– Нет, пожалуйста, я не могу. Отпусти меня, – умоляет Лилиан и порывается уйти.
Мишель встает на ее пути.
– Нет смысла продолжать жить с этим барьером, Лилиан. Он уже достаточно попортил твою жизнь. Я хочу, чтобы ты избавилась от него. Я хочу слышать твой крик, – его голос тверд и мягко настойчив.
– Я не могу, – мягко говорит она и бросает на тренера перепуганный взгляд.
– Я хочу, чтобы ты только крикнула, – говорит Мишель, – только крикнула.
– Я не могу, – шепчет Лилиан. Ее глаза наливаются слезами.
– КРИЧИ! – кричит Мишель.
– Я не могу, – говорит Лилиан громче.
– КРИЧИ, сука немая! – кричит Мишель.
– Я НЕ МОГУ! – громко говорит Лилиан.
– ЧТО? – спрашивает Мишель, прикладывая руку к уху.
– Я не могу, – спокойно повторяет Лилиан.
– Перестань, Лилиан, ты уже почти кричала. У тебя есть муж?
– Да.
– Хорошо. Ты на него кричишь?
Лицо Лилиан заливается краской.
– Да, – шепчет она, – но не на людях.
– Не на людях! – громко говорит Мишель.
– Хорошо. Громко скажи «не на людях».
– Не на людях! – громко говорит Лилиан.
– ГРОМЧЕ!
– НЕ НА ЛЮДЯХ!
– ГРОМЧЕ!
– НЕ НА ЛЮДЯХ! – кричит Лилиан.
(Смех и аплодисменты.)
– Грандиозно, – говорит Мишель, – теперь я хочу, чтобы ты посмотрела мне прямо в глаза и сказала своим самым громким голосом: «Подать ВИСКИ!».
Лилиан, краснея и улыбаясь, смотрит прямо в глаза Мишелю и говорит: «Подать виски».
– Громче!
– ПОДАТЬ ВИСКИ!
– Прекрасно, Лилиан, спасибо, – говорит Мишель, провожая ее под громкие аплодисменты. – Ну, мужчины, теперь ваша очередь…
Теперь на платформе стоят двадцать пять мужчин и тоненькими голосами читают стишок о том, что у них есть:
Лукавые глазенки и курносый носик, Гладенькое тельце, кудрявые волосики, Маленькие ножки, маленькие пальчики.
Вырасту большая – берегитесь, мальчики!
Во второй группе молодой человек по имени Тэрри. по комплекции похожий на регбиста, затрудняется покачивать бедрами, когда говорит о своем «гладеньком тельце». Мишель отпускает всех и оставляет Тэрри на платформе.
– Не могу я сделать это говно, – заявляет Тэрри. Он явно чувствует себя очень дискомфортно, оставшись один на один с Мишелем, который выглядит карликом по сравнению с ним.
– А тут и нечего делать, – говорит Мишель, – у каждого мужчины внутри есть маленькая девочка, и барьер к ее выражению блокирует целую область. Каждый гетеросексуальный имеет гомосексуальные элементы, а у каждого гомосексуального есть вытесненная гетеросексуальность. Ты видел, как я и двадцать четыре парня это сделали, и все мы выжили. Давай.
Мишель снова повторяет стишок высоким голоском и поводит бедрами, когда говорит про «гладенькое тельце». Он просит Тэрри сделать то же самое. Тэрри пытается, забывает большую часть слов и двигается не больше, чем статуя. Когда он заканчивает, наступает полная тишина. Мишель обдумывает ситуацию.
– Хорошо, Тэрри, давай немного упростим задание, – говорит Мишель, – я хочу, чтобы ты высоким голоском сказал: «У меня курносый носик», – и рукой показал на свой курносый носик.
– Я не могу, – мрачно говорит Тэрри.
– Я хочу слышать, как ты скажешь «У меня курносый носик»!
После долгих колебаний Тэрри говорит «У меня курносый носик» таким низким, глухим и угрюмым голосом, что аудитория смеется.
– Заткнитесь, турки! – рявкает Мишель. – Скоро ваша очередь, и многие из вас, вероятно, не смогут сказать даже «маленькие пальчики». Хорошо, Тэрри, скажи снова, но мягче и женственнее.
– Я не хочу, – угрюмо говорит Тэрри.
– Я понимаю, Тэрри. Другие тоже не хотели, но имели достаточно мужества это сделать. Ты понимаешь?
Если ты сомневаешься в своей мужественности, то вернейший способ заставить и нас сомневаться в ней – это оказаться неспособным быть маленькой девочкой. Полный человек, полный мужчина должен быть и мужественным, и женственным одновременно.
– Я не сомневаюсь в своей мужественности, – грохочет Тэрри.
– Прекрасно. Я сейчас снова прочитаю этот стишок, а потом ты, хорошо?
– Я попробую, – говорит Тэрри.
– Я не хочу, чтобы ты пробовал, – говорит Мишель, – я хочу, чтобы ты прочитал.
– Хорошо.
Мишель проделывает все сначала. Тэрри повторяет, плохо, но с большим количеством движений, чем раньше. Аудитория слабо аплодирует.
– Неплохо, Тэрри, – говорит Мишель, – ты показываешь талант. Слушай, ты ведь привлекательный мужчина, верно?
– Может быть, – по-прежнему мрачно говорит Тэрри.
– Я хочу, чтобы ты изобразил сексуальную женщину, которая хочет тебя соблазнить. Она идет вот так…
(Мишель делает несколько шагов, сексуально покачивая бедрами) и говорит тебе голосом Майи Уэст: «Эй, парень, ты бы меня проведал на днях». (Смех и аплодисменты Мишелю.) Ты можешь это сделать?
– Может быть.
– Прекрасно. Давай. Предположим, что ты – это подставка.
Тэрри концентрируется, вихляет по платформе и похожим на голос Майи Уэст гортанным голосом замечательно завершает роль. Он награждается громкими аплодисментами.
– Грандиозно, – говорит Мишель.
Тэрри, улыбаясь, идет на место.
– Помните, что когда все вы – и мужчины, и женщины, и все, кто посредине, – чувствуете, что надоели сами себе, – то это хочет выйти наружу Майя Уэст, скрытая где-то глубоко в вас…
* * *
Второй длинный процесс.
Мы отодвигаем стулья и ложимся на пол. Нам помогают создать свой «центр», безопасное пространство где-то в мире, где мы могли бы отдохнуть и просто быть с собой. Нас просят найти любимое место в лесу, на море, в горах, где бы мы хотели создать свой однокомнатный «центр». Мы действуем как будто в пантомиме, собственными руками создавая стены, окна, двери, мебель из любых материалов. Тренер просит сделать внутри центра стол, два стула, волшебную кнопку желаний, телефон, который позволит говорить с любым человеком в мире, телеэкран, часы, которые позволяют увидеть любое событие прошлого, сцену, на которой можно оживлять людей, кабинет «способностей», где находятся костюмы, надев которые мы приобретем любые способности, и прочие вещи, с помощью которых мы сможем прикоснуться к любым аспектам самих себя и пере-пережить переживания прошлого.
Центры становятся полезным средством для переживания факта создания своих переживаний.
Учеников просят привести в свои центры двух людей, мужчину и женщину, с которыми они хотели бы быть в близких отношениях, причем создать их обоих собственными руками с головы до ног, как скульптор. После того как создано нагое тело, его надо одеть, оживить и привести в центр.
Процесс закончен. Наступает долгожданный обеденный перерыв…
* * *
После перерыва ученики находят под своими стульями маленькие пакеты с различными предметами: сочный помидор, разрезанный лимон, клубника, гладкий черный камень, кусочек дерева, металлический кубик и маргаритка. Игрушки! Атмосфера становится легче – видны улыбки, слышен смех. На некоторое время можно забыть об иногда тяжелом речевом давлении, чьих-то трагических историях, «ошибках» собственной жизни. Однако все равно существует угроза, что даже эти безобидные вещи могут быть использованы как эмоциональный консервный нож для банки нашей души. Поступают инструкции, точные, отчетливые, как обычно… Ученики должны брать предметы по одному, нюхать их, лизать, тереть о лицо, отмечать температуру, структуру, форму, размер, цвет, вес. Посмотреть, как они отражают свет, сколько в них семечек, попробовать их снаружи, потом изнутри. Многочисленные качества и различия должны тщательно отмечаться и «переживаться».
– Заметьте, что маргаритка имеет круглую середину, состоящую из сотен тычинок, и «глаз» в центре. Оторвите и исследуйте тычинку… Посмотрите, как зазубрены и заострены лепестки маргаритки… Что вы видите на листьях?
Наконец мы добираемся до восхитительной клубники и отмечаем, что в ней много твердых семечек, как различны ее вкус и цвет снаружи и внутри. Определяем, как она груба по сравнению с нашей кожей…
Процесс восхитителен. Большинство точно выполняют инструкции, но некоторые так спешат, что съедают фрукты без промедления. Это особенно приятно после запретов есть в зале.
Позднее начинается последний процесс, связанный со свойством этих объектов. Разлегшись на полу, мы входим в свое пространство и создаем свой центр. Один за другим мы воображаем объекты и проникаем внутрь них.
Кульминацией процесса является создание огромной клубники, на которую мы должны забраться. Это кажется довольно опасным, так как ягода тридцать футов в высоту. Но нам говорят, что мы можем использовать альпинистское снаряжение, и мы начинаем долбить ступеньки.
Взобравшись на вершину клубники, мы прорубаем вход и начинаем спускаться по каналу, проходящему через ее центр. Затем мы постепенно проедаем себе выход наружу.
Последним событием дня является взбирание на шестидесятифутовую маргаритку. Погуляв на ее лепестках, мы спускаемся вниз по стеблю.
Когда тренер постепенно возвращает нас из наших центров и созданных миров в тот, в котором мы создаем его и зал, мы все чувствуем себя прекрасно. Прекрасное расположение духа не омрачается даже тогда, когда Мишель говорит, что завтра нам предстоит трудный день «анатомия ума» и «получение этого». После памятного часа, прожитого внутри камня, помидора, клубники и других необычных жилищ, «получение этого» кажется странно неважным – до завтрашнего дня.
День четвёртый: «Получение Этого», или наконец… ничто
– Я пришел, о Учитель, обрести Просветление! произнес Искатель.
– Приветик, приветик, – ответил Учитель.
Когда дзэнский монах Кулеки наконец «получил это», он сказал сам себе:
– Почти через сорок лет я, наконец, кажется, готов быть никем.
Какой долгий путь!
Сколько тревог!
Особенно учитывая, что я был там все это время.
* * *
– Интересные вещи в моем центре начались тогда, рассказывает Стюарт (пожилой мужчина, который сказал, что боится смерти), – когда я легкомысленно решил сделать своим «другом» одного из главных героев романа, над которым я работаю.
Мы на последнем дне тренинга. Морщинистое лицо Стюарта багрово, но выглядит он лучше, чем когда выступал в прошлый раз. Он одним из первых рассказывает о процессах минувшей ночи.
– Когда двери магического кабинета начали опускаться, первой появилась голова. Я с удивлением увидел, что это не голова моего героя, а моя собственная, только моложе, – решительно продолжает Стюарт, – волосы темнее, а кожа в прыщиках. Но появившееся затем тело не было моим. Это было большое, грузное, тяжелое тело, совершенно не похожее на мое, но похожее на тело другого героя моего романа, который я написал лет десять тому назад. Я начал лепить тело руками, и когда дошел до бедер, осознал, что тело было гигантским – бедра толщиной два фута. Но тело все росло и росло. Когда я закончил, человек был ростом около двадцати футов. Я нажал кнопку, чтобы одеть его, но на нем оказался черный фрак – совершенно не по сюжету. Это не лезло ни в какие ворота.
Подруга, которую я затем начал создавать, не удивляла меня, пока не оказалась одетой как официантка.
Оживив их обоих в моем центре, я спросил у женщины, почему она одета в униформу. Она сказала: «Ты что, забыл? Мы здесь для того, чтобы тебе служить». Только тогда я понял, что фрак гиганта – это униформа официанта. Мой герой снова начал расти и теперь был футов тридцать в высоту. «Ты понимаешь, что ты растешь?» спросил я его. Он сказал «да», а я спросил: «Зачем?» – «Я здесь для того, чтобы дать тебе силу», – ответил он, а женщина сказала, что даст мне женское коварство. Я должен сознаться, что был потрясен. Не каждый день получаешь такие дары! Но она начала уменьшаться! Раньше чем я успел заметить, она была уже меньше шести дюймов в высоту, и я взял ее в руку, чтобы спросить, что происходит. Женщина сказала, что так будет удобнее, затем прыгнула мне в рот, и я ее проглотил!..
Стюарт делает паузу, прочищает горло и радостно смотрит вокруг.
– Я знаю, что все это звучит абсурдно, – продолжает он, – но за всю свою жизнь я не помню случая, чтобы моя фантазия настолько вышла из-под контроля, как в прошлую ночь… Ни с алкоголем, ни с наркотиками, ни с дарами муз…
Ну, хорошо. Я повернулся к гиганту, который, кстати, все рос, и спросил его: «Можете ли вы помочь мне справиться со смертью?» И гигант ответил: «Ты справишься со смертью так же, как ты справился с нами…»
Я не понял, что он имел в виду, но раньше чем я успел задать ему еще один вопрос, Мишель начал возвращать нас из центров, и мой гигантский друг исчез, дематериализовался.
Стюарт снова делает паузу, и его серьезное морщинистое лицо расплывается в сияющей улыбке.
– Когда я вернулся домой и лег в постель, я попытался понять, что мой архитипический источник силы имел в виду, когда говорил, что я справлюсь со смертью так же, как я справляюсь с ними. Я не нашел смысла. Я заснул, кстати без выпивки, но смысла не нашел. Сегодня утром я разговаривал у входа в зал с молодым человеком по имени Фрэнк. Я поделился с ним, как делюсь сейчас с вами. Когда я дошел до того момента, что не нашел смысла, – смысл нашелся. Я «получил это», как сказал бы Мишель. Я понял, что справлюсь со своей смертью так же, как я справился со своим гигантом и своей коварной женщиной, – я создам свою смерть… Я создам свою смерть, как я создаю все… и она будет такой же загадочной, прекрасной и только моей, как и все остальное. И это будет хорошо…
– Ну, – начинает Эйлин (она шумно дышит и размашисто жестикулирует), – я бы никогда не полезла на клубнику. Я бы испугалась, что она может опрокинуться или что-нибудь еще, но когда ты сказал накинуть веревку и начать забираться, я невольно решила, что это все-таки фантазия, и если я хочу получить пользу, я должна выполнять инструкции. Это было так же безопасно, как и в других процессах, по крайней мере для меня. Я забралась на вершину, прорубила дыру и начала спускаться. И вот здесь мне стало действительно страшно. Я ясно помню, как там было…твердые, каменные семечки, как футбольные мячи, мягкая красноватая масса под ногами – я шла как будто по живой плоти. Я никогда не думала, что клубника может быть такой. Все было как на самом деле.
– …Когда я пришла в свой центр, – говорит Катерина, сосредоточенно нахмурившись, – и начала создавать своего друга, все начало происходить само собой, как и у Стюарта. Моим другом оказался мой брат. Мой брат погиб во Вьетнаме, и я очень расстроилась, когда он начал материализовываться. Я не хотела встречаться с ним, не хотела встречаться с мертвым. Я пыталась дематериализовать его и создать своего приятеля, но брат каждый раз возвращался. В конце концов я так огорчилась, что начала плакать и просто смотрела, как материализуется мой брат. Когда он появился, я стала обнимать его, плакать и говорить, что потеряла его, и мне так грустно, что я никогда больше его не увижу. Он обнял меня и сказал, что у него все хорошо, чтобы я больше не грустила о нем и жила своей жизнью. Я рассказала брату, как мне было плохо, и он сказал, что это нормально, а теперь я должна понять, что у него все в порядке, жить дальше и быть счастливой.
Потом мы попрощались. Мы попрощались тепло и подружески, и мне вдруг стало легче, все действительно было хорошо.
Когда мы получили сообщение о смерти брата, я была внутренне потрясена. Я была в шоке. Я не приняла этого. Эта смерть была слишком близка. Я не могла плакать. Я не хотела в это верить. Я пыталась поверить, что это не так, что он вернется с войны, хотя точно знала, что этого никогда не случится. Я чувствую громадное облегчение, в первый раз смерть брата реальна для меня, и это хорошо…
– То, что мне больше всего запомнилось, – говорит Энн, привлекательная седеющая женщина, – это неприятный удушающий внутриутробный эффект пребывания внутри любых предметов, особенно помидора и клубники. Я чувствовала себя в ловушке. Я думала, что мы никогда из них не выберемся. Я сделала несколько попыток выбраться из клубники раньше, чем ты сказал, и два раза вылезала подышать воздухом. У меня нет клаустрофобии.
Я езжу в метро, вхожу в темные комнаты, и у меня не бывает ни страхов, ни чего-либо другого, что бывает у людей, которые не любят такие места. Но я думала, ты никогда не извлечешь нас из этих объектов. Это был самый плохой процесс…
– Нет, Энн, не садись, – говорит Мишель, – возьми микрофон.
– Я только хотела рассказать о пребывании в этих объектах…
– Закрой глаза и войди в свое пространство.
– Но я… но я…
Энн выглядит встревоженной, но закрывает глаза и отдает микрофон Мишелю.
– Просто будь в своем пространстве, Энн, – говорит Мишель, – хорошо. Я хочу, чтобы ты вернулась в прошлое. Ты хочешь?
– Да…
– Вернись ко дню своего рождения. Бери, что придет…
Энн молчит.
– Что ты видишь? – спрашивает Мишель.
– Я не могу сказать, чтобы я снова стала ребенком.
Это было слишком давно…
– НЕТ, ТЫ ДУМАЕШЬ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26