство, — и постучал кружкой о стол. — Я так к нему и не привык — впрочем, охотник к такому никогда не привыкнет.
Воцарилось задумчивое молчание, а потом Клод снова заговорил:
— Вскоре после рождения Джорна она затворилась в своём покое, охваченная смертельным недугом, и более не ступала ногой на лестницу.
— Может быть, это потому, что она упала и ударилась о камень? — предположил Тэг.
— А, может быть, отведала она настоя или зелья? — спросил Гэл.
— Может быть, она умерла от сглаза? — добавил Джорн.
Король швырнул кружку в младшего сына, а Джорн поймал её на лету.
— У него материнская быстрота и грация, — пробормотал Клод и вздохнул. — Такая вот история.
Вдруг за креслом Клода раздался голос Старшего Королевского Камердинера, и Король вздрогнул:
— На чёрта мне слуги, которые крадутся повсюду, как коты! — проревел он.
— Пришел менестрель, сир, — объявил Камердинер.
— Так пусть войдет, так пусть войдет! — выкрикнул Клод. — И пусть споёт нам о сильных мужах и об охоте. Грусти и любви с меня довольно, — и он гневно взглянул на Джорна.
Менестрель вошел мягко, сел на табурет, ударил по струнам лютни и запел. Он пел о белом олене, летящем, как свет, и услаждающем взор, подобно водопаду весной.
Когда песня закончилась, Король спросил:
— Тот белый олень, летящий, как свет, и услаждающий взор, подобно водопаду весной, плод твоей глупой выдумки или у него есть дыхание и кровь, и я с сыновьями могу потягаться с ним в быстроте и силе?
Менестрель пропел:
Как свет, сквозь лес летит олень,
Летит всю ночь, летит весь день.
— Назови же мне имя этого леса, — прогремел голос Короля. Менестрель пропел:
В лесу, меж копей и меж гор,
Олень сияет с давних пор.
Тут Король встал с кресла, опрокинув кружку красного вина, которое пролилось на пол.
— Ты точно назвал в своём дьявольском стихе пределы Заколдованного Леса, — крикнул он. — Никто из домашних Короля Клода не охотится в этих проклятых местах!
Менестрель пропел:
Тэг промажет, Гэл отстанет,
Джорну силы не достанет,
Но не скажут, будто Клод
Слаб, как мышь, и слеп, как крот.
Король дёрнул свой длинный ус, искорка сверкнула в его глазу, вылетела из него и вновь блеснула, как светлячок.
— Может быть, — вымолвил он наконец, — белый олень, быстрый, как свет, и есть настоящий олень. Завтра мы проверим его хвалёные доблести, и если это олень — я повешу его голову на стену, а мясо — в кладовой. Если же это красна девица, заколдованная чарами ведьмы или волшебника, а на самом деле — дочь короля, земли которого лежат на севере, на востоке, на западе или на юге, то я проткну твоё сердце копьём, поганый скоморох!
Клод ударял кружкой о стол, чтобы придать вес каждому слову своего зловещего предупреждения, но когда оглянулся на менестреля, того и след простыл. Клод нахмурился и пробормотал:
— Этот малый кого-то напомнил, кого я где-то встречал.
— Если это и вправду олень, — обрадовался Тэг, — у нас будет самая знатная охота за всю жизнь!
— Если это вправду олень, — обрадовался Гэл, — полакомимся мы самой знатной дичиной.
У Короля сверкнули глаза и он проглотил большой абрикос.
— А что, если это вправду принцесса королевской крови — сказал Джорн. — Тогда она даст вам опасные задания, чтобы узнать, кто из нас достоин её руки и сердца.
Тут Тэг, выказывая силу, выхватил толстую кочергу из камина и согнул её вдвое, а Гэл подпрыгнул и сделал двойное сальто на месте. Джорн же смотрел на братьев и слегка трогал струны своей лиры, а Король подёргивал ус, и в глазах его пылали мечты об охоте. Квондо же сидел в углу под щитом и смотрел на Клода, Тэга и Гэла, слушая лиру Джорна.
Уже на заре следующего дня Король с тремя сыновьями осаживали чёрных строевых коней у Заколдованного Леса и озирались вокруг.
— Не срывайте тех лютиков, — предостерёг Клод, показывая корявым пальцем на крохотные цветочки в изумрудной траве, — а то они вспыхнут и обожгут вам руки!
— Не срывайте тех лишайников с дерева, — предостерёг Тэг, — а то они превратятся в кровь и вымажут вам руки!
— Не трогайте тот белый камень, — предостерёг Гэл, — а то он оживёт и укусит вас за руку!
Вдруг за Копями Лунного Камня прогремел гром, взошло солнце, кони вздрогнули от вспышки молнии, и тьма вокруг Короля и его сыновей засверкала миллионами светлячков.
Клод и сыновья с изумлением смотрели на искристый танец, а светлячки на из глазах становились снежными хлопьями, которые мягко падали на землю, исчезая в ней. Гром замолк, тучи разошлись, и снова показалось солнце.
— Такое светопреставленье порой приводит к несваренью, — проворчал Клод. — Я потеряю вкус к нежнейшему мясу на земле, если этот нелепый поток фактов и форм не прекратится.
— Жар холоден, — сказал Тэг.
— Твёрдое мягко, — сказал Гэл.
— Что ночь — то день, — сказал Клод.
А Джорн, который, покуда творились чудеса, сочинил стишок, тут же прочитал его:
Отвесна равнина,
Черна белизна,
Горячая льдина,
А правда — одна.
— Недурно срифмовано, Принц Джорн, — услышали они голосок, исходивший вроде бы ниоткуда, пока Король и сыновья не разглядели под ногами лесного колдуна в синем платье и островерхом колпаке.
— Эй, — сказал Король увидев колдуна, — сдаётся, я тебя уже встречал в ином месте, а не здесь.
— Ты видел меня в иное время, а не сейчас, — возразил колдун, сорвал голубой цветок и подбросил его в воздух, а тот стал бабочкой и запорхал между деревьями.
— Раз случилось мне уже побывать в этих лесах, — сказал Король.
— Двадцать шесть лет, двадцать пять дней и двадцать четыре часа тому, — ответил колдун.
— Мой отец, братья и я гнались за оленем, — сказал Клод, — с которым у крутой Кентавровой Горы произошло поразительное и преобидное превращение. Трепещи трогать тревожную эту тему, яд языка являя.
— Это не он явил яд языка, а ты. У тебя самого язык вдруг стал заплетаться то на «п», то на «т», то на «я», — сказал Джорн.
— А будет и на «в», — добавил колдун.
— Прохвост, побойся повторить проказу, болшевнику вкатать велю я вразу, и не воюсь я бредных болдунов, — надменно, начальственно и непреклонно разрубил рукой воздух Клод, а сыновья глядели на него в изумлении.
— Ты заговорил волшебными словами, о Клод! — воскликнул колдун, церемонно приподняв колпак и низко поклонившись. — А сейчас могу ли я оказать услугу тебе и Принцам Тэгу, Гэлу и Джорну? Могу ли я показать вам лающее дерево, поющую тину и бескрылых птиц?
Король поморщился от перечня чудес, а Принц Джорн ответил колдуну:
— Батюшка ищет белого оленя, быстрого, как свет, и услаждающего глаз, подобно водопаду весной.
Колдун снова поклонился и подбросил колпак в воздух.
— Что вверх взлетит, тому не должно падать, — сказал он, и колпак, медленно раскачиваясь, будто колокол, тихо поплыл над деревьями всё выше и выше, пока совсем не скрылся из виду.
— А что упало вниз, то пусть взлетит, — сказал колдун и, пошевеливая тремя пальцами левой руки, показал ими на землю. Вдруг с земли стали подниматься растаявшие снежные хлопья, а взлетев до груди колдуна, превратились в миллионы светлячков. Король с сыновьями в изумлении смотрели на чудо, и на мгновение четыре коня и четыре человека застыли, как статуи, потому что сквозь мерцание, сияние и мигание вдруг мелькнул белый олень, быстрый, как свет, и услаждающий взор, подобно водопаду весной.
Белый олень мелькнул в зелёном лесу, а Король и его сыновья понеслись за ним мимо лающего дерева по поющей тине, вспугнув стайку бескрылых птиц. Погоня продолжалась, пока не стало садиться солнце и не опустились странные тени. Белый олень уводил преследователей через серебряную трясину, бронзовое болото и золотую поляну и мчался, быстрый, как свет. Спущенной стрелой пролетел он над огненной топью и туманными мхами, взбежал на рубиновый гребень, перепрыгнул долину фиалок и устремился по жемчужной тропе, ведущей к бесчисленным лабиринтам Копей Лунного Камня.
Топот двадцати копыт прогремел по лощине привидений с зачарованными чинарами, на которых горели фонарики, мимо бирюзового озера, вдоль аллеи асфоделей, вдруг резко повернувшей вниз изгибами по тёмному спуску к тусклой и тоскливой равнине.
Садилось солнце в море, и семь звёзд внезапно в синем небе заблистали, и кончился олений страшный день. Он добежал, стоял он в тишине, дрожа всем телом, под крутым утёсом стремительной Кентавровой Горы.
Король Клод, Принцы Тэг и Гэл изготовились пустить стрелы, а Джорн зажмурился, чтобы не видеть того, что должно было произойти, но когда через мгновенье он открыл глаза, царственные охотники изумленно смотрели, опустив луки и стрелы, не на загнанного оленя, а на высокую и смуглую юную деву, мило приоткрывшую алые уста — настоящую принцессу в длинном белом атласном платье, с самоцветами, сверкавшими в волосах, золотыми сандалиями на ногах, и сиянием тёмных очей.
1 2 3 4 5 6 7