Позже главный прокурор штата подвергает сомнению конституционность регистрации города, ссылаясь на то, что эта процедура противоречит тезису об отделенности церкви от государства. Христианские проповедники-фундаменталисты называют Ошо антихристом, а местные фермеры используют дорожные указатели с названием «Раджнишпурам» как мишени для упражнения в стрельбе. На «антираджнишских» митингах раздают майки и кепки с портретом Ошо в перекрестии оптического прицела.Ошо обращается к властям с просьбой дать ему вид на жительство как религиозному учителю, но ему отказывают на том основании, что он хранит обет молчания и, следовательно, не может проповедовать. Однако после подачи жалобы это решение отменяют. К 1984 году в юридическом отделе Раджнишпурама работает уже более двухсот сотрудников, занимающихся десятками судебных тяжб. Документы, полученные благодаря «Положению о свободе информации», убедительно доказывают, что давление на федеральные власти и власти штата исходило от самых верхов, из администрации Рейгана, которая всеми силами пыталась разогнать общину и вышвырнуть Ошо из страны.
Они хотят уничтожить этот город и ссылаются на свои законы о землепользовании. Ни один из этих идиотов даже не пришел сюда, чтобы взглянуть, как мы используем землю. Неужели они смогут создать здесь больше, чем мы? Полвека этой землей вообще никто не пользовался — и все были счастливы, словно это и есть верное землепользование! Но мы начали тут многое создавать. Мы хотим, чтобы община сама себя обеспечивала. Мы сами выращиваем еду, овощи и фрукты. Мы всеми силами стараемся перейти на самообеспечение.Пустыня... Порой мне кажется, что это просто судьба для таких, как я. Для Моисея все закончилось пустыней. И для меня все кончается пустыней, хотя мы, конечно, пытаемся сделать этот край зеленым. Мы уже сделали его зеленым. Посмотрите на окрестности моего дома — кажется, что это не Орегон, а Кашмир. Когда мы приехали, тут не было ни единого деревца. Вообще никакой зелени. Когда Шила привезла меня сюда, я был просто потрясен: голый дом и ничего больше. А я всегда любил сады. И всюду, где я жил, я разбивал прекрасный сад.Невероятными усилиями мы превратили это место в цветущий сад. Люди трудятся по двенадцать, четырнадцать часов в сутки. Но никто не желает заглянуть сюда и посмотреть, что тут происходит. Сидят себе в Капитолии и твердят, что это нарушение законов землепользования. Если уж это противозаконно, то здешние законы о землепользовании — просто фальшивка, их нужно собрать да сжечь! Пусть сначала придут и посмотрят, а потом уж попробуют доказать, что это незаконно. Но они боятся сюда приходить...Я всегда относился к Америке с уважением. Я считал, что это демократическая страна. Я думал, что тут с почтением относятся к личности, личной свободе и свободе самовыражения. Мне очень нравится американская Конституция. Но теперь я понимаю, что лучше бы нам сюда не приезжать. Я страшно разочарован. Конституция оказалась лицемерной. Красивые слова — личность, свобода, предпринимательство, самовыражение, — но это только слова. За ними прячутся все те же политики, все те же уродливые хари и подлые мыслишки — а я считаю, что в политику идут самые подлые люди на свете. Самые низкие и грязные, потому что они сами понимают, что не способны ни на что, если у них в руках не будет власти. Власть необходима только для того, чтобы вредить. Для добра достаточно просто любви и сострадания.
Ваш город — уникальное явление в человеческой истории. Городов было много, но кто слышал о незаконном городе? Никто. Это город, но он незаконный. Его не признают. Все делают вид, словно его нет. И вас тоже как будто нет.Но я есть, я здесь и я намерен тут оставаться. Никто не заставит меня уехать... Я сам решу, где мне жить. Я добился того, что индийское правительство отказало мне в гражданстве, так куда же они меня отправят? Они могли бы выслать меня только в Индию, но я об этом заранее позаботился — в Индию меня не пустят. Теперь я увяз тут, на «Большом Грязном ранчо», и ничего с этим не поделаешь, меня отсюда и подъемным краном не выдернуть.Но у этих дурней есть власть. Они стерли название «Раджнишпурам» даже с генеральных планов округа Васко. По мнению окружной администрации, тут нет никакого города. И если пять тысяч человек вдруг разом исчезнут, правительство Орегона не признает даже, что они исчезли, ведь для этого придется сперва признать, что они были, — а ведь нас тут нет!И все же это в каком-то смысле даже хорошо. Раз нас нет в Орегоне, то, разумеется, нет и в Америке. Это рождение нового народа! Скоро мы составим собственную Конституцию и объявим о своей независимости. А что еще нам остается?
Церковь и государствоБуквально вчера я получил такие сведения: главный прокурор Орегона объявил Раджнишпурам незаконным. Объяснил он это тем, что тут, в Раджнишпураме, религия перемешалась с государством.Начнем с того, что наша религия не имеет ничего общего с существовавшими прежде. Мы просто вынуждены официально называть себя религией, но более нерелигиозной общины не сыскать на целом свете. Ну какая у нас религия? Ни Бога, ни Святого Духа, ни Иисуса Христа, ни папы, ни молитв, никаких хлопот о неминуемой смерти... На это у нас нет времени, мы слишком поглощены жизнью!Надо сказать, что если за кем-то из моих людей явится Смерть, ей придется подождать. Мои люди так вовлечены в жизнь, что даже Смерти придется с этим считаться... Пусть забирает тех, кто мертв уже тридцать, сорок, пятьдесят лет! С ними у Смерти никаких проблем не будет — забирай себе, никто и не заметит. Они и так уже слишком долго живут загробной жизнью.Смерть, должно быть, страшно занята. Жизнь есть на этой планете и пятидесяти тысячах других планет, а ни одна религия никогда не утверждала, что у Смерти есть помощники или поверенные. Она трудится сама по себе. У бедняжки столько бюрократических трудностей, а все приходится делать самой. Так что не удивительно, что многие люди умирают лет в тридцать, а ждать им приходится до сорока, пятидесяти, шестидесяти... Они просто стоят в очереди. Что делать Смерти? Она со старыми, нерассмотренными делами еще не успела разобраться, а люди все умирают и умирают...Но мои люди станут для нее потрясением.Это живые люди. Они так погружены в жизнь, что не успевают думать о смерти. Она крепко подумает, стоит ли забирать кого-то из вас. Она скажет себе: «Эти могут и подождать, пусть себе еще поживут, а я пока разберусь с бесконечным списком незаконченных дел».Ну разве это религия? Я называю это нерелигиозной религией. Я называю это религиозностью.У нас нет проповедей. Мои беседы уж точно проповедью не назовешь. Можете называть их антипроповедями. Так, где же они увидели религию, перемешавшуюся с делами государства? Кстати, разве у нас тут государство? Прежде всего, мы — не религия. Ни в одном словаре мира не найти определения религии, которое бы нам подошло. Нам самим пришлось составлять словари и давать определения.К тому же разве у нас тут государство? Только городской совет, а он занимается вопросами дорог, чистотой, жильем и больницей. Как религия может смешиваться с дорожным строительством? Я пытался что-то придумать, но ничего в голову не приходит. Что общего у религии с дорогами? А с жилыми домами? Как привязать религию к больнице — лекарствам, уколам и прочему лечению? Пусть нам объяснят, как это связано. В нашей больнице пациентов ни один священник еще не потревожил.И эти люди пишут на своем долларе «Мы верим в Бога». На долларе! Так кто из нас смешивает религию с государством? Да они религию приплели даже к грязным деньгам! На фасаде Верховного Суда написано: «В Бога веруем». И если я когда-нибудь окажусь в Верховном Суде — а это, знаете ли, вполне возможно, я смогу, если захочется, — я первым делом спрошу: «Где тут Бог? И на каком основании это написано? Если ложь встречает тебя уже у ворот, то, как вы можете приводить меня к присяге? По идее, я должен присягнуть, что буду говорить только ложь, а не правду!» Ложью украшен даже фасад Верховного Суда... И та же ложь написана на каждом долларе: «Мы верим в Бога».Эти люди суют религию куда угодно, но это, оказывается, вполне законно. У меня же просто нет возможности приплести к чему-то религию, она просто несовместима с тем, что тут происходит. Это единственный законный город на свете! Если смешение религии с государством незаконно, то все города мира нужно запретить, потому что такое происходит повсюду. Наш город — единственный, где нет места религии.Впрочем, религии на самом-то деле и вовсе нет...
Примечание: После нескольких обжалований Верховный Суд США наконец-то признал законность Раджнишпурама. Случилось это в 1988 году, через два с лишним года после того, как Ошо вернулся в Индию.1983 г. Общегородская проверка на СПИДОшо по-прежнему хранит молчание и пребывает в уединении. Когда врачи сообщают ему про эпидемию СПИДа, он предлагает провести в Раджнишпураме всеобщую проверку, которую могут пройти и жители, и гости. Кроме того, он советует жителям города соблюдать меры предосторожности, чтобы не заразиться: пользоваться презервативами, надевать латексные перчатки при любовных ласках и других контактах с телесными жидкостями и избегать поцелуев. В то время подобные меры считались крайностями, даже бессмыслицей, и высмеивались в прессе. Членов общины, чьи анализы на СПИД были положительными, переселили в отдельные дома и обеспечили особой работой, развлечениями и опекой врачей.
Это, вероятно, единственное место на свете, где приняты все меры предосторожности против СПИДа. Проверку прошли шесть тысяч человек! Нигде в мире не решились проверить на вирус целый город. Все боятся найти больных СПИДом. А те, кто сам что-то подозревает, тоже боятся проверки — уже потому, что, если анализ будет положительным, от них отвернутся все: жены, дети, родители. Им придется уйти из родного дома. Их не пустят ни в один ресторан. Бывшие друзья станут врагами.Никто не хочет проходить проверку: это не нужно ни правительству, ни больницам, ни самим больным. Пожар разгорается, но никто не желает этого замечать. Это неразумно. Оттого что ты закрыл глаза, враг не исчезнет.Мы нашли двух больных СПИДом. Мы создали для них чудесные изолированные условия. Мы дали им лучшее, что только можем. И они не утратили нашу любовь и уважение.1984 г. Отголоски фашизмаВ октябре 1984 года Ошо решает прекратить период безмолвия и уединения. Ежедневные беседы возобновляются. Любопытно, что его секретарь Шила была против такого решения и уговаривала его не нарушать молчание; она тревожилась за его здоровье. В конце концов, было решено, что он начнет с выступлений перед небольшими группами в гостиной собственного дома.В первое время эти беседы записывались на видеопленку и демонстрировались на следующий день всей общине в большом зале для медитаций. Когда Шила предложила отменить такие показы, поскольку это отнимало немало рабочего времени, община взбунтовалась. Было принято компромиссное решение: записи начали показывать поздно вечером, в конце рабочего дня.14 сентября 1985 года Шила, и сплоченная группа ее сторонников собрали вещи и уехали в Германию. Вскоре после ее отъезда вскрылась целая лавина свидетельств разнообразных преступных махинаций, которые она совершила, в том числе попытка отравления личного врача Ошо, организация взрыва в окружном комитете по землеустройству и тайное прослушивание телефонных разговоров жителей общины.Ошо открыто рассказывает о найденных свидетельствах и предлагает федеральным следователям и полиции штата полное сотрудничество в расследовании этих преступлений. В город съезжаются репортеры, они просят у Ошо рассказать, как такое могло случиться, и он дает им ряд интервью.
Вопрос: Я встречался с Шилой. Ее смекалка — во всяком случае, практическая сметка, — и житейская мудрость на всех производила впечатление, хотя заметна была и другая сторона медали: некая деспотичность, мелочность. Вы общались с ней каждый день. Что вы можете о ней сказать?Ответ: Я все это знаю! Но именно эти черты помогали справиться с окружившими нас подлыми политиканами. Если бы делами общины заправляли люди порядочные, политики давно бы ее погубили.Вопрос: Но разве вы не видели, что она вытворяла тут, на ранчо?Ответ: Нет, ведь я никогда не выхожу из дому и почти ни с кем не встречаюсь...Вопрос: Но вы создали эту общину, вы поставили такой великий эксперимент! Неужели нельзя было найти хотя бы еще одно доверенное лицо?Ответ: Нет. Даже этот эксперимент не сравнится по важности с моим безмолвием. Я помогаю каждому стать личностью и полагаться на собственную интуицию. И если человек полагает, что его принуждают к чему-то неблаговидному, он имеет полное право протестовать. Не нужно никому покоряться — кстати, многие люди действительно ушли. Отныне тут будет совсем иная атмосфера, но я смотрю на мир, вижу, что происходит, — и понимаю, что успеха добиваются только дурные люди, как это ни грустно. Хороший человек ничего не добивается.Вопрос: Знаете, я целый год гадал, соберетесь ли вы когда-нибудь прогнать в шею эту Шилу или хоть что-то изменить в здешних порядках. Казалось, вы предоставили ей полную свободу действий.Ответ: Я делаю что-то лишь тогда, когда чувствую, что время пришло. Когда я понимаю, что пришла пора что-то сделать, тогда и делаю.Вопрос: И когда вы поняли, что пришла пора ее прогонять?Ответ: Когда она попыталась отравить моего врача. В тот самый момент, когда я начал задавать ему разные вопросы, а потом объявил, что намерен встретиться с людьми и поговорить. Начали просачиваться разные слухи, выставлявшие Шилу в истинном свете. Тогда я известил власти, полицию, ФБР — они, кстати, тут, но ничего не предпринимают. Мы передали им все необходимые свидетельства, а они твердят: «У нас нет веских доказательств». Не понимаю, какие еще им нужны доказательства. Такое впечатление, что они поверят, лишь, когда застанут Шилу на месте убийства с обагренными кровью руками.Вопрос: Почему вы тянули почти девять месяцев?Ответ: Так было нужно. Она занималась множеством судебных тяжб, а я не хотел прерывать эти дела. Я хотел, чтобы все дошло до логического конца, после чего делами могли бы заняться новые люди. И это время пришло. Одни судебные тяжбы завершились, другие должны начаться лишь через восемь месяцев, и за этот срок новые юристы успеют, как следует подготовиться. Так и будет, можете не сомневаться.Вопрос: Вы играли в очень рискованную игру!Ответ: Разумеется! Я человек азартный. А точный выбор времени — увлекательная игра. Впрочем, я в ней — просто арбитр.Из беседы с Джеймсом Гордоном,«Нью-Йоркер мэгэзин»
Продолжающиеся разоблачения преступной деятельности Шилы вызывают у жителей общины потрясение и смятение. События и явления, казавшиеся прежде непонятными, выстраиваются в логическую цепочку преступного замысла. Люди решают мучительные проблемы личной ответственности и открытости действий, а Ошо с привычной остротой дает ответы на такие вопросы в своих ежедневных беседах.
Мы пытаемся жить не так, как живет внешний мир. Перед нами лишь два пути: либо мой путь, либо путь Шилы. Я выбрал Шилу своим секретарем, чтобы вы увидели, что такое фашизм. Прошу вас, лучше уж сворачивайте на мой путь, путь ответственности за самого себя! Тогда никто не посмеет вами командовать...Если хотите, чтобы Шила вернулась, я позову ее, всю ее шайку и опять поручу им эту общину. Если же не хотите, чтобы вами помыкали, сами несите ответственность за себя.Вы очень интеллигентные люди, но это общая беда всех интеллигентов. Они вечно пользуются свободой не так, как надо.Я хочу напомнить, что Германия — одна из самых интеллектуальных стран в мире. Она дала миру таких гениев мысли, как Кант, Гегель, Фейербах, Карл Маркс, Зигмунд Фрейд, Мартин Хайдеггер, — великих философов, великих психологов и мыслителей. Но третьесортному шизофренику Адольфу Гитлеру удалось повести за собой всю интеллигенцию страны.И мне кажется, что человечество это ничему не научило. Но если ты не учишься на своих ошибках, история повторяется. Только усвоение урока оставляет ошибки в прошлом.Мартин Хайдеггер был, пожалуй, самым примечательным философом нашего века. И этот человек, современник Гитлера, поддерживал Гитлера! Невероятно! Вся молодежь — а это цвет общества, — вся интеллигенция, все университетские преподаватели и ученые поддерживали Адольфа Гитлера — человека необразованного, недоучку, которого выгнали из художественной школы и не приняли в архитектурную, по причине умственной отсталости. Но этот человек стал вождем самой интеллигентной на свете страны и создал фашистский режим. Он убил десятки миллионов людей, но его по-прежнему поддерживали.Это достойно внимания психоаналитиков. В чем же причина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36